Утром бабушка очень сильно кричала, я так испугалась? А когда папа приедет?
Нина Владимировна скомкала псиьмо одной рукой и прижала кулак к лицу. Из ее груди раздавался глухой стон. Папа…. — бормотал Владислав Николаевич. Он… приедет попозже. Сначала мама куда-то уехала из той плохой дачи, теперь папа уехал. Папа говорил мне, что мама приедет попозже, а теперь и папа приедет попозже. Я так не хочу. У тебя такие замечательные дедушка с бабушкой, — сказал Николаев. — И они сводят тебя в зоопарк. И в цирк. Иди, играй, девочка…
Вика убежала в свою комнату, а Нина Владимировна так и продолжала стоять со скомканным письмом в руке, прижатой к лицу. Кирюша, Кирюша, — бормотала она. — Но почему же вы мне сказали, что его убили? — вдруг спохватилась она. — Он же сам, он добровольно, он сумел умереть достойно… Конечно, для вас было бы лучше считать так. Но вы все равно узнаете правду, и я не стану вас обманывать. Не покончил он с собой, Нина Владимировна. Его убили из пистолета выстрелом в сердце. Это установили экспертиза. А где же драгоценности, в таком случае? Мне они не нужны, будь они прокляты! Но нужно найти убийцу! А драгоценности я бы отдала на благотворительные цели, на детские дома, на церкви, я бы ни копейки не взяла из них… Следствие продолжается. Будут возбуждены новые уголовные дела, кто будет их вести, я не знаю. Может быть, я, может быть, кто-то другой. Мне поручено вести дело по факту взрыва автомашины «Волга» и гибели в ней четырех людей. И это дело я скоро завершу. Виновник известен. Он многозначительно поглядел на Воропаева. А дела об убийстве Мызина и Юркова ведет другой следователь. И здесь дело близится к завершению. — Он снова непроизвольно поглядел на Воропаева. — А кто будет вести дела об убийстве Лены, Полещука и вашего сына, я не знаю. Что касается драгоценностей, то никто из живых их в глаза не видел, кроме… одного человека, видевшего один предмет, и это чрезвычайно осложняет дело. Уголовное дело по этому факту, во всяком случае, возбуждено быть не может, нет никаких оснований для этого. Вы что, полагаете, что их вообще не было?! Да я просто убежден, что они были и есть. А вот оснований для уголовного дела нет. Это будет лишь версией для раскрытия мотивов убийства реально существовавших людей, а мифические драгоценности специально искать никто не станет.
Больше говорить было не о чем. Утешить несчастных родителей Николаев не мог. Он попрощался и вышел. Но не пошел к машине, любопытство понесло его в соседний подъезд.
… Зазвенели цепочки в квартире сорок восемь. Маленькая женщина лет семидесяти пяти глядела на Николаева. Вам кого? Вас, Кира Борисовна. Я следователь Николаев из Управления внутренних дел. Вы не помните меня? Что-то такое припоминаю. Но все же, покажите ваше удостоверение.
Раздраженный Николаев протянул удостоверение сквозь щелку. На сей раз старушка изучала его еще дольше, чем в прошлый раз.
Наконец, она открыла дверь. Только обувь, ради Бога, снимайте. Паркет недавно лакировали. Один только вопрос, Кира Борисовна. Кирилл Воропаев вас ни о чем не просил в конце декабря? Кирилл? Кирюша? … А о чем он мог меня просить? Что я могу, старая женщина? Это раньше мы с Александром Леонидовичем… Тридцать первого декабря вы сообщили мне номер машины, на которой увезли Лену Воропаеву с дочкой. Да, да, я запомнила этот номер. Он очень характерный, этот номер. Через час эта машина была взорвана. Погибло четверо человек. Я веду уголовное дело по факту взрыва. Боже мой! Боже мой! — застонала явно испуганная старушка. — Но, насколько я знаю, Виктошенька жива и здорова, а Лена…куда-то…ну, исчезла, что ли? Погибли те, кто похищал их. Но это еще не все. На днях убиты и Лена Воропаева и Кирилл.
Кира Борисовна побледнела и задрожала своими маленькими ручками. Итак, повторяю вопрос. Не просил ли вас Кирилл Воропаев о чем-нибудь в последние числа декабря? Отвечайте так, как было, это очень серьезное дело, и у меня, честное слово, нет времени слушать здесь сказки. За лжесвидетельство положена статься Уголовного кодекса.
