И видимо, не только они.
Погоня шла на равных, без машин. Две коричневые кожаные куртки неслись за двумя матерчатыми цвета хаки. Четыре мужчины на вязкой сырой земле, и у каждого в руке пистолет. Казаки и разбойники. Воры и полицейские. Только публике на остановке пока непонятно, кто есть кто.
Опять выстрел. Кто стрелял, непонятно, только на рукаве цвета хаки растеклось темное пятно. Один из убегающих заметно отстал. Сунков настиг его в три прыжка. Итак, минус два. Теперь бегут только двое.
Лизавета, притиснутая к стене сильной рукой, задыхалась от страха и возбуждения. Она в погоне не участвовала, но больше, чем все остальные наблюдатели, знала, что, собственно, происходит, и всей душой болела за Горного.
Еще до того, как броситься в погоню, Игорь прикинул, куда могут рвануть киллеры, и понял, что уйти они не смогут. Поэтому стрелял не на поражение. Их следовало брать живыми.
Только когда Горный повалил человека в кепке на землю, Лизавета вспомнила о главных героях и перевела взгляд на «Мерседес». Там ничего не изменилось. Два тела в черных пальто. Разлетевшиеся длинные полы очень походили на черные крылья. Казалось, что рядом с белой машиной валяются два дохлых ворона. А к ним бежали люди в сером, сразу пятеро. Милиция. Наконец-то публике станет ясно, кто за нас, а кто против.
Вооруженные люди в серой форме приблизились к белому «Мерседесу». Один склонился над Дагаевым, другой подошел к швейцарскому банкиру, трое изготовились отражать нападение. Только нападающих уже не было. Сунков и Горный знали свое дело. Без посторонней помощи они нейтрализовали мужчин из белой «шестерки» и надели на них наручники. Лизавета, не так давно делавшая сюжет о милицейском спецоборудовании, даже издалека определила, что это оперативная модель под названием «Нежность-1».
Сразу по окончании погони, как только прекратилась стрельба, дисциплинированные интуристы встали, отряхнулись и пошли к стоявшему в стороне «Икарусу». Российская публика тоже расслабилась. По крайней мере, милиционеров, сгруппировавшихся возле двух убитых или раненых, не донимали добровольные свидетели. Ларечник опять укрылся за стенками киоска, покупатели вспомнили, что они вышли не для того, чтобы глазеть на ментов, потенциальные пассажиры еще не пришедшего автобуса принялись обсуждать увиденное.
Двух задержанных стрелков вели к серому милицейскому кольцу. И пока их вели, Лизавета сумела разглядеть обоих. Никакие не отморозки, наоборот, человеки с ярко выраженной индивидуальностью. Особенно один, потерявший в процессе гонки на выживание стандартную кепку. Худой, невысокий и жилистый, с обритой наголо головой и яркими, умными, чуть навыкате глазами. Лицо, измазанное весенней грязью, было окончательно и бесповоротно обезображено интеллектом.
Второй парень, молодой, чернявый и с усиками, тоже не был похож на героя криминальной хроники. Совсем не таких людей показывали по телевизору с сакраментальным диагнозом: «Подозревается в серии вооруженных нападений. Всех, кто так или иначе сталкивался с этим человеком, просим звонить по телефону…»
Сергей, следивший за происходящим ничуть не менее внимательно, чем Лизавета, первым нарушил молчание:
– Ну, ладно, на сей раз они справились, хотя в фильмах это выглядит несколько иначе.
Лизавета не могла не согласиться с замечанием своего спутника. Даже на пленках, представленных пресс-службой ГУВД, на пленках, которые ругали все – от монтажеров до ответственных выпускающих, все выглядело не так обыденно. Там обычно действовали, причем куда более решительно, могучие парни в масках и с автоматами. Укладывали бандитов мордой в снег или грязь, кричали и хэкали, как заправские каратисты. Сейчас ничего подобного не произошло, даже странно. Наверное, РУБОП и прочие силовые структуры, обуреваемые ведомственным патриотизмом, присылают видео, не совсем соответствующее действительности.
– Пойдем, пора домой… – Сергей сжал ее руку.
– Давай сначала переговорим с ними! – Лизавета, не отрываясь, смотрела на людей, копошившихся возле «Мерседеса».
