Когда на допросе Вонсовского всплыло имя генерала Верлингера, Клос испугался, что хватил через край. Паренек-стенограф, который до этого с точностью автомата записывал все, не проявляя никакого интереса, сейчас был заметно взволнован. Сломал поочередно три остро очиненных карандаша и попросил минутного перерыва, чтобы снова подготовиться к работе. Кто же не слышал о генерале Верлингере, о котором гитлеровские газеты писали, что он герой кампании на Балканах, которому сам фюрер прикалывал «Дубовые листья» к кресту с бриллиантами! Клоса одолевали сомнения: что, если в верхах поймут всю несостоятельность подобного — чтобы старый прусский генерал, получавший от фюрера только награды, мог участвовать в заговоре! Когда, докладывая Дибелиусу, Клос попытался дезавуировать показание Вонсовского, тем самым ставя под удар весь свой план, его охватило на миг отчаяние. Однако решительное: «Об этом не должна болеть ваша голова», произнесенное штандартенфюрером, вернуло его к жизни.
— Чем ближе к фюреру, тем больше врагов, — сказал назидательно Дибелиус.
Четырьмя днями позже все немецкие газеты, а также продажный «Новый варшавский курьер» опубликовали на первых страницах обведенную черной рамкой фотографию тощего старика с моноклем в глазу. Генерал Верлингер — как это с глубоким прискорбием сообщалось в специальном коммюнике отдела контрразведки — был убит русскими бандитами где-то под Смоленском. Гитлеровская машина работала на полных оборотах.

Клос закрыл папку с протоколами допроса и посмотрел на часы. Лехсе запаздывал. Что могло его задержать? Клосу было необходимо, чтобы на сегодняшнем допросе Вонсовского обязательно присутствовал гауптштурмфюрер Лехсе. Клосу стало известно, какую роль сыграл его шеф в ликвидации греческого движения Сопротивления, и обер-лейтенант решил использовать в своих целях несколько документов, найденных под стальным диском американского вращающегося стула в кабинете Вонсовского.
Дверь открылась, и появился Лехсе. Через минуту эсэсовец ввел Вонсовского. Другой здоровенный эсэсовец внес кофейник и чашки. Клос указал Вонсовскому на постоянное его место — глубокое кресло в углу комнаты, — слушая одновременно Лехсе.
— Я только что от Дибелиуса, получил приказ сегодня же перевести Вонсовского в камеру предварительного заключения абвера.
— Да? — удивился Клос. — Мне ничего об этом не известно.
— Видимо, это согласовано с Рейнером, — пробормотал Лехсе. Он тоже был поражен решением своего шефа, ибо не привык к тому, чтобы Дибелиус добровольно выпускал жертву из своих рук. — Теперь только ты будешь опекать Вонсовского, — с особой интонацией подчеркнул Лехсе.
В дверь постучал стенограф, через минуту он уже сидел за своим столом, ожидая приказа приступить к работе.
— Первый раз встречаюсь с такой заботой о моей персоне, — сказал Клос, мрачнея. Он не притворялся. Ему и в самом деле не нравилось это распоряжение. «Неужели о чем-то догадываются? — подумал Клос. — Ну что ж, все, что ни делается, к лучшему. Тогда нужно поторопиться». — Но какое это имеет значение? — произнес он громко. — Как твои дела? — обратился он к Лехсе.
— Липке оказался твердым орешком. Когда пришел в себя, то отказался от своих прежних показаний. Но будь спокоен…
— Я вполне спокоен. — Клос посмотрел на Вонсовского. Граф сидел в кресле, держал в зубах погасшую сигару и смотрел на клочок серого зимнего неба за окном. «Неужели задумал сбежать? — испугался Клос. — Забыл, что находимся на четвертом этаже?»
Но Вонсовский, как будто бы чувствуя беспокойство Клоса, отвел взгляд от окна, налил в чашку немного кофе, посмаковал.
— В прошлый раз кофе был крепче, — промолвил Вонсовский, еще раз удивив Клоса своим спокойствием.
— Ты говорил мне по телефону, что хочешь что-то выяснить, — отозвался Лехсе. — В таком случае к твоим услугам. А то я чертовски устал.
— Понимаю, — ответил Клос. Взглядом подал знак стенографу и обратился к Вонсовскому: — Меня заинтересовало одно несоответствие, граф.
