– налетел на него Вербицкий.
– Ездил к Гордееву. Жена его ночью мне звонила, перепуганная – Антон не вернулся домой. Я поехал к ней. Слава богу, Гордеев появился. Избитый. Швы на лице наложены. Кто-то на него напал ночью. Шпана. Деньги отняли и избили. Он еще совсем слабый после операции, любой с ним справится.
– Без приключений на собственную жопу жить не может?! Ночью дома надо сидеть, с женой и ребенком.
– У них непростые отношения. Тесть им жизнь ломает.
– Ломает? Он же Антона в теплое местечко пристроил. Видели, знаем. С этим тестем мы еще разберемся. Он и с банкирами дружит, и убийцы в его домах живут. Может, Топтуновы ему денег и не платили за аренду. А? Может, они на него работают?
– Ты чего рассвирепел-то, Илья Алексеич? Я тут при чем?
Вербицкий сунул Мякишеву газету:
– На-ка, почитай.
– Где?
– Найдешь. Той же ручкой обведено. Подполковник пробежался глазами по тексту.
– Их надо в розыск объявить.
– Прямо в этой же газете! Брать надо, а не объявлять.
Вербицкий достал мобильный телефон и набрал номер из объявления.
– Алло. Это Максим? … Здравствуйте. Я по объявлению… Да, да… Нет, говорить я ничего не буду. Могу показать. Условия обсудим при встрече… Да. Могу хоть сейчас приехать… Отлично. Диктуйте адрес.
Закончив разговор, Вербицкий хлопнул Мякишева по плечу:
– Поехали, Сережа. Мы успеем.
– Успеем что?
– Предотвратить трагедию.
Максим жил в пригороде, в прекрасном доме, обнесенном высоким забором без единой щелочки. Калитка была оборудована видеодомофоном. Позвонили. За забором послышался лай собак.
– Кто вы? – спросил голос из динамика.
– Я только что вам звонил.
– А рядом кто?
– Коллега. Можете не открывать калитку, у вас есть окошко. Я покажу вам наши удостоверения.
– Ждите. Раздался щелчок.
Ждали минут пять. Вскоре лай затих. В стальной калитке распахнулось крошечное окошко и появилась часть лица. Черные глаза окинули гостей пристальным взглядом.
Гости показали свои документы.
– По какому вопросу?
– По поводу вашей безопасности.
Калитка открылась. За ней стоял здоровенный детина в черкеске и белой бурке. Ну прямо-таки абрек с кавказских холмов. По-русски он говорил чисто, так что, скорее всего, его наряд был просто домашним маскарадом.
– Ведите нас к хозяину, уважаемый горец. Из-под бурки выглядывали серебряные газыри и рукоятка кинжала. Отличный способ носить холодное оружие в открытую. Три кавказских овчарки ждали команды.
– Лежать, – скомандовал абрек и указал гостям на двухэтажный кирпичный дом.
– Надежно упаковались! – пробормотал Мякишев.
Хозяина нашли на втором этаже в его кабинете, забитом антикварной мебелью, старыми картинами в тяжелых рамах, соседствующими с коврами, на которых было развешено оружие – от турецких сабель до арбалетов.
Максимом оказался пожилой мужчина с впалыми щеками, он сидел в инвалидном кресле с электрическим приводом.
Абрек сложил руки на груди и остался стоять в дверях.
– Зачем вы меня обманули, господа сыщики? – недовольно спросил хозяин.
– Ваше объявление попало в руки очень опасных преступников. Его обвели красным карандашом, значит, вами заинтересовались.
– Надеюсь, вы убедились, что до меня нелегко дотянуться, господа.
– От этих людей собаки не спасут, – тихо сказал Вербицкий. – Они хитрее мешка гадюк.
– В моем кресле встроена кнопка тревоги. И сейчас мой палец лежит на ней. Если я ее нажму, дом будет окружен вооруженными людьми. Вы же шли от ворот огороженной территории нашего поселка, видели, сколько у нас охранников. Сюда даже почетных гостей на машине не пропускают. Весь транспорт без исключения остается за пределами поселка.
– Хорошо, – кивнул Мякишев, – оставим этот вопрос на потом. Газета трехдневной давности. Нас интересуют все, кто вам звонил по объявлению за последние три дня.
