Иначе мы не видели бы солнца и замерзли.
– А солнца мы и так не видим.
Я нагнулся, рассматривая траву. Местами она была вытоптана.
– Должно быть, здесь пасут коз или корову. Взгляните, все объедено...
– О, да вы еще и агроном, – пошутила Лоранс.
Она опустилась на колени рядом со мной, достаточно близко, чтобы я почувствовал аромат ее немного пряных духов. Однако это не было попыткой сближения, да и я не стремился к нему. Лоранс уселась на траву. Я тоже сел, скрестив руки на коленях.
– За обедом я побеседовала с Шарриаком, – начала Лоранс. – Он просто ненормальный. Изложил невероятную теорию о женщинах.
– А я выслушивал Морана. Тоже не сахар.
– Он хоть смешной, а тот – больной. Естественно, Шарриак провоцировал меня, пытался разозлить. Я не осмелюсь повторить то, что он наговорил. Что-то вроде глубокого презрения... Оно изливалось из него. Это были не просто мысли многих мужчин, не желающих видеть женщин вне их традиционных обязанностей – закоренелый консерватизм двух тысячелетий... Это было... Я чуть не запустила стаканом ему в физиономию.
– А знаете, мне кажется, он так же думает и о мужчинах. Он презирает всех.
Лоранс сорвала травинку, не донеся ее до рта, разжала пальцы, и та улетела.
– Нет, тут было особенное. Ненависть к женщинам. Не представляю, что они ему сделали. Но в любом случае он этого заслужил.
– Шарриак женат?
– Понятия не имею. Но это меня удивило бы. А может, он тяжело перенес развод...
– А вы знаете таких, кто легко переносит его?
Лоранс хихикнула:
– Нет, пожалуй. Но это было потрясающе. На свете, оказывается, есть только Шарриак и несколько хозяев мира, которых он уважает, потому что они могущественны. Все остальные – банда рабов, к услугам которых он иногда прибегает. И наконец, в самом низу – женщины, управляемые своими гормонами, способные только рожать; они стремятся найти богатенького самца, чтобы обеспечить будущее своих детей. Все это немного... Немного помедлив, она продолжила: – Шарриак считает себя сверхчеловеком, ему, видите ли, удалось избавиться от всех глупостей, которыми полна жизнь, – любви, привязанности... сострадания... Все это достойные презрения чувства, мешающие свободному мышлению. Знаете, я думаю, он просто какой-то нацист. Он вполне способен сжечь еще один Орадур-сюр-Глан или, зевая, открыть филиал Освенцима. Нацисты, наверное, были точно такими. Они не исчезли вдруг, правда? Я имею в виду их образ мыслей... Они просто превратились в крупных функционеров или глав предприятий, нацепив маску либерализма. Но они продолжают смотреть на человечество как на насекомое.
Лоранс откинулась назад, непроизвольно положила свою руку на мою, но тотчас отдернула ее.
– Извините, прошу прощения...
– Он вам отвратителен?
– Скорее, вызывает жалость. Должно быть, Шарриак очень несчастен. Плотина, которой он отгородился, просто ужасна. А что у него внутри? Нет, страшно то, что Шарриак не знает границ. Он настолько уверен в себе... Другие для него не существуют, они только отражение его "я".
Я посмотрел на Лоранс. Она выглядела очень взволнованной.
– Не будем же мы весь день говорить о Шарриаке. Расскажите мне о себе.
– Не здесь. Позже. В Париже... Если захотите. А здесь есть что-то... – Не закончив фразы, Лоранс быстро встала. – Идемте? Мне надо присоединиться к своей команде... редко приходилось видеть таких обескураженных людей. – Она стала загибать пальцы: – Леруа... вечно недоволен, все время ворчит. Эль-Фатави... с виду робок, но постоянно противоречит, все ему не так. Сущий пораженец. И упрям как осел. Мне бы вилы, чтобы подгонять их обоих. Шаламон глуп как пробка. У него лишь одно преимущество: он осознает это и помалкивает. Это уже неплохо. Обычно дураки считают себя очень хитрыми. А о двух других я уж и не говорю, они вовсе никудышные. Можно подумать, что они находятся на подготовительных курсах. Думаю, они и рта никогда не раскрывали. По крайней мере они мне не мешают. Если уж это результат отбора "Де Вавр интернэшнл", благодарю покорно... У вас нет другого адреса?