— В моих показаниях? — удивился Вонсовский. — Этого не может быть, — что-то вроде многозначительной улыбки появилось на его лице, — я тщательно их продумал.
— Несоответствие обнаружено между вашими показаниями, — Клос опустил взгляд на бумаги, — и протоколом обыска, произведенным в особняке в Вонсове в день вашего ареста. Так, штандартенфюрер Макс Дибелиус и присутствующий здесь гауптштурмфюрер Адольф Лехсе утверждают в протоколе, что в тайнике вашей ванной комнаты нашли доллары, а также кассеты микрофильма.
— Я подтвердил это.
— Знаю, — ответил Клос. — Речь идет о той сумме, которая там была. Вы сознались, что там было десять тысяч долларов и микрофильм.
— Да, — подтвердил граф, — две пачки по пять тысяч долларов каждая. В стодолларовых банкнотах.
— Неправда! — вмешался Лехсе. — В обеих пачках было только пять тысяч. Очевидно, вы ошиблись, господин Вонсовский.
— Я не мог ошибиться. Обе пачки привез в день ареста человек, к которому я питаю полное доверие. Он уже не впервые выполняет подобные поручения. Для соблюдения формальности я пересчитал одну из пачек. В ней было пятьдесят стодолларовых банкнот.
— Я не мог, ошибиться, — сказал Лехсе. — Сразу же по приезде в Варшаву пересчитал обе пачки. В них было ровно пять тысяч долларов. Перед этим, — он на миг заколебался, — они лежали в моем портфеле, который в течение часа был при мне.
— Оставим пока этот вопрос, — сказал Клос. Заметив минутное колебание Лехсе, подумал: «Зерно посеяно, теперь необходимо время, чтобы оно проросло». — Для меня остается неясным еще один вопрос, господин Вонсовский. Три дня назад вы показали, что донесение на имя начальника штаба местного гарнизона в Вене переслали в сентябре при посредничестве одного из ваших друзей. На следующий день вы опровергли прежнее свое заявление, сообщив, что в донесении содержалась инструкция для группы заговорщиков в Вене на случай удачного покушения на жизнь нашего фюрера. При этом вы упустили из виду одну существенную деталь.
— Я все сказал, — ответил с беспокойством Вонсовский.
— К сожалению, нет. Вы не назвали имя человека, который передал это донесение. Во время обыска в вашем кабинете, когда я сидел на американском вращающемся стуле и просматривал бумаги, мне попали в руки два конверта с адресами. Я должен вам помочь вспомнить?
— Тот человек… — начал непринужденно Вонсовский, всматриваясь в лицо Клоса, как будто бы ища в-нем ответа, — тот человек, — повторил еще раз, — не знал, что посылает. — Вонсовский явно тянул время. Взгляд Клоса, обращенный в сторону допрашиваемого, подтверждал, что ему все понятно. — Я просил бы, — продолжал Вонсовский, — разрешить мне не упоминать имя этого человека.
— Вы должны сейчас же назвать это имя! — крикнул Лехсе.
— Хорошо, господин обер-лейтенант, — ответил Вонсовский, — но я должен вас предупредить, что вы еще пожалеете о том, что задали мне этот вопрос. Отправил это донесение ваш непосредственный шеф.
— Кто? — с удивлением спросил Клос. Он вскочил с места и начал ходить по комнате, разыгрывая перед Лехсе высшую степень растерянности и волнения.
— Да, — подтвердил Вонсовский, — это был оберст Герберт Рейнер.
Лехсе молча встал, открыл дверь, жестом подозвал эсэсовца и приказал проводить арестованного. Стенограф, как будто испуганный тем, что произошло, поспешно собирал свои бумаги.
После ухода Вонсовского Лехсе тяжело опустился в кресло напротив Клоса.
— Для меня вопрос ясен. Теперь я понял, что искал Рейнер в охотничьем домике на следующий день после ареста Вонсовского. Благодарю тебя, Ганс, за то, что ты вовремя помешал ему изъять эти документы.
— Просто не верится, — сказал Клос, — чтобы оберет Рейнер был предателем.
— Ты еще молод, Ганс, а я старый полицейский. Факты говорят за себя. Мы не должны поддаваться сентиментальности.
