Ежели так пойдет дальше — не хватит наших достатков…
Привычный намек на необходимость пополнения «казны». А что я могу сделать? Тихон молчит.
— Запрягу «москвича» — подработаю…
— Хорошо бы… Почему не спрашиваешь: звонил ли кто? Или это не интересует?
— Очень интересует… Кто звонил?
— Не назвался. Мужской голос с этакой хрипотцой. Сначала думала: твой Вошкин. Спросила. Нет, отвечает, это не Сергей Сергеевич. Ну, пришлось пояснить: муж, дескать, в отъезде. А он недовольно: куда, зачем?… Может быть, с работы интересуются?
— Может быть, — согласился я, хотя знал, кому я понадобился, кто недоволен моей «самовольной» отлучкой. — Ничего передать не просили?
— Обещали перезвонить на неделе. Я ведь не знала, что вы с отцом раньше приедете…
И снова двойственное чувство охватило меня. С одной стороны, горечь от предстоящей встречи с Тихоном, с другой, радость от возможности заработать… Чего больше — горечи или радости, не знаю, не оценивал.
На следующий день утром действительно позвонили с работы. Любимый начальник поинтересовался: не устал ли подчинённый отдыхать, как здоровье мамаши, нет ли желания досрочно возвратиться в прорабку?
Особого желания я не высказал, но вскользь упомянул: если есть такая необходимость — выйду. Оказывается, необходимость имелась, и довольно основательная. После сдачи в эксплуатацию девятиэтажного «питомца» управление получило заказ заложить ещё два корпуса. Один из них предстоит пестовать мне.
— Все, кончился мой отдых, — уныло сообщил я Ольге. — Завтра выхожу.
— Значит, получишь аванс, — высчитала она.
— Возможно, получу, а возможно, и нет…
— Как ты можешь так спокойно говорить, зная наши трудности? Тунеядец, каких мало, вот кто ты такой!
Вот тебе и налаженная семейная жизнь! Все возвращается на прежнюю колею.
В этот момент снова заверещал телефон. Ольга выслушала абонента и бросила трубку на стол мне. В ее глазах мелькну если не подозрение, то нечто очень близкое к нему.
— Тебя. С работы. Раньше звонили мужики, сейчас интересуются бабы!
Действительно странно… Впрочем, ничего удивительного — начальник мог поручить переговорить со мной секретарше. Есть в нашем управлении такая девица, кокетливая и не в меру болтливая особа… А зачем шефу вовлекать в наши взаимоотношения секретаршу? Тем более, когда все вопросы мы с ним разрешили и завтра я заступаю в дневную смену…
— Это звонят не с работы, извозчик, — услышал я мелодичный, насмешливый голос Любаши. — Прости за вмешательство в твою личную жизнь, но… мне необходимо срочно повидать тебя… Немедленно!
— Что стряслось?
— Встретимся — скажу… Измайловский парк знаешь? Выйдешь из метро к олимпийскому мишке, прогуляешься по аллее, Подойду сама… Двух часов на переговоры с женой, сборы и дорогу хватит?
— Сейчас выхожу…
Разговаривая с Любашей, я физически ощущал на себе вопрошающий взгляд жены. Ольга — весьма проницательна, она уже заподозрила неладное, поэтому нужно приложить все силы, мужское умение, чтобы успокоить ее. То есть соврать нечто глобальное, максимально приближенное, как говорят военные, к
боевой обстановке.
За время общения с Тихоном и его подручными я настолько натренировался во вранье, что за несколько секунд составил, смонтировал и выдал Ольге совершенно правдоподобный варант предстоящей отлучки.
— Начальство вызывает. Придумали срочное совещание по поводу закладки двух корпусов… Позвонил бы шеф — я показал бы ему, как отрывать семейного человека от домашних дел. Выговаривать секретарше — все равно что лаять на луну… Есть |
меня свежая рубашка?
Ольга молча открыла шкаф, достала наглаженную сорочку, подумала и приложила к ней бордовый галстук.
— Костюм какой наденешь: рабочий или выходной?
— Неудобно в рабочем — все же совещание. Возможно, появится высокое начальство.
Когда я стоял в прихожей, начищенный, наглаженный, побритый, даже надушенный, Ольга окинула меня оценивающим взглядом.
