— почти закричал он, но тут же притих. Добавил шепотом: — Характер такой дурной — муху прихлопнуть и то жалко… А тут — человека убить…
— И все же, кто тот человек, которого тебе велено убрать? Боишься?
Фарид медленно кивнул:
— Да, боюсь.
— Хорошо, имя можешь не называть… Лежит в нашей больнице?
— Да…
— В нашем отделении?
— В нашем…
— Может быть, в нашей палате?
Фарид опустил голову. Глаза полузакрыты, на лбу — крупные капли пота, пальцы рук подрагивают. Он — будто в полусне, под влиянием гипноза.
— Значит, в нашей палате? — повторил я.
— Да, батя, в нашей…
Гошев не ошибся… Гена отпадает, Фарид — тем более. Остаются трое: Новиков, Фомин, Трифонов…
— Причины не знаешь?
— Догадываюсь… Вор в законе, лидер крупной банды… Он отказался подчиниться Ухарю, не захотел делиться… Все, батя, что мог — сказал… Нужно думать, как уберечь Мариам… Если можешь — помоги… Служить тебе буду, в твою шестерку превращусь, только помоги…
— Прежде всего, успокойся. Ни шестерок, ни двоек мне не нужно… Утром поговорю с одним человеком, посоветуюсь… Жаль, конечно, что ты не хочешь назвать имени…
— Не могу, батя, пойми — не могу…
— Ладно, не можешь… Одна просьба. О нашем разговоре никто не должен знать…
Фарид немного ожил. Схватил мою руку, сжал с такой силой, что, кажется, затрещали кости. Поклялся молчать самыми страшными клятвами. Частично, на родном языке.
— Мариам заступает утром?
— Утром, батя… В восемь… Спать ляжем, проснемся, а она — в палате… Щебечет, будто ранняя птаха…
— Давно познакомились?
История молодых людей мало меня интересовала. Необходимо отвлечь Фарида от тоскливых переживаний, постараться вернуть уверенность…
И вдруг я похолодел. Сыщик называется, многолетним опытом хвастает… А если Фарид играет заданную ему роль? Если на самом деле Шайтан — связующее звено между двумя вроде бы враждующими ворами в законе?
Нет, рано вычеркивать азербайджанца из списка подозреваемых, рано…
— Ничего ты, батя, не понимаешь. С детства знакомы мы с Мариам, понял, да? Бегали вместе, играли, в море купались. После уехала она в Москву учиться… Пару месяцев я терпел, потом все бросил, помчался к ней… Как жил, что кушал — не скажу. Немного торговал, немного грузчиком работал… Главное — рядом с Мариам, помогал ей, помогал сам себе… Вдруг — тюрьма, зона. Мариам приезжала, передачи привозила — счастье, да? Хотели расписаться, я отказался… Жена зэка! Мне противно, ей позорно…
Если Фарид играет, то он талантливейший актер! На глазах — слезы, губы дрожат… Весь мой опыт многолетней жизни сыщика подсказывает — парень говорит правду!
— Вот закончит Мариам институт, я вылечусь — поженимся и в Баку поедем, на Каспий…
— У тебя есть специальность? — машинально спросил я, думая о своем. — Без специальности сейчас трудно. Безработица…
— Какая специальность? О чем ты, батя, говоришь? Учиться было некогда — без денег сидели. Грузчики везде требуются, а я здоровый, сильный… Дворником пойду, в продавцы… Заочно учиться хочу. Как так — жена ученая, а муж малограмотный… Не бывает, позор такой не приму… Знаешь, что я подумал, батя? К матери поедем, навестим и вернемся в Москву… Здорово будет, да? С одной стороны — Мариам, с другой — Гена…
Ишь ты, и о Гене не забыл! И этого доброго, отзывчивого парня я «записал» в преступники? Сыщик из тебя, генерал Вербилин, как из черепахи бегун на дальние дистанции!
— Если с трудоустройством плохо будет получаться, позвони мне. Постараюсь через друзей организовать тебе и работу, и временное жилье…
— Хороший ты человек, батя, — умилился Фарид. — Редко попадались мне в жизни добрые люди, в основном — злые, дерьмовые… Типа нашего бухгалтера и… Ухаря…
Вспомнив о воре в законе, Фарид померк. Будто на солнце наползла черная туча…
А я еще раз обозвал себя безмозглым чурбаном…
19
Солнечное утро субботнего дня. Палата залита радостным светом. Вчерашний дождь будто отмыл грязное небо, и оно засияло радостной голубизной.