Мы спускались по тропинке, внимательно смотря под ноги: она была скользкой из-за слоя пихтовых иголок. Один раз Лоранс оперлась о мою руку, в другой – о ствол дерева. Все сказанное ею давало мне пищу для размышлений. Действительно, за исключением четырех-пяти участников большинство не соответствовали ожидаемому уровню. Я поделился своим недоумением с Лоранс.
– Возможно, здесь выбор... Я хочу сказать, что в "Де Вавр интернэшнл", вероятно, намереваются отобрать всего одного-двух человек, ну, может быть, трех-четырех. А остальные – только для того, чтобы игра походила на реальность и было побольше проблем, которые возникают на настоящем предприятии: один увлекается серфингом и ни черта не делает, другой – самовлюбленный кретин, допускающий только промахи и гордящийся этим; старый кадр, которому год до пенсии, ему бы только в гольф поиграть, а на все остальное наплевать; есть и родственник патрона – явно не на своем месте. Таких, конечно, у нас нет, но подобрались достаточно характерные образчики...
Лоранс остановилась и засмеялась.
– Может быть... Для нас это было бы лестно. Ну, если я вхожу в число тех немногих...
– Конечно, входите. В противном случае Шарриак оставил бы вас в покое. Ему хочется точно знать, не будете ли вы отстаивать привычные женские права: женщинам чинят препятствия, их мало в управлении, их не слушают и так далее.
Она погрозила мне пальцем.
– А, если и вы туда же...
– Нет, правда, предприниматели – мужчины, они ненавидят эти разговоры. У них появляется комплекс вины. Они не знают...
– И оказываются в собственном дерьме! Ведь это факт, не так ли? Что мало женщин... И разве несправедливо требовать, чтобы их стало больше?
– Нет, разумеется. Но когда ты безработный – это угроза. Уже не хватает места для нас, и нам говорят: "Потеснитесь".
– Что же, нужно потесниться!
Полунасмешливо-полугневно она вздернула подбородок. Я машинально взял ее за плечи.
– Лоранс, боюсь, у нас разные интересы...
Она не отстранилась. Я прочитал вызов в глазах Лоранс и отпустил ее. Должен признаться, она привлекала меня, но я не хотел никаких интрижек. Я люблю свою жену. И других забот у меня сейчас предостаточно.
Остаток пути мы прошли молча, немного смущенные. Между нами образовалась некая настороженная пустота, которая возникает, когда не произошло что-то, что могло произойти.
Хирш нетерпеливо поджидал меня на крыльце. Он бросил любопытный взгляд на Лоранс, схватил меня за локоть и зашептал:
– У меня есть ответ. То, что надо. Пойдем...
Он показал распечатку электронного письма. Хозяин, дель Рьеко, согласился уточнить, что да, существовал диск о рыбной ловле; действительно, американский программист был заинтересован в его экспорте в Европу. Мастрони уже составлял предложения по контракту.
– Что будем делать? – спросил он. – Создавать филиал?
Мы немного пообсуждали это. Были и "за", и "против". Фактор времени играл решающую роль.
Мы еще ни к чему не пришли, когда ворвалась Лоранс. Скулы ее пылали, в глазах блестели слезы. Она нервно улыбнулась Хиршу и испуганно уставилась на меня:
– Жером, могу я поговорить с вами?
Не прошло и получаса, как мы расстались.
– Что случилось, Лоранс?
Она мотнула головой:
– Нет, наедине, если возможно...
Один лишь раз я видел такое лицо: когда моей секретарше сообщили, что ее сына сбил грузовик. Должно быть, произошло что-то серьезное. Похлопав Хирша по руке, я извинился и последовал за Лоранс к выходу.
Не сделав и трех шагов, она резко повернулась ко мне:
– Шарриак нападает на мой капитал!
Я недоуменно посмотрел на нее:
– Как это?
Она ломала руки и в то же время пыталась справиться со своим лицом, но все усилия были тщетны. Лоранс сверлила меня взглядом.
– Вы знаете, из чего состоит ваш капитал?
Мысленно я отвесил себе звонкую пощечину. Думал я обо всем, только не об этом. Я нисколько не сомневался, что являюсь главным акционером, и даже не проверил этот немаловажный факт.
