При этом Гена непрерывно нес всякую ахинею про Кузьму из Петрозаводска, плохое здоровье и общую дороговизну. Сергей невпопад поддакивал.
Минут через двадцать Гена снял наушники, убрал их в чемоданчик, достал оттуда чистый лист бумаги, прямоугольный кусок картона и авторучку. Положил картон на стол, бумагу на картон, написал несколько фраз, убрал картон и авторучку обратно, а бумагу, не переставая рассказывать, как ему прошлым летом резали аппендикс, перебросил через стол Сергею.
На листе печатными буквами — очевидно, для легкости чтения — было написано:
«На шкафу установлен микрофон. В телефонной трубке жучок. Слушают разговоры в комнате и по телефону. Приемник в одной из соседних комнат.
Пригласи меня к себе домой».
Убедившись, что Сергей дочитал до конца, Гена забрал бумагу, спрятал ее в чемоданчик и посмотрел на Сергея, вопросительно подняв брови.
— Слушай, Гена, — сказал ошарашенный Сергей, — а что это мы тут сидим?
Поехали ко мне, выпьем по рюмочке.
Гена одобрительно кивнул и закрыл чемоданчик.
На квартире Гена, время от времени позвякивая ложкой по стакану, провозился намного дольше. Наконец, захлопнув чемоданчик, сказал:
— Здесь чисто. Но все равно имей в виду — в любое время могут поставить.
Так что деловых разговоров лучше не вести. Чаем угостишь?
— А кто может поставить? — спросил Сергей, наливая чай.
— Кому нужно, тот и может, — содержательно ответил Гена, прихлебывая горячий напиток. — Там, в конторе, хозяин поставил.
— Откуда знаешь?
— От верблюда. Там самодел стоит, у него дальность — из одной комнаты в другую. Так что, кроме хозяина, больше некому.
— А может мне его отодрать и выкинуть?
Гена, прищурившись, посмотрел на Сергея.
— Ну ты даешь! Они тебе тут же другой вдудолят. Да еще сообразят, что ты в этих делах кумекаешь. Тебе это надо? Так что не вздумай. Живи как жил. Только аккуратно.
Вернувшись в офис, Сергей наткнулся на Леву.
— Я слышал, к тебе тут приходили, — радушно сказал Лева, обнимая Сергея за плечи. — Старый приятель?
— Отдыхали как-то вместе, — осторожно ответил Сергей. — Ну что, будем сегодня трогать Еропкина за вымя?
Господин Терьян
Рабочий кабинет Еропкина потрясал. Судя по всему, раньше здесь был актовый зал. Теперь же сцену убрали, кресла вынесли, стены выкрасили под мрамор и выделили несколько помещений: в одном у Еропкина размещались диван и два кресла, во втором — барная стойка и тоже два кресла, в третьем — тренажеры, а в четвертом — душ, унитаз, биде и утопленная в полу ванна с гидромассажем. Фойе актового зала превратилось в приемную, в которой трудились три девицы в легких полупрозрачных платьицах, а еще две сидели просто так и ничего не делали.
Еропкин вышел навстречу гостям, покинув свой письменный стол из карельской березы. На хозяине была ослепительная белая рубашка, рукава которой застегивались на массивные золотые запонки, яркий галстук с золотым же зажимом, бархатные, шоколадного цвета, штаны и, несмотря на теплую погоду, меховая безрукавка, из кармана которой свешивалась и исчезала где-то в кармане брюк золотая цепь. На ногах были домашние меховые тапочки.
Обнявшись с Левой и крепко пожав руку Терьяну, Еропкин усадил гостей на расставленные вокруг журнального столика козетки, а сам устроился в кресле напротив.
— Такие вот дела, — произнес он, разглядывая Сергея и улыбаясь. — Столько лет не виделись. Хорошее было время, правда? У нас ведь с тобой тогда какая-то штука произошла, — он пощелкал пальцами. — Уж не помню, из-за чего. Бабу, что ли, не поделили? Ну так это мы теперь спокойно можем урегулировать. Чтоб проклятое прошлое, понима-аешь, не угнетало. Видал в приемной? Хочешь, бери любую. Хоть сейчас. Не нравятся — ща позвоню, еще десяток прилетит. А?
— В другой раз, — сказал Сергей. — Прошлое не угнетает.