— Никогда не скажешь, что ты собрался на совещание. Скорее на рандеву с любовницей… Скажи, Колька, ты мне лапшу на уши не вешаешь?
Я, конечно, возмутился. Какая лапша, какие уши? Сейчас работник оценивается по внешнему виду. Время, когда инженеры расхаживали в телогрейках, прошло безвозвратно. Мне не панели| монтировать и не раствор расстилать… К примеру, мой шеф без золотого перстня и бриллиантовой заколки на галстуке в рабочем кабинете не появляется… Разве я не такой же инженер?
Кажется, мои усилия не пропали даром, и Ольга поверила, конечно, не совсем — какая-то микроскопическая часть сомнения застряла у нее в голове… Ну и Бог с ней, пусть поревнует, авось, перестанет крестить меня мерзавцем, и то хлеб!… Олимпийский мишка встретил меня равнодушно. Наверно, многочисленные свидания ему изрядно поднадоели — симпатичная деревянная морда зверя изображала равнодушие и досаду.
Не торопясь, я принялся прогуливаться по аллее, уходящей в глубь парка. Сто шагов в одну сторону, столько же — в другую. Гуляющих — единицы, большинство лавочек свободно, поэтому я не мог пропустить девушку.
Любаши не было.
Странно! Сама назначила свидание, сама определила место и время встречи и не пришла. Пройду заданным маршрутом еще три раза — и домой. Привет, Оля, совещание не состоялось, начальство не прибыло, корми мужа пельменями со сметаной, вот он перед тобой, преданный и честный.
И все-таки что заставило девушку, которая видела меня не больше пяти раз, если не считать совместной поездки в Самарканд, вдруг назначить свидание? Мало того — позвонить домой, пообщаться с супругой. Что она должна передать мне? И, самое главное, почему не появилась?
Ответ оказался неожиданным и появился в виде… Владика.
Только что на этой лавочке сидела кошка, умывалась, умильно поглядывая на редких прохожих. И вдруг вместо нее — Владька. А, может быть, то была вовсе и не кошка? Я тряхнул головой,
будто изгоняя из нее дурацкую мысль о нечистой силе.
— Расфрантился, женишок, — окинул меня насмешливым взглядом Владик. — Заявился на свидание, а куколка не пришла. Зря старался, паря. Я вместо нее…
— Где Любаша?
— Тихон заподозрил неладное и притормозил твою любовь. Устроил ей допрос с пристрастием, вот она и раскололась.
— Неужели избивал?
— Не по лицу, конечно, зачем портить товар — больше по голенькой попке… Да ты не волнуйся, сявка, цела она и здорова. Вот баба — редкость! Даже не всплакнула… Интеллигенты вы с ней, хлипкие, но гордые… Садись, извозчик, минут с десяток у нас еще есть — потолкуем.
С трудом сдерживаясь, чтобы не залепить помощнику Тихона солидную плюху, я сел рядом с ним… Боже мой, сколько раз сдерживался, сколько раз пересиливал желание стряхнуть с себя чертово наваждение, твердо сказать: все, ребята, я пошел, не смейте больше ни звонить, ни появляться… Трус? Может быть, и трус, не спорю…
— Сколько раз говорено: не пристраивайся к бабе, ничего у тебя не получится — место забито. Любашку не отдам, так и знай! Поищи себе другую лапушку — вон, сколько прогуливается по Москве, поглядывают на мужиков. Заплати любой по прейскуранту и наслаждайся вволю…
— Все зависит от девушки, как она скажет… Я не собирался претендовать на роль Любашкиного «кавалера», нет. Это было бы глупо. Женатый человек, обремененным почти круглосуточной работой, семейными неприятностями, родительскими нравоучениями, и молодая красавица, знающая себе цену, у ног которой не одни Владька и Тихон ползают, но, наверняка есть еще молодые люди…
Просто меня бесила самоуверенность парня, хозяйская самоуверенность человека, присвоившего себе право не разрешать, не допускать!
— Это от Любашки-то зависит? Дурак ты, паря. Она сделает так, как ей скажет шеф… Понятно? Но если Тихон разрешит гулять с тобой, не разрешу я… Усек, извозчик? Потому что она — моя. Была, есть и будет!
