Их более двухсот. Будь моя воля, я бы некоторым краснобаям их переломал. Все до одной.
– Сдается мне, господин корреспондент уже подвергся физическому насилию, – усмехнулась Катя. – На месте событий, в Чечне.
– Что могло понадобиться этому жуку в Чечне? – удивился брат.
– Он там с одним полковником спецназа общался, и, похоже, они друг другу не слишком-то понравились. Боюсь, правда, что полковнику тоже досталось. Староват он, чтобы с молодыми бугаями тягаться.
– Спецназовец? – Хват расхохотался. – Ты имеешь в виду спецназовца ГРУ?
Пришел Катин черед удивляться:
– А что, бывают какие-то другие спецназовцы?
– Их нынче хренова туча наплодилась, спецназов разных мастей. Подобные подразделения формируют все кому не лень. – Хват иронически хмыхнул. – Да только войска специального назначения Главного разведывательного управления Генерального штаба, это, сестренка, нечто особенное.
Катины глаза прищурились:
– Ты говоришь об этом с таким подъемом… Послушай, а ты ведь в десантных войсках служил, Миша, если я не ошибаюсь. Значит…
Взгляд Хвата потускнел:
– Ничего это не значит.
– Нет, погоди-погоди. – Катя вскочила с кресла. – Вспомнила! Нашивка на рукаве полковника была в точности как та, которую носил ты.
– Вздор, – буркнул отчего-то помрачневший брат.
– А вот и нет! – возразила Катя. – Могу альбом принести с твоими армейскими фотографиями.
– Вздор, – повторил Хват, потягиваясь. – Спецназовцы носят любые знаки отличия, для оперативной маскировки. То они десантники, то «пушкари», то стройбатовцы. Хрен просечешь.
– А уж я решила…
– И напрасно.
– Мне показалось…
– Будь я спецназовцем, – сказал Хват, уставившись в окно, – я бы сейчас не домашние пирожки переваривал, а паек с боевыми товарищами делил. Там…
Проследив за его взглядом, Катя увидела лишь нагромождение городских крыш на юго-востоке столицы, но невольно поежилась.
– Нет уж. Нечего тебе там делать.
– Так они и рассудили.
– Они? Ты кого имеешь в виду, Миша?
Глаза брата янтарно вспыхнули и тут же погасли – пара матовых леденцов, а не зрачки.
– Те, кто меня отбраковал, – пояснил он, то и дело прочищая горло покашливаниями. – Знаешь, сестренка, я ведь в спецназ по молодости рвался, даже заявление написал.
– И? – Катя превратилась в сплошной знак вопроса.
– Вступительный экзамен не прошел, – неохотно продолжал брат. – Нас, четверых кандидатов, поставили перед полуразложившимся человеческим трупом и предложили покопаться у него внутри.
– Что? – Катя передернулась. – Зачем?
– Ему в брюхо зашили четыре гильзы, которые нам было велено найти, – сказал Хват, жалея о том, что пустился в эти подробности.
– И ты?..
– Я развернулся на сто восемьдесят градусов и побежал.
– Куда?
– Блевать, куда же еще, – ухмыльнулся Хват.
Так оно и было. Уже после того, как он предъявил ту чертову гильзу своим будущим наставникам.
Глава 6
Офицеры, офицеры…
Утро понедельника началось для генерал-майора Завадского с очередного испытания воли и мужества: вход в штаб Северо-Кавказского военного округа оказался блокирован группой контрактников, которые выглядели и вели себя, как сущие махновцы: орали, свистели, размахивали пустыми бутылками и другими предметами, годящимися для нанесения побоев различной степени тяжести.
«Надо было через черный ход», – мелькнула запоздалая мысль, но генерал уже выбрался из джипа и попал в окружение разгоряченных мужиков, приехавших в Ростов-на-Дону за деньгами, которые причитались им за участие в боевых действиях.
Водителя и адъютанта моментально оттерли на самый задний план, где, возможно, уже награждали тумаками, а может, и чем посущественней. Водитель ухал глухо, как филин, а молодой адъютант звонко призывал коменданта, которого поблизости не наблюдалось.