Поднялось настроение.
Фарид взволнованно бегает по проходу между рядами коек. Гена улыбается ему, просяще тянет бледные руки. Он уже умыт и старательно причесан — «дядька» постарался.
Алексей Федорович не фырчит, иногда даже задумчиво улыбается. Курит чаще обычного, небрежно разбрасывая вокруг кровати погашенные окурки. Волнуется.
Петро разглядывает в маленькое зеркальце свою прыщавую физиономию и огорченно вздыхает. Он уже проделал предписанный врачами моцион — трижды проковылял от кровати к двери и обратно. Можно отдыхать.
Гена ожидает жену. Фарид — Мариам, сегодня ее дежурство. К Алексею Федоровичу пообещали наведаться сын с невесткой. Петро навестит престарелая мать, которую доставит в больницу на своих «Жигулях» брат.
Я ожидаю встречи с Гошевым. Не знаю, в каком качестве появится хитроумный капитан: племянника, врача-консультанта, слесаря-сантехника. Фантазии Николая позавидуешь.
Разговариваем больше обычного. У каждого находится, чем поделиться с соседями.
— Сын третий год женат, а никак ребенка не заделает, — недовольно ворчит Алексей Федорович, но без обычного скрипучего брюзжания. — Хоть помогай неумельцу…
— А чего же, помоги, — бездумно советует Петро. — Мужик ты в соку, не одна баба заохает. Выжди, когда парень уйдет на работу, и подвались…
— Да ты, дурья твоя башка, соображаешь, что говоришь? — в полный голос заорал куряка. — Сколь живу, такого не слыхивал! А ты, — посыпались такие матерные словосочетания, что «такелажник» распахнул губастый рот. — Еще раз услышу — костылем спину пополам перебью… Понял, баранья печенка?
— Понял, — виновато прогудел Петро. — Я ведь по-доброму, а ты раскипятился… Дело житейское. Чем больше грешишь, тем дольше живешь… Вот моя мамаша на своем веку столько нагрешила — цельной автоколонной не перевезти. Ничем не болеет, восьмой десяток разменяла и все — вира… Мне бы ее здоровье… Привезут ко мне свидеться — сами убедитесь…
Куряка успокоился и полез за очередной сигаретой.
— Есть старые люди — долго живут, — охотно вступает в разговор Фарид. То ли прячет за напускным весельем горькие думы, то ли решил развеять их. — Раньше мало болели… Почему?… В Азербайджане в каждом почти доме живут старики — за сто лет и больше. Мой дедушка еще в саду работает, а ему — за сто тридцать… Младшему сыну, моему дяде, — шестнадцать… Вот это старичок!
— Жратвы мало потребляют, оттого и живут долго, — профессорским тоном произносит Алексей Федорович. — Возьми твоего деда — в сто четырнадцать лет пацана заделал, А мой тунеядец первого никак не осилит, — не успокаивается он. Видно, ужасно хочется заиметь хотя бы одного внука, — Ты, Фаридка, наследника еще не запроектировал? — неожиданно обращается к азербайджанцу. — Почитай, каждый день трудишься, здоровья подорванного не жалеешь, а где результат?
Фарид готов вспылить, но прекрасное утро и предстоящее свидание с любимой девушкой гасит возбуждение. Он только морщится и бросает на куряку брезгливый взгляд.
— Мариам к последней сессии готовится — нельзя ей. Получит диплом — поженимся, тогда и детишки пойдут… Хорошо, да?
У Гены на лице появляется и гаснет улыбка. Я знаю причину — детей у него нет и, похоже, не будет… Но это не самое главное… Сейчас появится жена, которую он любит… Вон как старательно причесывается, разглядывает бледное лицо в зеркальце…
Мне не дает покоя случайно подслушанный разговор возле ординаторской. Будоражит сознание, отзывается болью в сердце… Стар стал сыщик и потому — сентиментален. Не преступников выслеживать — внучат пестовать.