Я заикался и мекал, не зная, как отреагировать на чудовищное хамство. Владька, склонив голову набок, с интересом следил за моими мучениями… Презрительно хмыкнул, глянул на часы и поднялся.
— Пошагали.Тихон ожидает.
— В Ногинск пешком? Сдурел окончательно! Заглянем в гараж, заведу машину, поедем…
— Ногинский адрес позабудь. Будто его никогда не было. Понял? Переехали мы на новое жительство, в москвичей превратились…
— А где «мерседес»? — глупо улыбаясь — самому противно! — спросил я.
— Тебя дожидается, — снова рассмеялся Владька. Интересный у нас с ним разговор получается — на улыбках и смешках. — Неужто ты подумал, что я стану вертеть баранку, будто извозчик паршивый?…
Зловещий намек на мою «паршивость» и на его величие. Стерпим. До поры до времени… А вот превратиться в водителя шикарной иномарки — сплошное удовольствие. Люблю машины нарядные, вместительные, а вынужден довольствоваться стареньким «москвичом»…
Говорить с Владькой бесполезно, да и о чем с ним можно беседовать? О бабах, жратве, выпивке… В этом он — мастак, говорит — слюни распускает, в глазах — масляная туманность… Короче, мерзкий типчик!
Молча прошли в метро, сели в поезд, поехали. На Арбатской перешли на станцию «Александровский сад», доехали до «Киевской», вышли, пересели на автобус — сошли на конечной остановке. Долго петляли по улочкам и переулкам. Наконец Владька вывел меня к потрепанной жизнью пятиэтажной хрущобе.
Говорю об этом так подробно, чтобы стало понятно дальнейшее. Не так просто найти в огромном городе тихоновскую «хату», и не так просто отыскать дорогу от нее к автобусным и трамвайным маршрутам.
Всю дорогу я лихорадочно старался запомнить многочисленные повороты и развороты, вчитаться в названия улиц и переулков, фиксировал в памяти номера домов. И все же, добравшись до Тишкиной «обители», не был уверен, что смогу найти этот дом
без посторонней помощи.
На третьем этаже Владик открыл дверь, и мы вошли в трехкомнатную квартиру, носящую следы недавнего вселения новых хозяев. Нераспечатанные ящики, наспех расставленная мебель, сваленная прямо на пол кухонная посуда.
В гостиной из угла в угол расхаживал Тихон в излюбленном наряде — в халате, подпоясанном шнуром с крупными кистями. На кушетке, подобрав под себя ноги, полулежала Люба. Видимо, разговор между ними был малоприятным. Тихон хмурился, девушка разглядывала узоры на ковре.
Вошли мы тихо, и мне удалось поймать конец многословной фразы Тихона:
— …будешь делать только то, что я скажу. Самовольство плохо кончается…
Обычный выговор хозяина бесправной рабыне. И не только ей — через несколько минут Тихон повторит ту же фразу своему «рабу», то бишь мне.
— Доставил женишка, — провозгласил Владька, подталкивая меня в спину. — Сам с ним разберешься или мне… побеседовать?
— Проваливай, — приказал Тихон, не глядя на своего помощника, и Владька покорно покинул комнату. — Садись, Коля, — указал мне шеф место напротив Любаши. Сам, подвинув стул, сел между нами. — Так не получится, ребята. Делаем мы общее дело, договариваться за моей спиной никому не
позволю.
— Но я ведь сказала тебе, что решила встретиться с Николаем совсем по другой причине…
— Других причин не может быть, — жестко отпарировал он. — Вы повязаны со мной такими узлами, что их не разорвать. Попытаетесь — пожалеете. Сентиментальничать и ронять слезы умиления не стану — не тот характер. Все, обмен мнениями завершен, перейдем к делу… Насколько я понял, господин Никаноров, вы соскучились по работе и по дармовым деньгам. Не ошибся?
Отказываться, протестовать — зряшная потеря сил. К тому же Тихон прав — деньги мне нужны. Но говорить об этом не| стоит — лучше промолчать.
— Понятно… Почему тогда вас приходится разыскивать? Почему не сообщил, куда и на какое время уезжаешь из города ' Так не пойдет… На первый раз прощаю, при повторении буду вынужден… Грозить не буду, но приму такие меры, что… пожалеешь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33
Привычный намек на необходимость пополнения «казны». А что я могу сделать? Тихон молчит.
