Одинаково черные головки, продетые сквозь рубашки.
Каждый раз, когда Гия подходил к краю, непонятная сила словно подталкивала его сделать еще шаг…
— Ты меня, что ли? — Он обернулся.
— Ну! Тут тебя спрашивают…
— Сейчас…
Он догадался, кто эти люди, приехавшие за ним.
По разным причинам он постоянно встречал их на Бар Йохай. Один — уже в возрасте, лет тридцати пяти, обрюзгший — с застывшей кривой улыбочкой на мясистом лице и маслеными блестящими глазами. Второй — недавно из армии, с короткой стрижкой. Незаметный, молчаливый. Привыкший к дисциплине.
— Роберт. Можно Боб… — представился следователь. — А он Джерри. Мы из полиции. Где твои вещи? Там?
Гия постарался взять себя в руки.
— Ну!
— Возьми. Поедешь с нами.
— Мне переодеться надо.
— У нас оденешься. Мы тебе привезли из дома.
Гия молча посмотрел.
Мать, сестра. Они уже знали, что он арестован. Вика…
Румыны-рабочие оставили инструменты, смотрели, как его уводят.
— Ариведерче, Гия!
Он махнул рукой.
— Траяска Романия марэ! Да здравствует великая Румыния!
В голове у него царила полная неразбериха. Румыны засмеялись.
Цель была рядом — Окружное управление полиции, Русское подворье.
«Русское»! Надо же было так совпасть!» Они уже приехали.
Повсюду висел понятный каждому знак — поднятая ладонь внутри красного круга.
«Стой!» ;
Стеклянный киоск КПП под красной черепичной крышей. Рядом вместо забора сетка. Тут же у входа мотоциклы полицейских, телефоны-автоматы…
На противоположной стороне, где камеры, уже не сетка — глухая каменная стена с выступающими «намордниками», а выше, по краю, метра на два еще колючая проволока.
Несколько арабских женщин с передачами арестованным, в белых платках, в платьях до земли, стояли поодаль.
Группа полицейских на тротуаре — чисто выбритые, в рубашках с короткими рукавами, в синих брюках и таких же шапочках с козырьком.
У того, кто стоял к Гии ближе, когда его проводили, под ремень сзади была засунута кобура — фигурная рукоятка с черными «щечками» виднелась снаружи… «Каждому свое…»
Гия отвел взгляд.
Дежурный на КПП поднял шлагбаум. Дальше был короткий двор с увитым зеленью трехэтажным зданием бывшего Русского подворья. Тут была тень. Водитель затормозил.
— Дальше пешком… — пошутил Роберт Дов. Сразу же за входом начиналась лестница наверх с решеткой на лестничной площадке. Проход не был заперт.
В распахнутую дверь мужского туалета была видна широкая религиозная дама в платье до пола, в плоской круглой шляпе. Она водила щеткой по полу…
Поднялись на второй этаж.
В коридоре висели фотографии: полицейские с дубинками, построенные в две шеренги, поджидали демонстрантов…
Коридор, когда Гию проводили, был пуст.
Внезапно полицейские замедлили шаг. Дверь в конце коридора впереди отворилась.
Там кого-то вывели. Повели впереди.
Человек шел между двумя полицейскими. На повороте он вдруг на мгновение открылся.
Гия узнал его.
«Борька Балабан здесь!»
Гия оглянулся на следователя. Их взгляды встретились.
Следователь Роберт Дов с усмешкой следил за ним.
Телевизор в кабинете следователя был из старых, с большим экраном. Гия видел такой: «Telecommander»…
Столы были составлены буквой «Т».
Гию усадили напротив телевизора за приставной стол. В центре, под спортивными вымпелами и картинками, устроился Роберт Дов.
Сверху на телевизор водрузили видеомагнитофон.
Джерри вставил кассету.
— Кино будет? — Голос Гии неожиданно сел.
Роберт Дов понял, ответил на иврите:
— Кен, кен…
«Да, да…»
Появился третий полицейский. Тоже молодой, ровесник Джерри, спортивный, с короткой стрижкой. Типичный уроженец Северного Кавказа.
«Переводчик…»
По знаку следователя Джерри пустил пленку.
На экране был этот же кабинет, в котором они находились. В центре за столом, как и сейчас, сидел Роберт Дов. Его куртка висела поодаль, на плечиках. Выше виднелись те же картины и спортивные вымпелы, флажок на вешалке, какими обмениваются футболисты.
