Спасибо тебе, Георгий Наумович, спасибо… Взаимно, своих поздравь от меня.
Глаза Шелехова светились загадочным блеском, меж тем как Акинфиев заметно потускнел.
— Мощная у вас агентура, Александр Григорьевич, — усмехнулся начальник.
— Так я же работаю, — уколол его Акинфиев и отвернулся к сейфу.
Шелехов посмотрел на его ноги в валенках, перехватил взгляд Зуброва, подмигнул и указал глазами на несколько экзотическую обувь старика, в которую он имел обыкновение переобуваться в кабинете. Сторонник теории «Держи ноги в тепле» сделал вид, что не заметил этой игры.
— Только что я вернулся из Генеральной прокуратуры, — заговорил Шелехов быстро и решительно. — Как и следовало ожидать, там не в восторге от нашей работы, но это больше касается положения в целом, а следовательно, нас с Демидовым…
«Будет тебе изображать жертву, — подумал Акинфиев, громко лязгнув дверцей сейфа. — Можно подумать, ты туда поехал, чтобы огонь на себя принять!..»
— Про вчерашнее покушение на Калитина уже, как вы знаете, прознали журналисты, — продолжал Шелехов и в подтверждение своим словам выложил на стол свернутую газету. — Разумеется, ответственность за него ложится на банду Кныхарева, на счету которой полсотни преступлений за последний год. Но какая-то доля вины лежит и на нас — нам оказалось подследственным дело об убийстве одного из членов банды Кныхарева — Большакова. Прямо скажем, оперативностью блеснуть в этом деле не удалось. Спешу сообщить, что распоряжением вышестоящего прокурора — слово «вышестоящего» Шелехов многозначительно выделил голосом. Акинфиев при этом побагровел, а Демидов и даже молодой Зубров опустили головы, чтобы скрыть усмешки, — убийство Большакова, покушение на Калитина и все, что связано с делом Кныхарева, передается ФСБ, которая занимается деятельностью одной из мощных финансовых структур…
Манера Шелехова изъясняться по принципу «знаю, но вам это ни к чему» при том, что он ничего не знал, в иные времена вызывала улыбку. Сейчас же дело принимало неожиданный оборот, и витиеватая тирада была оценена совсем по-другому.
— Нам предписано активизировать усилия в изобличении маньяка… — вещал начальник управления.
— А что, вышестоящему прокурору уже известно, что это маньяк? — деликатно осведомился Зубров.
— Приберегите свои остроты до лучших времен! — не сумел скрыть раздражения Шелехов и посмотрел на прокурора. — Разумеется, если будут представлены неопровержимые доказательства связи убийств Черепанова—Авдышева с деятельностью банды Кныхарева, мы наши усилия объединим.
Ушел он, не простившись. Все так и застыли в молчаливом недоумении. И только Акинфиев, знавший, в чем дело, бесшумно зашаркал валенками по кабинету.
— Еще не доказано, что Опанас работал с Кныхом, — негромко произнес Рыбаков.
— Доказано, — возразил Акинфиев, глядя куда-то в пространство. — В том-то все и дело, что доказано. Вчера Рачинский дал показания. Опанас присвоил деньги после налета на инкассаторскую машину. — Старик остановился и пристально посмотрел на Рыбакова: — А разве вы, Константин Евгеньевич, этого не знали? Не с той ли операции вы были знакомы с Опанасом?
Рыбаков поднял на Акинфиева изумленный взгляд.
— Не понял, Александр Григорьевич. Это что же, выходит, они разделили добычу со мной?
Кто-то нервно хохотнул, пытаясь разрядить обстановку.
— Разве я так сказал? — с невинным видом вопросил Акинфиев.
— Опанас хапнул деньги. Я был с ним знаком, — спокойно произнес старлей. — Какой отсюда, по-вашему, следует вывод?
В кабинете повисла зловещая тишина.
— Простите, — нарушил наконец паузу старик. — Я совсем не это имел в виду.
— А что?
— Кажется, вы мне рассказывали в день убийства Большакова, что провалили операцию по обезвреживанию банды? Разве это было не на Волхонке?
— После этого я задался целью засадить Большакова за решетку. Видимо, он почувствовал, что ловушка захлопнулась…
— Да, да. И Кных вас опередил, — снова замельтешил перед глазами Акинфиев. — Вернее, не Кных, а некто Грач.