— Ты прав, но не знаю, как теперь поступить. Ведь я должен сообщать Рейнеру о каждом новом имени, названном Вонсовским.
— Предлагаю отстранить Рейнера от участия в следствии, — ответил Лехсе. — Доложим Дибелиусу, пусть решает.
— Да, — сказал Клос, — теперь дело за Дибелиусом. Хотя не знаю, должен ли я сообщать ему все. Я имею в виду эту историю с долларами. Я верю, Адольф, что, когда ты проник в тайник, там было пять тысяч. Но Вонсовский утверждает, что десять. Я должен говорить правду.
Лехсе, ерзая на кресле, умоляюще смотрел на Клоса.
— Среди бумаг Вонсовского, — продолжал Клос, — я нашел также вот эти расписки. — Через широкий письменный стол он пододвинул их Лехсе. — Подпись на всех расписках идентична, кажется, она мне знакома.
— Это подпись Дибелиуса, даю слово! — ахнул Лехсе. — Подожди, ведь это же долговые расписки. Шесть тысяч марок, — прочитал он вполголоса, — двадцать тысяч злотых. Это невозможно!
— Ты удивлен?
— Теперь мне понятна просьба Дибелиуса, с которой он обратился ко мне еще в начале следствия. Вот почему он стал таким вежливым и обходительным. Значит, он действительно был должником Вонсовского. Слушай, Ганс, я не понимаю только одного: он же должен был помнить об этих долговых расписках. Почему же тогда он арестовал Вонсовского? Мог просто застрелить его там, на месте. К чему он вызывал меня?
— Не забывай, что граф вращался в высших кругах общества. И не так-то просто было убрать его потихоньку. Кроме того, ты же сам мне говорил, что Дибелиус был тогда пьян. А может быть, рассчитывал на то, что, не выпуская дела из своих рук, вернет долговые расписки и никто о них не узнает. Не случайно же на вилле в Жолибоже его сотрудники тщательно осматривали стены и вскрывали пол в поисках тайников. Так же основательно обыскивали и особняк в Вонсове, только, на счастье, я оказался там первым. Видишь, Адольф, я предчувствовал все это и на всякий случай не включил этих расписок в протокол следствия. Надеюсь, ты не в обиде на меня. Теперь я отдаю их тебе, делай с ними что хочешь. Полагаюсь на твой опыт. Если решишь подать рапорт на меня за укрытие вещественных доказательств…
— Не беспокойся, Ганс, рапорта не подам, должен буду обратиться к рейхсфюреру.
— В обход служебным правилам? — спросил с беспокойством Клос. — А если мы ошибаемся? А если подписи Дибелиуса подделаны? Вдруг по не известным нам причинам Вонсовский просто солгал? Что тогда?
— Почему он должен лгать?
— Не знаю, — беспомощно развел руками Клос. — Его показания уличают высокопоставленных офицеров.
— Они признались, все признались, — рассмеялся Лехсе, — а ты еще в чем-то сомневаешься.
— Да, — сказал тихо Клос, — они признались.
Глядя на гауптштурмфюрера, Клос подумал, что и Лехсе признался бы, если попал бы в руки такого же специалиста, как он сам. Клос готов был дать голову на отсечение, что при первом же испытании толстый Лехсе рассказал бы все, что знал, а может быть, и больше. А чтобы избежать допроса третьей степени, он сознался бы, что лично намеревался убить Гитлера.
— Видимо, действительно нет другого выхода, — сказал громко Клос.
Зазвонил телефон. Лехсе поднял трубку. С выражением безграничного удивления положил ее на место.
— Звонил Дибелиус. Потребовал, чтобы мы оба сопровождали Вонсовского в камеру предварительного заключения абвера. Ты что-нибудь понимаешь?
— А ты? — ответил Клос. — Советую проверить, заряжен ли твой пистолет.

Эсэсовец вытянулся, увидев пропуск, предъявленный обер-лейтенантом Клосом, другой открыл перед ним тяжелые дубовые двери. Он оказался в большом зале. Вдоль колоннады стояли неподвижные, как статуи, эсэсовцы в стальных шлемах, с автоматами, готовые немедленно открыть огонь.
Штурмбанфюрер в черном мундире еще раз внимательно осмотрел его пропуск, что-то сверив с листком бумаги, который держал в руке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41