Ни Хоффман и никто это место не найдет, а у меня свой секрет имеется.
Когда мы кофры разгружали в склеп, я обратил внимание на особнячок. Там герб из лепнины сохранился и вензель «ВВ». Война кончилась, меня по свету долго мотало, потом преподавал в спецшколе для диверсантов, учил их правильному русскому языку Ну а по ходу дела увлекался историей Государства Российского. Нашел я тот самый герб. Принадлежал он графам Воронцовым. Изучил их генеалогическую ветвь и нашел нужного. У Василия Воронцова было имение в Смоленской губернии в селе Копытове. Его-то мне и надо искать. Это и был мой ориентир, когда меня заслали в Союз в пятьдесят шестом. Только обратно я возвращаться не собирался. Место я нашел быстро — старожилы помогли. Кто-то помнил имение Воронцово, кто-то старое название Копытово. Так я и вышел к озеру. Даже место определил, где усадьба находится. Только реки там уже не было. Ей новое русло определили, плотинами застроили. Пусти сейчас по старому следу тех, кто участвовал в операции — ни за что не найдут. В этом вся штука. Но ты парень молодой — если полжизни на раскопки затратишь, то пенсия тебе не понадобится. Твои правнуки за всю жизнь всего не растратят.
— А кто-нибудь из живых остался?
— Вряд ли, я самым молодым был. Остальным уже за тридцать в те времена перевалило, а теперь, стало быть, за девяносто. Хоффмана видел. Это он меня в школу определил, потом в разведку взял. Он и засылал меня в пятьдесят шестом. Агронома в разведшколе тоже видел, за год до заброски сюда. С сынишкой трехлетним приходил. «Вот, — говорит, — я сдохну, а мой Юрка в свободной России жить будет!» Так и сдох фанатиком. Но все это давно происходило. И еще: запомни — на месте старого устья реки идет глубокий овраг. От оврага к востоку пятьсот метров. Это я хорошо помню, но от какой точки считать, не знаю. От плотины и следов не осталось. Озеро в болото превратилось с аэродром величиной, а по краям лесом поросло. Ломай теперь голову сам, парень. Все, что знал, рассказал.
Старик встал, забрал деньги и кинул их в ящик комода.
— Пора трапезничать. В печи щи застоялись. Ночь переночуешь, а утром я тебя до реки провожу, на плотах до Дудинки мужики тебя доставят, а там сам разберешься.
— Спасибо за радушный прием, Зиновий Карлович.
Метелкин с тоской посмотрел на опустевший бумажник, валявшийся на столе.
8. Смоленская область
Крылов шаг за шагом приближался к своей цели. Проверка окрестностей Ховрина показала, что беглецы выбрали для себя другую точку. В сопровождении своих боевиков он отправился в Курнаково. И вновь лакомый кусочек проскочил под его носом, и он не смог его схватить своими острыми клыками. Крылов считался одним из лучших оперативников в спецслужбах, но даром ясновидения не обладал. В то время как его «джип» на высокой скорости мчался на запад, в обратном направлении на обычном рейсовом автобусе ехала Настя. На отметке «сто восьмой километр» они сблизились на расстоянии протянутой руки. Доля секунды — и они вновь начали удаляться друг от друга. Настя ехала в Ховрино, а Крылов по следам бежевой «волги».
Настя со своими спутниками остановилась в деревне Копытино. Хозяин уступил им лучшую половину дома, а сам с сыном перебрался на другую. Дачники осенью явление редкое. В этих местах и летом особого наплыва нет, так что старик был на седьмом небе от счастья. Тут привыкли считать каждую копейку.
Накануне изучали карту, ходили по деревням, расспрашивали людей, пытаясь узнать, где и какие ведутся строительные работы. Многого узнать не удалось, но кое-что выяснили. Полученные сведения казались слишком расплывчатыми, и стало ясно, что только собственными усилиями можно добиться успеха. В итоге они приняли самое простое решение: Настя отправляется на разведку в Ховрино, а Вадим с Наташей обследуют местность в округе Курнакова. Так и сделали. Из дому вышли рано утром и разошлись в разные стороны.