– Зачем?
– Может, они не знают, что это Арциев! В конце концов, мы зачем приехали?!
Сергей промолчал, а Лизавета вырвала руку и чуть не бегом бросилась к милицейской группе.
– Ты зачем сюда приехала?! – спросил Митя Сунков, как только она подошла.
Лизавета оставила вопрос без ответа. Она уже совсем очухалась и ничуть не походила на растерянную девочку, которая прятала лицо, столкнувшись в VIP-зале с парой высокопоставленных преступников. В ней проснулся журналист, и действовала она соответственно. Лизавета не отвечала, она спрашивала.
– Дагаев ранен?
– Вроде нет. Крови не видно. Я вообще не понимаю, почему он без сознания, может, контузия… – откликнулся Митя, осматривавший Дагаева. – Или косит. А второй наповал…
– Опять та же история, один выстрел в яблочко, второй кое-как, – пробурчал Горный, занимавшийся карманами банкира. – Так, паспорт… Он у нас, оказывается, гражданин Монако, Анри Бертель… А мы ломали голову, почему Арциева нет среди пассажиров. Что у тебя?
– Сразу четыре паспорта… И билеты в Прагу, вылет в шестнадцать ноль-ноль. – Митя посмотрел на часы. – Вот-вот пропадут.
Он быстро перелистал паспорта. Лизавета смотрела сбоку, но и она сумела разглядеть лица на черно-белых фотографиях. Сам Дагаев, правда, фамилия другая. Потом парень, обритый наголо, – если верить документу из депутатского кармана, его звали Федор Иванович Судейкин. В третьем паспорте неизвестная личность с черными усиками. В четвертом – фотография второго задержанного. То же круглое лицо, те же глаза. В белых полосках на розовом фоне пропечатано: Иванов Михаил Андреевич.
– Ладно, пакуйте клиентов, и к нам, – объявил Горный старшему милицейской группы. – Со своей стороны оформите все, как следует. Отберите показания у свидетелей, и побольше. Чтобы потом не выяснилось, что ангелы катались по газону от полноты чувств, а стволы им подбросили мерзкие провокаторы из РУБОПа.
– А с этим как быть? – Милиционер указал на носилки с Дагаевым.
Горный наклонился над бесчувственным телом в черном пальто, двумя пальцами приоткрыл правый глаз депутата, ухмыльнулся и сказал:
– Этого тоже к нам. Он там быстро придет в себя. Врачи у нас хорошие, оживят.
– Будет сделано.
– Мы поедем сами по себе.
– А нас не подбросите до города? – немедленно поинтересовалась Лизавета. Поймав суровый взгляд Горного, она добавила: – Здесь такси дороговато ловить, выбросите нас возле ближайшего метро. В конце концов…
Горный посмотрел сначала на Лизавету, потом на часы.
– Хорошо, едем.
Снова пошел дождь – противный, мелкий, затяжной. Не апрель, а октябрь. Рубоповский пикапчик аккуратно рассекал лужи.
– До метро не обязательно, – вдруг сказал Горный. – Нам ведь и дальше по пути. Мы на Чайковского.
Лизавета оценила этот акт высокой доброжелательности и решила выжать из ситуации максимум возможного.
– Слушай, а почему вы тут одни на них вышли? У вас же есть всякие силовые отряды, ребята в масках и так далее. Вы их не вызывали?
– Не успели…
– А почему билетов четыре, паспортов тоже, а людей только трое?
– Пока не знаю, – ответил Горный, следя за дорогой. – Вот Дагаев перестанет косить, тогда спросим.
– Он косит?
– Естественно. Такая рана даже комару мимо сердца. А он мужик крепкий.
– И зачем ему это надо?
– Об этом тоже спросим. Скорее всего, думает о дальнейшем житье-бытье. Он, как я понимаю, на встречу с нами не рассчитывал. Угрохали бы Арциева-младшего, и поминай, как звали. Злата Прага, потом, к примеру, Лондон, далее – везде.
– Он что, думал, что такое убийство не заметят? – удивился Сергей.