– Очень многие. Я и не ожидал такого отклика. Хотите портвейну? Крепких напитков я в доме не держу, но хороший португальский портвейн очень люблю.
– С удовольствием, – опередив коллегу, сказал Вербицкий. – Портвейн – это из моей молодости.
– Я знаю, о чем вы, но я предлагаю вам почувствовать разницу.
Движок заработал, коляска подкатилась к столику, уставленному хрустальными штофами и стаканами, и хозяин со смаком начал разливать вино.
Вербицкий продолжил:
– Сейчас ваши руки не лежат на кнопке. Мой друг стреляет в домоправителя, охраняющего двери, а я в вас, потом мы перестреляем собак.
Максим рассмеялся:
– Забирайте свои стаканы, господа. Каждого моего посетителя обыскивают на предмет наличия оружия, и только потом допускают в этот кабинет. Вы исключение, мой человек не имеет права на обыск прокурорских работников. Сюда никто не может войти ни с каким оружием.
Он взял свой стакан, подъехал к висевшей на стене огромной картине и сдвинул ее в сторону, она отъехала, словно стояла на колесиках. За картиной находилась массивная дверь сейфа.
– Сделан на заказ. Попробуйте его открыть. Одиннадцать цифр составят нужную числовую комбинацию. Один раз ошибетесь, дверь будет заблокирована.
– И вы никому не показываете свои сокровища?
– Нет. Я покупатель, а не продавец. Деньги лежат в другом месте, и их не так много. Вряд ли они покроют потерю вашей машины, оставленной под надзором охраны. Здесь гостей не выпускают, пока их уход не подтвердит хозяин. Вы уйдете, а я позвоню дежурному на пост и доложу, что мои друзья могут уехать. Только тогда вы получите свою машину.
– Хитро продумано.
– Тот, кто заботился о нашем спокойствии, получил за разработку плана безопасности большие деньги.
– И кто же этот умник?
– Никто его не знает. Мы въезжали в уже выстроенный поселок, обеспеченный всем необходимым. Просто в акте купли-продажи безопасность стояла отдельной строкой. Вот почему я знаю, сколько это удовольствие стоит.
– Вернемся к нашим баранам, – перебил хозяина Мякишев, забирая наполненные стаканы со столика. – Кто же вам звонил последние три дня?
– Человек десять. Трое больше не перезванивали. Шесть человек приезжали и сделка состоялась. Не бог весть что, но для обмена сгодится. Вас может заинтересовать только один человек. Он звонил вчера утром.
– Почему именно он может нас заинтересовать?
– Потому что он не пожелал продать свой раритет, а хотел его обменять на равноценный. В этом случае я должен предъявить ему все, что есть в моей коллекции, а значит, сам открыть сейф.
– И вы это сделаете? – спросил Мякишев.
– Он предложил мне уникальную золотую монету. Ничего дороже ее в моей коллекции нет. Я могу отдать пять за одну, чтобы получить его согласие. На выбор.
– Мексиканская монета? – неожиданно спросил Вербицкий.
Максим от удивления поднял брови:
– Вы чертовски догадливы.
– Мы знаем, откуда она у него. Он уже был у вас?
– Позвонил сегодня утром и отложил встречу на неделю. Сказал, что попал в аварию и серьезно пострадал. У него что-то с лицом и ногой.
– С лицом? – переспросил Вербицкий и глянул на Мякишева. – Что с его лицом?
– Разбил. Швы накладывали. Но дело не в этом. До сейфа дело не дойдет. Я разговаривал не с новичком, а с коллекционером. Клиент привезет мне несколько хороших снимков монеты с увеличением. Раритет он с собой не возьмет. Я ему покажу свой каталог, из которого он выберет то, что сочтет нужным. Если мы ударим по рукам, то обмен состоится на нейтральной территории, а не здесь. Ну, скажем, в клубе. Подвох невозможен.
– До обмена дело не дойдет. Ему нужно попасть к вам в дом, чтобы провести разведку. А потом он решит, сумеет ли взять барьер, или вы недоступны, – сделал вывод Мякишев. – Но у вас были шесть человек. Вы можете их описать?