Дело принимало скверный оборот. Контрактников, насевших на генерала Завадского, было около сотни, и каждый стремился переорать другого:
– Я уже три месяца жду…
– Я четыре…
– Мы с Нового года свои «боевые» получить не можем…
– Нам каждому по 70–90 тысяч рублей причитается, слышьте, вы…
– Гоните деньги, сучье позорное…
Генерал Завадский ввинтил мизинец в ушную раковину и веско произнес:
– Деньги следует получать в расположении своих частей, не иначе. Все вопросы решайте по месту службы, в Гудермесе или Шали.
– Уже решали!..
– На хрен!..
– Вор на воре сидит…
– Да что с ними разговаривать, давить их, крыс штабных…
– Взять его – и на фонарный столб, вниз головой…
– За яйки, за яйки его…
Пришло время повысить голос.
– Я выделю вам военный самолет, – гаркнул Завадский, энергично проталкиваясь к двери. – Нечего здесь пикетироваться, товарищи военнослужащие! Летите в Гудермес, деньги поступят туда!..
– Нам жрать нечего, вашблагородь…
– Голодуем мы, понимаешь ты, толстая морда…
– Пусть нам, слышь, прям сейчас заплатят…
– Брюхо к позвоночнику прилипло…
– Вы на его брюхо поглядите, мужики…
– Этот небось не от голода распух…
– Жир ему порастрясти не мешало бы…
– А ну, хватайте его за руки, за ноги…
Осаждаемый со всех сторон Завадский потерял фуражку с высокой тульей, но не присутствие духа.
– Люди в форме Российской Армии не должны противостоять друг другу, – выкрикивал он, наливаясь пугающей свекольной краснотой. – Пропустите меня! Я немедленно позвоню представителю президента в нашем округе. Он приедет и во всем разберется.
Упоминание столь важной персоны произвело на толпу магическое воздействие. Похоже, президентский ставленник был одним из немногих высоких чинов, которым здесь еще верили. Одобрительно гомоня, контрактники начали расступаться. Закрепляя победу, Завадский по-ленински выбросил руку вперед и крикнул:
– Все к окружному Дому офицера! Отстаивайте свои требования там. Командование военного округа немедленно приступит к решению ваших проблем.
– Представителю президента немедля звони…
– Командующему…
– Нет, лучше сразу министру обороны…
– Во, пусть министр приедет, он разберется…
Уже отгородясь от крикунов долговязой фигурой дежурного по штабу, уже вытолкнув им навстречу двух ошалевших, перепуганных до немоты часовых, Завадский злорадно выкрикнул:
– Жалобы будут рассмотрены в рабочем порядке. За несанкционированные митинги – уголовная ответственность. Зачинщиков – под суд.
Ввалившись в гулкий прохладный вестибюль, Завадский, оскальзываясь на мраморных плитах, устремился к лифту. Генеральские глаза, ослепленные солнечным светом снаружи, еще не успели привыкнуть к царящему в здании полумраку. Уловив справа передвижение предупредительно скособочившейся фигуры, Завадский пожаловался:
– Быдло, вот же быдло… Деньги им подавай, воякам хреновым!..
Как тут же выяснилось, это было весьма опрометчивое заявление.
– Репортер «Независимой газеты», – представился шагавший рядом пижон в шортах, после чего выставил перед собой микрофон. – Вы считаете требования контрактников несправедливыми?
– Убери! – рассвирепел Завадский. – Ты бы еще свой член мне под нос сунул!
– Наши читатели желают знать…
– А ху-ху не хо-хо? Имел я ваших читателей! Вместе с тобой!..
Взмах генеральской руки, и микрофон полетел прочь. Пока репортер ползал по полу, выискивая утерянный поролоновый набалдашник, Завадский вошел в кабину лифта и поехал наверх, угрюмо разглядывая свое отражение в зеркале. Волосы растрепались, верхняя пуговица мундира на честном слове болтается, щеки багровые, а нос между ними – бледной поганкой торчит. Славное начало рабочего дня. Но то ли еще будет, ой-ой-ой!
