По обеим сторонам коридора, похожего на тоннель, стояли декорации, прижатые к стенам. Он дошел до конца и уперся в обшитые жестью ворота. Женщина шла следом.
— А куда выходят эти ворота?
— Во двор. Там еще два сарая с декорациями. У нас в репертуаре девятнадцать спектаклей, двух «карманов» не хватает.
— Мы можем выйти во двор?
— Конечно, но нужно взять ключ у машиниста сцены.
— Он нам не понадобится. Замок висит на дверной ручке, а не на петлях.
— Странно. Ворота всегда закрыты. Рабочие держат в дальних сараях декорации тех спектаклей, которые редко идут, а ходовые в «карманах». За последний месяц не было повода ходить в сараи.
— Однако кто-то ходил и, вернувшись, не закрыл за собой дверь. Может быть, этот человек вышел и не возвращался?
— Во дворе есть ворота, но они тоже на замке. Правда, забор между улицей и театральным двором чисто символический.
В течение десяти минут Трифонов осматривал двор, сараи, забор и по ходу дела сунул в карман висячий замок, оказавшийся не на своем месте. Когда они вернулись на сцену, актеры уже собирались после часового перерыва.
Трифонов подошел к Ивану Драгилеву.
— Я рад, что вас отпустили.
— Если бы насовсем! — горько усмехнулся актер.
— У меня к вам вопрос, Иван Макарыч. Подумайте и ответьте: чем вчерашний выстрел отличался от предыдущих?
— А тут и думать нечего! У меня от грохота уши заложило и потом руку подбросило, словно в этой пушке сидела какая-то сила.
— Вы ведь не целились, правильно, а просто выстрелили?
— На сцене глупо целиться. Это же условность. Важен не прицел, а эффект. В кино нужно делать все правдиво, там есть крупный план, а в театре важен жест.
— Я вас понял. Спасибо за консультацию. Как мне выбраться отсюда?
— Дверь в дальнем левом углу сцены. Выйдете в коридор, подниметесь по лестнице на два этажа и окажетесь в раздевалке. А там и служебный вход.
— Это я помню.
Трифонова ждала приятная встреча. Прямо на лестничной клетке он встретил капитана Забелина с Петровки.
— Не думал вас здесь увидеть, Костя. Вы же собирались ехать на Сивцев Вражек!
— Где я сегодня только не побывал! — усталым голосом промычал Забелин. — Новостей куча. Вы не торопитесь, Александр Иваныч?
— Куда мне торопиться? Я кот, гуляющий сам по себе.
— Пойдемте выпьем с вами кофейку. Тут возле театра неплохая забегаловка есть, а то у меня уже под ложечкой сосет.
Трифонов охотно согласился. Кафе действительно было тихим, уютным и располагало к теплым, дружеским беседам, особенно когда за окном моросит мелкий колючий дождик. Забелин рассказал Трифонову о сегодняшних приключениях и закончил открытием, сделанным подполковником Крюковым.
— А из тела извлекли серебряную пулю. Я так и обалдел. Мистика какая-то! Приезжаю в театр, нахожу слесаря, трясу его за грудки, а он мне и говорит: «Чего ты, опер, дергаешься? Не нужны мне ваши пули!» Достал из ящика верстака железную коробочку из-под черной икры и кладет на стол. Мол, забирай. — Забелин достал из кармана коробку, открыл ее и подал Трифонову. — Вот они, все двадцать восемь штук, и все свинцовые. Ни одной серебряной.
— Все, да не все. В фирменной коробке должно быть тридцать патронов. Театру продали двадцать девять, слесарь тебе вернул двадцать восемь. Итого, не хватает двух. Один я нашел, а где еще один, мы не знаем.
Трифонов достал выковырянную из стены пулю и положил ее в коробку.
— Вот она. Ее надо бы на экспертизу отправить и еще вот это.
На стол упал тяжелый навесной замок.
— Ну вы даете, Александр Иваныч! Пояснения будут?
— Обязательно, Костя, а как же иначе.
Трифонов закурил свой неизменный «Беломор» и начал рассуждать.