Съемка велась с торца приставного стола, Дов находился постоянно в центре кадра. Справа и слева симметрично сидели двое: кавказец-переводчик и…
Гия не ошибся — Борька Балабан…
На нем была синяя джинсовая куртка; в которой он уехал на курсы электросварщиков.
Роберт Дов задавал вопросы, кавказец-переводчик повторял на русском. Пока Борька отвечал, он записывал, одновременно вслух переводя на иврит…
Пленку перекрутили на начало.
— Хочешь чашку кофе?..
Роберт Дов на экране вышел из кадра, вернулся со стопкой бумажных стаканчиков. Занял место за столом под спортивными вымпелами.
Кто-то сбоку разлил кофе по стаканчикам.
Раздался голос переводчика, обращавшегося к Борьке:
— Одет ты во что был?
Следователь в кадре громко чихнул.
Борька смотрел вниз, на колени.
— Можно закурить? — Он достал сигареты.
— Да.
— На мне была куртка…
— Жакет… — Кавказец переводил, одновременно записывал под копирку в бювар. — Цвет…
— Зеленый…
— Ярукот. Обувь? «Найк», когда полиция поймала…
— Кроссовки эти…
Следователь в кадре высморкался в салфетку, бросил ее в корзину под стол.
Борька курил, не убирая руку от подбородка.
— Ты понял, что ты сделал… Атамевин, ма ата…
— Я был в критическом состоянии…
— Мацавкрити…
Борька сказал странно:
— Напиши, что я прошу, чтобы со мной обращались как с человеком…
Борька погасил сигарету, взял зажигалку. Ему надо было что-то вертеть в руках.
— Потому что я понял свою ошибку, потому что я жалею очень и потому что…
Переводчик с треском вырвал из блокнота лист, подложил копирку под следующий.
Борька подписался в конце листа. «15 AVG» виднелось сбоку на пленке. Переводчик прочитал:
— «Деньги мне были нужны, только чтобы платить за квартиру…» Хочешь добавить?
Гия напрягся: «Что он говорит?!»
— Пиши. У меня очень тяжелое положение. Отец умер, когда мне было тринадцать с половиной лет. Мы с мамой сейчас живем в Израиле хуже, чем нищие…
— «…Как бедные люди».
— Я не мог смотреть на это. Я ушел из дома от мамы, чтобы мама на меня не тратилась.
Зазвонил телефон. Словно протрубила труба.
— Я осознаю то, что сделал. И больше никогда в жизни этого не сделаю…
Роберт Дов на экране почесал спину.
Борька прикрывал лицо ладонью от видеокамеры, курил. Ему было плохо.
Следователь что-то спросил на иврите. Откинулся в кресле. Рука, чесавшая спину, все время находилась за головой.
Гия замер, услышав последовавший затем вопрос:
— Почему вы убили его?.. Вместо того чтобы просто убежать и не трогать его…
— Мы пришли поискать денег. И тут вошел старик. Мы не хотели убивать его. Просто он стал у двери, и у нас не было выхода… Я ничего не помню, только потом в себя пришел. Мне было все равно, взяли мы деньги или нет. Полицейские Ицик и Моше в камере помогли мне понять…
— О'кей… — Следователь на экране продиктовал формулу концовки. Поднялся.
Борька обхватил голову руками.
— Что с тобой?
Борька поднял голову. Пригубил кофе.
По сигналу следователя Джерри выключил телевизор.
Роберт Дов, уже не на экране, а в кабинете, за столом, спросил с усмешкой:
— Что скажешь? Борька правду говорит? Не хотели его убивать?
Гия нахмурился:
— Я этого пацана вообще не знаю.
Гия попал в камеру, которая была в самом конце коридора справа. Камера была угловой…
Гия сразу представил себе, где он находится. Справа за стеной был белоснежный Троицкий собор. Площадь, на которой сидели родственники арестованных. В основном арабки.
Гия перекрестился.
Собор был обычно пуст. В нем можно было бы укрыться, если бы чудом удалось отсюда вырваться. Церковь была из той — другой его жизни. Однажды, когда они шли с Викой, он нашел место, с которого видны были все семь крестов на куполах Троицкого собора и еще восьмой — небольшой, над восточным приделом.