Ховрино больше походило на небольшой городок, чем на поселок. Каким методом искать местных старожилов, Настя определила просто. Она подошла к одному из винных магазинов и поговорила с пьянчужками, вечно собиравшими мелочь на выпивку.
— Ну что, соколики? Поди, неймется, вам бы по стакану пора принять, а вы природой любуетесь.
Четверо помятых мужичков сразу оживились.
— А ты, сестренка, никак, угостить нас хочешь?
— Я денег на ветер не бросаю. Заработайте и получите.
— Мебель на этаж заносить? — спросил самый щуплый, — Так с похмелья силов нет. Мотор не потянет. Нужна заправка.
— Да уж, такому Илье Муромцу без заправки не обойтись. Нет, мебель мне таскать не надо. Меня интересуют старики, которые прожили в селе всю войну и помнят, что здесь происходило в годы оккупации. Найдите мне таких — и каждый получит по бутылке.
Тут начались споры, крики, битье себя в грудь и прочая неразбериха. Успокоились минут через пять, пока не пришли к общему знаменателю.
— Есть такой мужичок в нашем городишке, — выступил вперед самый боевой из неопохмеленных. — Зовут его Матвеем Захарычем, живет на Пушкинской. Во время войны он мальчишкой был, связником у партизан. Заслуженный человек, орденов и медалей целая шкатулка.
— Кто меня к нему проводит? — спросила Настя. И снова в разговор встрял щуплый, окрещенный девушкой Ильей Муромцем.
— Хорошо бы авансик… Одну бутылочку для поддержания равновесия. Мы ее за минуту оприходуем, так что без задержек.
Настя протянула ему полсотни, и он со скоростью пули влетел в магазин. Еще минута — и бутылка упала на газон без единой капли водки.
К старику отправились всем стадом. Надежды себя оправдали. Герой войны, которого все звали уважительно Захарыч, оказался не таким уж старым. Жил герой убого, в старом домишке барачного типа, где занимал комнату размером с грузовой лифт с низкими потолками и крошечным окошком. Здесь и одному тесновато, а уж целой делегации и соваться нечего.
Настя представилась как журналистка, сунула мужичкам деньги, и тех как ветром сдуло.
— И что вам, милочка, от меня надо? — строго спросил хозяин, включая электрический чайник.
Грозный вид — это напускное, решила Настя, чувствуя, что им придется вместе чаевничать. Вот только не догадалась она купить чего-нибудь к столу. Здесь больше подошла бы колбаса и масло, чем торты да печенье.
— Вы хорошо помните годы оккупации, Матвей Захарыч?
— А почему нет? Память мне не отшибло. Я человек тверезый, не то что эти водкохлебы. К вечеру уже не помнят, с кем утром здоровались. Да ты садись к столу-то. Сушки с чаем похрумкаем.
Настя села. Над высокой железной кроватью с горкой подушек висели фотографии в рамках. Полный иконостас всех родных и близких, на дальних родственников стены не хватило.
— О партизанах писать хотите? — спросил Захарыч, разливая чай в чашки.
— Нет, об оккупантах. Меня интересует, что здесь делали немцы и куда они ушли при наступлении наших, был ли у них здесь штаб и кто им руководил.
— Штаб был. Здесь одно время квартировала эсэсовская дивизия «Мертвая голова», элитные войска вермахта. Частенько заезжал сам группенфюрер Груббер. Мы на него несколько раз готовили покушение, да только впустую. Хитер шакал! Это только в кино немцев дураками выставляют, а дисциплина у них была идеальная. Мощный кулак сосредоточился в наших местах. Когда наши подошли к селу, основные части фрицев отступили, а здесь осталась рота эсэсовцев — смертники. Шесть суток дивизия генерала Потемкина не могла взять село, пока всех до единого не перебили. Зверски воевали, грамотно, не щадя живота. А главное — своим дали уйти. За Шесть дней можно до Берлина дойти на хорошей технике. Наши понадеялись их силой взять и всех разом накрыть, но не тут-то было — промахнулись. Немцев надо было в кольцо брать, окружить со всех сторон и добивать, как бешеных псов, а мы им коридор оставили. Вот они и ушли без особых проблем и торопливости.
