Однако Болан успел разрисовать стальными пулями грудь одного из уцелевших боевиков. Третий же, полный решимости постоять за себя до конца, резко пригнулся и выскочил из-за укрытия, ища стволами карабина верную мишень. И эта почти неуловимая заминка стоила ему жизни. Перекрестный огонь автомата и двух револьверов заставил его крутануться на месте, и тотчас из доброй дюжины дыр, пробитых в его теле, во все стороны брызнула кровь. Боевик рухнул на пол, но, уже испуская дух, все-таки успел нажать курок, и его карабин в последний раз бабахнул в сторону Руби и его охранника.
Дальнейшее Болан воспринимал исключительно периферийным зрением. Справа от него охранник Руби внезапно завалился на спину, сжимая окровавленными руками пробитый череп. И сразу же слева, в дверном проходе, возникла темная фигура; оружейный металл ослепительно блестел на солнце.
Это был высокий негр, которого Болан видел возле фургона. Он очень профессионально держал у бедра винтовку М-16 армейского образца. Какое-то мгновение, показавшееся тягучей вечностью, они глядели друг на друга, и между ними, как между электрическими зарядами, проскочила слабая искра узнавания и понимания. Болан мигом рухнул на пол, смертоносный ствол изрыгнул огонь, и очередь пуль калибра 5,56 мм прошила дверь. Пули вонзались i стену, на Болана посыпались куски штукатурки и древесные щепки. Долгие секунды Мак лежал, не шевелясь, пока свинцовый поток летел над его головой. Затем поток ушел в сторону в поисках другой мишени, слышно было, как пули с глухим чмоканьем пробивают толстую древесину. И тотчас раздался визг того, кто прятался позади перегородки.
Все закончилось так же внезапно, как и началось. Болан мгновенно вскочил и с автоматом наперевес шагнул на середину комнаты. Теперь здесь царила тишина. Снаружи, через открытую дверь, донесся скрип покрышек на гравийной дорожке — словно сигнал отбоя, знак, что боевая задача выполнена. Когда Болан выбежал на крыльцо, он увидел лишь задние огни автомобиля, мелькнувшие за воротами.
Он вернулся внутрь.
Среди покореженной мебели валялись тела, но Болана они не интересовали — он искал Айка Руби. Руби лежал на полу позади искореженного дубового стола. Пули в нескольких местах пробили Айку грудную клетку, и теперь с каждым болезненным вдохом-выдохом очередная порция крови выливалась из простреленных легких и впитывалась в разодранную пижаму.
Айк умирал тяжело. Взгляд скошенных на Болана глаз то и дело затуманивался, слова с трудом срывались с запекшихся губ. Руби, очевидно, полагал, что Болан прислан Кауфманом ему на помощь, и потому пытался из последних сил передать какое-то важное сообщение.
— Скажи... скажи Мо... я не смог добраться до Вайсса... не смог его предупредить... — голова Руби моталась, воздух свистел в горле и в дырах на груди. — Скажи Мо...
— Я скажу ему, — заверил Болан, повернулся, вышел из особняка и быстро направился к фургону.
Даже когда он сидел за рулем и гнал боевую машину подальше от места происшествия, последние слова Руби все еще звучали в его ушах. «Скажи Мо: я не смог добраться до Вайсса». Мало ли, что взбредет в голову умирающему... Но для Палача смысл этих слов был предельно ясен.
Еще один кусочек загадочной аризонской мозаики встал на свое место. В мозгу Болана начала вырисовываться некая картина, покуда смутная и далекая от завершения, однако довольно страшная уже сейчас. Игра приобретала совершенно иной масштаб и размах, новые игроки выплывали из небытия со всех сторон — с неясными угрожающими лицами, черты которых, тем не менее, казались Болану на удивление знакомыми, нужно было только чуточку напрячься, чтобы распознать их наверняка.
Болан вел машину, крепко стиснув зубы, полный мрачной решимости по-своему выполнить предсмертную просьбу Айка Руби.
Да, игра усложнилась. Палач должен доставить послание.