И я помалкиваю. Только стискиваю до боли в деснах зубы. Пусть радуется калека свиданию с предавшей его женой. Пусть исходит слюной «такелажник», советуя соседу подменить в постели слабого сына. Пусть изощряется в ругани и насмешках куряка. Пусть делает вид, что внимательно читает десятки раз прочитанный журнал, Серега…
Мне ли, сыщику, выступать в роли этакого проповедника?
— Вербилин, на консультацию к терапевту. Второй этаж, двадцать пятый кабинет… Сами дойдете?
— Дойду…
Будто не я отвечаю, а воспрянувшее духом бедро…
Понятно. Хитроумный Гошев переменил амплуа — из дерматолога переквалифицировался в терапевта. Слава Богу, не в гинеколога…
Девять утра. Посетителей пускают с десяти… Мне просто необходимо поглядеть со стороны на родственников и друзей сопалатников. Успею. Николай долго не задержит, мужик он понимающий…
20
Направляясь к лестнице, я с радостью почувствовал — бедро болит немного меньше. Потихоньку щиплет, не без этого, но прежней боли уже нет. Значит, на пользу больничное лечение!
На лестничной площадке нервно курит… Галина. Никуда от нее не спрятаться, будто нюхом чувствует мои намерения, Не успеваю выйти из палаты — тут как тут, ковыляю в туалет — дежурит возле поста медсестры…
Почему она нервничает, какие мысли донимают женщину, чего она так боится? За одну затяжку — полсигареты, не успевает выбросить окурок — достает пачку…
Впрочем, все бандиты и их пособники постоянно живут под страхом. Или их повяжет милиция и отправит на зону, или — замочат конкуренты. Как правило, своей смертью не умирают.
— А вы — молодцом! — с деланной радостью восклицает Галина, когда я зашагал по ступеням. — Скоро — домой?
— Про то врачи знают, — отшутился я, мысленно посылая настырную даму к черту. И даже подальше.
— На прогулку? Если да, составлю компанию.
— К врачу на консультацию…
— Интересно, по каким болячкам консультация? Хирург, эндокринолог?
Беседа становится опасной. Если признаться: к терапевту на второй этаж, пойдет следом, засечет кабинет, вообще пристанет мушиной липучкой. Вдруг Гошев ожидает меня вовсе не у терапевта, а в первой свободной комнате?
Сделал вид, что не расслышал вопроса и постарался побыстрее уйти. На площадке второго этажа остановился и посмотрел вверх. Никого. Видно, поверила и решила подстеречь на обратном пути. Почему женщина так нервничает? Что произошло ночью?…
Гошев встретил меня без улыбки. Поднялся, пожал руку и снова опустился на стул. Веки чуть заметно подрагивают. Руки перебирают листки раскрытого блокнота.
Тоже нервничает… Значит, действительно что-то произошло.
— Как самочувствие Семен Семенович? Как температура?
— Давай, Коля, без хитрых подходов… Самочувствие, температура… Что произошло?
— Почему вы так решили?… Доктор сказал?
— Сам себе рассказал… Ты что, за сыщика меня уже не считаешь? Слава Богу, наблюдательностью не обделен. Нефедова, небось, двадцатую сигарету курит, во взгляде — страх. Ты вон бумаги перебираешь, веки подрагивают, волнуешься. Верный признак случилось что-то из ряда вон выходящее… Так что, не маскируйся, не пытайся меня обмануть…
Гошев опустил голову, сгорбился. Превратился в этакий знак вопроса: признаваться или не признаваться? Я понимаю его — напротив стоит и сверлит вопрошающим взглядом не просто больной человек — бывший начальник.
— Вы правы това… Семен Семенович — случилось. Да такое, что высказать трудно… Сегодня ночью в туалете… закололи Павла…
— Как закололи? — не понял я, вернее, не захотел понять. — Жив?
— Насмерть. — Николай упрямо смотрел на блокнот, раскрытый перед ним на чистой странице, будто боялся поднять глаза и честно признаться: да, я виноват, не уберег. — Заточкой ударили… С такой силой, что конец вышел из спины… Такой удар мог нанести только очень сильный человек…
Не знаю почему, но неожиданно память нарисовала яркую картинку: Фарид пальцами вытаскивает из стены гвоздь и ударом кулака вбивает его на новое место… Странная, если не сказать больше, ассоциация! Странная и… несуразная. Сейчас поверить в причастность Фарида — все равно, что в свою собственную… И все же…
— Почему не разбудили?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24
— И все же, кто тот человек, которого тебе велено убрать? Боишься?