— А через какие районы проходил этот самый коридор?
Ветеран почесал затылок.
— Через районы болот, где наши осмелевшие ребята уже не хотели ноги мочить, между двух огней — слева армия шла на запад — справа партизаны, а немцы между ними. Только передвигались они быстрее и привалов себе не устраивали. Прошли Балаханово, потом Курнаково и вышли к Орше, там наши стояли, так они через тыл их полукругом обошли, потом соединились со своими и отступали уже общей группой, несколькими дивизиями.
— Скажите, Матвей Захарыч, а немецкий штаб нам удалось захватить?
— Немцы после себя ничего не оставляли. Все сжигали, а что могли — вывозили. Кроме руин, нашим ничего не досталось.
— А могли они что-нибудь спрятать? Закопать то, что нельзя увезти и уничтожить?
— Слухи такие ходили, будто один из высоких чинов решил схоронить в наших местах крупный архив с особо важными документами. Здесь, неподалеку, у деревеньки Радищеве. Искали после войны, но ничего не нашли. Правда, и не особо старались, но если бы и пытались, то впустую. Там сейчас какое-то строительство ведут, болото осушили, котлованы роют, но ничего не откопали.
— Туда можно попасть?
Хозяин усмехнулся и покачал головой.
— Всё колючей проволокой обнесли. Вроде как частная собственность. Мне не приходилось слышать, чтобы в России землей торговали, но ведь законы законами, а деньги деньгами. Ходил я как-то в военкомат за справкой и видел одного из владельцев этих земель. Понял только, что он нерусский. А сопровождал его сам начальник областного УВД. Стелился перед иностранцем, двери в кабинеты открывал. Приходили за техникой. Солдатам тоже деньги нужны. Что уж там говорить, если они милицию и военных купили, а земли здесь навалом, и вся она мертвая. Хоть задаром забирай. Только кто возьмет-то?
— Однако взяли.
— Нам, здешним, невдомек. У них, видать, не так мозги повернуты.
— Тут напрашивается еще один вопрос, Матвей Захарыч. Работы иностранцы ведут обширные, используют тяжелую технику. Сельские угодья в ваших местах, скажем прямо, паршивые. Пара фабрик и один заводишко всех желающих работой не обеспечат. Наверняка кто-то из здешних пытался устроиться к иностранцам на работу. Вы что-нибудь слышали об этом?
— Конечно, но они отказали ребятам: мол, своих девать некуда.
— Дорого возить с собой рабочую силу. Их же жильем обеспечивать надо. К тому же местные мужики дешевле стоят.
Ответа Настя не услышала, ветеран лишь пожал плечами. Она заметила в его глазах разочарование. Он-то небось думал, речь пойдет о его подвигах, а журналистка интересовалась немцами и сегодняшним положением местного населения. Настя решила исправить положение и перевела разговор на военную тему, расспрашивая о партизанском движении. Тут Захарыч воспрял духом и сел на любимого конька. И куда нынешние писатели смотрят! Самый страшный момент попал на конец войны, когда немцы отступали. Тогда семнадцатилетний Матвей лежал в госпитале с ранением в ногу. Тут на лазарет напали эсэсовцы. Расстреляли всех живых. Матвею удалось спрятаться на чердаке, и он единственный, кто остался в живых. Через час немцы ушли. Матвей хотел найти хоть одного живого, рыскал по госпиталю, как вдруг раздался взрыв. Фашисты взорвали плотину, и в низину, где размещался госпиталь, хлынула вода. Через полчаса на этом месте образовалось озеро, и Матвей выбирался из ловушки вплавь, пока не достиг суши. С годами озеро превратилось в топкое болото, похоронившее под собой погибших солдат от зверской акции взбесившихся эсэсовцев.