В камере стояли две кровати. На второй лежал пиджак. Его владельца, видимо, увели на допрос. Тут же лежала вырезка из газеты на русском. «Совершенно секретно. Международный ежемесячник». Газета была старой.
«Поезд-призрак»… «Королева крыс»… Внизу с фотографии грустно смотрел Кобзон.
Гия не взял ее в руки. Парни давно объяснили: в тюрьме чужую вещь не берут без спроса.
Сквозь каменные стены звуки снаружи не проникали. Между тем в нескольких метрах, за узкой улочкой Иакова Голдмана, находилась платная стоянка, а по другую сторону автостоянка полиции — миштары .
В белокаменном здании с вывеской «Московский патриархат. Московская духовная миссия в Иерусалиме» в 100 метрах от его камеры размещался Мировой суд по небольшим делам.
Место было связано с Россией.
Все это называлось Русским подворьем в той части города, которая называлась Русским Иерусалимом.
Все это было важно на случай побега…
Когда его вели, он заметил во дворе магазин. Сзади к нему примыкала часовня со странным символом — перечеркнутым овалом с надписью на церковно-славянском: «…ради Сиона и ради Иерусалима не успокоюся…»
«Скорее всего, бежать отсюда невозможно…»
Каменный забор был увит колючей спиралью.
«(Хотя, с другой стороны… Из тюрьмы Ашморет, где когда-то сидел советский шпион Калманович, бежали же двое, прорыв одиннадцатиметровый туннель!..»
В дверях загремел замок.
Двое полицейских ввели напарника.
Худой, с вытянутой головой, небритый уже несколько дней, в шортах на тонких длинных ногах, напарник шагнул в камеру.
— А, гости у нас!
Дверь за ним закрылась.
— Травку пронес? — Он говорил как выходец с Кавказа.
— Нет.
Напарник взглянул внимательно — проверял.
— Ну и дурак! Сейчас бы покайфовали… Сигареты есть?
— Пачка.
— Держи пока.
Он подошел к двери и заорал:
— Рафик! Там я сигареты заказывал купить! — Он орал на русском и на иврите. — Макара ? Что случилось?! Что нам тут, подохнуть без курева…
— Говно кури! — крикнули из коридора по-русски. — Суши и разминай!
— Сын б…
Гия достал сигареты:
— Кури.
— Не буду… — Он подошел к двери и долбанул по ней ногой. — Знаешь, какое первое правило израильтянина? — Он обернулся к Гии. — Соблюдать права человека. Второе — непримиримость к нарушениям прав человека. Третье… Ты видел, как они сигналят на дорогах? Машина впереди чуточку только замешкалась — они уже давят кнопку… «Имею право!»
Дверь открылась. Полицейский, не говоря ни слова, бросил на пол пачку самого дешевого курева.
— Дыми.
— Козел…
Напарника звали Илья. Он был из Махачкалы. Ему шили транспортировку наркоты. По делу проходили несколько человек, его первый друг и подельник — араб — сидел в тюрьме Беер-Шевы…
— Тебе что шьют?
— Убийство.
— Убийство?!
— Да.
— Брось. Со мной это не проходит. Ящик пива утащили из паба. Полиция накрыла и посадила… Я их знаю… — Что-то в лице Гии все-таки остановило его. — В самом деле убийство?
— Да.
Гия почувствовал вторую сторону дела, которая отныне поднимала его в глазах тех, кто теперь его окружал.
— Ты один тут?
— С Борькой.
— Рыжий? Дерганый… То смеется, то плачет. Я знаю. Он со мной сидел. Его сегодня утром отправили. Он твой друг? Я и не знал. Нищего, что ли, уделали в Катамонах?!
— Ну!
— Ты — Гия! Ну понятно.
В дверях загремел замок.
— Началось…
Результаты первого допроса Гии Роберт Дов посчитал неплохими.
— Для нас лучше, что он врет… — Дов обернулся к Джерри, тот играл при нем такую же роль, что и хор в греческой драме. — Свидетели тут?
— Да.
— Заводи.
Ленка явилась на допрос вместе с мамашей. На этот раз в ее одежде была перемена: вместо верха был открыт низ. Короткая кофточка заканчивалась на бедрах, ниже начинались колготки.
Роберту Дову показалось, что в самом центре шов разошелся, и он бесцеремонно рассматривал промежность.
— Ну чего он не начинает?!
— Лена! Веди себя как следует!
— Какая жирная скотина!