Фарид медленно кивнул:
— Да, боюсь.
— Хорошо, имя можешь не называть… Лежит в нашей больнице?
— Да…
— В нашем отделении?
— В нашем…
— Может быть, в нашей палате?
Фарид опустил голову. Глаза полузакрыты, на лбу — крупные капли пота, пальцы рук подрагивают. Он — будто в полусне, под влиянием гипноза.
— Значит, в нашей палате? — повторил я.
— Да, батя, в нашей…
Гошев не ошибся… Гена отпадает, Фарид — тем более. Остаются трое: Новиков, Фомин, Трифонов…
— Причины не знаешь?
— Догадываюсь… Вор в законе, лидер крупной банды… Он отказался подчиниться Ухарю, не захотел делиться… Все, батя, что мог — сказал… Нужно думать, как уберечь Мариам… Если можешь — помоги… Служить тебе буду, в твою шестерку превращусь, только помоги…
— Прежде всего, успокойся. Ни шестерок, ни двоек мне не нужно… Утром поговорю с одним человеком, посоветуюсь… Жаль, конечно, что ты не хочешь назвать имени…
— Не могу, батя, пойми — не могу…
— Ладно, не можешь… Одна просьба. О нашем разговоре никто не должен знать…
Фарид немного ожил. Схватил мою руку, сжал с такой силой, что, кажется, затрещали кости. Поклялся молчать самыми страшными клятвами. Частично, на родном языке.
— Мариам заступает утром?
— Утром, батя… В восемь… Спать ляжем, проснемся, а она — в палате… Щебечет, будто ранняя птаха…
— Давно познакомились?
История молодых людей мало меня интересовала. Необходимо отвлечь Фарида от тоскливых переживаний, постараться вернуть уверенность…
И вдруг я похолодел. Сыщик называется, многолетним опытом хвастает… А если Фарид играет заданную ему роль? Если на самом деле Шайтан — связующее звено между двумя вроде бы враждующими ворами в законе?
Нет, рано вычеркивать азербайджанца из списка подозреваемых, рано…
— Ничего ты, батя, не понимаешь. С детства знакомы мы с Мариам, понял, да? Бегали вместе, играли, в море купались. После уехала она в Москву учиться… Пару месяцев я терпел, потом все бросил, помчался к ней… Как жил, что кушал — не скажу. Немного торговал, немного грузчиком работал… Главное — рядом с Мариам, помогал ей, помогал сам себе… Вдруг — тюрьма, зона. Мариам приезжала, передачи привозила — счастье, да? Хотели расписаться, я отказался… Жена зэка! Мне противно, ей позорно…
Если Фарид играет, то он талантливейший актер! На глазах — слезы, губы дрожат… Весь мой опыт многолетней жизни сыщика подсказывает — парень говорит правду!
— Вот закончит Мариам институт, я вылечусь — поженимся и в Баку поедем, на Каспий…
— У тебя есть специальность? — машинально спросил я, думая о своем. — Без специальности сейчас трудно. Безработица…
— Какая специальность? О чем ты, батя, говоришь? Учиться было некогда — без денег сидели. Грузчики везде требуются, а я здоровый, сильный… Дворником пойду, в продавцы… Заочно учиться хочу. Как так — жена ученая, а муж малограмотный… Не бывает, позор такой не приму… Знаешь, что я подумал, батя? К матери поедем, навестим и вернемся в Москву… Здорово будет, да? С одной стороны — Мариам, с другой — Гена…
Ишь ты, и о Гене не забыл! И этого доброго, отзывчивого парня я «записал» в преступники? Сыщик из тебя, генерал Вербилин, как из черепахи бегун на дальние дистанции!
— Если с трудоустройством плохо будет получаться, позвони мне. Постараюсь через друзей организовать тебе и работу, и временное жилье…
— Хороший ты человек, батя, — умилился Фарид. — Редко попадались мне в жизни добрые люди, в основном — злые, дерьмовые… Типа нашего бухгалтера и… Ухаря…
Вспомнив о воре в законе, Фарид померк. Будто на солнце наползла черная туча…
А я еще раз обозвал себя безмозглым чурбаном…
19
Солнечное утро субботнего дня. Палата залита радостным светом. Вчерашний дождь будто отмыл грязное небо, и оно засияло радостной голубизной.
