Или лучше сразу туда поехать? Наверняка там крутится кто-то из знакомых оперативников. За восемь лет работы в «Интерпосте» журналист Айдаров оброс связями в правоохранительных органах, как днище корабля обрастает ракушками за время кругосветного плавания.
Подумав еще немного, Кирилл решил ехать. Только дураки ловят вслепую, на удочку, подводное ружье куда эффективнее.
ВОСПОМИНАНИЯ О ЛОНДОНЕ
Лизавета нежилась в постели и вспоминала ночной телефонный разговор. Впереди три дня выходных. Она честно отстояла у телевизионного станка две полные смены и имела право на отдых. А отдых обещал быть увлекательным. Совершенно неожиданно позвонил ее лондонский друг, Сергей Анатольевич Давыдов. Правда, вот уже три года он писал свою фамилию чуть иначе: Davidoff. И не потому, что хотел примазаться к славе табачного короля. Просто там, где он жил, так было удобнее.
Они познакомились полгода назад. В Лондоне. Познакомились очень хорошо, хотя и при печальных обстоятельствах. И общались с той поры довольно регулярно. Сергей назначал ей свидания в самых неожиданных местах. Например, пригласил встретить Рождество в Будапеште.
Телефонный звонок был неожиданным потому, что Сергей не признавал такого древнего способа связи. Он был компьютерным гением. Типичным представителем нового поколения, которое выбрало вовсе не пепси, а файлы, браузеры и электронную почту. Именно к компьютерной почте прибегал Сергей, когда хотел оповестить Лизавету о своих планах и намерениях. Между прочим, он-то и заставил ее обзавестись модемом. И теперь Лизавета, включив домашний компьютер, могла получить на экране букет роз, рассыпающийся фейерверком, или забавного мишку с коробкой конфет в лапах. К экранным подаркам прилагались веселые записочки: «Вспомни меня неуклюжего и чулуг в будапештской пивной».
Только очень несправедливый человек мог назвать худого, поджарого и мускулистого Сергея «неуклюжим». Разве что некоторая погруженность в себя придавала его движениям плавную отстраненность или, наоборот, отстраненную плавность. А вот чулуг Лизавета запомнила надолго. Блюдо, судя по названию, венгры унаследовали от турок (зря, что ли, полтораста лет маялись под игом), но придали ему изысканную нежность, веселую пикантность. И даже заменили баранину свининой. Чулуг – это бедро молодого свинтуса, запеченное в печке до розовой нежности. Тогда, в Будапеште, Лизавета первый раз в жизни пила пиво с удовольствием, потому что пиво было единственным напитком, который отлично дополнял чулуг, избавляя весомость от тяжеловесности, остроту от ожога, а изысканность от причудливости.
Вспомнив чулуг, Лизавета вспомнила и о завтраке. Правда, по ее представлениям, на завтрак это дивное блюдо не годилось ни при каких обстоятельствах. Утреннюю еду Лизавета предпочитала легкую, постную.
– С тобой удобно жить в европейских гостиницах, – говаривал Сергей. – Тебя вполне устраивают и кукурузные хлопья, и тосты с джемом или сыром.
Сам он изводил вышколенный персонал неприличными, с точки зрения европейца, требованиями. Один раз вдруг заказал на завтрак борщ, а потом долго плевался и даже хотел вызвать шеф-повара, чтобы объяснить ему, неразумному, как следует готовить настоящий борщ, но, по счастью, в тот день у них с Лизаветой было запланировано посещение Музея истории человечества, где ровно в полдень должен был начаться урок гончарного мастерства, и времени на кулинарную экзекуцию не оставалось…
Лизавета поежилась и огляделась в поисках теплого халата. Вылезать из-под одеяла не хотелось. Апрель был прохладным, если не сказать холодным, а топить перестали точно по календарю. Она никак не могла понять, почему осенью всякие там РЭУ и ПРЭО внимательно слушают прогноз погоды и, пока температура держится выше плюс десяти, даже не думают начинать отопительный сезон, а вот весной совершенно забывают о радиоприемниках, телевизорах и синоптиках, предпочитая заглядывать исключительно в календарь. Пятнадцатое апреля – и прости-прощай теплые батареи.