— Запрягу «москвича» — подработаю…
— Хорошо бы… Почему не спрашиваешь: звонил ли кто? Или это не интересует?
— Очень интересует… Кто звонил?
— Не назвался. Мужской голос с этакой хрипотцой. Сначала думала: твой Вошкин. Спросила. Нет, отвечает, это не Сергей Сергеевич. Ну, пришлось пояснить: муж, дескать, в отъезде. А он недовольно: куда, зачем?… Может быть, с работы интересуются?
— Может быть, — согласился я, хотя знал, кому я понадобился, кто недоволен моей «самовольной» отлучкой. — Ничего передать не просили?
— Обещали перезвонить на неделе. Я ведь не знала, что вы с отцом раньше приедете…
И снова двойственное чувство охватило меня. С одной стороны, горечь от предстоящей встречи с Тихоном, с другой, радость от возможности заработать… Чего больше — горечи или радости, не знаю, не оценивал.
На следующий день утром действительно позвонили с работы. Любимый начальник поинтересовался: не устал ли подчинённый отдыхать, как здоровье мамаши, нет ли желания досрочно возвратиться в прорабку?
Особого желания я не высказал, но вскользь упомянул: если есть такая необходимость — выйду. Оказывается, необходимость имелась, и довольно основательная. После сдачи в эксплуатацию девятиэтажного «питомца» управление получило заказ заложить ещё два корпуса. Один из них предстоит пестовать мне.
— Все, кончился мой отдых, — уныло сообщил я Ольге. — Завтра выхожу.
— Значит, получишь аванс, — высчитала она.
— Возможно, получу, а возможно, и нет…
— Как ты можешь так спокойно говорить, зная наши трудности? Тунеядец, каких мало, вот кто ты такой!
Вот тебе и налаженная семейная жизнь! Все возвращается на прежнюю колею.
В этот момент снова заверещал телефон. Ольга выслушала абонента и бросила трубку на стол мне. В ее глазах мелькну если не подозрение, то нечто очень близкое к нему.
— Тебя. С работы. Раньше звонили мужики, сейчас интересуются бабы!
Действительно странно… Впрочем, ничего удивительного — начальник мог поручить переговорить со мной секретарше. Есть в нашем управлении такая девица, кокетливая и не в меру болтливая особа… А зачем шефу вовлекать в наши взаимоотношения секретаршу? Тем более, когда все вопросы мы с ним разрешили и завтра я заступаю в дневную смену…
— Это звонят не с работы, извозчик, — услышал я мелодичный, насмешливый голос Любаши. — Прости за вмешательство в твою личную жизнь, но… мне необходимо срочно повидать тебя… Немедленно!
— Что стряслось?
— Встретимся — скажу… Измайловский парк знаешь? Выйдешь из метро к олимпийскому мишке, прогуляешься по аллее, Подойду сама… Двух часов на переговоры с женой, сборы и дорогу хватит?
— Сейчас выхожу…
Разговаривая с Любашей, я физически ощущал на себе вопрошающий взгляд жены. Ольга — весьма проницательна, она уже заподозрила неладное, поэтому нужно приложить все силы, мужское умение, чтобы успокоить ее. То есть соврать нечто глобальное, максимально приближенное, как говорят военные, к
боевой обстановке.
За время общения с Тихоном и его подручными я настолько натренировался во вранье, что за несколько секунд составил, смонтировал и выдал Ольге совершенно правдоподобный варант предстоящей отлучки.
— Начальство вызывает. Придумали срочное совещание по поводу закладки двух корпусов… Позвонил бы шеф — я показал бы ему, как отрывать семейного человека от домашних дел. Выговаривать секретарше — все равно что лаять на луну… Есть |
меня свежая рубашка?
Ольга молча открыла шкаф, достала наглаженную сорочку, подумала и приложила к ней бордовый галстук.
— Костюм какой наденешь: рабочий или выходной?
— Неудобно в рабочем — все же совещание. Возможно, появится высокое начальство.
Когда я стоял в прихожей, начищенный, наглаженный, побритый, даже надушенный, Ольга окинула меня оценивающим взглядом.