– Нет. Я смотрю на товар, а не на продавцов.
– И ваш зоркий страж их не запомнил?
– Нет, не запомнил. Я не скупщик краденого, но то, что люди мне приносят, может принадлежать другим. Это не мое дело. По этой причине я не запоминаю лиц и не спрашиваю имен.
Вербицкий сделал несколько глотков вина.
– Отменный портвейн. С тремя семерками не сравнить. Долго вы собирали свою коллекцию?
Максим покачал головой:
– Нет. Большая часть мне досталась от отца. Я сын знаменитого академика. Он тоже начал заниматься собирательством поздновато. Умер его брат, маршал Советского Союза, и все добро, вывезенное из Германии в сорок пятом, попало в руки отца, а потом ко мне.
– Скажите, Максим, – растягивая слова, начал Мякишев, – как нам показалось, поселок немаленький, и что, он весь огорожен стальными прутьями в три метра высоты, как у ворот?
– Я не гуляю по лесу, не видел. Но именно так указано в страховом свидетельстве. Со стороны не подойдешь, а ворота только одни.
– Я спрошу по-другому, – вступил в разговор Вербицкий. – Из шестерых посетителей за последние три дня никто у вас подозрений не вызвал? Чисто по-человечески. Ну не понравился человек, и все тут.
– Мне все не понравились. Я вижу, кто несет мне последнее из наследства бабушки. Такие встречаются редко. В основном я имею дело с волками-одиночками и мне хорошо видны их клыки.
– Вопросов больше нет.
Когда они вышли за калитку, Мякишев понял, о чем заговорит Вербицкий, и опередил его.
– Антона подставляют умышленно. В первом случае при ограблении фургона, во втором случае – сейчас. Ему специально набили морду и позвонили старику. Антон о нем ничего не слышал и монет у него никаких нет и быть не может. Преступники просчитывают все наши ходы и знают, что мы будем делать.
– Одним словом – отвлекают.
– Никому этот коллекционер не нужен. Звонил ему кто-то из Топтуновых. Для нас и газету подбросили. Они попались и терять им уже нечего. Пытаются нас отвлечь.
– Но с какого боку Антон появился? Почему он, а не другой?
– Мстят за неудачный выстрел. Свидетеля живым оставили. А скорее всего, выполняли заказ тестя. Топтуновы с тестем Антона связаны напрямую. Они в его доме жили и, судя по всему, наха-ляву.
Про коллекционера сыщики забыли, не дойдя до ворот. Убили время впустую, вот и все!
5
Антону было стыдно за себя. Остыл, перебесился и понял: в том, что ему морду расквасили, сам виноват. Действовать надо по-умному и не кидаться голым на ствол обреза. А о каком уме можно говорить, когда в тебе ничего, кроме бешеной страсти, не осталось. Дурак! Но ведь произошедшее и того хуже. Женщину избили, изнасиловали, унизили, пока он валялся на полу. Потом, очнувшись, он начал донимать ее идеей со своими ментами. Женщина, которую затащил в постель, так пострадала, а он и не подумал о сочувствии, о том, каково ей в эти минуты. Это она отвезла несчастного в травмпункт. Кто получил большую травму – он или она? Синяки заживут, а где найти травмпункт для души? Хорош гусь, отличился! Настоящий мужик! Естественно, она больше не хочет разговаривать с ним по телефону, а у него хватает наглости звонить ей.
После появления Антона дома с разбитым лицом Лена сильно изменилась. Вероятно, поняла, что будет значить для нее потеря мужа. А если бы она узнала правду? Антона передернуло.
Выйдя из здания хранилища Гордеев сел за руль новенького «БМВ» и включил двигатель. Тут все и случилось. Сзади ему на шею накинули удавку, затянули и прижали к спинке сиденья. К голове приставили ствол пистолета.
– Сиди, сука, и не трепыхайся. Руки на руль! Живо!
Антон выполнил приказ. Голос был знакомый, его-то он запомнил на всю жизнь.
– Это ты, Длинный?
– Я, милок, кто же еще. Больше ты никому не нужен.
– Чего тебе надо от меня? Хочешь добить? Здесь? Среди бела дня?