Визит к ветерану оставил у Насти неизгладимое впечатление. Она думала о нем всю дорогу, возвращаясь назад. Впечатлений хватало, есть чем поделиться с ребятами. Интересно узнать, что им удалось выяснить. Вряд ли поход в лес оставит столько же впечатлений, сколько получила она. Но на этом ее приключения не кончились. В деревне ее ждал неприятный сюрприз.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54
Когда мы кофры разгружали в склеп, я обратил внимание на особнячок. Там герб из лепнины сохранился и вензель «ВВ». Война кончилась, меня по свету долго мотало, потом преподавал в спецшколе для диверсантов, учил их правильному русскому языку Ну а по ходу дела увлекался историей Государства Российского. Нашел я тот самый герб. Принадлежал он графам Воронцовым. Изучил их генеалогическую ветвь и нашел нужного. У Василия Воронцова было имение в Смоленской губернии в селе Копытове. Его-то мне и надо искать. Это и был мой ориентир, когда меня заслали в Союз в пятьдесят шестом. Только обратно я возвращаться не собирался. Место я нашел быстро — старожилы помогли. Кто-то помнил имение Воронцово, кто-то старое название Копытово. Так я и вышел к озеру. Даже место определил, где усадьба находится. Только реки там уже не было. Ей новое русло определили, плотинами застроили. Пусти сейчас по старому следу тех, кто участвовал в операции — ни за что не найдут. В этом вся штука. Но ты парень молодой — если полжизни на раскопки затратишь, то пенсия тебе не понадобится. Твои правнуки за всю жизнь всего не растратят.
— А кто-нибудь из живых остался?
— Вряд ли, я самым молодым был. Остальным уже за тридцать в те времена перевалило, а теперь, стало быть, за девяносто. Хоффмана видел. Это он меня в школу определил, потом в разведку взял. Он и засылал меня в пятьдесят шестом. Агронома в разведшколе тоже видел, за год до заброски сюда. С сынишкой трехлетним приходил. «Вот, — говорит, — я сдохну, а мой Юрка в свободной России жить будет!» Так и сдох фанатиком. Но все это давно происходило. И еще: запомни — на месте старого устья реки идет глубокий овраг. От оврага к востоку пятьсот метров. Это я хорошо помню, но от какой точки считать, не знаю. От плотины и следов не осталось. Озеро в болото превратилось с аэродром величиной, а по краям лесом поросло. Ломай теперь голову сам, парень. Все, что знал, рассказал.
Старик встал, забрал деньги и кинул их в ящик комода.
— Пора трапезничать. В печи щи застоялись. Ночь переночуешь, а утром я тебя до реки провожу, на плотах до Дудинки мужики тебя доставят, а там сам разберешься.
— Спасибо за радушный прием, Зиновий Карлович.
Метелкин с тоской посмотрел на опустевший бумажник, валявшийся на столе.
8. Смоленская область
Крылов шаг за шагом приближался к своей цели. Проверка окрестностей Ховрина показала, что беглецы выбрали для себя другую точку. В сопровождении своих боевиков он отправился в Курнаково. И вновь лакомый кусочек проскочил под его носом, и он не смог его схватить своими острыми клыками. Крылов считался одним из лучших оперативников в спецслужбах, но даром ясновидения не обладал. В то время как его «джип» на высокой скорости мчался на запад, в обратном направлении на обычном рейсовом автобусе ехала Настя. На отметке «сто восьмой километр» они сблизились на расстоянии протянутой руки. Доля секунды — и они вновь начали удаляться друг от друга. Настя ехала в Ховрино, а Крылов по следам бежевой «волги».
Настя со своими спутниками остановилась в деревне Копытино. Хозяин уступил им лучшую половину дома, а сам с сыном перебрался на другую. Дачники осенью явление редкое. В этих местах и летом особого наплыва нет, так что старик был на седьмом небе от счастья. Тут привыкли считать каждую копейку.
Накануне изучали карту, ходили по деревням, расспрашивали людей, пытаясь узнать, где и какие ведутся строительные работы. Многого узнать не удалось, но кое-что выяснили. Полученные сведения казались слишком расплывчатыми, и стало ясно, что только собственными усилиями можно добиться успеха. В итоге они приняли самое простое решение: Настя отправляется на разведку в Ховрино, а Вадим с Наташей обследуют местность в округе Курнакова. Так и сделали. Из дому вышли рано утром и разошлись в разные стороны.