— Хорошо, — легко согласился Еропкин. — А я вот помню, ты раньше еще книжками интересовался. Точно? Я тоже, понима-аешь, пристрастился последнее время. Библиотечку собрал. Надо, чтобы ты посмотрел как-нибудь. Правда, у меня все на старославянском. Придешь, понима-аешь, вечером с работы, откроешь что-нибудь, сразу, понима-аешь, успокаиваешься. Ты как насчет старославянского?
— У меня со старославянским проблемы, — чистосердечно признался Сергей, почему-то вспомнив историю с писателем Оливером Твистом. — А ты здесь здорово устроился.
Еропкин оживился, оставил литературную тему и начал рассказывать о своих планах. Слушая его, Сергей с удивлением осознал, что Еропкин произносит очень осмысленные вещи. Поминутно вставляя свое «понима-аешь» и матерные слова, тыча в Сергея и Леву жирным пальцем, шмыгая носом и почесываясь, он говорил о строительстве нового корпуса станции, договорах с мэрией, организации продажи машин, головокружительных схемах кредитования.
— Такие, бля, дела, — закончил он. — На все про все два, максимум три года. Этот бизнес на полсотни лимонов потянет, клянусь. А надо-то всего два, на раскрутку. Чего вы там, в Москве, жметесь? Я Платону говорил — у меня тут уже инвесторы, как мухи, крутятся. Хочешь, говорю, я инфокаровские сорок процентов обратно выкуплю? Триста штук кладу не глядя. Нет, говорит, будем работать вместе. А чего тянуть? Лето же уходит. Если я сейчас стройку не начну, зимой это все в копеечку влетит. Вот ты приехал, прими решение. Или Платону доложи, пусть он там почешется. Понял мою мысль? Ну, мы тут все свои, так ты имей в виду — ежели Платон перечисляет, к примеру, до первого числа два лимона, один процент твой. Двадцать штук. Тут же наличными отстегиваю. Или в долю тебя возьму, в акционеры. Это как захочешь. Да ты не жмись, я ж тебе не взятку даю.
Все ведь для общего дела, для того же «Инфокара».
— Рано это обсуждать, — осторожно сказал Сергей, не желая начинать с Еропкиным дискуссию о мировоззренческих принципах. — То, что ты рассказал, у тебя где-нибудь написано? Я бы хотел посмотреть. И бизнес-план тоже.
— А как же! Танька! — крикнул Еропкин. — Зайди быстро!
Впорхнувшая из приемной Танька, повинуясь взгляду Еропкина, встала рядом с Сергеем, прижалась к нему горячим бедром, открыла блокнот и приготовилась записывать.
— Значит, так, — начал командовать Еропкин. — Все материалы по проекту забери у Михалыча, пусть принесут бизнес-план, потом эту папку… ну которую у архитектора взяли… еще баланс, договора… потом вспомню, еще скажу. Соберешь все и отдашь вот господину Терьяну. Поняла? И поможешь ему разобраться. Как следует поможешь. И чтоб все, что ему нужно — ксерокс там или еще что, — молнией. Мне этот человек очень нужен. Поняла?
Танька замахала ресницами, бросила на Сергея многозначительный взгляд и удалилась.
— Так, — сказал Еропкин, выудив из кармана золотую цепь, к которой был прикреплен золотой хронометр. — Мне на массаж надо. Давайте, мужики, на вечер что-то решать. Предлагаю в восемь часов. Лева, помнишь место, где мы в прошлый раз были? Вот туда.
— Он и вправду хочет откупить инфокаровскую долю за триста тысяч? — спросил Сергей, когда они со Штурминым вышли на улицу.
— Да ты что! Откуда у него деньги?! Это все ля-ля. Рассказывает красиво, правда? Я уже третий раз слышу. Интересно, что он все это действительно может.
Сколько при этом украдет — другой вопрос.
— А куда он нас вечером ведет?
— Нормальная совковая забегаловка. По салатику. По шашлычку. Будем пить водочку. Оркестр играет. Для нашего гостя из солнечного Магадана. Танцы.
В ресторан Еропкин, к удивлению Сергея, заявился все в тех же домашних тапочках. Перехватив взгляд Терьяна, Еропкин пояснил:
— Костная мозоль. Никакие ботинки не налезают. Так вот и маюсь.
Про меню Лева угадал гениально. Не заглядывая в принесенную официантом потрепанную брошюру, Еропкин скомандовал:
— Значит, так. По салатику. По шашлычку. Пить будем водочку. Три «Смирновской» принеси. Боржому. Еще пару шампанского — здесь поставь, с краю. — И, не давая никому вставить слово, начал травить анекдоты.