Роберт Дов намеренно их выдерживал:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54
Каждый раз, когда Гия подходил к краю, непонятная сила словно подталкивала его сделать еще шаг…
— Ты меня, что ли? — Он обернулся.
— Ну! Тут тебя спрашивают…
— Сейчас…
Он догадался, кто эти люди, приехавшие за ним.
По разным причинам он постоянно встречал их на Бар Йохай. Один — уже в возрасте, лет тридцати пяти, обрюзгший — с застывшей кривой улыбочкой на мясистом лице и маслеными блестящими глазами. Второй — недавно из армии, с короткой стрижкой. Незаметный, молчаливый. Привыкший к дисциплине.
— Роберт. Можно Боб… — представился следователь. — А он Джерри. Мы из полиции. Где твои вещи? Там?
Гия постарался взять себя в руки.
— Ну!
— Возьми. Поедешь с нами.
— Мне переодеться надо.
— У нас оденешься. Мы тебе привезли из дома.
Гия молча посмотрел.
Мать, сестра. Они уже знали, что он арестован. Вика…
Румыны-рабочие оставили инструменты, смотрели, как его уводят.
— Ариведерче, Гия!
Он махнул рукой.
— Траяска Романия марэ! Да здравствует великая Румыния!
В голове у него царила полная неразбериха. Румыны засмеялись.
Цель была рядом — Окружное управление полиции, Русское подворье.
«Русское»! Надо же было так совпасть!» Они уже приехали.
Повсюду висел понятный каждому знак — поднятая ладонь внутри красного круга.
«Стой!» ;
Стеклянный киоск КПП под красной черепичной крышей. Рядом вместо забора сетка. Тут же у входа мотоциклы полицейских, телефоны-автоматы…
На противоположной стороне, где камеры, уже не сетка — глухая каменная стена с выступающими «намордниками», а выше, по краю, метра на два еще колючая проволока.
Несколько арабских женщин с передачами арестованным, в белых платках, в платьях до земли, стояли поодаль.
Группа полицейских на тротуаре — чисто выбритые, в рубашках с короткими рукавами, в синих брюках и таких же шапочках с козырьком.
У того, кто стоял к Гии ближе, когда его проводили, под ремень сзади была засунута кобура — фигурная рукоятка с черными «щечками» виднелась снаружи… «Каждому свое…»
Гия отвел взгляд.
Дежурный на КПП поднял шлагбаум. Дальше был короткий двор с увитым зеленью трехэтажным зданием бывшего Русского подворья. Тут была тень. Водитель затормозил.
— Дальше пешком… — пошутил Роберт Дов. Сразу же за входом начиналась лестница наверх с решеткой на лестничной площадке. Проход не был заперт.
В распахнутую дверь мужского туалета была видна широкая религиозная дама в платье до пола, в плоской круглой шляпе. Она водила щеткой по полу…
Поднялись на второй этаж.
В коридоре висели фотографии: полицейские с дубинками, построенные в две шеренги, поджидали демонстрантов…
Коридор, когда Гию проводили, был пуст.
Внезапно полицейские замедлили шаг. Дверь в конце коридора впереди отворилась.
Там кого-то вывели. Повели впереди.
Человек шел между двумя полицейскими. На повороте он вдруг на мгновение открылся.
Гия узнал его.
«Борька Балабан здесь!»
Гия оглянулся на следователя. Их взгляды встретились.
Следователь Роберт Дов с усмешкой следил за ним.
Телевизор в кабинете следователя был из старых, с большим экраном. Гия видел такой: «Telecommander»…
Столы были составлены буквой «Т».
Гию усадили напротив телевизора за приставной стол. В центре, под спортивными вымпелами и картинками, устроился Роберт Дов.
Сверху на телевизор водрузили видеомагнитофон.
Джерри вставил кассету.
— Кино будет? — Голос Гии неожиданно сел.
Роберт Дов понял, ответил на иврите:
— Кен, кен…
«Да, да…»
Появился третий полицейский. Тоже молодой, ровесник Джерри, спортивный, с короткой стрижкой. Типичный уроженец Северного Кавказа.
«Переводчик…»
По знаку следователя Джерри пустил пленку.
На экране был этот же кабинет, в котором они находились. В центре за столом, как и сейчас, сидел Роберт Дов. Его куртка висела поодаль, на плечиках. Выше виднелись те же картины и спортивные вымпелы, флажок на вешалке, какими обмениваются футболисты.