На этот раз ответил Митя – с подковыркой, но без грубости:
– Не-а, это ведь не Лондон, господин хороший. Стреляли они с глушителем. На автостоянке пусто. Потом Дагаев усадил бы друга на переднее сиденье, стеклышки там темнее крымской ночи. И сидел бы жмурик как миленький сколько надо. А у них рейс через два часа.
– Да, но ведь на стоянке есть охрана!
Тут даже Лизавета фыркнула. Все-таки господин Давыдов очень далек от народа. Она сама до недавнего взрыва была автолюбителем и знала, что единственная задача охраны у шлагбаума – собирать российские дензнаки за постой. За сохранность вверенного имущества, а также за личную безопасность клиентов они ответственности не несут.
– И все-таки почему четыре билета? Может, у них кто на контроле стоял? Где-нибудь возле касс предварительной продажи авиабилетов? – осторожно предположила Лизавета.
– Может, и стоял. Но тогда он слинял и мы его не увидим. Разве что на фотографии в паспорте.
– Почему же вы фотографию милиционерам в Пулково не оставили? Они бы посмотрели за пассажиропотоком. – Сергей сказал это, когда они стояли под красным на светофоре.
Впервые Горный дернул машину, и дернул так, что Лизавета чуть не впилилась носом в спинку переднего сиденья.
– Я смотрю, этот парень понимает в нашем деле больше меня. Может, пойдешь к нам работать? Есть вакансии!
– У меня с биографией напряг. Связи с криминальными структурами плюс возможная вербовка западными спецслужбами… Не пройду мандатную комиссию. Или как это у вас теперь называется?
– Так и называется. – Сунков и Горный переглянулись. – Ну, раз ты такой умный, скажи, что еще нужно сделать?
Сергей ответил не сразу.
– Совет хотите? Совет я дам, только если ты будешь следить за дорогой. А то ты так по-хамски подрезал вон тот «Москвич», что парень уже заработал пятнадцать суток за нецензурные выражения в твой адрес.
– Уникальный человек. Тут тебе и советы по криминалистике, и рекомендации по вождению. Кладезь талантов! Все-таки стоит тебя протащить через мандатную комиссию.
– Спасибо! – Сергей помолчал. – Не знаю, что вы сами планируете, но я бы заглянул на квартиру к этому Дагаеву. Вы знаете, где он живет?
Милиционеры опять переглянулись.
– Хорошая идея. Оперативное мышление чувствуется…
Господин Давыдов комплимент не услышал. Точнее, сделал вид, что не услышал. Но лицо у него стало опять мальчишеским, серые глаза заблестели.
– Ладно. Приехали. Мы вас на Невском высадим! – сказал Горный.
– А к Дагаеву не поедете? – поинтересовалась Лизавета, которую вдруг обуяло смертельное любопытство. Оно-то и делает из человека журналиста. Ее уже не так тянуло домой, она даже забыла, как деревенела от страха, увидев в депутатском зале Дагаева и его спутника. Ей хотелось одного – узнать, что будет дальше.
– Не знаю. Посмотрим на оперативную ситуацию.
– А можно мы с вами? – не унималась девушка.
– Это еще в каком качестве?
– Понятых!
– Если мы таких понятых таскать будем, то Дагаев может даже на адвокатов не разоряться! Дело отошьют по процессуальным мотивам.
– А если без понятых заявитесь, то все будет в порядке? Ордера-то на обыск у вас нет. – Лизавета не специализировалась на криминальной хронике, но азы УК и УПК помнила. – И вообще, нам ничто не мешает поехать за вами следом. Я к тому же потерпевшая, мое присутствие процессуально оправдано, может, я кого опознаю. А господин Давыдов меня сопровождает, потому что иначе у меня может быть нервное потрясение. И вообще, раз мы вам помогли, то имеем право рассчитывать на взаимность, – разнообразные аргументы слетали с ее губ с невероятной скоростью. Но крещендо было нежным. Первым прыснул Митя Сунков, потом расхохотался Горный.
– Теперь понятно, почему наш министр издал внутреннее распоряжение держаться от журналистов подальше, а несанкционированные интервью запретил вообще!