Но вставать все же надо. Даже ленивый кот Масон уже покинул уютное гнездышко, созданное из уголка Лизаветиного одеяла, и, нежно мурлыкая, требовательно поглядывал на хозяйку.
Лизавета зажмурилась и, совершив насилие над собственным организмом, выбралась из постели.
Ее европейские вкусы позволяли готовить завтрак быстро и непринужденно. Хлопья в миску, молоко туда же, щелкнуть кнопкой чайника – утром она чаще пила чай, а не кофе, чем и отличалась от прочих людей, живущих на европейском континенте западнее Бреста. Потом включить духовку и затолкать туда булочку. Все.
С завтраком для кота временами возникали трудности. Как правило, он охотно поедал «Вискас», «Китти-кэт», «Катинку» и прочие сухие деликатесы, придуманные для удовлетворения кошачьего аппетита и облегчения жизни кошачьих хозяев. Но иногда Масон бунтовал и требовал чего-нибудь натурального, весомого, зримого. Тогда приходилось варить ему кашу с рыбой. Сейчас у него был как раз «кашный» период, и накануне вечером Лизавета сварила ему геркулес.
Получив положенное, животное еще разок благодарно мурлыкнуло и приступило к трапезе. Лизавета взяла пиалу с корнфлексом, отчего ей снова вспомнился Лондон.
Лондон ей понравился, как только они туда приехали. Сразу и навсегда. Так бывает, когда город, что называется, подходит именно для тебя.
В группе были еще журналисты из Сочи и Владивостока. Они посчитали Лондон сырым и холодным. Но это уж кто к чему привык. Не коренной петербурженке сетовать на сырость.
Лондон оказался на удивление знакомым. Все названия что-нибудь да говорили уму и сердцу. Каждая улица открывалась страницами Диккенса, Голсуорси, Конан Дойля и Агаты Кристи, а в некоторых уголках отчетливо виделся Шекспир. Вот только Темза не говорила стихами Байрона или Шелли. Темза оказалась рекой узкой, глинистой и промышленной. Она если и могла рассказать что-нибудь, то лишь о первой промышленной революции, доках и фабриках, эксплуатации человека человеком и мрачной эпохе работных домов.
Все остальные названия – Риджент-парк, Оксфорд-стрит, Пиккадилли, Сохо – на разные голоса нашептывали о семейных неурядицах Форсайтов, прогулках Шерлока Холмса, шутках завсегдатаев Пиквикского клуба и чаепитиях мисс Марпл.
Лизавета Зорина чувствовала себя в Лондоне, как рыба в воде. Ей нравилось все – и медленные прогулки по центру после деловых встреч, и поездки на двухэтажных автобусах. Лондонские водители сущие лихачи, на своих махинах они носятся сломя голову даже по довольно узким улицам. Сначала жутковато, а потом привыкаешь. Лизавете это нравилось. Если можно было выбрать автобус, она ехала на нем, а не спускалась в мрачноватую лондонскую подземку. Старую, самую старую в мире. Она именуется здесь не метро, а просто «Труба» – «Тьюб».
«В Лондоне построили метро в том же году, когда в России отменили крепостное право. Вот и вся разница между двумя цивилизациями» – так прокомментировал их первую поездку в «Тьюб» журналист из московских «Вестей». Он представлял собой весьма гремучую смесь англофила и патриота одновременно. Лизавета тогда еще подумала, что чудаков в России не меньше, чем в Британии, и это помогает взаимопониманию.
Поездка российских журналистов в Англию была задумана Министерством иностранных дел Великобритании. Уайтхолл решил, что если русские поближе познакомятся с тем, как работают британские средства массовой информации, а попутно поделятся собственным опытом, то это сделает жизнь в общеевропейской коммунальной квартире если не мирной, то хотя бы понятной.