— Никогда не скажешь, что ты собрался на совещание. Скорее на рандеву с любовницей… Скажи, Колька, ты мне лапшу на уши не вешаешь?
Я, конечно, возмутился. Какая лапша, какие уши? Сейчас работник оценивается по внешнему виду. Время, когда инженеры расхаживали в телогрейках, прошло безвозвратно. Мне не панели| монтировать и не раствор расстилать… К примеру, мой шеф без золотого перстня и бриллиантовой заколки на галстуке в рабочем кабинете не появляется… Разве я не такой же инженер?
Кажется, мои усилия не пропали даром, и Ольга поверила, конечно, не совсем — какая-то микроскопическая часть сомнения застряла у нее в голове… Ну и Бог с ней, пусть поревнует, авось, перестанет крестить меня мерзавцем, и то хлеб!… Олимпийский мишка встретил меня равнодушно. Наверно, многочисленные свидания ему изрядно поднадоели — симпатичная деревянная морда зверя изображала равнодушие и досаду.
Не торопясь, я принялся прогуливаться по аллее, уходящей в глубь парка. Сто шагов в одну сторону, столько же — в другую. Гуляющих — единицы, большинство лавочек свободно, поэтому я не мог пропустить девушку.
Любаши не было.
Странно! Сама назначила свидание, сама определила место и время встречи и не пришла. Пройду заданным маршрутом еще три раза — и домой. Привет, Оля, совещание не состоялось, начальство не прибыло, корми мужа пельменями со сметаной, вот он перед тобой, преданный и честный.
И все-таки что заставило девушку, которая видела меня не больше пяти раз, если не считать совместной поездки в Самарканд, вдруг назначить свидание? Мало того — позвонить домой, пообщаться с супругой. Что она должна передать мне? И, самое главное, почему не появилась?
Ответ оказался неожиданным и появился в виде… Владика.
Только что на этой лавочке сидела кошка, умывалась, умильно поглядывая на редких прохожих. И вдруг вместо нее — Владька. А, может быть, то была вовсе и не кошка? Я тряхнул головой,
будто изгоняя из нее дурацкую мысль о нечистой силе.
— Расфрантился, женишок, — окинул меня насмешливым взглядом Владик. — Заявился на свидание, а куколка не пришла. Зря старался, паря. Я вместо нее…
— Где Любаша?
— Тихон заподозрил неладное и притормозил твою любовь. Устроил ей допрос с пристрастием, вот она и раскололась.
— Неужели избивал?
— Не по лицу, конечно, зачем портить товар — больше по голенькой попке… Да ты не волнуйся, сявка, цела она и здорова. Вот баба — редкость! Даже не всплакнула… Интеллигенты вы с ней, хлипкие, но гордые… Садись, извозчик, минут с десяток у нас еще есть — потолкуем.
С трудом сдерживаясь, чтобы не залепить помощнику Тихона солидную плюху, я сел рядом с ним… Боже мой, сколько раз сдерживался, сколько раз пересиливал желание стряхнуть с себя чертово наваждение, твердо сказать: все, ребята, я пошел, не смейте больше ни звонить, ни появляться… Трус? Может быть, и трус, не спорю…
— Сколько раз говорено: не пристраивайся к бабе, ничего у тебя не получится — место забито. Любашку не отдам, так и знай! Поищи себе другую лапушку — вон, сколько прогуливается по Москве, поглядывают на мужиков. Заплати любой по прейскуранту и наслаждайся вволю…
— Все зависит от девушки, как она скажет… Я не собирался претендовать на роль Любашкиного «кавалера», нет. Это было бы глупо. Женатый человек, обремененным почти круглосуточной работой, семейными неприятностями, родительскими нравоучениями, и молодая красавица, знающая себе цену, у ног которой не одни Владька и Тихон ползают, но, наверняка есть еще молодые люди…
Просто меня бесила самоуверенность парня, хозяйская самоуверенность человека, присвоившего себе право не разрешать, не допускать!
— Это от Любашки-то зависит? Дурак ты, паря. Она сделает так, как ей скажет шеф… Понятно? Но если Тихон разрешит гулять с тобой, не разрешу я… Усек, извозчик? Потому что она — моя. Была, есть и будет!