Человеку по имени Вайсс, сенатору Соединенных Штатов Америки...
Глава 6
Сенатор Абрахам Вайсс в речах, произносимых во время той или иной политической кампании, любил называть себя выходцем из низов, добившимся всего самостоятельно. Избирателям это нравилось. Разумеется, всегда находилась горстка злопыхателей, оспаривавших это утверждение, но, конечно же, они руководствовались низкими, корыстными, политическими побуждениями. Таких недоброжелательных критиков Вайсс, выступая перед избирателями, называл не иначе, как стервятниками, пожирателями падали. Разве можно верить распускаемым ими сплетням, будто он, Вайсс, унаследовал семейный бизнес после кончины своего папочки, не добавив к этому ни цента собственных денег и никаких оригинальных идей? Чушь собачья! Разве не он, Эйб, всего лишь через несколько дней после похорон дорогого родителя расширил дело, сделав упор на маркетинг и доставку и завязав тесные связи с руководством местных транспортников? И разве не он, Эйб, использовал свои деловые и политические связи, чтобы ввести брата Дэвида в совет директоров «Грейтер Саутвестерн Сейвингз энд Лоун», придав, таким образом, империи Вайсса дополнительный размах, который обеспечили операции с недвижимостью?
Те же самые плакальщики и слюнтяи, осуждавшие Эйба Вайсса за его деловую хватку, не переставали занудствовать и относительно его политических связей. Они вечно ставили на вид его дружбу с Мо Кауфманом, как будто так уж зазорно, когда друг детства основывает фонд избирательной кампании для своего приятеля. Они обвиняли Вайсса, что тот по совету Мо баллотировался на должность окружного инспектора в 1949-м, и проклинали за то, что в 1958-м он произнес панегирик на похоронах старого Гаса Гринбаума. Но какого, в конце концов, черта? Разве не был старина Гас верным слугой народа и мэром в родном городе Вайсса? Эти лицемерные слюнтяи, поганые стервятники особенно любили попрекать Эйба тем, что он принимал финансовую помощь Мо Кауфмана в трех последовательных (и удачных) избирательных кампаниях на пост сенатора от штата Аризона. Эти ублюдки поднимали отчаянный вой и несли всякий вздор насчет подкупа и коррупции.
Окружая негодяев заслуженным презрением, Вайсс публично отвергал все обвинения и с готовностью объяснял всем и каждому, что пухлого счета в банке он смог добиться лишь благодаря режиму строгой экономии, да и кой-какие проценты набежали за пожизненную страховку. А что до финансового патронажа со стороны Кауфмана, так это совершеннейший вздор и случайность, не имеющая никакого значения. Ну, что тут такого, если друзья детства временами встречаются на вечеринках — здесь, в Финиксе, или, скажем, в каком-нибудь из принадлежащих Мо отелей в Лас-Вегасе? И что тут особенного, когда старина Мо оплачивает все расходы за проезд и проживание? На то и дружба... А вот что на самом деле бесит всех этих недоносков, заявлял Вайсс репортерам, так это его, Эйба, беззаветная борьба с ползучей заразой социализма и его непоколебимая позиция в защите невинных бизнесменов, которым в министерстве юстиции угрожает необоснованными обвинениями отдел по борьбе с организованной преступностью.
Мак Болан был знаком с выдвигаемыми против Вайсса обвинениями и их опровержениями. И, что важнее, Болан знал факты, стоящие и за обвинениями, и за опровержениями. Вайсс был креатурой и самой активной фигурой сенатской инквизиции, нацеленной против Гарольда Броньолы и его сподвижников в федеральном правительстве, которые пытались бороться с мафией. Не единожды на Капитолийском холме происходили странные маневры и затевались маловразумительные кампании, в результате как бы совершенно «случайно» игравшие на руку подпольному синдикату Финикса. Болан без труда угадывал за всем этим действия опытного кукловода — Мо Кауфмана.
Предсмертные слова Айка Руби служили всего лишь подтверждением того, в чем Болан и так был уверен, но слова эти придали аризонской игре новое, зловещее измерение. Ибо если Мо Кауфман считает необходимым «предупредить Вайсса» относительно развивающихся событий, то, стало быть, в Финиксе назревает нечто более крупное и грозное, чем старомодная уличная война, разборка между этническими антагонистами.