Журналисты, и российские, и британские, старались, как могли. Встречи, визиты, круглые столы, лекции, пресс-конференции… Заодно россиян решили на практике познакомить с тем, как британская пресса взаимодействует с правоохранительными ведомствами. Именно поэтому в Буш-Хаус, где располагается штаб-квартира Внешнего вещания Би-би-си и где проходило большинство лекций и семинаров, явился рыжий веснушчатый полицейский, ответственный за связи полиции Большого Лондона с газетчиками и тележурналистами.
Он коротко и внятно изложил принципы сотрудничества. Говорил на литературном английском, смотрел прямо, на вопросы отвечал по существу, чем выгодно отличался от начальника пресс-службы ГУВД Петербурга и области. Этот начальник слыл легендарной в своем роде фигурой. Достаточно было посетить любую пресс-конференцию, чтобы заметить, что он предпочитает предложения без подлежащих и сказуемых, путается в спряжениях и падежах и тайной следствия прикрывает нежелание или неумение рассказать даже о тех делах, которые давно переданы в суд.
Вторая часть знакомства с работой лондонской полиции задумывалась как своеобразный практикум. Журналистов распределили по разным полицейским участкам, и уже полицейские «на земле», если пользоваться терминологией отечественных стражей порядка, растолковывали им, что, как и почему.
Лизавете и парню из «Вестей» достался «противоречивый» участок – именно так заявил принявший их суперинтендент, а по-нашему – начальник РУВД. Он ткнул пальцем в карту Лондона:
– Видите, это как нарезанный пирог с рыбой. Здесь кварталы богатые, благополучные. Вот тут дом нашей Маргреты. – Так фамильярно многие лондонцы называют бывшего премьера и вечную «железную леди» мадам Тэтчер. – А здесь трущобы, многоэтажные муниципальные дома. Тут творится Бог знает что. И наркотики, и грабежи, и… В общем, сами увидите.
Проведя инструктаж и показав собственно участок, грузный суперинтендент сдал журналистов с рук на руки патрульным группам (если по-российски – ПМГ), которые и по вызовам ездили, и просто катались по своим улицам, за порядком следили.
Каждого отправили в отдельной патрульной машине. Коллеге из «Вестей» достался «Форд», а Лизавете выпало ехать на «Фольксвагене». Вообще, судя по автопарку данного полицейского участка, избыточным патриотизмом здесь не страдали. Покупали что дешевле и качественнее.
– Уолтер, – представился Лизаветин спутник, длинный костлявый парень с лошадиными зубами и обаятельной улыбкой. – А это Джимми. – Он кивнул в сторону своего напарника, уже сидевшего за рулем. – Самый молчаливый «бобби» в Лондоне, а может, и в Уэльсе.
– Почему в Уэльсе? – сразу удивилась Лизавета.
– Он к нам оттуда приехал, говорит с ошибками, вот и предпочитает помалкивать.
Сам Уолтер говорил чисто, не на кокни – лондонском просторечии, а на языке, который раньше называли королевским английским, но теперь, в эру телевидения, переименовали в язык Би-би-си. Безупречное произношение выдавало в Уолтере выскочку. Он явно не учился в хорошей частной школе или Оксфорде. Там ставят особую разговорную речь – с чудесной кашей во рту, чтобы свой свояка отличал с первого же слова. А может, Лизавета ошибалась. Ее представления о классах и социальных прослойках в Великобритании были почерпнуты из английских романов начала века. Но с той поры богатейшая Британская империя, где солнце не заходило ни на минуту, благополучно превратилась в самое обыкновенное государство на острове – побогаче одних, победнее других. Так что Уолтер мог быть и сыном герцога, решившим послужить родине в полиции.
– Значит так, леди. Вы садитесь сзади. – Уолтер приветливо распахнул дверцу синего «Фольксвагена». – Если что будет непонятно, спрашивайте.
Лизавета уже привыкла, что здесь всех плохо знакомых дам называют леди, а потому не сделала книксен, прежде чем залезть в автомобиль.
– Меня зовут Элизабет, по-русски Лизавета, но если вам трудно выговорить такое длинное имя, можете называть меня Лиз.