Своего заместителя, Павла Игнатьевича Конягина, дожидавшегося в приемной, Завадский как бы не заметил, пронесся раскаленным докрасна метеором мимо и скрылся в кабинете, постаравшись хлопнуть дверью как можно сильнее. Получилось. Но не успел еще отвалившийся пласт штукатурки рассыпаться по полу мелким крошевом, как дверь снова приоткрылась. В образовавшуюся щель на манер здоровенного раскормленного кота протиснулся заместитель. Свесил повинную голову на грудь, развел руками, на которых старческие пигментные пятна перемешались с веснушками:
– Прости, Николай. Сам не знаю, как такое могло случиться.
– Не знаеш-шь, Павлуш-ша? – прошипел Завадский. – Тогда я тебе объясню. Водку жрать до усрачки не надо, охотнич-чек-к. Мозги пропивать не надо. Тебе кто разрешал секретные данные дома хранить, а? Может быть, я?
– Ну, прости подлеца, – гудел Конягин. – Я уж и так за дурость свою поплатился. Горе у меня, сам знаешь. Похороны сегодня. Внученька моя, Ларочка…
– Ты меня на жалость не бери, не бери! Наломал дров, а теперь в кусты? – Завадский всем весом обрушился на испуганно пискнувшее кресло, запустил палец в ухо и, остервенело вращая им, продолжал: – Похороны отменяются. Самолета не дам, даже не проси.
– Как же так? – опешил Конягин. – Все уже договорено, место на кладбище выкуплено, оркестр заказан…
– Тогда сам ложись в могилу вместе с внучкой. Сразу.
– Но…
– Не перебивай, Павлуша. Некогда тут рассусоливать. Ситуация критическая. Действовать надо.
– Я туда и назад, – взмолился Конягин. – Нельзя ведь, чтоб Ларочку без меня похоронили. Не по-людски это…
– По-людски мы жили, пока погоны со звездами не нацепили, – жестко произнес Завадский, попутно буравя другое ухо. – Теперь у нас одни сплошные законы военного времени. Хоть родина, может, и не в опасности, зато мы с тобой на волоске висим. Хорошо еще главком на Волгоградский тракторный завод укатил оборонный заказ размещать. Потом в Кремль за деньгами отправится. И пока он отсутствует, мы должны вопрос закрыть. Навсегда. – Завадский оставил уши в покое, чтобы грохнуть по столу обоими сведенными вместе кулаками. – Пока твой компьютер неизвестно где болтается, не будет тебе ни праздников, ни похорон. Решение окончательное, обсуждению не подлежит.
– На компьютере девять степеней защиты, – робко напомнил Конягин, по-прежнему не решаясь сесть под тяжелым взглядом начальника. – Не банка бычков в томате. Его просто так не вскроешь.
– Но его уже дважды включали, Павлуша, – язвительно напомнил Завадский. – Не где-нибудь, а в Чечне. Разведка доложила: модем подсоединен к мобильнику Черного Ворона. Он, падла, через твою персоналку в Интернет залазил.
– Ничего, до секретных файлов не докопается. Там код на коде, пароль на пароле.
– Любой хакер их как семечки перещелкает. Сегодня специалиста найти не проблема. Раньше кадры решали все, а теперь – деньги. Кто платит, тот заказывает музыку. Хоть Государственный гимн, хоть похоронный марш. А у нас с тобой сплошное «Прощание славянки», трепать ее, колотить. Знаешь, какие слова под эту мелодию хорошо поются? «В жопу клюнул жареный петух».
Пользуясь тем, что Завадский уставился в окно, Конягин бочком приблизился к его столу и тихонько опустился на стул, стараясь казаться как можно незаметнее.
– На Ворона выйти тоже не проблема, – сказал он, покашливая. – Маячок-то функционирует. Отправим на место пару «вертушек» и покрошим всех к чертовой бабушке.
– А компьютер? – желчно поинтересовался Завадский. – Его другому полевому командиру подарим?
– Поручим десантникам забрать…
– Нет, ну ты от водки своей совсем уже одурел! – заорал Завадский, выкатывая глаза и до предела напрягая голосовые связки. – У тебя ж башка не варит совсем!.. У тебя ж мозги проспиртованы, как в той Кунсткамере!..