– Придушу и спокойно уйду. Может, тебя и найдут, когда сгниешь наполовину.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30
– Ездил к Гордееву. Жена его ночью мне звонила, перепуганная – Антон не вернулся домой. Я поехал к ней. Слава богу, Гордеев появился. Избитый. Швы на лице наложены. Кто-то на него напал ночью. Шпана. Деньги отняли и избили. Он еще совсем слабый после операции, любой с ним справится.
– Без приключений на собственную жопу жить не может?! Ночью дома надо сидеть, с женой и ребенком.
– У них непростые отношения. Тесть им жизнь ломает.
– Ломает? Он же Антона в теплое местечко пристроил. Видели, знаем. С этим тестем мы еще разберемся. Он и с банкирами дружит, и убийцы в его домах живут. Может, Топтуновы ему денег и не платили за аренду. А? Может, они на него работают?
– Ты чего рассвирепел-то, Илья Алексеич? Я тут при чем?
Вербицкий сунул Мякишеву газету:
– На-ка, почитай.
– Где?
– Найдешь. Той же ручкой обведено. Подполковник пробежался глазами по тексту.
– Их надо в розыск объявить.
– Прямо в этой же газете! Брать надо, а не объявлять.
Вербицкий достал мобильный телефон и набрал номер из объявления.
– Алло. Это Максим? … Здравствуйте. Я по объявлению… Да, да… Нет, говорить я ничего не буду. Могу показать. Условия обсудим при встрече… Да. Могу хоть сейчас приехать… Отлично. Диктуйте адрес.
Закончив разговор, Вербицкий хлопнул Мякишева по плечу:
– Поехали, Сережа. Мы успеем.
– Успеем что?
– Предотвратить трагедию.
Максим жил в пригороде, в прекрасном доме, обнесенном высоким забором без единой щелочки. Калитка была оборудована видеодомофоном. Позвонили. За забором послышался лай собак.
– Кто вы? – спросил голос из динамика.
– Я только что вам звонил.
– А рядом кто?
– Коллега. Можете не открывать калитку, у вас есть окошко. Я покажу вам наши удостоверения.
– Ждите. Раздался щелчок.
Ждали минут пять. Вскоре лай затих. В стальной калитке распахнулось крошечное окошко и появилась часть лица. Черные глаза окинули гостей пристальным взглядом.
Гости показали свои документы.
– По какому вопросу?
– По поводу вашей безопасности.
Калитка открылась. За ней стоял здоровенный детина в черкеске и белой бурке. Ну прямо-таки абрек с кавказских холмов. По-русски он говорил чисто, так что, скорее всего, его наряд был просто домашним маскарадом.
– Ведите нас к хозяину, уважаемый горец. Из-под бурки выглядывали серебряные газыри и рукоятка кинжала. Отличный способ носить холодное оружие в открытую. Три кавказских овчарки ждали команды.
– Лежать, – скомандовал абрек и указал гостям на двухэтажный кирпичный дом.
– Надежно упаковались! – пробормотал Мякишев.
Хозяина нашли на втором этаже в его кабинете, забитом антикварной мебелью, старыми картинами в тяжелых рамах, соседствующими с коврами, на которых было развешено оружие – от турецких сабель до арбалетов.
Максимом оказался пожилой мужчина с впалыми щеками, он сидел в инвалидном кресле с электрическим приводом.
Абрек сложил руки на груди и остался стоять в дверях.
– Зачем вы меня обманули, господа сыщики? – недовольно спросил хозяин.
– Ваше объявление попало в руки очень опасных преступников. Его обвели красным карандашом, значит, вами заинтересовались.
– Надеюсь, вы убедились, что до меня нелегко дотянуться, господа.
– От этих людей собаки не спасут, – тихо сказал Вербицкий. – Они хитрее мешка гадюк.
– В моем кресле встроена кнопка тревоги. И сейчас мой палец лежит на ней. Если я ее нажму, дом будет окружен вооруженными людьми. Вы же шли от ворот огороженной территории нашего поселка, видели, сколько у нас охранников. Сюда даже почетных гостей на машине не пропускают. Весь транспорт без исключения остается за пределами поселка.
– Хорошо, – кивнул Мякишев, – оставим этот вопрос на потом. Газета трехдневной давности. Нас интересуют все, кто вам звонил по объявлению за последние три дня.