– Э-э-э... нет...
– Так вот, ознакомьтесь! Я это только что сделала!
– Минутку, мы котируемся на бирже? Он выбросил свои акции на рынок?
– Даже не это. Намного проще. У меня – треть акций и у других двоих по столько же. Он только что купил долю одного из моих акционеров и делает предложение второму.
– А откуда у него деньги?
Она мяукнула, словно разъяренная кошка.
– Я ничего не знаю! Может, у него есть накопления, или он сговорился с банком. Скажите мне, Жером, умоляю, вы-то по крайней мере в этом не участвуете?
Я широко улыбнулся:
– Нет, клянусь.
Она кивнула, нахмурилась:
– Жером, мне нужна ваша помощь! Если он отхватит кусок, я останусь в меньшинстве и могу убираться восвояси. Это невозможно, Жером, мне крайне нужна эта работа! Я объясню вам почему.
У всех свои причины, и они трагически схожи.
– А что говорят профсоюзы? – спросил я. – Они не очень-то любят слияния: за ними автоматически следуют увольнения.
– Им плевать на профсоюзы! – выкрикнула она. – На кону большие деньги!
– Сколько?
Лоранс назвала цифру. Примерно столько мы намеревались инвестировать в импорт дисков. Она ухватилась за мою руку.
– Послушайте, Жером, у меня нет другого выхода. Вам надо купить третью долю. Тогда все будет поровну: треть у него, треть у вас и треть у меня. Если мы объединимся, мы вытолкнем его. У него будет только блокирующее меньшинство. По сути, оно уже у него есть.
– А если бы вы увеличили капитал? Он не сможет тягаться...
– Слишком поздно. Мне бы пораньше это сделать. Но я не остерегалась... Моя судьба в ваших руках, Жером. Все зависит от вас.
– Я не один... У меня команда...
Она увидела в моем взгляде нечто большее, нежели колебание. Ее глаза увлажнились. Бросив на меня последний взгляд, Лоранс отвернулась. Обхватив плечи руками, словно ей стало холодно, она сделала три шага по гравию аллеи.
– Если вы меня бросите, я погибла, – проговорила Лоранс.
Я попытался приободрить ее:
– Это игра, Лоранс...
– Нет. Это не игра. На карту поставлена жизнь.
Я подло выкручивался из постыдного положения:
– Послушайте же, я не сказал "нет". Я сказал, что мне надо посоветоваться с командой. О них тоже следует подумать. Я не отказываюсь, но вы должны понять...
Я увидел ее очень усталое лицо.
– О, понятно. Каждый за себя.
– С самого начала, Лоранс, каждый был за себя... Не надо паниковать. Мы сделаем вот что: я объясню им положение дел. Не исключено, что нам самим потребуется защититься. Скорость меняется, и нам надо разобраться в ситуации. А потом, если обнаружится хоть один шанс, вы придете и объясните, почему все это в наших интересах. Передайте мне документацию – балансы, место на рынке и так далее мы должны все изучить.
Она опять поежилась.
– Короче говоря, я продаюсь Шарриаку, но прежде я отдаюсь вам... Могу я задать один вопрос?
– Задавайте.
– Если бы я переспала с вами, это изменило бы что-нибудь?
– Нет, – тотчас ответил я.
– Спасибо. Мне нужно было это знать.
Схватив Лоранс за плечо, я встряхнул ее:
– Лоранс, шевелитесь же! Ничто пока не потеряно! Не уподобляйтесь девочке, сломавшей куклу! Только не вы, только не это! У вас вид побежденной. Примите-ка душ, переоденьтесь, соберитесь с духом и идите в атаку.
Она вяло улыбнулась мне и ушла. Медленным шагом я вернулся в свое логово. Мне необходимо было все обдумать. Со всех сторон. Несомненно, наступление Шарриака имело целью выбить Лоранс; он этого никогда и не скрывал. Но это могло быть и еще одним тестом для меня. Как я поступлю, выбирая между интересами предприятия и симпатией, которую явно испытывал к молодой женщине? Они, очевидно, рассчитывали, что я без зазрения совести буду участвовать в дележе добычи. Или я сам прикончу ее. Может быть, не к трем-четырем приценивались они с самого начала, а к одному – ко мне.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34
– А солнца мы и так не видим.