– Значит, возьмете! – Лизавета знала, что точку следует ставить вовремя. А еще она знала, что работающие «на земле» милиционеры относились и к министерскому начальству, и к начальству главка так же, как Иосиф Бродский относился к Евгению Евтушенко.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55
Погоня шла на равных, без машин. Две коричневые кожаные куртки неслись за двумя матерчатыми цвета хаки. Четыре мужчины на вязкой сырой земле, и у каждого в руке пистолет. Казаки и разбойники. Воры и полицейские. Только публике на остановке пока непонятно, кто есть кто.
Опять выстрел. Кто стрелял, непонятно, только на рукаве цвета хаки растеклось темное пятно. Один из убегающих заметно отстал. Сунков настиг его в три прыжка. Итак, минус два. Теперь бегут только двое.
Лизавета, притиснутая к стене сильной рукой, задыхалась от страха и возбуждения. Она в погоне не участвовала, но больше, чем все остальные наблюдатели, знала, что, собственно, происходит, и всей душой болела за Горного.
Еще до того, как броситься в погоню, Игорь прикинул, куда могут рвануть киллеры, и понял, что уйти они не смогут. Поэтому стрелял не на поражение. Их следовало брать живыми.
Только когда Горный повалил человека в кепке на землю, Лизавета вспомнила о главных героях и перевела взгляд на «Мерседес». Там ничего не изменилось. Два тела в черных пальто. Разлетевшиеся длинные полы очень походили на черные крылья. Казалось, что рядом с белой машиной валяются два дохлых ворона. А к ним бежали люди в сером, сразу пятеро. Милиция. Наконец-то публике станет ясно, кто за нас, а кто против.
Вооруженные люди в серой форме приблизились к белому «Мерседесу». Один склонился над Дагаевым, другой подошел к швейцарскому банкиру, трое изготовились отражать нападение. Только нападающих уже не было. Сунков и Горный знали свое дело. Без посторонней помощи они нейтрализовали мужчин из белой «шестерки» и надели на них наручники. Лизавета, не так давно делавшая сюжет о милицейском спецоборудовании, даже издалека определила, что это оперативная модель под названием «Нежность-1».
Сразу по окончании погони, как только прекратилась стрельба, дисциплинированные интуристы встали, отряхнулись и пошли к стоявшему в стороне «Икарусу». Российская публика тоже расслабилась. По крайней мере, милиционеров, сгруппировавшихся возле двух убитых или раненых, не донимали добровольные свидетели. Ларечник опять укрылся за стенками киоска, покупатели вспомнили, что они вышли не для того, чтобы глазеть на ментов, потенциальные пассажиры еще не пришедшего автобуса принялись обсуждать увиденное.
Двух задержанных стрелков вели к серому милицейскому кольцу. И пока их вели, Лизавета сумела разглядеть обоих. Никакие не отморозки, наоборот, человеки с ярко выраженной индивидуальностью. Особенно один, потерявший в процессе гонки на выживание стандартную кепку. Худой, невысокий и жилистый, с обритой наголо головой и яркими, умными, чуть навыкате глазами. Лицо, измазанное весенней грязью, было окончательно и бесповоротно обезображено интеллектом.
Второй парень, молодой, чернявый и с усиками, тоже не был похож на героя криминальной хроники. Совсем не таких людей показывали по телевизору с сакраментальным диагнозом: «Подозревается в серии вооруженных нападений. Всех, кто так или иначе сталкивался с этим человеком, просим звонить по телефону…»
Сергей, следивший за происходящим ничуть не менее внимательно, чем Лизавета, первым нарушил молчание:
– Ну, ладно, на сей раз они справились, хотя в фильмах это выглядит несколько иначе.
Лизавета не могла не согласиться с замечанием своего спутника. Даже на пленках, представленных пресс-службой ГУВД, на пленках, которые ругали все – от монтажеров до ответственных выпускающих, все выглядело не так обыденно. Там обычно действовали, причем куда более решительно, могучие парни в масках и с автоматами. Укладывали бандитов мордой в снег или грязь, кричали и хэкали, как заправские каратисты. Сейчас ничего подобного не произошло, даже странно. Наверное, РУБОП и прочие силовые структуры, обуреваемые ведомственным патриотизмом, присылают видео, не совсем соответствующее действительности.
– Пойдем, пора домой… – Сергей сжал ее руку.
– Давай сначала переговорим с ними! – Лизавета, не отрываясь, смотрела на людей, копошившихся возле «Мерседеса».