– Очень многие. Я и не ожидал такого отклика. Хотите портвейну? Крепких напитков я в доме не держу, но хороший португальский портвейн очень люблю.
– С удовольствием, – опередив коллегу, сказал Вербицкий. – Портвейн – это из моей молодости.
– Я знаю, о чем вы, но я предлагаю вам почувствовать разницу.
Движок заработал, коляска подкатилась к столику, уставленному хрустальными штофами и стаканами, и хозяин со смаком начал разливать вино.
Вербицкий продолжил:
– Сейчас ваши руки не лежат на кнопке. Мой друг стреляет в домоправителя, охраняющего двери, а я в вас, потом мы перестреляем собак.
Максим рассмеялся:
– Забирайте свои стаканы, господа. Каждого моего посетителя обыскивают на предмет наличия оружия, и только потом допускают в этот кабинет. Вы исключение, мой человек не имеет права на обыск прокурорских работников. Сюда никто не может войти ни с каким оружием.
Он взял свой стакан, подъехал к висевшей на стене огромной картине и сдвинул ее в сторону, она отъехала, словно стояла на колесиках. За картиной находилась массивная дверь сейфа.
– Сделан на заказ. Попробуйте его открыть. Одиннадцать цифр составят нужную числовую комбинацию. Один раз ошибетесь, дверь будет заблокирована.
– И вы никому не показываете свои сокровища?
– Нет. Я покупатель, а не продавец. Деньги лежат в другом месте, и их не так много. Вряд ли они покроют потерю вашей машины, оставленной под надзором охраны. Здесь гостей не выпускают, пока их уход не подтвердит хозяин. Вы уйдете, а я позвоню дежурному на пост и доложу, что мои друзья могут уехать. Только тогда вы получите свою машину.
– Хитро продумано.
– Тот, кто заботился о нашем спокойствии, получил за разработку плана безопасности большие деньги.
– И кто же этот умник?
– Никто его не знает. Мы въезжали в уже выстроенный поселок, обеспеченный всем необходимым. Просто в акте купли-продажи безопасность стояла отдельной строкой. Вот почему я знаю, сколько это удовольствие стоит.
– Вернемся к нашим баранам, – перебил хозяина Мякишев, забирая наполненные стаканы со столика. – Кто же вам звонил последние три дня?
– Человек десять. Трое больше не перезванивали. Шесть человек приезжали и сделка состоялась. Не бог весть что, но для обмена сгодится. Вас может заинтересовать только один человек. Он звонил вчера утром.
– Почему именно он может нас заинтересовать?
– Потому что он не пожелал продать свой раритет, а хотел его обменять на равноценный. В этом случае я должен предъявить ему все, что есть в моей коллекции, а значит, сам открыть сейф.
– И вы это сделаете? – спросил Мякишев.
– Он предложил мне уникальную золотую монету. Ничего дороже ее в моей коллекции нет. Я могу отдать пять за одну, чтобы получить его согласие. На выбор.
– Мексиканская монета? – неожиданно спросил Вербицкий.
Максим от удивления поднял брови:
– Вы чертовски догадливы.
– Мы знаем, откуда она у него. Он уже был у вас?
– Позвонил сегодня утром и отложил встречу на неделю. Сказал, что попал в аварию и серьезно пострадал. У него что-то с лицом и ногой.
– С лицом? – переспросил Вербицкий и глянул на Мякишева. – Что с его лицом?
– Разбил. Швы накладывали. Но дело не в этом. До сейфа дело не дойдет. Я разговаривал не с новичком, а с коллекционером. Клиент привезет мне несколько хороших снимков монеты с увеличением. Раритет он с собой не возьмет. Я ему покажу свой каталог, из которого он выберет то, что сочтет нужным. Если мы ударим по рукам, то обмен состоится на нейтральной территории, а не здесь. Ну, скажем, в клубе. Подвох невозможен.
– До обмена дело не дойдет. Ему нужно попасть к вам в дом, чтобы провести разведку. А потом он решит, сумеет ли взять барьер, или вы недоступны, – сделал вывод Мякишев. – Но у вас были шесть человек. Вы можете их описать?
– Нет. Я смотрю на товар, а не на продавцов.