Съемка велась с торца приставного стола, Дов находился постоянно в центре кадра. Справа и слева симметрично сидели двое: кавказец-переводчик и…
Гия не ошибся — Борька Балабан…
На нем была синяя джинсовая куртка; в которой он уехал на курсы электросварщиков.
Роберт Дов задавал вопросы, кавказец-переводчик повторял на русском. Пока Борька отвечал, он записывал, одновременно вслух переводя на иврит…
Пленку перекрутили на начало.
— Хочешь чашку кофе?..
Роберт Дов на экране вышел из кадра, вернулся со стопкой бумажных стаканчиков. Занял место за столом под спортивными вымпелами.
Кто-то сбоку разлил кофе по стаканчикам.
Раздался голос переводчика, обращавшегося к Борьке:
— Одет ты во что был?
Следователь в кадре громко чихнул.
Борька смотрел вниз, на колени.
— Можно закурить? — Он достал сигареты.
— Да.
— На мне была куртка…
— Жакет… — Кавказец переводил, одновременно записывал под копирку в бювар. — Цвет…
— Зеленый…
— Ярукот. Обувь? «Найк», когда полиция поймала…
— Кроссовки эти…
Следователь в кадре высморкался в салфетку, бросил ее в корзину под стол.
Борька курил, не убирая руку от подбородка.
— Ты понял, что ты сделал… Атамевин, ма ата…
— Я был в критическом состоянии…
— Мацавкрити…
Борька сказал странно:
— Напиши, что я прошу, чтобы со мной обращались как с человеком…
Борька погасил сигарету, взял зажигалку. Ему надо было что-то вертеть в руках.
— Потому что я понял свою ошибку, потому что я жалею очень и потому что…
Переводчик с треском вырвал из блокнота лист, подложил копирку под следующий.
Борька подписался в конце листа. «15 AVG» виднелось сбоку на пленке. Переводчик прочитал:
— «Деньги мне были нужны, только чтобы платить за квартиру…» Хочешь добавить?
Гия напрягся: «Что он говорит?!»
— Пиши. У меня очень тяжелое положение. Отец умер, когда мне было тринадцать с половиной лет. Мы с мамой сейчас живем в Израиле хуже, чем нищие…
— «…Как бедные люди».
— Я не мог смотреть на это. Я ушел из дома от мамы, чтобы мама на меня не тратилась.
Зазвонил телефон. Словно протрубила труба.
— Я осознаю то, что сделал. И больше никогда в жизни этого не сделаю…
Роберт Дов на экране почесал спину.
Борька прикрывал лицо ладонью от видеокамеры, курил. Ему было плохо.
Следователь что-то спросил на иврите. Откинулся в кресле. Рука, чесавшая спину, все время находилась за головой.
Гия замер, услышав последовавший затем вопрос:
— Почему вы убили его?.. Вместо того чтобы просто убежать и не трогать его…
— Мы пришли поискать денег. И тут вошел старик. Мы не хотели убивать его. Просто он стал у двери, и у нас не было выхода… Я ничего не помню, только потом в себя пришел. Мне было все равно, взяли мы деньги или нет. Полицейские Ицик и Моше в камере помогли мне понять…
— О'кей… — Следователь на экране продиктовал формулу концовки. Поднялся.
Борька обхватил голову руками.
— Что с тобой?
Борька поднял голову. Пригубил кофе.
По сигналу следователя Джерри выключил телевизор.
Роберт Дов, уже не на экране, а в кабинете, за столом, спросил с усмешкой:
— Что скажешь? Борька правду говорит? Не хотели его убивать?
Гия нахмурился:
— Я этого пацана вообще не знаю.
Гия попал в камеру, которая была в самом конце коридора справа. Камера была угловой…
Гия сразу представил себе, где он находится. Справа за стеной был белоснежный Троицкий собор. Площадь, на которой сидели родственники арестованных. В основном арабки.
Гия перекрестился.
Собор был обычно пуст. В нем можно было бы укрыться, если бы чудом удалось отсюда вырваться. Церковь была из той — другой его жизни. Однажды, когда они шли с Викой, он нашел место, с которого видны были все семь крестов на куполах Троицкого собора и еще восьмой — небольшой, над восточным приделом.
В камере стояли две кровати. На второй лежал пиджак. Его владельца, видимо, увели на допрос. Тут же лежала вырезка из газеты на русском. «Совершенно секретно. Международный ежемесячник». Газета была старой.