– Ли-за-фетта, – пропел Уолтер. – Как-нибудь справимся. Правда, Джимми?
Джимми только кивнул и тронул машину с места.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55
Подумав еще немного, Кирилл решил ехать. Только дураки ловят вслепую, на удочку, подводное ружье куда эффективнее.
ВОСПОМИНАНИЯ О ЛОНДОНЕ
Лизавета нежилась в постели и вспоминала ночной телефонный разговор. Впереди три дня выходных. Она честно отстояла у телевизионного станка две полные смены и имела право на отдых. А отдых обещал быть увлекательным. Совершенно неожиданно позвонил ее лондонский друг, Сергей Анатольевич Давыдов. Правда, вот уже три года он писал свою фамилию чуть иначе: Davidoff. И не потому, что хотел примазаться к славе табачного короля. Просто там, где он жил, так было удобнее.
Они познакомились полгода назад. В Лондоне. Познакомились очень хорошо, хотя и при печальных обстоятельствах. И общались с той поры довольно регулярно. Сергей назначал ей свидания в самых неожиданных местах. Например, пригласил встретить Рождество в Будапеште.
Телефонный звонок был неожиданным потому, что Сергей не признавал такого древнего способа связи. Он был компьютерным гением. Типичным представителем нового поколения, которое выбрало вовсе не пепси, а файлы, браузеры и электронную почту. Именно к компьютерной почте прибегал Сергей, когда хотел оповестить Лизавету о своих планах и намерениях. Между прочим, он-то и заставил ее обзавестись модемом. И теперь Лизавета, включив домашний компьютер, могла получить на экране букет роз, рассыпающийся фейерверком, или забавного мишку с коробкой конфет в лапах. К экранным подаркам прилагались веселые записочки: «Вспомни меня неуклюжего и чулуг в будапештской пивной».
Только очень несправедливый человек мог назвать худого, поджарого и мускулистого Сергея «неуклюжим». Разве что некоторая погруженность в себя придавала его движениям плавную отстраненность или, наоборот, отстраненную плавность. А вот чулуг Лизавета запомнила надолго. Блюдо, судя по названию, венгры унаследовали от турок (зря, что ли, полтораста лет маялись под игом), но придали ему изысканную нежность, веселую пикантность. И даже заменили баранину свининой. Чулуг – это бедро молодого свинтуса, запеченное в печке до розовой нежности. Тогда, в Будапеште, Лизавета первый раз в жизни пила пиво с удовольствием, потому что пиво было единственным напитком, который отлично дополнял чулуг, избавляя весомость от тяжеловесности, остроту от ожога, а изысканность от причудливости.
Вспомнив чулуг, Лизавета вспомнила и о завтраке. Правда, по ее представлениям, на завтрак это дивное блюдо не годилось ни при каких обстоятельствах. Утреннюю еду Лизавета предпочитала легкую, постную.
– С тобой удобно жить в европейских гостиницах, – говаривал Сергей. – Тебя вполне устраивают и кукурузные хлопья, и тосты с джемом или сыром.
Сам он изводил вышколенный персонал неприличными, с точки зрения европейца, требованиями. Один раз вдруг заказал на завтрак борщ, а потом долго плевался и даже хотел вызвать шеф-повара, чтобы объяснить ему, неразумному, как следует готовить настоящий борщ, но, по счастью, в тот день у них с Лизаветой было запланировано посещение Музея истории человечества, где ровно в полдень должен был начаться урок гончарного мастерства, и времени на кулинарную экзекуцию не оставалось…
Лизавета поежилась и огляделась в поисках теплого халата. Вылезать из-под одеяла не хотелось. Апрель был прохладным, если не сказать холодным, а топить перестали точно по календарю. Она никак не могла понять, почему осенью всякие там РЭУ и ПРЭО внимательно слушают прогноз погоды и, пока температура держится выше плюс десяти, даже не думают начинать отопительный сезон, а вот весной совершенно забывают о радиоприемниках, телевизорах и синоптиках, предпочитая заглядывать исключительно в календарь. Пятнадцатое апреля – и прости-прощай теплые батареи.