Ресторанный оркестр прервал захватывающую историю про поручика Ржевского.
Еропкин остановился на полуслове, осмотрелся и, углядев партнершу, пошел танцевать. Оттоптавшись три танца, привел ее к столу.
— Садись, — сказал Еропкин. — Познакомься. Это Лева. Это — как тебя — Сережа. Это Галя. Шампанское будешь, Галка?
Девица кивнула и залпом выпила фужер шампанского. Еропкин, подперев голову рукой, смотрел на Галку с пьяной грустью.
— Ж-жрать хочешь? — старательно выговаривая слова, спросил он. — Голодная небось?
Галка подумала и снова кивнула. Еропкин поднял руку, подзывая официанта.
— Значит, так, — сказал он, почесывая грудь. — Еще один салат. Шашлык четыре раза. Серега, ты будешь? Нет? Тогда три раза. Коньяк есть? Принеси бутылку.
Потом придвинул стул вплотную к Галке и опустил руку под стол.
— Да ладно тебе, — возмутилась Галка, — дай поесть. Сам же предложил. Что тебе не терпится?
— П-понял, — покорно согласился Еропкин, отодвинулся на полметра и уставился на Галку, стараясь смотреть в одну точку. Просидев несколько минут, встал, направился, шаркая тапочками, к оркестру, сунул пианисту несколько купюр, вернулся на место и занял прежнюю позу.
— По заявке нашего гостя Александра, — объявил пианист, — для его знакомой девушки Гали исполняем популярную песню…
— Эт-то для тебя, — пояснил Еропкин.
— Путана, путана, путана, — жизнерадостно завопили музыканты, — ночная бабочка, но кто же виноват…
По лицу Еропкина потекли крупные слезы.
Сергей переглянулся с Левой, и они стали пробиваться к выходу через плотную толпу танцующих.
— Он что, всегда так? — спросил Сергей уже на улице.
— Ха! — сказал Лева. — Это еще цветочки. Год назад он такое устроил! Ему тут один мужик не показался. Сашка подошел к оркестру — сыграйте мне, говорит, «День Победы», только без слов. И не с начала, а сразу с припева. И не прямо сейчас, а когда я рукой махну. Подошел к мужику, встал у него за спиной и махнул рукой. Только оркестр заиграл, он взял стул и со всего размаху шандарахнул мужика по башке. Представляешь, под «День Победы»!
— Лихо, — признал Терьян. — Закончилось в милиции?
— Если бы! Мужик оказался нашим городским бандитом. Не из самых крутых, но все же. Моня Подольский. Известен тем, что ездит на белом «роллс-ройсе». С ним, кстати, незадолго до этого дела классная история приключилась. К нам Горбачев приезжал — месяца за три до путча. И, по традиции, пошел в народ. Идет он, значит, по Невскому, с ним Раиса Максимовна, как водится, охрана, людей полно.
А навстречу едет Моня на своем «роллс-ройсе». Увидел Горбачева, вылез, подошел к нему — спасибо вам, говорит, Михал Сергеич, за все, за перестройку. Если б, говорит, не вы, я бы до сих пор еще сидел. Неужели не слышал? Тут все просто на ушах стояли.
— Не слышал, — рассмеялся Терьян. — История действительно классная. Чем же все-таки «День Победы» закончился?
— Так получилось, что в ту минуту Моня за столиком один сидел. Когда Сашка его стулом огрел, он сразу — брык и под стол. Влетели его быки, стали Еропкина по всему ресторану гонять. Он от них бегал-бегал, потом притомился и сдался в плен. Они его увезли. Все уж думали, что Сашке конец. Нет, через три дня появляется. Смирный. Ты заметил, что он в тапочках ходит? Это с тех пор. У него, — Лева оглянулся и перешел на шепот, — хорошие завязки в Большом доме.
Они его и вытащили. Ты куда сейчас?
— Домой. — Терьян старался пить мало, но Еропкину, поначалу зорко следившему за рюмками своих гостей, все же удалось влить в него граммов триста.
— Я у тебя, кстати, хотел спросить. Эта девочка…
— Настя? Понравилась? Ты не поверишь, по объявлению нашел. Когда представительство открывали, Платон позвонил и говорит — сделай так, чтобы все было по высшему разряду. Я дал объявление в вечерней газете — так, мол, и так, для представительства, для работы с гостями, все такое.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121