«Поезд-призрак»… «Королева крыс»… Внизу с фотографии грустно смотрел Кобзон.
Гия не взял ее в руки. Парни давно объяснили: в тюрьме чужую вещь не берут без спроса.
Сквозь каменные стены звуки снаружи не проникали. Между тем в нескольких метрах, за узкой улочкой Иакова Голдмана, находилась платная стоянка, а по другую сторону автостоянка полиции — миштары .
В белокаменном здании с вывеской «Московский патриархат. Московская духовная миссия в Иерусалиме» в 100 метрах от его камеры размещался Мировой суд по небольшим делам.
Место было связано с Россией.
Все это называлось Русским подворьем в той части города, которая называлась Русским Иерусалимом.
Все это было важно на случай побега…
Когда его вели, он заметил во дворе магазин. Сзади к нему примыкала часовня со странным символом — перечеркнутым овалом с надписью на церковно-славянском: «…ради Сиона и ради Иерусалима не успокоюся…»
«Скорее всего, бежать отсюда невозможно…»
Каменный забор был увит колючей спиралью.
«(Хотя, с другой стороны… Из тюрьмы Ашморет, где когда-то сидел советский шпион Калманович, бежали же двое, прорыв одиннадцатиметровый туннель!..»
В дверях загремел замок.
Двое полицейских ввели напарника.
Худой, с вытянутой головой, небритый уже несколько дней, в шортах на тонких длинных ногах, напарник шагнул в камеру.
— А, гости у нас!
Дверь за ним закрылась.
— Травку пронес? — Он говорил как выходец с Кавказа.
— Нет.
Напарник взглянул внимательно — проверял.
— Ну и дурак! Сейчас бы покайфовали… Сигареты есть?
— Пачка.
— Держи пока.
Он подошел к двери и заорал:
— Рафик! Там я сигареты заказывал купить! — Он орал на русском и на иврите. — Макара ? Что случилось?! Что нам тут, подохнуть без курева…
— Говно кури! — крикнули из коридора по-русски. — Суши и разминай!
— Сын б…
Гия достал сигареты:
— Кури.
— Не буду… — Он подошел к двери и долбанул по ней ногой. — Знаешь, какое первое правило израильтянина? — Он обернулся к Гии. — Соблюдать права человека. Второе — непримиримость к нарушениям прав человека. Третье… Ты видел, как они сигналят на дорогах? Машина впереди чуточку только замешкалась — они уже давят кнопку… «Имею право!»
Дверь открылась. Полицейский, не говоря ни слова, бросил на пол пачку самого дешевого курева.
— Дыми.
— Козел…
Напарника звали Илья. Он был из Махачкалы. Ему шили транспортировку наркоты. По делу проходили несколько человек, его первый друг и подельник — араб — сидел в тюрьме Беер-Шевы…
— Тебе что шьют?
— Убийство.
— Убийство?!
— Да.
— Брось. Со мной это не проходит. Ящик пива утащили из паба. Полиция накрыла и посадила… Я их знаю… — Что-то в лице Гии все-таки остановило его. — В самом деле убийство?
— Да.
Гия почувствовал вторую сторону дела, которая отныне поднимала его в глазах тех, кто теперь его окружал.
— Ты один тут?
— С Борькой.
— Рыжий? Дерганый… То смеется, то плачет. Я знаю. Он со мной сидел. Его сегодня утром отправили. Он твой друг? Я и не знал. Нищего, что ли, уделали в Катамонах?!
— Ну!
— Ты — Гия! Ну понятно.
В дверях загремел замок.
— Началось…
Результаты первого допроса Гии Роберт Дов посчитал неплохими.
— Для нас лучше, что он врет… — Дов обернулся к Джерри, тот играл при нем такую же роль, что и хор в греческой драме. — Свидетели тут?
— Да.
— Заводи.
Ленка явилась на допрос вместе с мамашей. На этот раз в ее одежде была перемена: вместо верха был открыт низ. Короткая кофточка заканчивалась на бедрах, ниже начинались колготки.
Роберту Дову показалось, что в самом центре шов разошелся, и он бесцеремонно рассматривал промежность.
— Ну чего он не начинает?!
— Лена! Веди себя как следует!
— Какая жирная скотина!
Роберт Дов намеренно их выдерживал:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54