– И ваш зоркий страж их не запомнил?
– Нет, не запомнил. Я не скупщик краденого, но то, что люди мне приносят, может принадлежать другим. Это не мое дело. По этой причине я не запоминаю лиц и не спрашиваю имен.
Вербицкий сделал несколько глотков вина.
– Отменный портвейн. С тремя семерками не сравнить. Долго вы собирали свою коллекцию?
Максим покачал головой:
– Нет. Большая часть мне досталась от отца. Я сын знаменитого академика. Он тоже начал заниматься собирательством поздновато. Умер его брат, маршал Советского Союза, и все добро, вывезенное из Германии в сорок пятом, попало в руки отца, а потом ко мне.
– Скажите, Максим, – растягивая слова, начал Мякишев, – как нам показалось, поселок немаленький, и что, он весь огорожен стальными прутьями в три метра высоты, как у ворот?
– Я не гуляю по лесу, не видел. Но именно так указано в страховом свидетельстве. Со стороны не подойдешь, а ворота только одни.
– Я спрошу по-другому, – вступил в разговор Вербицкий. – Из шестерых посетителей за последние три дня никто у вас подозрений не вызвал? Чисто по-человечески. Ну не понравился человек, и все тут.
– Мне все не понравились. Я вижу, кто несет мне последнее из наследства бабушки. Такие встречаются редко. В основном я имею дело с волками-одиночками и мне хорошо видны их клыки.
– Вопросов больше нет.
Когда они вышли за калитку, Мякишев понял, о чем заговорит Вербицкий, и опередил его.
– Антона подставляют умышленно. В первом случае при ограблении фургона, во втором случае – сейчас. Ему специально набили морду и позвонили старику. Антон о нем ничего не слышал и монет у него никаких нет и быть не может. Преступники просчитывают все наши ходы и знают, что мы будем делать.
– Одним словом – отвлекают.
– Никому этот коллекционер не нужен. Звонил ему кто-то из Топтуновых. Для нас и газету подбросили. Они попались и терять им уже нечего. Пытаются нас отвлечь.
– Но с какого боку Антон появился? Почему он, а не другой?
– Мстят за неудачный выстрел. Свидетеля живым оставили. А скорее всего, выполняли заказ тестя. Топтуновы с тестем Антона связаны напрямую. Они в его доме жили и, судя по всему, наха-ляву.
Про коллекционера сыщики забыли, не дойдя до ворот. Убили время впустую, вот и все!
5
Антону было стыдно за себя. Остыл, перебесился и понял: в том, что ему морду расквасили, сам виноват. Действовать надо по-умному и не кидаться голым на ствол обреза. А о каком уме можно говорить, когда в тебе ничего, кроме бешеной страсти, не осталось. Дурак! Но ведь произошедшее и того хуже. Женщину избили, изнасиловали, унизили, пока он валялся на полу. Потом, очнувшись, он начал донимать ее идеей со своими ментами. Женщина, которую затащил в постель, так пострадала, а он и не подумал о сочувствии, о том, каково ей в эти минуты. Это она отвезла несчастного в травмпункт. Кто получил большую травму – он или она? Синяки заживут, а где найти травмпункт для души? Хорош гусь, отличился! Настоящий мужик! Естественно, она больше не хочет разговаривать с ним по телефону, а у него хватает наглости звонить ей.
После появления Антона дома с разбитым лицом Лена сильно изменилась. Вероятно, поняла, что будет значить для нее потеря мужа. А если бы она узнала правду? Антона передернуло.
Выйдя из здания хранилища Гордеев сел за руль новенького «БМВ» и включил двигатель. Тут все и случилось. Сзади ему на шею накинули удавку, затянули и прижали к спинке сиденья. К голове приставили ствол пистолета.
– Сиди, сука, и не трепыхайся. Руки на руль! Живо!
Антон выполнил приказ. Голос был знакомый, его-то он запомнил на всю жизнь.
– Это ты, Длинный?
– Я, милок, кто же еще. Больше ты никому не нужен.
– Чего тебе надо от меня? Хочешь добить? Здесь? Среди бела дня?
– Придушу и спокойно уйду. Может, тебя и найдут, когда сгниешь наполовину.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30