– Зачем?
– Может, они не знают, что это Арциев! В конце концов, мы зачем приехали?!
Сергей промолчал, а Лизавета вырвала руку и чуть не бегом бросилась к милицейской группе.
– Ты зачем сюда приехала?! – спросил Митя Сунков, как только она подошла.
Лизавета оставила вопрос без ответа. Она уже совсем очухалась и ничуть не походила на растерянную девочку, которая прятала лицо, столкнувшись в VIP-зале с парой высокопоставленных преступников. В ней проснулся журналист, и действовала она соответственно. Лизавета не отвечала, она спрашивала.
– Дагаев ранен?
– Вроде нет. Крови не видно. Я вообще не понимаю, почему он без сознания, может, контузия… – откликнулся Митя, осматривавший Дагаева. – Или косит. А второй наповал…
– Опять та же история, один выстрел в яблочко, второй кое-как, – пробурчал Горный, занимавшийся карманами банкира. – Так, паспорт… Он у нас, оказывается, гражданин Монако, Анри Бертель… А мы ломали голову, почему Арциева нет среди пассажиров. Что у тебя?
– Сразу четыре паспорта… И билеты в Прагу, вылет в шестнадцать ноль-ноль. – Митя посмотрел на часы. – Вот-вот пропадут.
Он быстро перелистал паспорта. Лизавета смотрела сбоку, но и она сумела разглядеть лица на черно-белых фотографиях. Сам Дагаев, правда, фамилия другая. Потом парень, обритый наголо, – если верить документу из депутатского кармана, его звали Федор Иванович Судейкин. В третьем паспорте неизвестная личность с черными усиками. В четвертом – фотография второго задержанного. То же круглое лицо, те же глаза. В белых полосках на розовом фоне пропечатано: Иванов Михаил Андреевич.
– Ладно, пакуйте клиентов, и к нам, – объявил Горный старшему милицейской группы. – Со своей стороны оформите все, как следует. Отберите показания у свидетелей, и побольше. Чтобы потом не выяснилось, что ангелы катались по газону от полноты чувств, а стволы им подбросили мерзкие провокаторы из РУБОПа.
– А с этим как быть? – Милиционер указал на носилки с Дагаевым.
Горный наклонился над бесчувственным телом в черном пальто, двумя пальцами приоткрыл правый глаз депутата, ухмыльнулся и сказал:
– Этого тоже к нам. Он там быстро придет в себя. Врачи у нас хорошие, оживят.
– Будет сделано.
– Мы поедем сами по себе.
– А нас не подбросите до города? – немедленно поинтересовалась Лизавета. Поймав суровый взгляд Горного, она добавила: – Здесь такси дороговато ловить, выбросите нас возле ближайшего метро. В конце концов…
Горный посмотрел сначала на Лизавету, потом на часы.
– Хорошо, едем.
Снова пошел дождь – противный, мелкий, затяжной. Не апрель, а октябрь. Рубоповский пикапчик аккуратно рассекал лужи.
– До метро не обязательно, – вдруг сказал Горный. – Нам ведь и дальше по пути. Мы на Чайковского.
Лизавета оценила этот акт высокой доброжелательности и решила выжать из ситуации максимум возможного.
– Слушай, а почему вы тут одни на них вышли? У вас же есть всякие силовые отряды, ребята в масках и так далее. Вы их не вызывали?
– Не успели…
– А почему билетов четыре, паспортов тоже, а людей только трое?
– Пока не знаю, – ответил Горный, следя за дорогой. – Вот Дагаев перестанет косить, тогда спросим.
– Он косит?
– Естественно. Такая рана даже комару мимо сердца. А он мужик крепкий.
– И зачем ему это надо?
– Об этом тоже спросим. Скорее всего, думает о дальнейшем житье-бытье. Он, как я понимаю, на встречу с нами не рассчитывал. Угрохали бы Арциева-младшего, и поминай, как звали. Злата Прага, потом, к примеру, Лондон, далее – везде.
– Он что, думал, что такое убийство не заметят? – удивился Сергей.