– Это ты зря, – обиделся Конягин, трогая ладонью макушку с венчиком белесых волос, напоминающих католическую тонзуру.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53
– Сдается мне, господин корреспондент уже подвергся физическому насилию, – усмехнулась Катя. – На месте событий, в Чечне.
– Что могло понадобиться этому жуку в Чечне? – удивился брат.
– Он там с одним полковником спецназа общался, и, похоже, они друг другу не слишком-то понравились. Боюсь, правда, что полковнику тоже досталось. Староват он, чтобы с молодыми бугаями тягаться.
– Спецназовец? – Хват расхохотался. – Ты имеешь в виду спецназовца ГРУ?
Пришел Катин черед удивляться:
– А что, бывают какие-то другие спецназовцы?
– Их нынче хренова туча наплодилась, спецназов разных мастей. Подобные подразделения формируют все кому не лень. – Хват иронически хмыхнул. – Да только войска специального назначения Главного разведывательного управления Генерального штаба, это, сестренка, нечто особенное.
Катины глаза прищурились:
– Ты говоришь об этом с таким подъемом… Послушай, а ты ведь в десантных войсках служил, Миша, если я не ошибаюсь. Значит…
Взгляд Хвата потускнел:
– Ничего это не значит.
– Нет, погоди-погоди. – Катя вскочила с кресла. – Вспомнила! Нашивка на рукаве полковника была в точности как та, которую носил ты.
– Вздор, – буркнул отчего-то помрачневший брат.
– А вот и нет! – возразила Катя. – Могу альбом принести с твоими армейскими фотографиями.
– Вздор, – повторил Хват, потягиваясь. – Спецназовцы носят любые знаки отличия, для оперативной маскировки. То они десантники, то «пушкари», то стройбатовцы. Хрен просечешь.
– А уж я решила…
– И напрасно.
– Мне показалось…
– Будь я спецназовцем, – сказал Хват, уставившись в окно, – я бы сейчас не домашние пирожки переваривал, а паек с боевыми товарищами делил. Там…
Проследив за его взглядом, Катя увидела лишь нагромождение городских крыш на юго-востоке столицы, но невольно поежилась.
– Нет уж. Нечего тебе там делать.
– Так они и рассудили.
– Они? Ты кого имеешь в виду, Миша?
Глаза брата янтарно вспыхнули и тут же погасли – пара матовых леденцов, а не зрачки.
– Те, кто меня отбраковал, – пояснил он, то и дело прочищая горло покашливаниями. – Знаешь, сестренка, я ведь в спецназ по молодости рвался, даже заявление написал.
– И? – Катя превратилась в сплошной знак вопроса.
– Вступительный экзамен не прошел, – неохотно продолжал брат. – Нас, четверых кандидатов, поставили перед полуразложившимся человеческим трупом и предложили покопаться у него внутри.
– Что? – Катя передернулась. – Зачем?
– Ему в брюхо зашили четыре гильзы, которые нам было велено найти, – сказал Хват, жалея о том, что пустился в эти подробности.
– И ты?..
– Я развернулся на сто восемьдесят градусов и побежал.
– Куда?
– Блевать, куда же еще, – ухмыльнулся Хват.
Так оно и было. Уже после того, как он предъявил ту чертову гильзу своим будущим наставникам.
Глава 6
Офицеры, офицеры…
Утро понедельника началось для генерал-майора Завадского с очередного испытания воли и мужества: вход в штаб Северо-Кавказского военного округа оказался блокирован группой контрактников, которые выглядели и вели себя, как сущие махновцы: орали, свистели, размахивали пустыми бутылками и другими предметами, годящимися для нанесения побоев различной степени тяжести.
«Надо было через черный ход», – мелькнула запоздалая мысль, но генерал уже выбрался из джипа и попал в окружение разгоряченных мужиков, приехавших в Ростов-на-Дону за деньгами, которые причитались им за участие в боевых действиях.
Водителя и адъютанта моментально оттерли на самый задний план, где, возможно, уже награждали тумаками, а может, и чем посущественней. Водитель ухал глухо, как филин, а молодой адъютант звонко призывал коменданта, которого поблизости не наблюдалось.