Я заикался и мекал, не зная, как отреагировать на чудовищное хамство. Владька, склонив голову набок, с интересом следил за моими мучениями… Презрительно хмыкнул, глянул на часы и поднялся.
— Пошагали.Тихон ожидает.
— В Ногинск пешком? Сдурел окончательно! Заглянем в гараж, заведу машину, поедем…
— Ногинский адрес позабудь. Будто его никогда не было. Понял? Переехали мы на новое жительство, в москвичей превратились…
— А где «мерседес»? — глупо улыбаясь — самому противно! — спросил я.
— Тебя дожидается, — снова рассмеялся Владька. Интересный у нас с ним разговор получается — на улыбках и смешках. — Неужто ты подумал, что я стану вертеть баранку, будто извозчик паршивый?…
Зловещий намек на мою «паршивость» и на его величие. Стерпим. До поры до времени… А вот превратиться в водителя шикарной иномарки — сплошное удовольствие. Люблю машины нарядные, вместительные, а вынужден довольствоваться стареньким «москвичом»…
Говорить с Владькой бесполезно, да и о чем с ним можно беседовать? О бабах, жратве, выпивке… В этом он — мастак, говорит — слюни распускает, в глазах — масляная туманность… Короче, мерзкий типчик!
Молча прошли в метро, сели в поезд, поехали. На Арбатской перешли на станцию «Александровский сад», доехали до «Киевской», вышли, пересели на автобус — сошли на конечной остановке. Долго петляли по улочкам и переулкам. Наконец Владька вывел меня к потрепанной жизнью пятиэтажной хрущобе.
Говорю об этом так подробно, чтобы стало понятно дальнейшее. Не так просто найти в огромном городе тихоновскую «хату», и не так просто отыскать дорогу от нее к автобусным и трамвайным маршрутам.
Всю дорогу я лихорадочно старался запомнить многочисленные повороты и развороты, вчитаться в названия улиц и переулков, фиксировал в памяти номера домов. И все же, добравшись до Тишкиной «обители», не был уверен, что смогу найти этот дом
без посторонней помощи.
На третьем этаже Владик открыл дверь, и мы вошли в трехкомнатную квартиру, носящую следы недавнего вселения новых хозяев. Нераспечатанные ящики, наспех расставленная мебель, сваленная прямо на пол кухонная посуда.
В гостиной из угла в угол расхаживал Тихон в излюбленном наряде — в халате, подпоясанном шнуром с крупными кистями. На кушетке, подобрав под себя ноги, полулежала Люба. Видимо, разговор между ними был малоприятным. Тихон хмурился, девушка разглядывала узоры на ковре.
Вошли мы тихо, и мне удалось поймать конец многословной фразы Тихона:
— …будешь делать только то, что я скажу. Самовольство плохо кончается…
Обычный выговор хозяина бесправной рабыне. И не только ей — через несколько минут Тихон повторит ту же фразу своему «рабу», то бишь мне.
— Доставил женишка, — провозгласил Владька, подталкивая меня в спину. — Сам с ним разберешься или мне… побеседовать?
— Проваливай, — приказал Тихон, не глядя на своего помощника, и Владька покорно покинул комнату. — Садись, Коля, — указал мне шеф место напротив Любаши. Сам, подвинув стул, сел между нами. — Так не получится, ребята. Делаем мы общее дело, договариваться за моей спиной никому не
позволю.
— Но я ведь сказала тебе, что решила встретиться с Николаем совсем по другой причине…
— Других причин не может быть, — жестко отпарировал он. — Вы повязаны со мной такими узлами, что их не разорвать. Попытаетесь — пожалеете. Сентиментальничать и ронять слезы умиления не стану — не тот характер. Все, обмен мнениями завершен, перейдем к делу… Насколько я понял, господин Никаноров, вы соскучились по работе и по дармовым деньгам. Не ошибся?
Отказываться, протестовать — зряшная потеря сил. К тому же Тихон прав — деньги мне нужны. Но говорить об этом не| стоит — лучше промолчать.
— Понятно… Почему тогда вас приходится разыскивать? Почему не сообщил, куда и на какое время уезжаешь из города ' Так не пойдет… На первый раз прощаю, при повторении буду вынужден… Грозить не буду, но приму такие меры, что… пожалеешь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33