Улицы, как водится, были узки и коротки, широка и длинна у нас только летопись улиц…
– Кубик и Ромбик вышли из дома<Домом в КПТ ОПС обозначается не обязательно место жительства, а любое помещение, где объект или объекты задерживаются на достаточно продолжительное время.>. – доложил радостно Волан, довольный тем, что нудное ожидание кончилось. – Торопятся! Вошли в ворота рынка!
Сообщение означало, что Дадашев и Нахоев покинули свое бревенчатое логово, в котором безвылазно сидели с самого вечера.
– Морзику – тянуть объекты. Волану – продолжать наблюдение в первом секторе. Кобра, проверка связи.
– Порядочек, – откликнулась Кира.
– Дональд молчит. Старый, прибавь ходу, пожалуйста…
* * *
Гатчинский собор святого Павла, в соответствии с указанием императора всея Руси Николая I, был поменьше Царскосельского, но побольше Петергофского. Под его желтыми стенами, увенчанными пятью приплюснутыми зелеными луковицами куполов, рядами стояли машины, сновали люди, огибая высокую решетчатую ограду рынка и устремляясь вверх по Соборной. Навстречу людскому потоку настырно пробивалась толстая краснорожая дворничиха, переваливаясь сбоку набок, цепляя прохожих метелкой и совком на длинной ручке, и не обращая внимания на людскую брань. Седые космы выбивались из-под рыжего драного платка.
Возле пирожковой у всех на виду мерз, притопывая ногами, интеллигентного вида улыбчивый покупатель в пальто и кожаном картузике, засунув посиневшие руки в карманы. Изредка он нетерпеливо поглядывал на часы, подносил ко рту сложенные лодочкой ладони, согревая их дыханием и попутно докладывая оперативную обстановку.
В центре рынка угрюмый злобный бомж со свежим гипсом на левой руке лениво ковырял палкой в мусорном баке, отпихивая ногой злобно рычащую рыжую псину породы «кабысдох». Псина находилась на поводке, примотанном к правой руке мужчины полуинтеллигентного вида, возлежавшего на скамейке рядом с помойкой и источавшего густой аромат портвейна, смешанного с запахами чеснока и пива. Отдыхавшего мужичка никто не трогал, парочка крутившихся неподалеку патрульных милиционеров делали вид, что в упор не видят спящего бухарика.
И это с их стороны было весьма дальновидно.
Ибо на скамейке валялся не простой «бесксивный» гражданин, а пьяный «в мясо» начальник местного ОБЭПа<Отдел по борьбе с экономическими преступлениями.>Шишкобабов<Напоминание для озабоченных сохранением престижа право – (а также – лево-) охранительных органов граждан в форме и цивильном: все без исключения персонажи являются выдуманными и любые совпадения случайны.>, вот уже вторую неделю праздновавший присвоение ему очередного звания «подполковник милиции».
В нескольких метрах от Шишкобабова вповалку лежали еще три тела, принимавших самое активное участие во вчерашнем банкете, – похожий на Мальчиша-Плохиша прокурор Петроградского района Алексей Терпигорев, его бывший заместитель, а ныне – прокурор Приморского района и заслуженный заика Андрей Баклушко, и командир гатчинского ОМОНа майор Зиновий Вырвипуп по прозвищу Памперс. Тела храпели, время от времени сучили ногами и ворочались, старась поудобнее устроиться на жестком холодном асфальте...
На перекрестке Достоевского и Володарского старенький серый «жигуль» вылетел на желтый свет, лихо подрезал малиновый «мерседес» и на полной скорости прошел поворот, приближаясь к рынку.
В окне пятиэтажки из белого кирпича, как раз над магазином со смешным названием «Скворцы», какой-то дурак позабыл закрыть форточку.
Если бы нашелся кто-нибудь, связавший между собой все эти незначительные события, он мог бы с сожалением отметить, что ни из форточки, ни из мчащегося автомобиля, ни с тех мест, где находились дворничиха, покупатель и бомж, нельзя было видеть происходящего на заднем дворе и у боковой калитки в решетчатой ограде рынка. Несколько минут назад здесь стоял маленький светловолосый юноша в кургузой курточке, замотанный толстым серым шарфом до самого носа, длинного и плоского, как утиный клюв. Юноша довольно прилично играл на скрипке, а прохожие изредка бросали монеты в раскрытый футляр у его ног. Внезапно он прервал мелодию, быстро сложил скрипку и смычок в футляр и, застегивая замки его на ходу, проворно пошел, почти побежал прочь, прикрывая лицо и голову пушистым шарфом.