Дело принимало скверный оборот. Контрактников, насевших на генерала Завадского, было около сотни, и каждый стремился переорать другого:
– Я уже три месяца жду…
– Я четыре…
– Мы с Нового года свои «боевые» получить не можем…
– Нам каждому по 70–90 тысяч рублей причитается, слышьте, вы…
– Гоните деньги, сучье позорное…
Генерал Завадский ввинтил мизинец в ушную раковину и веско произнес:
– Деньги следует получать в расположении своих частей, не иначе. Все вопросы решайте по месту службы, в Гудермесе или Шали.
– Уже решали!..
– На хрен!..
– Вор на воре сидит…
– Да что с ними разговаривать, давить их, крыс штабных…
– Взять его – и на фонарный столб, вниз головой…
– За яйки, за яйки его…
Пришло время повысить голос.
– Я выделю вам военный самолет, – гаркнул Завадский, энергично проталкиваясь к двери. – Нечего здесь пикетироваться, товарищи военнослужащие! Летите в Гудермес, деньги поступят туда!..
– Нам жрать нечего, вашблагородь…
– Голодуем мы, понимаешь ты, толстая морда…
– Пусть нам, слышь, прям сейчас заплатят…
– Брюхо к позвоночнику прилипло…
– Вы на его брюхо поглядите, мужики…
– Этот небось не от голода распух…
– Жир ему порастрясти не мешало бы…
– А ну, хватайте его за руки, за ноги…
Осаждаемый со всех сторон Завадский потерял фуражку с высокой тульей, но не присутствие духа.
– Люди в форме Российской Армии не должны противостоять друг другу, – выкрикивал он, наливаясь пугающей свекольной краснотой. – Пропустите меня! Я немедленно позвоню представителю президента в нашем округе. Он приедет и во всем разберется.
Упоминание столь важной персоны произвело на толпу магическое воздействие. Похоже, президентский ставленник был одним из немногих высоких чинов, которым здесь еще верили. Одобрительно гомоня, контрактники начали расступаться. Закрепляя победу, Завадский по-ленински выбросил руку вперед и крикнул:
– Все к окружному Дому офицера! Отстаивайте свои требования там. Командование военного округа немедленно приступит к решению ваших проблем.
– Представителю президента немедля звони…
– Командующему…
– Нет, лучше сразу министру обороны…
– Во, пусть министр приедет, он разберется…
Уже отгородясь от крикунов долговязой фигурой дежурного по штабу, уже вытолкнув им навстречу двух ошалевших, перепуганных до немоты часовых, Завадский злорадно выкрикнул:
– Жалобы будут рассмотрены в рабочем порядке. За несанкционированные митинги – уголовная ответственность. Зачинщиков – под суд.
Ввалившись в гулкий прохладный вестибюль, Завадский, оскальзываясь на мраморных плитах, устремился к лифту. Генеральские глаза, ослепленные солнечным светом снаружи, еще не успели привыкнуть к царящему в здании полумраку. Уловив справа передвижение предупредительно скособочившейся фигуры, Завадский пожаловался:
– Быдло, вот же быдло… Деньги им подавай, воякам хреновым!..
Как тут же выяснилось, это было весьма опрометчивое заявление.
– Репортер «Независимой газеты», – представился шагавший рядом пижон в шортах, после чего выставил перед собой микрофон. – Вы считаете требования контрактников несправедливыми?
– Убери! – рассвирепел Завадский. – Ты бы еще свой член мне под нос сунул!
– Наши читатели желают знать…
– А ху-ху не хо-хо? Имел я ваших читателей! Вместе с тобой!..
Взмах генеральской руки, и микрофон полетел прочь. Пока репортер ползал по полу, выискивая утерянный поролоновый набалдашник, Завадский вошел в кабину лифта и поехал наверх, угрюмо разглядывая свое отражение в зеркале. Волосы растрепались, верхняя пуговица мундира на честном слове болтается, щеки багровые, а нос между ними – бледной поганкой торчит. Славное начало рабочего дня. Но то ли еще будет, ой-ой-ой!