Я нагнулся, рассматривая траву. Местами она была вытоптана.
– Должно быть, здесь пасут коз или корову. Взгляните, все объедено...
– О, да вы еще и агроном, – пошутила Лоранс.
Она опустилась на колени рядом со мной, достаточно близко, чтобы я почувствовал аромат ее немного пряных духов. Однако это не было попыткой сближения, да и я не стремился к нему. Лоранс уселась на траву. Я тоже сел, скрестив руки на коленях.
– За обедом я побеседовала с Шарриаком, – начала Лоранс. – Он просто ненормальный. Изложил невероятную теорию о женщинах.
– А я выслушивал Морана. Тоже не сахар.
– Он хоть смешной, а тот – больной. Естественно, Шарриак провоцировал меня, пытался разозлить. Я не осмелюсь повторить то, что он наговорил. Что-то вроде глубокого презрения... Оно изливалось из него. Это были не просто мысли многих мужчин, не желающих видеть женщин вне их традиционных обязанностей – закоренелый консерватизм двух тысячелетий... Это было... Я чуть не запустила стаканом ему в физиономию.
– А знаете, мне кажется, он так же думает и о мужчинах. Он презирает всех.
Лоранс сорвала травинку, не донеся ее до рта, разжала пальцы, и та улетела.
– Нет, тут было особенное. Ненависть к женщинам. Не представляю, что они ему сделали. Но в любом случае он этого заслужил.
– Шарриак женат?
– Понятия не имею. Но это меня удивило бы. А может, он тяжело перенес развод...
– А вы знаете таких, кто легко переносит его?
Лоранс хихикнула:
– Нет, пожалуй. Но это было потрясающе. На свете, оказывается, есть только Шарриак и несколько хозяев мира, которых он уважает, потому что они могущественны. Все остальные – банда рабов, к услугам которых он иногда прибегает. И наконец, в самом низу – женщины, управляемые своими гормонами, способные только рожать; они стремятся найти богатенького самца, чтобы обеспечить будущее своих детей. Все это немного... Немного помедлив, она продолжила: – Шарриак считает себя сверхчеловеком, ему, видите ли, удалось избавиться от всех глупостей, которыми полна жизнь, – любви, привязанности... сострадания... Все это достойные презрения чувства, мешающие свободному мышлению. Знаете, я думаю, он просто какой-то нацист. Он вполне способен сжечь еще один Орадур-сюр-Глан или, зевая, открыть филиал Освенцима. Нацисты, наверное, были точно такими. Они не исчезли вдруг, правда? Я имею в виду их образ мыслей... Они просто превратились в крупных функционеров или глав предприятий, нацепив маску либерализма. Но они продолжают смотреть на человечество как на насекомое.
Лоранс откинулась назад, непроизвольно положила свою руку на мою, но тотчас отдернула ее.
– Извините, прошу прощения...
– Он вам отвратителен?
– Скорее, вызывает жалость. Должно быть, Шарриак очень несчастен. Плотина, которой он отгородился, просто ужасна. А что у него внутри? Нет, страшно то, что Шарриак не знает границ. Он настолько уверен в себе... Другие для него не существуют, они только отражение его "я".
Я посмотрел на Лоранс. Она выглядела очень взволнованной.
– Не будем же мы весь день говорить о Шарриаке. Расскажите мне о себе.
– Не здесь. Позже. В Париже... Если захотите. А здесь есть что-то... – Не закончив фразы, Лоранс быстро встала. – Идемте? Мне надо присоединиться к своей команде... редко приходилось видеть таких обескураженных людей. – Она стала загибать пальцы: – Леруа... вечно недоволен, все время ворчит. Эль-Фатави... с виду робок, но постоянно противоречит, все ему не так. Сущий пораженец. И упрям как осел. Мне бы вилы, чтобы подгонять их обоих. Шаламон глуп как пробка. У него лишь одно преимущество: он осознает это и помалкивает. Это уже неплохо. Обычно дураки считают себя очень хитрыми. А о двух других я уж и не говорю, они вовсе никудышные. Можно подумать, что они находятся на подготовительных курсах. Думаю, они и рта никогда не раскрывали. По крайней мере они мне не мешают. Если уж это результат отбора "Де Вавр интернэшнл", благодарю покорно... У вас нет другого адреса?