Болан помнил, что пресса в последнее время характеризовала Вайсса как стратегическую «темную лошадку», как возможного претендента на следующих президентских выборах. Ну, шансы стать президентом у Вайсса, конечно, столь же призрачны, как дымок из трубки курильщика опиума, тем не менее здесь было о чем подумать.
«Наш человек» в Белом доме?
А почему бы и нет?
У Кауфмана и Вайсса хватало мозгов и политических связей, чтобы обеспечить излюбленному «слуге народа» выдвижение в кандидаты. А дальше? Если Кауфман сохранит прочные позиции в общенациональной мафии, то вскоре все рычаги управления синдикатом могут оказаться в его руках.
Но каковы на самом деле отношения Кауфмана со своими прежними amici по мафии? Была ли последняя вылазка Ника Бонелли и компании всего лишь стычкой местного значения или чем-то гораздо большим?
Даже не располагая исчерпывающей информацией, легко сделать страшненькие выводы.
Часть ответа заключалась в захваченной на тренировочной базе боевой карте Финикса, на которой было помечено место, где у Вайсса находился офис. Палачу понадобилось не более пяти минут работы с городским телефонным справочником, чтобы установить: четвертая цель на захваченной карте — резиденция Абрахама Вайсса.
Эйб Вайсс был частью разыгрываемой в Финиксе игры, сознавал он это или нет.
Правда, еще предстояло уточнить суть данной игры — и тут «честняга» Эйб Вайсс должен Болану помочь. А там, глядишь, удастся добраться и до самого «дракона».
* * *
Нажав кнопку дверного звонка, он терпеливо ждал, пока в доме не отзвенит патриотическая мелодия. Наконец, послышались шаги, и дверь слегка приоткрылась. Болан тут же распахнул ее настежь и, невзирая на протесты охранника-латиноамериканца, шагнул внутрь.
Он оказался в прохладном фойе с низким потолком. Кругом повсюду красовались горшки и вазоны с кактусами. Фойе делило здание на две части, слева и справа видны были тяжелые двери в испанском стиле. Здесь царила атмосфера богатства и солидности.
— Весточка от Кауфмана, — бросил Болан в ответ на причитания охранника. — Доложи ему.
Парень явно колебался.
— Сенатор не любит, когда его...
— Доложи ему! — взревел Болан, вгоняя парня в полное смятение.
Охранник с несчастным видом уставился на закрытую дверь с правой стороны.
Болан оттеснил его плечом, толкнул дверь и вошел внутрь. За дверью располагалось обширное помещение, обвитое плющом и декорированное старинным оружием и охотничьими трофеями. В дальнем конце полукруглая арка открывала проход в своего рода задние апартаменты, откуда роскошная двустворчатая дверь вела в тенистое патио.
В патио сенатор вкушал легкий завтрак. На столике, возле левой руки, лежала аккуратная стопка газет из нескольких крупнейших городов страны. Лицо сенатора было знакомо всему миру: ледяные голубые глаза, яростно сверкающие из-под очков в стальной оправе; тяжелый, выступающий подбородок; крепкая, квадратная челюсть и копна аккуратно подстриженных седых волос стального цвета.
Хозяин дома отнюдь не походил на еврея.
Скорее он мог бы сыграть в каком-нибудь фильме роль нацистского штурмовика.
Знаменитый подбородок дернулся в сторону незваного гостя, глаза сверкнули и знакомый голос требовательно вопросил:
— Какого черта?
Запыхавшийся охранник выдвинулся из-за спины Болана.
— Он ворвался без спроса, сэр. Вы его знаете?
— Узнает, — холодно сказал Болан. Он пристально взглянул на сенатора. — У меня важное сообщение, Вайсс. Вели парню проваливать.
Сенатор задумался на секунду, затем повел глазами — и охранник сгинул. Болан плюхнулся в кресло, скрестил ноги и расслабился.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21