Своего заместителя, Павла Игнатьевича Конягина, дожидавшегося в приемной, Завадский как бы не заметил, пронесся раскаленным докрасна метеором мимо и скрылся в кабинете, постаравшись хлопнуть дверью как можно сильнее. Получилось. Но не успел еще отвалившийся пласт штукатурки рассыпаться по полу мелким крошевом, как дверь снова приоткрылась. В образовавшуюся щель на манер здоровенного раскормленного кота протиснулся заместитель. Свесил повинную голову на грудь, развел руками, на которых старческие пигментные пятна перемешались с веснушками:
– Прости, Николай. Сам не знаю, как такое могло случиться.
– Не знаеш-шь, Павлуш-ша? – прошипел Завадский. – Тогда я тебе объясню. Водку жрать до усрачки не надо, охотнич-чек-к. Мозги пропивать не надо. Тебе кто разрешал секретные данные дома хранить, а? Может быть, я?
– Ну, прости подлеца, – гудел Конягин. – Я уж и так за дурость свою поплатился. Горе у меня, сам знаешь. Похороны сегодня. Внученька моя, Ларочка…
– Ты меня на жалость не бери, не бери! Наломал дров, а теперь в кусты? – Завадский всем весом обрушился на испуганно пискнувшее кресло, запустил палец в ухо и, остервенело вращая им, продолжал: – Похороны отменяются. Самолета не дам, даже не проси.
– Как же так? – опешил Конягин. – Все уже договорено, место на кладбище выкуплено, оркестр заказан…
– Тогда сам ложись в могилу вместе с внучкой. Сразу.
– Но…
– Не перебивай, Павлуша. Некогда тут рассусоливать. Ситуация критическая. Действовать надо.
– Я туда и назад, – взмолился Конягин. – Нельзя ведь, чтоб Ларочку без меня похоронили. Не по-людски это…
– По-людски мы жили, пока погоны со звездами не нацепили, – жестко произнес Завадский, попутно буравя другое ухо. – Теперь у нас одни сплошные законы военного времени. Хоть родина, может, и не в опасности, зато мы с тобой на волоске висим. Хорошо еще главком на Волгоградский тракторный завод укатил оборонный заказ размещать. Потом в Кремль за деньгами отправится. И пока он отсутствует, мы должны вопрос закрыть. Навсегда. – Завадский оставил уши в покое, чтобы грохнуть по столу обоими сведенными вместе кулаками. – Пока твой компьютер неизвестно где болтается, не будет тебе ни праздников, ни похорон. Решение окончательное, обсуждению не подлежит.
– На компьютере девять степеней защиты, – робко напомнил Конягин, по-прежнему не решаясь сесть под тяжелым взглядом начальника. – Не банка бычков в томате. Его просто так не вскроешь.
– Но его уже дважды включали, Павлуша, – язвительно напомнил Завадский. – Не где-нибудь, а в Чечне. Разведка доложила: модем подсоединен к мобильнику Черного Ворона. Он, падла, через твою персоналку в Интернет залазил.
– Ничего, до секретных файлов не докопается. Там код на коде, пароль на пароле.
– Любой хакер их как семечки перещелкает. Сегодня специалиста найти не проблема. Раньше кадры решали все, а теперь – деньги. Кто платит, тот заказывает музыку. Хоть Государственный гимн, хоть похоронный марш. А у нас с тобой сплошное «Прощание славянки», трепать ее, колотить. Знаешь, какие слова под эту мелодию хорошо поются? «В жопу клюнул жареный петух».
Пользуясь тем, что Завадский уставился в окно, Конягин бочком приблизился к его столу и тихонько опустился на стул, стараясь казаться как можно незаметнее.
– На Ворона выйти тоже не проблема, – сказал он, покашливая. – Маячок-то функционирует. Отправим на место пару «вертушек» и покрошим всех к чертовой бабушке.
– А компьютер? – желчно поинтересовался Завадский. – Его другому полевому командиру подарим?
– Поручим десантникам забрать…
– Нет, ну ты от водки своей совсем уже одурел! – заорал Завадский, выкатывая глаза и до предела напрягая голосовые связки. – У тебя ж башка не варит совсем!.. У тебя ж мозги проспиртованы, как в той Кунсткамере!..
– Это ты зря, – обиделся Конягин, трогая ладонью макушку с венчиком белесых волос, напоминающих католическую тонзуру.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53