— Представим себе, что Иван Драгилев не убивал Светлану Фартышеву. Представим себе, что у Фартышевой был смертельный враг. Либо он сам убил ее, либо нанял стрелка. Если кто-то серьезно хотел убить ее, то вряд ли понадеялся бы на случай. Я с самого начала не верил в умышленное убийство. Драгилев мог попасть в стол, в Федора Горобца или в зрителя. Я видел из зала этот выстрел. А теперь у нас есть основания предположить, что было произведено два выстрела — один шальной, другой прицельный. Пулю от револьвера я обнаружил в стене за кулисами, там, куда она и должна попасть. А серебряная пуля, извлеченная из тела актрисы, была выпущена из-за спины Драгилева человеком, стоявшим между второй и третьей кулисой. Он находился за световым занавесом, и его никто не видел. Сделав выстрел, он тут же ушел через коридор, где хранятся декорации, снял замок или открыл его, вышел во двор, прикрыл за собой ворота и, пройдя через театральный двор, выбрался на улицу. Если принять мою версию как реальную или одну из возможных, то мы получаем следующую картину. Убийца — отличный стрелок — использовал серебряную пулю, а это говорит о том, что патрон изготавливался кустарным способом.
— Минуточку! А почему не предположить, что убийцу нанял Федор Горобец? Этим он убивает трех зайцев сразу. Он знал, что его жена изменяет ему с Иваном Драгилевым. Он избавляется от неверной жены, сажает в тюрьму ее любовника за убийство, а для себя обеспечивает стопроцентное алиби. Его видел весь зал. Гениальная идея!
— Согласен. Мало того, человек, стрелявший в Фартышеву, должен знать секреты этого театра, бывать там, изучить его особенности и найти удобное место для выстрела. Такую информацию ему мог дать Горобец и в нужный момент впустить в театр. Ведь замок висел с внутренней стороны ворот. Жаль, очень жаль.
— Что жаль?
— Что эта гениальная идея Горобца — всего лишь наша фантазия.
— Почему же?
— Потому, что глупо заряжать револьвер Драгилева настоящим боевым патроном, а потом вставать на место мишени и подставлять свой лоб под пулю. Могу допустить, что актер-убийца имеет больше фантазии, чем обычный киллер, и страсть к эффектам могла натолкнуть его на такой трюк. Но только речь идет о другом актере, о человеке незаурядном и артистичном, но только не о Горобце. Если бы я не нашел сегодня эту пулю в стене, то принял бы твою версию. Холостой выстрел не убил бы Горобца. Но не могу. А теперь попробуем копнуть чуть глубже. Мы имеем дело не со спонтанным убийством, а с хорошо обдуманной акцией. Убийца сейчас над нами смеется. Он прав. Мы второй день разгадываем его ребусы, а он полгода готовился к вчерашнему выстрелу, а то и больше.
Вспомни — все началось с паспорта хитроумного серийного убийцы Бражникова, на имя которого была снята квартира на Сивцевом Вражке. Это же насмешка! Значит, убийца догадывался, что мы докопаемся до его имени, а он нам подготовил сюрприз: «Ну что, ребята, нашли? Нашли убийцу, подстреленного во время бегства восемь лет назад? А что дальше делать будете?» Он бросил нам в лицо перчатку. Это вызов! И серебряная пуля — лишь подтверждение этому. Началась серьезная игра, где правила диктует преступник. И уверяю тебя, Костя, мы его не скоро найдем. Он знает слишком много.
Подумай сам над простым, на первый взгляд, эпизодом. Ну неужели нельзя было найти способ, куда более примитивный, чем подкинуть уникальный револьвер в руки главного режиссера?! Нет, он идет самым сложным путем, и дорогостоящим. Надо было знать любовь госпожи Хмельницкой к антиквариату. Надо было подсадить ей в поезд соответственную исполнительницу роли вдовы, обедневшей интеллигентки, хранившей оружие покойного мужа, профессора биологии. А если бы Хмельницкая ей не позвонила? А если бы она не заинтересовалась револьвером?