На этот раз ответил Митя – с подковыркой, но без грубости:
– Не-а, это ведь не Лондон, господин хороший. Стреляли они с глушителем. На автостоянке пусто. Потом Дагаев усадил бы друга на переднее сиденье, стеклышки там темнее крымской ночи. И сидел бы жмурик как миленький сколько надо. А у них рейс через два часа.
– Да, но ведь на стоянке есть охрана!
Тут даже Лизавета фыркнула. Все-таки господин Давыдов очень далек от народа. Она сама до недавнего взрыва была автолюбителем и знала, что единственная задача охраны у шлагбаума – собирать российские дензнаки за постой. За сохранность вверенного имущества, а также за личную безопасность клиентов они ответственности не несут.
– И все-таки почему четыре билета? Может, у них кто на контроле стоял? Где-нибудь возле касс предварительной продажи авиабилетов? – осторожно предположила Лизавета.
– Может, и стоял. Но тогда он слинял и мы его не увидим. Разве что на фотографии в паспорте.
– Почему же вы фотографию милиционерам в Пулково не оставили? Они бы посмотрели за пассажиропотоком. – Сергей сказал это, когда они стояли под красным на светофоре.
Впервые Горный дернул машину, и дернул так, что Лизавета чуть не впилилась носом в спинку переднего сиденья.
– Я смотрю, этот парень понимает в нашем деле больше меня. Может, пойдешь к нам работать? Есть вакансии!
– У меня с биографией напряг. Связи с криминальными структурами плюс возможная вербовка западными спецслужбами… Не пройду мандатную комиссию. Или как это у вас теперь называется?
– Так и называется. – Сунков и Горный переглянулись. – Ну, раз ты такой умный, скажи, что еще нужно сделать?
Сергей ответил не сразу.
– Совет хотите? Совет я дам, только если ты будешь следить за дорогой. А то ты так по-хамски подрезал вон тот «Москвич», что парень уже заработал пятнадцать суток за нецензурные выражения в твой адрес.
– Уникальный человек. Тут тебе и советы по криминалистике, и рекомендации по вождению. Кладезь талантов! Все-таки стоит тебя протащить через мандатную комиссию.
– Спасибо! – Сергей помолчал. – Не знаю, что вы сами планируете, но я бы заглянул на квартиру к этому Дагаеву. Вы знаете, где он живет?
Милиционеры опять переглянулись.
– Хорошая идея. Оперативное мышление чувствуется…
Господин Давыдов комплимент не услышал. Точнее, сделал вид, что не услышал. Но лицо у него стало опять мальчишеским, серые глаза заблестели.
– Ладно. Приехали. Мы вас на Невском высадим! – сказал Горный.
– А к Дагаеву не поедете? – поинтересовалась Лизавета, которую вдруг обуяло смертельное любопытство. Оно-то и делает из человека журналиста. Ее уже не так тянуло домой, она даже забыла, как деревенела от страха, увидев в депутатском зале Дагаева и его спутника. Ей хотелось одного – узнать, что будет дальше.
– Не знаю. Посмотрим на оперативную ситуацию.
– А можно мы с вами? – не унималась девушка.
– Это еще в каком качестве?
– Понятых!
– Если мы таких понятых таскать будем, то Дагаев может даже на адвокатов не разоряться! Дело отошьют по процессуальным мотивам.
– А если без понятых заявитесь, то все будет в порядке? Ордера-то на обыск у вас нет. – Лизавета не специализировалась на криминальной хронике, но азы УК и УПК помнила. – И вообще, нам ничто не мешает поехать за вами следом. Я к тому же потерпевшая, мое присутствие процессуально оправдано, может, я кого опознаю. А господин Давыдов меня сопровождает, потому что иначе у меня может быть нервное потрясение. И вообще, раз мы вам помогли, то имеем право рассчитывать на взаимность, – разнообразные аргументы слетали с ее губ с невероятной скоростью. Но крещендо было нежным. Первым прыснул Митя Сунков, потом расхохотался Горный.
– Теперь понятно, почему наш министр издал внутреннее распоряжение держаться от журналистов подальше, а несанкционированные интервью запретил вообще!
– Значит, возьмете! – Лизавета знала, что точку следует ставить вовремя. А еще она знала, что работающие «на земле» милиционеры относились и к министерскому начальству, и к начальству главка так же, как Иосиф Бродский относился к Евгению Евтушенко.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55