Ховрино больше походило на небольшой городок, чем на поселок. Каким методом искать местных старожилов, Настя определила просто. Она подошла к одному из винных магазинов и поговорила с пьянчужками, вечно собиравшими мелочь на выпивку.
— Ну что, соколики? Поди, неймется, вам бы по стакану пора принять, а вы природой любуетесь.
Четверо помятых мужичков сразу оживились.
— А ты, сестренка, никак, угостить нас хочешь?
— Я денег на ветер не бросаю. Заработайте и получите.
— Мебель на этаж заносить? — спросил самый щуплый, — Так с похмелья силов нет. Мотор не потянет. Нужна заправка.
— Да уж, такому Илье Муромцу без заправки не обойтись. Нет, мебель мне таскать не надо. Меня интересуют старики, которые прожили в селе всю войну и помнят, что здесь происходило в годы оккупации. Найдите мне таких — и каждый получит по бутылке.
Тут начались споры, крики, битье себя в грудь и прочая неразбериха. Успокоились минут через пять, пока не пришли к общему знаменателю.
— Есть такой мужичок в нашем городишке, — выступил вперед самый боевой из неопохмеленных. — Зовут его Матвеем Захарычем, живет на Пушкинской. Во время войны он мальчишкой был, связником у партизан. Заслуженный человек, орденов и медалей целая шкатулка.
— Кто меня к нему проводит? — спросила Настя. И снова в разговор встрял щуплый, окрещенный девушкой Ильей Муромцем.
— Хорошо бы авансик… Одну бутылочку для поддержания равновесия. Мы ее за минуту оприходуем, так что без задержек.
Настя протянула ему полсотни, и он со скоростью пули влетел в магазин. Еще минута — и бутылка упала на газон без единой капли водки.
К старику отправились всем стадом. Надежды себя оправдали. Герой войны, которого все звали уважительно Захарыч, оказался не таким уж старым. Жил герой убого, в старом домишке барачного типа, где занимал комнату размером с грузовой лифт с низкими потолками и крошечным окошком. Здесь и одному тесновато, а уж целой делегации и соваться нечего.
Настя представилась как журналистка, сунула мужичкам деньги, и тех как ветром сдуло.
— И что вам, милочка, от меня надо? — строго спросил хозяин, включая электрический чайник.
Грозный вид — это напускное, решила Настя, чувствуя, что им придется вместе чаевничать. Вот только не догадалась она купить чего-нибудь к столу. Здесь больше подошла бы колбаса и масло, чем торты да печенье.
— Вы хорошо помните годы оккупации, Матвей Захарыч?
— А почему нет? Память мне не отшибло. Я человек тверезый, не то что эти водкохлебы. К вечеру уже не помнят, с кем утром здоровались. Да ты садись к столу-то. Сушки с чаем похрумкаем.
Настя села. Над высокой железной кроватью с горкой подушек висели фотографии в рамках. Полный иконостас всех родных и близких, на дальних родственников стены не хватило.
— О партизанах писать хотите? — спросил Захарыч, разливая чай в чашки.
— Нет, об оккупантах. Меня интересует, что здесь делали немцы и куда они ушли при наступлении наших, был ли у них здесь штаб и кто им руководил.
— Штаб был. Здесь одно время квартировала эсэсовская дивизия «Мертвая голова», элитные войска вермахта. Частенько заезжал сам группенфюрер Груббер. Мы на него несколько раз готовили покушение, да только впустую. Хитер шакал! Это только в кино немцев дураками выставляют, а дисциплина у них была идеальная. Мощный кулак сосредоточился в наших местах. Когда наши подошли к селу, основные части фрицев отступили, а здесь осталась рота эсэсовцев — смертники. Шесть суток дивизия генерала Потемкина не могла взять село, пока всех до единого не перебили. Зверски воевали, грамотно, не щадя живота. А главное — своим дали уйти. За Шесть дней можно до Берлина дойти на хорошей технике. Наши понадеялись их силой взять и всех разом накрыть, но не тут-то было — промахнулись. Немцев надо было в кольцо брать, окружить со всех сторон и добивать, как бешеных псов, а мы им коридор оставили. Вот они и ушли без особых проблем и торопливости.