— Грач?! — удивленно воскликнул опер.
— Непосредственный убийца Большакова Грач был опознан Рачинским, когда Калитин предъявил ему фотографии. Ранее этот самый Грач два года считался мертвецом. Он взорвался в автомобиле вместо своего шефа, у которого работал телохранителем. А шеф этот — протеже бывшего министра финансов, который какое-то время консультировал «Коммерсбанк». Через него проходили немалые деньги на восстановление Чечни. Теперь, когда стало известно, что Грач жив, у ФСБ появился шанс ухватить за хвост мафию — не банду, заметьте, а мафию. Сами знаете, у «спрута» или как там эту гадину зовут, голова может быть на очень большой высоте от хвоста.
— А еще можно спустить эту голову потихоньку на тормозах. С большой высоты, — вслух подумал Зубров.
Его, однако, никто не поддержал. Демидов сердито покосился на молодого следователя и покачал головой.
— Теперь понятно, — произнес Рыбаков.
— Что вам понятно, Константин Евгеньевич? — спросил Акинфиев. Он сел на стул у окна и, скрестив руки на больном животе, уставился в стену напротив.
— Почему Рачок отказался говорить со мной. — И почему же?
— Мне нужна была информация об одном депутате. Но я не мог дать никаких гарантий.
— О каком депутате? — не выдержал молчавший до сих пор Верченко.
Рыбаков усмехнулся.
— Кто из нас по экономике работает — я или вы?.. Вот и узнайте, кто консультировал «Коммерсбанк» и в чьей машине взлетел в воздух Грач. А заодно — почему так случилось, что его не опознали — хотя бы по зубным пломбам.
— Зубы у него были здоровые, — задумчиво произнес Акинфиев.
Рыбаков уже знал, что после перемирия в Грозном Перельман оказался в оппозиции, пытался наладить связь с Яндарбиевым, но тот не рискнул принять его накануне президентских выборов, и теперь Андрей Иосифович, «не пользующийся служебными машинами», заваривает со товарищами новую «горячую точку», организовав группу финансовой поддержки белорусских реформ. Обо всем этом писали газеты. Вот только почему-то «четвертая» власть забыла поведать о том, кто такие «покойник» Грач, «ресторанный вышибала» Круглов, почему «банкрот» Крапивин вот так запросто умотал за кордон и какова во всем этом деле роль бандита Кныхарева. Никто не обратил внимания и на появление очередного частного охранного предприятия на Варшавке во главе с отставным полковником ГБ — эка невидаль!
Газеты устали от сенсаций.
Читатели устали от газет. К концу крысиного года все от чего-нибудь устали. Даже крысы.
25
На маленькой кухоньке малогабаритной квартиры в Теплом Стане сидели двое: хозяин по фамилии Нелидов, рабочий электролампового завода с двадцатилетним без малого стажем, и его земляк, военкоматовский прапорщик Битюков.
— Сам знаешь, как все достается, — говорил «гегемон», дрожащей рукой наполняя стакан. — Жисть, она у нас не сахар. Это те… там… а мы — что?.. Э-ээ! Давай вот, земеля… За этот, как его… ну?..
— Новый год, что ли?
Нелидов мутными глазами смотрел на гостя, словно только что обнаружил его у себя в холодильнике.
— Не-ет! — помахал хозяин скрюченным пальцем перед носом прапорщика. — Ты не финти, не надо!.. Дело говори.
— Да какое дело-то? — заплетающимся языком спросил Битюков. Он был уже хорош, но на уговоры остаться до утра не поддавался и в четвертый раз поднимал стакан со словами: «На посошок!»
— Сказ-зал?.. Заметано! Мое слово — кр-ремень! — разорялся пролетарий.
— Ну!.. — одобрил его гость. — Давай, за детей? Сдвинули стаканы, стараясь не звенеть: в комнате за стеной спала жена Нелидова с пятилетней дочкой.
— Фу, ну и… как ее партейные пьют? — возмутился Битюков, подавив позывы на рвоту.
— Закусывай, закусывай, Боря! — протянул ему на вилке огурец хозяин. — Водочка — она солененькое любит.
Прапорщик убрал его руку, резким движением оттянул рукав.
— А который час-то, Н-нелидин?
— Не-ли-дов! — поправил создатель электрических лампочек. — Пр-рашу запомнить.