Значит, зря арендовали квартиру на Сивцевом Вражке, покупали билет на поезд, доставали уникальный револьвер! Сплошные расчеты, и, главное, беспроигрышные. Убийца знал все слабости Хмельницкой еще в мае, когда подыскивал квартиру, похожую на антикварный магазин. Он вынул один патрон из коробки, будучи уверенным, что револьвер будет куплен и он выстрелит этим патроном, когда того потребуют его замыслы. Похоже на футбольный матч. Только у этой игры еще нет названия. Одна группа актеров играет в смертельную игру с другой группой — кто кого переиграет. На данный момент актриса, исполняющая роль вдовы профессора, переиграла актрису Хмельницкую, и одно очко в виде жизни Светланы Фартышевой легло на счет команды убийц. Но игра нечестная. Кто-то из нашей команды подыгрывает противнику, впускает его на свою территорию и открывает карты.
Полминуты они молчали. Забелин сидел с открытым ртом и не двигался.
— Кажется, я пересолил и засорил тебе мозги, Костя.
— Нет-нет, все очень смахивает на правду. Верить или не верить в вашу историю, пусть решает каждый для себя. Но я верю. Ведь квартиру снимали аферисты, это уже доказано. И остальное все имеет под собой основание. Но что же получается? Мы имеем дело не с убийцей-одиночкой, а, как вы точно заметили, с целой командой, театральной труппой.
— Убийца в полном смысле слова может быть один. Я имею в виду исполнителя, самого стрелка. Но существует режиссер, который ставит спектакль, расставляет фигуры по крестикам, так называемым маркам, и он же управляет вспомогательным составом. А убийца приходит последним и ставит точку на отыгранном акте. Занавес закрылся, но это не значит, что кончился спектакль. Мы не знаем, сколько актов в этой пьесе. Мы лишь зрители и пока не поняли сквозного действия пьесы. Театр абсурда! Когда мы станем участниками действия, тогда можно будет говорить о тактике и стратегии.
— Да… Бедный, наивный подполковник Крюков! Он собрался к концу недели спихнуть это дело.
— Ты, Костя, особо не бери в голову мои старческие бредни. Я могу себе позволить фантазировать, а ты нет. Не забудь об экспертизе замка и пули. Скажи подполковнику, что ты сам ее нашел. На меня не ссылайся. Я к делу никакого отношения не имею, а то подумают, что старый пердун сует свой нос, куда не следует, морочит людям голову. Если надо, мы с тобой в кафе встретимся и обменяемся мнениями, а маячить перед глазами у начальства я не хочу. Я свое уже отмаячил.
— Неудобно как-то.
— Неудобно на потолке спать, одеяло падает. Дело-то одно делаем. Важен результат, а не путь к нему.
Оставив капитана в глубокой задумчивости, Трифонов ушел.
Вечером того же дня он узнал две новости. Генерал Колычев пришел с работы раньше положенного. Наташа испекла торт, и все сели пить чай в узком семейном кругу.
— Я уже так к вам привык, что, вернувшись домой, в свою одинокую берлогу, от тоски полезу на стену, — сказал Трифонов.
— Почему бы тебе, Саня, не пожить у нас до весны? — предложил Колычев. — Зима на носу, самое тоскливое время года, да и подледный лов ты не любишь, а без рыбалки какая жизнь! А в Москве у тебя дело есть.
— Это какое еще дело? — удивился Трифонов.
— Ну как же, а расследование? Ко мне сегодня обратился следователь Судаков с просьбой привлечь тебя к работе. Тот, что подвозил тебя на машине.
— Ах, Борис. Толковый парень. Человек своего времени, а у меня устаревшие взгляды. Им со мной скучно.
— Старый конь борозды не портит. Согласен, сегодня преступления совершаются на более техническом уровне, но совершает их человек.
— Ты мне, Гена, зубы не заговаривай. Я — пенсионер, да еще из другого города. На каком основании я могу заниматься расследованием?
— Это не проблема. Разумеется, я не могу поставить тебя во главе следствия, согласно твоему статусу. Но я имею право заключить с тобой трудовое соглашение и привлечь тебя в качестве консультанта. Ты получаешь доступ ко всем документам, связанным с расследованием, и принимаешь законное участие в работе следственной бригады. В то же время ты останешься независимой фигурой и никому не подчиняешься.
— Трудовое соглашение — это хорошо. Значит, ты мне еще и платить будешь? Отлично! А то как-то стыдно сидеть на иждивении старого приятеля и его молодой дочери. И давно ты это придумал?