Мы спускались по тропинке, внимательно смотря под ноги: она была скользкой из-за слоя пихтовых иголок. Один раз Лоранс оперлась о мою руку, в другой – о ствол дерева. Все сказанное ею давало мне пищу для размышлений. Действительно, за исключением четырех-пяти участников большинство не соответствовали ожидаемому уровню. Я поделился своим недоумением с Лоранс.
– Возможно, здесь выбор... Я хочу сказать, что в "Де Вавр интернэшнл", вероятно, намереваются отобрать всего одного-двух человек, ну, может быть, трех-четырех. А остальные – только для того, чтобы игра походила на реальность и было побольше проблем, которые возникают на настоящем предприятии: один увлекается серфингом и ни черта не делает, другой – самовлюбленный кретин, допускающий только промахи и гордящийся этим; старый кадр, которому год до пенсии, ему бы только в гольф поиграть, а на все остальное наплевать; есть и родственник патрона – явно не на своем месте. Таких, конечно, у нас нет, но подобрались достаточно характерные образчики...
Лоранс остановилась и засмеялась.
– Может быть... Для нас это было бы лестно. Ну, если я вхожу в число тех немногих...
– Конечно, входите. В противном случае Шарриак оставил бы вас в покое. Ему хочется точно знать, не будете ли вы отстаивать привычные женские права: женщинам чинят препятствия, их мало в управлении, их не слушают и так далее.
Она погрозила мне пальцем.
– А, если и вы туда же...
– Нет, правда, предприниматели – мужчины, они ненавидят эти разговоры. У них появляется комплекс вины. Они не знают...
– И оказываются в собственном дерьме! Ведь это факт, не так ли? Что мало женщин... И разве несправедливо требовать, чтобы их стало больше?
– Нет, разумеется. Но когда ты безработный – это угроза. Уже не хватает места для нас, и нам говорят: "Потеснитесь".
– Что же, нужно потесниться!
Полунасмешливо-полугневно она вздернула подбородок. Я машинально взял ее за плечи.
– Лоранс, боюсь, у нас разные интересы...
Она не отстранилась. Я прочитал вызов в глазах Лоранс и отпустил ее. Должен признаться, она привлекала меня, но я не хотел никаких интрижек. Я люблю свою жену. И других забот у меня сейчас предостаточно.
Остаток пути мы прошли молча, немного смущенные. Между нами образовалась некая настороженная пустота, которая возникает, когда не произошло что-то, что могло произойти.
Хирш нетерпеливо поджидал меня на крыльце. Он бросил любопытный взгляд на Лоранс, схватил меня за локоть и зашептал:
– У меня есть ответ. То, что надо. Пойдем...
Он показал распечатку электронного письма. Хозяин, дель Рьеко, согласился уточнить, что да, существовал диск о рыбной ловле; действительно, американский программист был заинтересован в его экспорте в Европу. Мастрони уже составлял предложения по контракту.
– Что будем делать? – спросил он. – Создавать филиал?
Мы немного пообсуждали это. Были и "за", и "против". Фактор времени играл решающую роль.
Мы еще ни к чему не пришли, когда ворвалась Лоранс. Скулы ее пылали, в глазах блестели слезы. Она нервно улыбнулась Хиршу и испуганно уставилась на меня:
– Жером, могу я поговорить с вами?
Не прошло и получаса, как мы расстались.
– Что случилось, Лоранс?
Она мотнула головой:
– Нет, наедине, если возможно...
Один лишь раз я видел такое лицо: когда моей секретарше сообщили, что ее сына сбил грузовик. Должно быть, произошло что-то серьезное. Похлопав Хирша по руке, я извинился и последовал за Лоранс к выходу.
Не сделав и трех шагов, она резко повернулась ко мне:
– Шарриак нападает на мой капитал!
Я недоуменно посмотрел на нее:
– Как это?
Она ломала руки и в то же время пыталась справиться со своим лицом, но все усилия были тщетны. Лоранс сверлила меня взглядом.
– Вы знаете, из чего состоит ваш капитал?
Мысленно я отвесил себе звонкую пощечину. Думал я обо всем, только не об этом. Я нисколько не сомневался, что являюсь главным акционером, и даже не проверил этот немаловажный факт.