— У меня записано «Нелидин». Документ! — с почтением протянул военный.
— Ну и нехай себе! А час… х-хрен его знает, часы там… в комнате. Нюрку неохота будить. Ладно, так ты все понял?
— Понял я, понял, не бухти. Отсрочим твоего Сережку… на полгода.
— Точно. Вижу, все понял. А з-за мной не заржавеет, — пообещал хозяин, громогласно икнул и заботливо проводил гостя в коридор.
Там он подождал, прислонившись к стеночке, покуда Битюков справит нужду в туалете, помог надеть шинель.
— Баксы я тебе дал? — спросил Нелидов и торжественно поднял указательный перст.
— Дал, дал. Все, Сергуня. До следующего… года, значит! А там мы займемся отсрочкой.
— Но баксы…
Прапорщик махнул рукой, завалился на висевшую в прихожей одежду, сорвал несколько пальто с крючков, бросился поднимать, но это оказалось ему не под силу.
— Брось, ну его на х…! — замахал руками хозяин. — Брось, я сказал. Иди, а то на метро опоздаешь. Сам я… Серегу от армии…
— Все! Кончит техникум твой Серега.
— Во-от!..
Они вышли на площадку, хозяин вызвал лифт, расписанный всеми известными словами и мало кому известными названиями рок-групп. Простились тепло, по-дружески, хотя и не очень-то соображая, где они и что делают.
…Битюков вышел в распахнутой шинели. Когда его немного обдуло холодным ветром, он сообразил, что на улице нет ни души и время явно перевалило за полночь.
В кармане прапорщик нащупал что-то тяжелое, оказалось — бутылка трехзвездочного коньяку.
Вскоре повстречался одинокий прохожий.
— Эй! Из-звини… те… Котрый час? — лизнув пригоршню снега, чтобы не прилипал к небу пересохший язык, спросил Битюков.
— Рано еще, — сострил встречный, — без пятнадцати три.
— Три?.. Ч-чего… три? — спросил Битюков совершенно серьезно.
— Закусывать надо, армия!..
Минут через десять прапорщик пришел в себя окончательно и понял, что с Теплого Стана ему в эту ночь не выбраться, разве только вернуться назад к Сереге. Он обшарил карманы, но записной книжки не обнаружил, а визуально дом, куда земляк привел его «на автопилоте», не помнил.
К счастью, в кармане оказались деньги — сто долларов. Кто-то дал их ему не то за какую-то услугу, не то в долг — сейчас было не вспомнить. Это давало шанс поймать попутную машину.
Две из них прошмыгнули, не остановившись на вялый жест, зато водитель новенького «Москвича» оказался сговорчивым:
— За «сотку»… до Лунева довезешь? — икнув, поинтересовался прапорщик.
— Садись, — равнодушно бросил шофер.
— Во!.. Дело!.. — обрадовался загулявший воин и буквально упал в машину.
— Курить у тебя можно? — спросил он и, не дожидаясь разрешения, закурил.
Километра три проехали молча. Битюков наконец согрелся и почувствовал себя почти в норме. Сейчас бы еще грамм сто — и как огурчик.
— Домой, понимаешь, нужно. Семья у меня там, в Луневе. Раз в месяц с этой проклятой службой и вижу. Хоть на Новый год повидаться, — попытался он завязать дорожную беседу. — Слушай, командир, у тебя стаканчика в бардачке нет? Земляк бутылку дал…
Водитель не отвечал, сосредоточенно глядел на дорогу, прибавляя скорость. Миновали пост ГАИ.
Битюков дожидаться не стал. Он, бесцеремонно заглянув в бардачок, стакана там не обнаружил, открыл пробку зубами, звучно выдохнул и присосался к горлышку.
Стрелка доползла до отметки «120» , плавно стала забирать дальше.
— Во-о! — довольно откинулся на спинке сиденья Битюков. — Ты не боись, командир, деньги у меня есть.
— Я не боюсь, — ответил не слишком разговорчивый водитель.
— Сам-то… по пути или шабашишь?
— Когда как.
Скорости прапорщик не различал, но чувствовал себя комфортно. Теплая волна от выпитого разлилась по телу, озноб прошел, ровная гладкая дорога и зимний лес за окном навевали сон.
…Проснулся Битюков, почувствовав, что машина стоит.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39