— Как только Натаха вернулась из театра и рассказала мне, как ты ринулся на сцену после выстрела, словно безработный артист, для которого освободилась роль.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48
— А куда выходят эти ворота?
— Во двор. Там еще два сарая с декорациями. У нас в репертуаре девятнадцать спектаклей, двух «карманов» не хватает.
— Мы можем выйти во двор?
— Конечно, но нужно взять ключ у машиниста сцены.
— Он нам не понадобится. Замок висит на дверной ручке, а не на петлях.
— Странно. Ворота всегда закрыты. Рабочие держат в дальних сараях декорации тех спектаклей, которые редко идут, а ходовые в «карманах». За последний месяц не было повода ходить в сараи.
— Однако кто-то ходил и, вернувшись, не закрыл за собой дверь. Может быть, этот человек вышел и не возвращался?
— Во дворе есть ворота, но они тоже на замке. Правда, забор между улицей и театральным двором чисто символический.
В течение десяти минут Трифонов осматривал двор, сараи, забор и по ходу дела сунул в карман висячий замок, оказавшийся не на своем месте. Когда они вернулись на сцену, актеры уже собирались после часового перерыва.
Трифонов подошел к Ивану Драгилеву.
— Я рад, что вас отпустили.
— Если бы насовсем! — горько усмехнулся актер.
— У меня к вам вопрос, Иван Макарыч. Подумайте и ответьте: чем вчерашний выстрел отличался от предыдущих?
— А тут и думать нечего! У меня от грохота уши заложило и потом руку подбросило, словно в этой пушке сидела какая-то сила.
— Вы ведь не целились, правильно, а просто выстрелили?
— На сцене глупо целиться. Это же условность. Важен не прицел, а эффект. В кино нужно делать все правдиво, там есть крупный план, а в театре важен жест.
— Я вас понял. Спасибо за консультацию. Как мне выбраться отсюда?
— Дверь в дальнем левом углу сцены. Выйдете в коридор, подниметесь по лестнице на два этажа и окажетесь в раздевалке. А там и служебный вход.
— Это я помню.
Трифонова ждала приятная встреча. Прямо на лестничной клетке он встретил капитана Забелина с Петровки.
— Не думал вас здесь увидеть, Костя. Вы же собирались ехать на Сивцев Вражек!
— Где я сегодня только не побывал! — усталым голосом промычал Забелин. — Новостей куча. Вы не торопитесь, Александр Иваныч?
— Куда мне торопиться? Я кот, гуляющий сам по себе.
— Пойдемте выпьем с вами кофейку. Тут возле театра неплохая забегаловка есть, а то у меня уже под ложечкой сосет.
Трифонов охотно согласился. Кафе действительно было тихим, уютным и располагало к теплым, дружеским беседам, особенно когда за окном моросит мелкий колючий дождик. Забелин рассказал Трифонову о сегодняшних приключениях и закончил открытием, сделанным подполковником Крюковым.
— А из тела извлекли серебряную пулю. Я так и обалдел. Мистика какая-то! Приезжаю в театр, нахожу слесаря, трясу его за грудки, а он мне и говорит: «Чего ты, опер, дергаешься? Не нужны мне ваши пули!» Достал из ящика верстака железную коробочку из-под черной икры и кладет на стол. Мол, забирай. — Забелин достал из кармана коробку, открыл ее и подал Трифонову. — Вот они, все двадцать восемь штук, и все свинцовые. Ни одной серебряной.
— Все, да не все. В фирменной коробке должно быть тридцать патронов. Театру продали двадцать девять, слесарь тебе вернул двадцать восемь. Итого, не хватает двух. Один я нашел, а где еще один, мы не знаем.
Трифонов достал выковырянную из стены пулю и положил ее в коробку.
— Вот она. Ее надо бы на экспертизу отправить и еще вот это.
На стол упал тяжелый навесной замок.
— Ну вы даете, Александр Иваныч! Пояснения будут?
— Обязательно, Костя, а как же иначе.
Трифонов закурил свой неизменный «Беломор» и начал рассуждать.