В группе молодых людей, сопровождавших иностранных туристов и разъяснявших им особенности псевдорусского стиля архитектуры собора, возникло некоторое замешательство.
Некто высокий, красивый, немного при этом женственный, в каплевидных очках золотой оправы держал за руку миловидную брюнеточку с очень живыми черными глазами и указывал ей вслед убегающему скрипачу, настойчиво убеждая в чем-то. Девушка глядела в ту сторону из-под ладошки и пожимала плечами, поправляя сползающую сумку на длинном ремне. Иностранцы, возрастом немногим моложе собора, обозревали его купола и кресты, фотографировали и ставили галочки в программках экскурсий, отмечая пункты постижения загадочной русской души или просто контролируя обещанные рекламным проспектом удовольствия.
Почти тотчас после того, как юный скрипач исчез из виду за древними стенами собора, из калитки рынка на улицу Володарского вышли и встали по обе ее стороны двое внушительных уроженцев Кавказа, с лицами настороженными и не располагающими к интеллектуальным беседам. Они столько же напоминали своих собратьев с рынка, сколько лесной вепрь напоминает жирного домашнего борова.
Оглядевшись, один из них что-то сказал в мобильный телефон, едва выступающий из внушительного кулака.
Через минуту, обогнув собор, к калитке подкатил грузовичок «Газель». Рыночные чеченцы под презрительными взглядами своих лесных единоверцев проворно вынесли из калитки и загрузили под тент кузова несколько длинных дощатых ящиков, окрашенных в серый цвет и загруженных доверху мерзлым фиолетовым картофелем. Дадашев и Нахоев, они же – определенные сотрудниками ОПС как «Кубик» и «Ромбик», заглядывая в глаза приезжим, завели церемонию прощания, по мусульманскому обычаю прижимая каждого к своему сердцу вместо рукопожатия.
– Кланяйтесь уважаемому Ходже! – сказал по-вайнахски Нахоев. – И передайте, что...
Приезжий жестом прервал его, сверкнув глазами.
– Чего боитесь! – улыбнулся Дадашев. – Все чисто. Каждый день проверяем.
– Пусть боятся неверные. – пробурчал другой приезжий, испытывая явное желание поскорее уйти. – У них ослаб страх. Пора им напомнить. Ходжа хочет, чтобы никто из них не мог спать спокойно.
– Мы все этого хотим. – хитро улыбнулся низенький Дадашев.
– Тогда сделайте побыстрее, что велено.
– Мы сделаем. – хмуро ответил Нахоев.
– Аллах акбар, – синхронно выдохнули приезжие.
На колокольне собора ударил колокол.
Грузовичок отъехал.
Приезжие, косясь на кресты, морщась от колокольного звона, сели в темную неприметную «тойоту» с тонированными стеклами и московскими номерами и покатили следом.
– Что мы еще должны сделать? – спросил недовольно Дадашев.
– Скажу потом, – уходя в калитку, отозвался Нахоев.
– Эй! Это мой рынок! Если хочешь быть сам – иди в новые дома, или на вокзал! Там бери, воюй с русскими! Я не хочу, чтобы что-то было без меня!..
Они удалились, громко перебраниваясь.
* * *
На площадь, запыхавшись, выбежала неуклюжая дворничиха. Серые быстрые глаза ее пробежались по людям и машинам, но «Газель» и темная «тойота» уже пропали из виду. Не задерживаясь, она прошла вдоль ограды, но и калитка в окружавшем рынок заборе уже была заперта.
Кобра перевела дыхание и принялась подметать остановку автобуса, бурча что-то себе под нос. Очевидно, ругала некультурность горожан. Высокий мужчина в золотых очках и девушка-брюнетка посторонились, пропуская ее.
К остановке подъехали и встали серые «жигули».
Следом за ними, возмущенно сигналя и мигая фарами, петлял малиновый, словно искусственное датское повидло, которым брезгуют даже мухи, «мерседес Е-240» в стодвадцатьчетвертом кузове. Судя по изъеденным ржавчиной порогам и мутной светотехнике, седан был выпущен еще в конце восьмидесятых годов, а новое лакокрасочное покрытие нанесли на него непосредственно перед тем, как втюхать чадящий аппарат лоховатому покупателю.