– Э-э-э... нет...
– Так вот, ознакомьтесь! Я это только что сделала!
– Минутку, мы котируемся на бирже? Он выбросил свои акции на рынок?
– Даже не это. Намного проще. У меня – треть акций и у других двоих по столько же. Он только что купил долю одного из моих акционеров и делает предложение второму.
– А откуда у него деньги?
Она мяукнула, словно разъяренная кошка.
– Я ничего не знаю! Может, у него есть накопления, или он сговорился с банком. Скажите мне, Жером, умоляю, вы-то по крайней мере в этом не участвуете?
Я широко улыбнулся:
– Нет, клянусь.
Она кивнула, нахмурилась:
– Жером, мне нужна ваша помощь! Если он отхватит кусок, я останусь в меньшинстве и могу убираться восвояси. Это невозможно, Жером, мне крайне нужна эта работа! Я объясню вам почему.
У всех свои причины, и они трагически схожи.
– А что говорят профсоюзы? – спросил я. – Они не очень-то любят слияния: за ними автоматически следуют увольнения.
– Им плевать на профсоюзы! – выкрикнула она. – На кону большие деньги!
– Сколько?
Лоранс назвала цифру. Примерно столько мы намеревались инвестировать в импорт дисков. Она ухватилась за мою руку.
– Послушайте, Жером, у меня нет другого выхода. Вам надо купить третью долю. Тогда все будет поровну: треть у него, треть у вас и треть у меня. Если мы объединимся, мы вытолкнем его. У него будет только блокирующее меньшинство. По сути, оно уже у него есть.
– А если бы вы увеличили капитал? Он не сможет тягаться...
– Слишком поздно. Мне бы пораньше это сделать. Но я не остерегалась... Моя судьба в ваших руках, Жером. Все зависит от вас.
– Я не один... У меня команда...
Она увидела в моем взгляде нечто большее, нежели колебание. Ее глаза увлажнились. Бросив на меня последний взгляд, Лоранс отвернулась. Обхватив плечи руками, словно ей стало холодно, она сделала три шага по гравию аллеи.
– Если вы меня бросите, я погибла, – проговорила Лоранс.
Я попытался приободрить ее:
– Это игра, Лоранс...
– Нет. Это не игра. На карту поставлена жизнь.
Я подло выкручивался из постыдного положения:
– Послушайте же, я не сказал "нет". Я сказал, что мне надо посоветоваться с командой. О них тоже следует подумать. Я не отказываюсь, но вы должны понять...
Я увидел ее очень усталое лицо.
– О, понятно. Каждый за себя.
– С самого начала, Лоранс, каждый был за себя... Не надо паниковать. Мы сделаем вот что: я объясню им положение дел. Не исключено, что нам самим потребуется защититься. Скорость меняется, и нам надо разобраться в ситуации. А потом, если обнаружится хоть один шанс, вы придете и объясните, почему все это в наших интересах. Передайте мне документацию – балансы, место на рынке и так далее мы должны все изучить.
Она опять поежилась.
– Короче говоря, я продаюсь Шарриаку, но прежде я отдаюсь вам... Могу я задать один вопрос?
– Задавайте.
– Если бы я переспала с вами, это изменило бы что-нибудь?
– Нет, – тотчас ответил я.
– Спасибо. Мне нужно было это знать.
Схватив Лоранс за плечо, я встряхнул ее:
– Лоранс, шевелитесь же! Ничто пока не потеряно! Не уподобляйтесь девочке, сломавшей куклу! Только не вы, только не это! У вас вид побежденной. Примите-ка душ, переоденьтесь, соберитесь с духом и идите в атаку.
Она вяло улыбнулась мне и ушла. Медленным шагом я вернулся в свое логово. Мне необходимо было все обдумать. Со всех сторон. Несомненно, наступление Шарриака имело целью выбить Лоранс; он этого никогда и не скрывал. Но это могло быть и еще одним тестом для меня. Как я поступлю, выбирая между интересами предприятия и симпатией, которую явно испытывал к молодой женщине? Они, очевидно, рассчитывали, что я без зазрения совести буду участвовать в дележе добычи. Или я сам прикончу ее. Может быть, не к трем-четырем приценивались они с самого начала, а к одному – ко мне.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34