— Представим себе, что Иван Драгилев не убивал Светлану Фартышеву. Представим себе, что у Фартышевой был смертельный враг. Либо он сам убил ее, либо нанял стрелка. Если кто-то серьезно хотел убить ее, то вряд ли понадеялся бы на случай. Я с самого начала не верил в умышленное убийство. Драгилев мог попасть в стол, в Федора Горобца или в зрителя. Я видел из зала этот выстрел. А теперь у нас есть основания предположить, что было произведено два выстрела — один шальной, другой прицельный. Пулю от револьвера я обнаружил в стене за кулисами, там, куда она и должна попасть. А серебряная пуля, извлеченная из тела актрисы, была выпущена из-за спины Драгилева человеком, стоявшим между второй и третьей кулисой. Он находился за световым занавесом, и его никто не видел. Сделав выстрел, он тут же ушел через коридор, где хранятся декорации, снял замок или открыл его, вышел во двор, прикрыл за собой ворота и, пройдя через театральный двор, выбрался на улицу. Если принять мою версию как реальную или одну из возможных, то мы получаем следующую картину. Убийца — отличный стрелок — использовал серебряную пулю, а это говорит о том, что патрон изготавливался кустарным способом.
— Минуточку! А почему не предположить, что убийцу нанял Федор Горобец? Этим он убивает трех зайцев сразу. Он знал, что его жена изменяет ему с Иваном Драгилевым. Он избавляется от неверной жены, сажает в тюрьму ее любовника за убийство, а для себя обеспечивает стопроцентное алиби. Его видел весь зал. Гениальная идея!
— Согласен. Мало того, человек, стрелявший в Фартышеву, должен знать секреты этого театра, бывать там, изучить его особенности и найти удобное место для выстрела. Такую информацию ему мог дать Горобец и в нужный момент впустить в театр. Ведь замок висел с внутренней стороны ворот. Жаль, очень жаль.
— Что жаль?
— Что эта гениальная идея Горобца — всего лишь наша фантазия.
— Почему же?
— Потому, что глупо заряжать револьвер Драгилева настоящим боевым патроном, а потом вставать на место мишени и подставлять свой лоб под пулю. Могу допустить, что актер-убийца имеет больше фантазии, чем обычный киллер, и страсть к эффектам могла натолкнуть его на такой трюк. Но только речь идет о другом актере, о человеке незаурядном и артистичном, но только не о Горобце. Если бы я не нашел сегодня эту пулю в стене, то принял бы твою версию. Холостой выстрел не убил бы Горобца. Но не могу. А теперь попробуем копнуть чуть глубже. Мы имеем дело не со спонтанным убийством, а с хорошо обдуманной акцией. Убийца сейчас над нами смеется. Он прав. Мы второй день разгадываем его ребусы, а он полгода готовился к вчерашнему выстрелу, а то и больше.
Вспомни — все началось с паспорта хитроумного серийного убийцы Бражникова, на имя которого была снята квартира на Сивцевом Вражке. Это же насмешка! Значит, убийца догадывался, что мы докопаемся до его имени, а он нам подготовил сюрприз: «Ну что, ребята, нашли? Нашли убийцу, подстреленного во время бегства восемь лет назад? А что дальше делать будете?» Он бросил нам в лицо перчатку. Это вызов! И серебряная пуля — лишь подтверждение этому. Началась серьезная игра, где правила диктует преступник. И уверяю тебя, Костя, мы его не скоро найдем. Он знает слишком много.
Подумай сам над простым, на первый взгляд, эпизодом. Ну неужели нельзя было найти способ, куда более примитивный, чем подкинуть уникальный револьвер в руки главного режиссера?! Нет, он идет самым сложным путем, и дорогостоящим. Надо было знать любовь госпожи Хмельницкой к антиквариату. Надо было подсадить ей в поезд соответственную исполнительницу роли вдовы, обедневшей интеллигентки, хранившей оружие покойного мужа, профессора биологии. А если бы Хмельницкая ей не позвонила? А если бы она не заинтересовалась револьвером?
Значит, зря арендовали квартиру на Сивцевом Вражке, покупали билет на поезд, доставали уникальный револьвер! Сплошные расчеты, и, главное, беспроигрышные. Убийца знал все слабости Хмельницкой еще в мае, когда подыскивал квартиру, похожую на антикварный магазин. Он вынул один патрон из коробки, будучи уверенным, что револьвер будет куплен и он выстрелит этим патроном, когда того потребуют его замыслы. Похоже на футбольный матч. Только у этой игры еще нет названия. Одна группа актеров играет в смертельную игру с другой группой — кто кого переиграет. На данный момент актриса, исполняющая роль вдовы профессора, переиграла актрису Хмельницкую, и одно очко в виде жизни Светланы Фартышевой легло на счет команды убийц. Но игра нечестная. Кто-то из нашей команды подыгрывает противнику, впускает его на свою территорию и открывает карты.