Поднялось настроение.
Фарид взволнованно бегает по проходу между рядами коек. Гена улыбается ему, просяще тянет бледные руки. Он уже умыт и старательно причесан — «дядька» постарался.
Алексей Федорович не фырчит, иногда даже задумчиво улыбается. Курит чаще обычного, небрежно разбрасывая вокруг кровати погашенные окурки. Волнуется.
Петро разглядывает в маленькое зеркальце свою прыщавую физиономию и огорченно вздыхает. Он уже проделал предписанный врачами моцион — трижды проковылял от кровати к двери и обратно. Можно отдыхать.
Гена ожидает жену. Фарид — Мариам, сегодня ее дежурство. К Алексею Федоровичу пообещали наведаться сын с невесткой. Петро навестит престарелая мать, которую доставит в больницу на своих «Жигулях» брат.
Я ожидаю встречи с Гошевым. Не знаю, в каком качестве появится хитроумный капитан: племянника, врача-консультанта, слесаря-сантехника. Фантазии Николая позавидуешь.
Разговариваем больше обычного. У каждого находится, чем поделиться с соседями.
— Сын третий год женат, а никак ребенка не заделает, — недовольно ворчит Алексей Федорович, но без обычного скрипучего брюзжания. — Хоть помогай неумельцу…
— А чего же, помоги, — бездумно советует Петро. — Мужик ты в соку, не одна баба заохает. Выжди, когда парень уйдет на работу, и подвались…
— Да ты, дурья твоя башка, соображаешь, что говоришь? — в полный голос заорал куряка. — Сколь живу, такого не слыхивал! А ты, — посыпались такие матерные словосочетания, что «такелажник» распахнул губастый рот. — Еще раз услышу — костылем спину пополам перебью… Понял, баранья печенка?
— Понял, — виновато прогудел Петро. — Я ведь по-доброму, а ты раскипятился… Дело житейское. Чем больше грешишь, тем дольше живешь… Вот моя мамаша на своем веку столько нагрешила — цельной автоколонной не перевезти. Ничем не болеет, восьмой десяток разменяла и все — вира… Мне бы ее здоровье… Привезут ко мне свидеться — сами убедитесь…
Куряка успокоился и полез за очередной сигаретой.
— Есть старые люди — долго живут, — охотно вступает в разговор Фарид. То ли прячет за напускным весельем горькие думы, то ли решил развеять их. — Раньше мало болели… Почему?… В Азербайджане в каждом почти доме живут старики — за сто лет и больше. Мой дедушка еще в саду работает, а ему — за сто тридцать… Младшему сыну, моему дяде, — шестнадцать… Вот это старичок!
— Жратвы мало потребляют, оттого и живут долго, — профессорским тоном произносит Алексей Федорович. — Возьми твоего деда — в сто четырнадцать лет пацана заделал, А мой тунеядец первого никак не осилит, — не успокаивается он. Видно, ужасно хочется заиметь хотя бы одного внука, — Ты, Фаридка, наследника еще не запроектировал? — неожиданно обращается к азербайджанцу. — Почитай, каждый день трудишься, здоровья подорванного не жалеешь, а где результат?
Фарид готов вспылить, но прекрасное утро и предстоящее свидание с любимой девушкой гасит возбуждение. Он только морщится и бросает на куряку брезгливый взгляд.
— Мариам к последней сессии готовится — нельзя ей. Получит диплом — поженимся, тогда и детишки пойдут… Хорошо, да?
У Гены на лице появляется и гаснет улыбка. Я знаю причину — детей у него нет и, похоже, не будет… Но это не самое главное… Сейчас появится жена, которую он любит… Вон как старательно причесывается, разглядывает бледное лицо в зеркальце…
Мне не дает покоя случайно подслушанный разговор возле ординаторской. Будоражит сознание, отзывается болью в сердце… Стар стал сыщик и потому — сентиментален. Не преступников выслеживать — внучат пестовать.