— А через какие районы проходил этот самый коридор?
Ветеран почесал затылок.
— Через районы болот, где наши осмелевшие ребята уже не хотели ноги мочить, между двух огней — слева армия шла на запад — справа партизаны, а немцы между ними. Только передвигались они быстрее и привалов себе не устраивали. Прошли Балаханово, потом Курнаково и вышли к Орше, там наши стояли, так они через тыл их полукругом обошли, потом соединились со своими и отступали уже общей группой, несколькими дивизиями.
— Скажите, Матвей Захарыч, а немецкий штаб нам удалось захватить?
— Немцы после себя ничего не оставляли. Все сжигали, а что могли — вывозили. Кроме руин, нашим ничего не досталось.
— А могли они что-нибудь спрятать? Закопать то, что нельзя увезти и уничтожить?
— Слухи такие ходили, будто один из высоких чинов решил схоронить в наших местах крупный архив с особо важными документами. Здесь, неподалеку, у деревеньки Радищеве. Искали после войны, но ничего не нашли. Правда, и не особо старались, но если бы и пытались, то впустую. Там сейчас какое-то строительство ведут, болото осушили, котлованы роют, но ничего не откопали.
— Туда можно попасть?
Хозяин усмехнулся и покачал головой.
— Всё колючей проволокой обнесли. Вроде как частная собственность. Мне не приходилось слышать, чтобы в России землей торговали, но ведь законы законами, а деньги деньгами. Ходил я как-то в военкомат за справкой и видел одного из владельцев этих земель. Понял только, что он нерусский. А сопровождал его сам начальник областного УВД. Стелился перед иностранцем, двери в кабинеты открывал. Приходили за техникой. Солдатам тоже деньги нужны. Что уж там говорить, если они милицию и военных купили, а земли здесь навалом, и вся она мертвая. Хоть задаром забирай. Только кто возьмет-то?
— Однако взяли.
— Нам, здешним, невдомек. У них, видать, не так мозги повернуты.
— Тут напрашивается еще один вопрос, Матвей Захарыч. Работы иностранцы ведут обширные, используют тяжелую технику. Сельские угодья в ваших местах, скажем прямо, паршивые. Пара фабрик и один заводишко всех желающих работой не обеспечат. Наверняка кто-то из здешних пытался устроиться к иностранцам на работу. Вы что-нибудь слышали об этом?
— Конечно, но они отказали ребятам: мол, своих девать некуда.
— Дорого возить с собой рабочую силу. Их же жильем обеспечивать надо. К тому же местные мужики дешевле стоят.
Ответа Настя не услышала, ветеран лишь пожал плечами. Она заметила в его глазах разочарование. Он-то небось думал, речь пойдет о его подвигах, а журналистка интересовалась немцами и сегодняшним положением местного населения. Настя решила исправить положение и перевела разговор на военную тему, расспрашивая о партизанском движении. Тут Захарыч воспрял духом и сел на любимого конька. И куда нынешние писатели смотрят! Самый страшный момент попал на конец войны, когда немцы отступали. Тогда семнадцатилетний Матвей лежал в госпитале с ранением в ногу. Тут на лазарет напали эсэсовцы. Расстреляли всех живых. Матвею удалось спрятаться на чердаке, и он единственный, кто остался в живых. Через час немцы ушли. Матвей хотел найти хоть одного живого, рыскал по госпиталю, как вдруг раздался взрыв. Фашисты взорвали плотину, и в низину, где размещался госпиталь, хлынула вода. Через полчаса на этом месте образовалось озеро, и Матвей выбирался из ловушки вплавь, пока не достиг суши. С годами озеро превратилось в топкое болото, похоронившее под собой погибших солдат от зверской акции взбесившихся эсэсовцев.
Визит к ветерану оставил у Насти неизгладимое впечатление. Она думала о нем всю дорогу, возвращаясь назад. Впечатлений хватало, есть чем поделиться с ребятами. Интересно узнать, что им удалось выяснить. Вряд ли поход в лес оставит столько же впечатлений, сколько получила она. Но на этом ее приключения не кончились. В деревне ее ждал неприятный сюрприз.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54