Проскочив вперед и загородив «жигулям» дорогу, мечта начинающего нувориша остановилась. Из салона проворно выпрыгнул упакованный в кожу мордатый юноша лет двадцати и бросился к «жигулям» с криком:
– Я тебя, фофан, щас научу ездить по понятиям! Глухой, что ли?! Ты же мне чуть борт не стесал! А, ну, выходи из машины!
Оперуполномоченному Тыбиню еще предстояло работать в этом районе. Стать героем скандальной истории не входило ни в его планы, ни в планы Кляксы. Да и сам по себе Старый был человеком грузным, ленивым и до крайности флегматичным. Поэтому он только приоткрыл окно салона и в узкую щель примирительно пробурчал:
– Слышь, браток, извини. Торопился очень.
Лица его при этом сквозь запыленные специальным составом стекла не было видно. В «наружке» не применяют тонированных стекол, чтобы не привлекать внимания, а вот просто грязноватых – сколько угодно.
Однако названный по ошибке «братком» мелкий барыга разошелся не на шутку.
Обозвав Тыбиня «козлом», он пнул его машину ногой и пообещал разнести «жигули» вдребадан, если трусливый хозяин не выйдет.
Прохожие начали оглядываться.
Ничего не может быть неприятнее для разведчиков, чем оказаться в центре скандала.
Седая дворничиха подошла поближе, закрывая обзор прохожим, и, дыхнув перегаром, сказала:
– Че разорался? Лучше на опохмелку дай... ик!.. А то ментов позову!
– Пошла ты! – окрысился сопляк. – У меня твои менты все вот тут!
Начинающий бизнесмен показал Кире сжатый кулак, символизирующий «схваченность» гатчинских правоохранителей племенем коммерсантов, и снова развернулся к чуду российского автомобилестроения.
Всё дальнейшее было в излюбленном стиле Старого.
Стекло в окне «жигулей» приспустилось как раз настолько, чтобы туда можно было без труда просунуть руку.
Будто приглашало к этому.
Обрадованный хозяин «мерса» кинулся к нему и запустил внутрь салона обе клешни, пытаясь выудить врага. Кира глядела ему в спину, мрачно ухмыляясь и придерживая кончиком языка специальную прокладку, выворачивающую губы и кардинальным образом изменяющую внешность.
Внезапно мордатый юнец зашипел, оскалил зубы, выкатил глаза и широко открыл рот, точно ему не хватало воздуха. Колени его затряслись, он зашатался, даже не делая попыток вырвать руки.
– Только не орать. – предупредил его Старый, невидимый в глубине салона. – Хуже будет.
– А-ва-ва-ва… – шепотом проблеял начинающий коммерсант.
– Проси прощения.
– Да-да, конечно…
– Не так. Повторяй: дяденька, прости засранца.
– Дяденька... ой, больно!.. прости засранца...
– Еще разок.
– Дяденька, ну, прости...
– Кого простить?
– Меня...
– А ты кто? – безмятежно поинтересовался Тыбинь.
– Меня Игорь зовут...
– Неправильно.
– Ой, – заскулил юнец, чувствуя, что его пальцы через секунду вывернутся из суставов.
– Сколько костей в кисти руки? – спросил Старый.
– Н-не знаю...
– Двадцать восемь, – наставительно сказал Тыбинь. – Хочешь, их будет пятьдесят шесть?
– Н-нет, – простонал водитель «мерседеса».
– Тогда извиняйся.
– Дяденька, прости...
– Дальше.
– Засранца... Ой, я больше не буду!
– Вот теперь верю, – осклабился Старый. – Иди, садись в свою машину и не вздумай сразу ехать. Дай пальцам отойти... У тебя может быть перелом, – заботливо прибавил оперативник. – Множественный, со смещением...
При всей массивности фигуры ручки у Миши Тыбиня были маленькими, почти детскими. У всех новичков в ОПС это вызывало неуместную улыбку, но лишь до тех пор, пока Старый не демонстрировал какой-нибудь фокус – гнул пятирублевки или вязал из толстых гвоздей смешных человечков.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25