Но вставать все же надо. Даже ленивый кот Масон уже покинул уютное гнездышко, созданное из уголка Лизаветиного одеяла, и, нежно мурлыкая, требовательно поглядывал на хозяйку.
Лизавета зажмурилась и, совершив насилие над собственным организмом, выбралась из постели.
Ее европейские вкусы позволяли готовить завтрак быстро и непринужденно. Хлопья в миску, молоко туда же, щелкнуть кнопкой чайника – утром она чаще пила чай, а не кофе, чем и отличалась от прочих людей, живущих на европейском континенте западнее Бреста. Потом включить духовку и затолкать туда булочку. Все.
С завтраком для кота временами возникали трудности. Как правило, он охотно поедал «Вискас», «Китти-кэт», «Катинку» и прочие сухие деликатесы, придуманные для удовлетворения кошачьего аппетита и облегчения жизни кошачьих хозяев. Но иногда Масон бунтовал и требовал чего-нибудь натурального, весомого, зримого. Тогда приходилось варить ему кашу с рыбой. Сейчас у него был как раз «кашный» период, и накануне вечером Лизавета сварила ему геркулес.
Получив положенное, животное еще разок благодарно мурлыкнуло и приступило к трапезе. Лизавета взяла пиалу с корнфлексом, отчего ей снова вспомнился Лондон.
Лондон ей понравился, как только они туда приехали. Сразу и навсегда. Так бывает, когда город, что называется, подходит именно для тебя.
В группе были еще журналисты из Сочи и Владивостока. Они посчитали Лондон сырым и холодным. Но это уж кто к чему привык. Не коренной петербурженке сетовать на сырость.
Лондон оказался на удивление знакомым. Все названия что-нибудь да говорили уму и сердцу. Каждая улица открывалась страницами Диккенса, Голсуорси, Конан Дойля и Агаты Кристи, а в некоторых уголках отчетливо виделся Шекспир. Вот только Темза не говорила стихами Байрона или Шелли. Темза оказалась рекой узкой, глинистой и промышленной. Она если и могла рассказать что-нибудь, то лишь о первой промышленной революции, доках и фабриках, эксплуатации человека человеком и мрачной эпохе работных домов.
Все остальные названия – Риджент-парк, Оксфорд-стрит, Пиккадилли, Сохо – на разные голоса нашептывали о семейных неурядицах Форсайтов, прогулках Шерлока Холмса, шутках завсегдатаев Пиквикского клуба и чаепитиях мисс Марпл.
Лизавета Зорина чувствовала себя в Лондоне, как рыба в воде. Ей нравилось все – и медленные прогулки по центру после деловых встреч, и поездки на двухэтажных автобусах. Лондонские водители сущие лихачи, на своих махинах они носятся сломя голову даже по довольно узким улицам. Сначала жутковато, а потом привыкаешь. Лизавете это нравилось. Если можно было выбрать автобус, она ехала на нем, а не спускалась в мрачноватую лондонскую подземку. Старую, самую старую в мире. Она именуется здесь не метро, а просто «Труба» – «Тьюб».
«В Лондоне построили метро в том же году, когда в России отменили крепостное право. Вот и вся разница между двумя цивилизациями» – так прокомментировал их первую поездку в «Тьюб» журналист из московских «Вестей». Он представлял собой весьма гремучую смесь англофила и патриота одновременно. Лизавета тогда еще подумала, что чудаков в России не меньше, чем в Британии, и это помогает взаимопониманию.
Поездка российских журналистов в Англию была задумана Министерством иностранных дел Великобритании. Уайтхолл решил, что если русские поближе познакомятся с тем, как работают британские средства массовой информации, а попутно поделятся собственным опытом, то это сделает жизнь в общеевропейской коммунальной квартире если не мирной, то хотя бы понятной.
Журналисты, и российские, и британские, старались, как могли. Встречи, визиты, круглые столы, лекции, пресс-конференции… Заодно россиян решили на практике познакомить с тем, как британская пресса взаимодействует с правоохранительными ведомствами. Именно поэтому в Буш-Хаус, где располагается штаб-квартира Внешнего вещания Би-би-си и где проходило большинство лекций и семинаров, явился рыжий веснушчатый полицейский, ответственный за связи полиции Большого Лондона с газетчиками и тележурналистами.