И я помалкиваю. Только стискиваю до боли в деснах зубы. Пусть радуется калека свиданию с предавшей его женой. Пусть исходит слюной «такелажник», советуя соседу подменить в постели слабого сына. Пусть изощряется в ругани и насмешках куряка. Пусть делает вид, что внимательно читает десятки раз прочитанный журнал, Серега…
Мне ли, сыщику, выступать в роли этакого проповедника?
— Вербилин, на консультацию к терапевту. Второй этаж, двадцать пятый кабинет… Сами дойдете?
— Дойду…
Будто не я отвечаю, а воспрянувшее духом бедро…
Понятно. Хитроумный Гошев переменил амплуа — из дерматолога переквалифицировался в терапевта. Слава Богу, не в гинеколога…
Девять утра. Посетителей пускают с десяти… Мне просто необходимо поглядеть со стороны на родственников и друзей сопалатников. Успею. Николай долго не задержит, мужик он понимающий…
20
Направляясь к лестнице, я с радостью почувствовал — бедро болит немного меньше. Потихоньку щиплет, не без этого, но прежней боли уже нет. Значит, на пользу больничное лечение!
На лестничной площадке нервно курит… Галина. Никуда от нее не спрятаться, будто нюхом чувствует мои намерения, Не успеваю выйти из палаты — тут как тут, ковыляю в туалет — дежурит возле поста медсестры…
Почему она нервничает, какие мысли донимают женщину, чего она так боится? За одну затяжку — полсигареты, не успевает выбросить окурок — достает пачку…
Впрочем, все бандиты и их пособники постоянно живут под страхом. Или их повяжет милиция и отправит на зону, или — замочат конкуренты. Как правило, своей смертью не умирают.
— А вы — молодцом! — с деланной радостью восклицает Галина, когда я зашагал по ступеням. — Скоро — домой?
— Про то врачи знают, — отшутился я, мысленно посылая настырную даму к черту. И даже подальше.
— На прогулку? Если да, составлю компанию.
— К врачу на консультацию…
— Интересно, по каким болячкам консультация? Хирург, эндокринолог?
Беседа становится опасной. Если признаться: к терапевту на второй этаж, пойдет следом, засечет кабинет, вообще пристанет мушиной липучкой. Вдруг Гошев ожидает меня вовсе не у терапевта, а в первой свободной комнате?
Сделал вид, что не расслышал вопроса и постарался побыстрее уйти. На площадке второго этажа остановился и посмотрел вверх. Никого. Видно, поверила и решила подстеречь на обратном пути. Почему женщина так нервничает? Что произошло ночью?…
Гошев встретил меня без улыбки. Поднялся, пожал руку и снова опустился на стул. Веки чуть заметно подрагивают. Руки перебирают листки раскрытого блокнота.
Тоже нервничает… Значит, действительно что-то произошло.
— Как самочувствие Семен Семенович? Как температура?
— Давай, Коля, без хитрых подходов… Самочувствие, температура… Что произошло?
— Почему вы так решили?… Доктор сказал?
— Сам себе рассказал… Ты что, за сыщика меня уже не считаешь? Слава Богу, наблюдательностью не обделен. Нефедова, небось, двадцатую сигарету курит, во взгляде — страх. Ты вон бумаги перебираешь, веки подрагивают, волнуешься. Верный признак случилось что-то из ряда вон выходящее… Так что, не маскируйся, не пытайся меня обмануть…
Гошев опустил голову, сгорбился. Превратился в этакий знак вопроса: признаваться или не признаваться? Я понимаю его — напротив стоит и сверлит вопрошающим взглядом не просто больной человек — бывший начальник.
— Вы правы това… Семен Семенович — случилось. Да такое, что высказать трудно… Сегодня ночью в туалете… закололи Павла…
— Как закололи? — не понял я, вернее, не захотел понять. — Жив?
— Насмерть. — Николай упрямо смотрел на блокнот, раскрытый перед ним на чистой странице, будто боялся поднять глаза и честно признаться: да, я виноват, не уберег. — Заточкой ударили… С такой силой, что конец вышел из спины… Такой удар мог нанести только очень сильный человек…
Не знаю почему, но неожиданно память нарисовала яркую картинку: Фарид пальцами вытаскивает из стены гвоздь и ударом кулака вбивает его на новое место… Странная, если не сказать больше, ассоциация! Странная и… несуразная. Сейчас поверить в причастность Фарида — все равно, что в свою собственную… И все же…
— Почему не разбудили?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24