Полминуты они молчали. Забелин сидел с открытым ртом и не двигался.
— Кажется, я пересолил и засорил тебе мозги, Костя.
— Нет-нет, все очень смахивает на правду. Верить или не верить в вашу историю, пусть решает каждый для себя. Но я верю. Ведь квартиру снимали аферисты, это уже доказано. И остальное все имеет под собой основание. Но что же получается? Мы имеем дело не с убийцей-одиночкой, а, как вы точно заметили, с целой командой, театральной труппой.
— Убийца в полном смысле слова может быть один. Я имею в виду исполнителя, самого стрелка. Но существует режиссер, который ставит спектакль, расставляет фигуры по крестикам, так называемым маркам, и он же управляет вспомогательным составом. А убийца приходит последним и ставит точку на отыгранном акте. Занавес закрылся, но это не значит, что кончился спектакль. Мы не знаем, сколько актов в этой пьесе. Мы лишь зрители и пока не поняли сквозного действия пьесы. Театр абсурда! Когда мы станем участниками действия, тогда можно будет говорить о тактике и стратегии.
— Да… Бедный, наивный подполковник Крюков! Он собрался к концу недели спихнуть это дело.
— Ты, Костя, особо не бери в голову мои старческие бредни. Я могу себе позволить фантазировать, а ты нет. Не забудь об экспертизе замка и пули. Скажи подполковнику, что ты сам ее нашел. На меня не ссылайся. Я к делу никакого отношения не имею, а то подумают, что старый пердун сует свой нос, куда не следует, морочит людям голову. Если надо, мы с тобой в кафе встретимся и обменяемся мнениями, а маячить перед глазами у начальства я не хочу. Я свое уже отмаячил.
— Неудобно как-то.
— Неудобно на потолке спать, одеяло падает. Дело-то одно делаем. Важен результат, а не путь к нему.
Оставив капитана в глубокой задумчивости, Трифонов ушел.
Вечером того же дня он узнал две новости. Генерал Колычев пришел с работы раньше положенного. Наташа испекла торт, и все сели пить чай в узком семейном кругу.
— Я уже так к вам привык, что, вернувшись домой, в свою одинокую берлогу, от тоски полезу на стену, — сказал Трифонов.
— Почему бы тебе, Саня, не пожить у нас до весны? — предложил Колычев. — Зима на носу, самое тоскливое время года, да и подледный лов ты не любишь, а без рыбалки какая жизнь! А в Москве у тебя дело есть.
— Это какое еще дело? — удивился Трифонов.
— Ну как же, а расследование? Ко мне сегодня обратился следователь Судаков с просьбой привлечь тебя к работе. Тот, что подвозил тебя на машине.
— Ах, Борис. Толковый парень. Человек своего времени, а у меня устаревшие взгляды. Им со мной скучно.
— Старый конь борозды не портит. Согласен, сегодня преступления совершаются на более техническом уровне, но совершает их человек.
— Ты мне, Гена, зубы не заговаривай. Я — пенсионер, да еще из другого города. На каком основании я могу заниматься расследованием?
— Это не проблема. Разумеется, я не могу поставить тебя во главе следствия, согласно твоему статусу. Но я имею право заключить с тобой трудовое соглашение и привлечь тебя в качестве консультанта. Ты получаешь доступ ко всем документам, связанным с расследованием, и принимаешь законное участие в работе следственной бригады. В то же время ты останешься независимой фигурой и никому не подчиняешься.
— Трудовое соглашение — это хорошо. Значит, ты мне еще и платить будешь? Отлично! А то как-то стыдно сидеть на иждивении старого приятеля и его молодой дочери. И давно ты это придумал?
— Как только Натаха вернулась из театра и рассказала мне, как ты ринулся на сцену после выстрела, словно безработный артист, для которого освободилась роль.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48