Он коротко и внятно изложил принципы сотрудничества. Говорил на литературном английском, смотрел прямо, на вопросы отвечал по существу, чем выгодно отличался от начальника пресс-службы ГУВД Петербурга и области. Этот начальник слыл легендарной в своем роде фигурой. Достаточно было посетить любую пресс-конференцию, чтобы заметить, что он предпочитает предложения без подлежащих и сказуемых, путается в спряжениях и падежах и тайной следствия прикрывает нежелание или неумение рассказать даже о тех делах, которые давно переданы в суд.
Вторая часть знакомства с работой лондонской полиции задумывалась как своеобразный практикум. Журналистов распределили по разным полицейским участкам, и уже полицейские «на земле», если пользоваться терминологией отечественных стражей порядка, растолковывали им, что, как и почему.
Лизавете и парню из «Вестей» достался «противоречивый» участок – именно так заявил принявший их суперинтендент, а по-нашему – начальник РУВД. Он ткнул пальцем в карту Лондона:
– Видите, это как нарезанный пирог с рыбой. Здесь кварталы богатые, благополучные. Вот тут дом нашей Маргреты. – Так фамильярно многие лондонцы называют бывшего премьера и вечную «железную леди» мадам Тэтчер. – А здесь трущобы, многоэтажные муниципальные дома. Тут творится Бог знает что. И наркотики, и грабежи, и… В общем, сами увидите.
Проведя инструктаж и показав собственно участок, грузный суперинтендент сдал журналистов с рук на руки патрульным группам (если по-российски – ПМГ), которые и по вызовам ездили, и просто катались по своим улицам, за порядком следили.
Каждого отправили в отдельной патрульной машине. Коллеге из «Вестей» достался «Форд», а Лизавете выпало ехать на «Фольксвагене». Вообще, судя по автопарку данного полицейского участка, избыточным патриотизмом здесь не страдали. Покупали что дешевле и качественнее.
– Уолтер, – представился Лизаветин спутник, длинный костлявый парень с лошадиными зубами и обаятельной улыбкой. – А это Джимми. – Он кивнул в сторону своего напарника, уже сидевшего за рулем. – Самый молчаливый «бобби» в Лондоне, а может, и в Уэльсе.
– Почему в Уэльсе? – сразу удивилась Лизавета.
– Он к нам оттуда приехал, говорит с ошибками, вот и предпочитает помалкивать.
Сам Уолтер говорил чисто, не на кокни – лондонском просторечии, а на языке, который раньше называли королевским английским, но теперь, в эру телевидения, переименовали в язык Би-би-си. Безупречное произношение выдавало в Уолтере выскочку. Он явно не учился в хорошей частной школе или Оксфорде. Там ставят особую разговорную речь – с чудесной кашей во рту, чтобы свой свояка отличал с первого же слова. А может, Лизавета ошибалась. Ее представления о классах и социальных прослойках в Великобритании были почерпнуты из английских романов начала века. Но с той поры богатейшая Британская империя, где солнце не заходило ни на минуту, благополучно превратилась в самое обыкновенное государство на острове – побогаче одних, победнее других. Так что Уолтер мог быть и сыном герцога, решившим послужить родине в полиции.
– Значит так, леди. Вы садитесь сзади. – Уолтер приветливо распахнул дверцу синего «Фольксвагена». – Если что будет непонятно, спрашивайте.
Лизавета уже привыкла, что здесь всех плохо знакомых дам называют леди, а потому не сделала книксен, прежде чем залезть в автомобиль.
– Меня зовут Элизабет, по-русски Лизавета, но если вам трудно выговорить такое длинное имя, можете называть меня Лиз.
– Ли-за-фетта, – пропел Уолтер. – Как-нибудь справимся. Правда, Джимми?
Джимми только кивнул и тронул машину с места.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55