Но за недонесение, насколько я знаю, тоже положена, — хитренько улыбнулась Кира Борисовна. Какое же тут недонесение? — возразил Николаев. — Вы как раз и донесли о факте похищения и захвате заложников. Так что тут вам ничего не грозит. А вот статья 189-я, за укрывательство, может быть к вам применена. Вы меня тут не запугивайте! — вдруг окрысилась Кира Борисовна. — Здесь бывали генералы НКВД! Спросите прямо, я вам отвечу! Кирюшу я знаю с детства, он зашел ко мне и сказал, что очень просит меня погулять во дворе в определенное время, около пяти часов вечера. И главное запомнить номер машины и сообщить его следственным органам, то есть вам, товарищ майор. Я была поражена его странной просьбе, а он уверил меня, что его жену хочет похитить любовник. А он узнал об этом и хочет предать этого любовника справедливому возмездию. Я, правда, ничего не поняла, почему это я должна запоминать номер, а он сам не может подкараулить их и предотвратить это похищение, но согласитесь, что в его ходе мыслей была определенная логика. Взять, так сказать, этого любовника тепленьким и посадить его, вместо того, чтобы с ним разбираться нетрадиционными методами. А потом он мне говорил, что решил отпустить жену восвояси, раз уж она неверна ему, и что он отказался от мысли мстить этому любовнику, раз ему вернули дочку. Он мне преподнес букет цветов и две бутылки великолепного французского красного вина. А еще огромный торт, великолепный торт, мы с Александром Леонидовичем ели подобный торт в Баден-Бадене, когда ездили туда на лечение…Извините, товарищ майор. Так вот, я не очень поверила словам Кирюши, потому что, раз я сообщила номер машины следственным органам, то есть, вам, их обязательно должны были арестовать, но, в конце концов, это не мое дело. Ну а раз развернулись такие события, то мой долг рассказать правду, и не надо было меня запугивать статьями Уголовного Кодекса. Про взрыв этот я понятия не имела, а то бы сообщила вам о странной просьбе Кирюши. Это уже слишком для любовной романтической истории. А что, Лену и Кирюшу убил этот самый любовник? Нет, любовника тоже убили. То есть, они поубивали друг друга? Вроде, как бы дуэль. Надо же, в наше время, и такая романтика. А я перестала верить в подлинные чувства. Раньше из-за дам мужчины стрелялись. И порой тоже убивали друг друга. Мне Александр Леонидович рассказывал про поручика Ахтырского, своего двоюродного дедушку… Да…. — прервал ее рассказ Николаев. — Нечто в этом роде произошло и сейчас. Поубивали друг друга, ваша правда. Все, спасибо вам. А что это вы все пишете, товарищ майор? Я не влипну с вами ни в какую историю? Это протокол. Вы же не хотите презжать ко мне в Управление? Подпишите здесь, и все. Больше я вас не побеспокою.
Кира Борисовна расписалась, внимательно прочитав бумагу.
— Все верно. А в Управление мне действительно трудно добираться. Это я по квартире порхаю, а стоит только выйти на улицу, ноги подкашиваются. Старость — не радость, товарищ майор…
… Дело по факту взрыва близилось к завершению, а в целом вся эта история представляла собой сплошной огромный вопрос. И ответит ли на него кто-нибудь когда-нибудь?
… Десятого марта на Хованском и Востряковском кладбищах состоялось трое похорон. На Хованском в совершенно противоположных его концах хоронили Андрея Полещука и Кирилла Воропаева. На похоронах Полещука собралось довольно много народу, родственники, многочисленные друзья, несли венки, было много и живых цветов. Толстую Зинаиду Андреевну поддерживали две ее сестры таких же габаритов. Рядом шел Афанасий, вытирал огромным носовым платком слезы и тут же разглаживал могучие усы. Друзья добрым словом вспоминали погибшего. После похорон поехали в квартиру Андрея на проспекте Вернадского на поминки. Теперь эта квартира по наследству переходила к его родителям. На нее также положили глаз двое братьев Полещука старший и младший, оба статные гарные хлопцы. Они зловеще поглядывали друг на друга и шушукались с родителями по очереди. Столы ломились от яств, над ними хлопотали бесчисленные тетушки, сестрички, племянницы, снохи, золовки, свояченицы и добрые соседи покойного. Поминки затянулись далеко за полночь.
На похоронах Кирилла Воропаева народу было довольно мало. Вику отвезли к двоюродной сестре Владислава Николаевича. На кладбище были только мать, отец и двое молодых сослуживцев Владислава Николаевича. Еще приехал старый школьный приятель Кирилла. Они вчетвером и несли гроб. Опустили в могилу, постояли молча и уехали каждый к себе. Владислав Николаевич и Нина Владимировна поехали в свою квартиру на Фрунзенской набережной. Помянули Кирилла водкой и блинами с икрой, и, немного расслабившись от напряжения, несколько часов подряд тихо разговаривали. Владислав Николаевич обнял жену за плечи, прижал к себе и утешал, как мог. А она утешала его.
А вот на Востряковском кладбище нести гроб было просто некому. Вере Георгиевне для этого пришлось нанимать мужиков с кладбища. Они запросили настолько много за эту услугу, что она от отчаяния стала приседать на землю. И они поглядели на нее, худенькую, плохо одетую, убитую горем женщину и согласились нести гроб бесплатно. Что мы, зверье, что ли? — прогудел старшой, дядя Вася. — Бог не выдаст, свинья не съест. Не лопнем, коли задарма увагу совершим человеку хорошему, женщине неимущей. Горе у нее, дочь хоронит. Вишь — в закрытом гробу, значит, показывать нельзя, так изувечили…
Они отнесли гроб к могиле, могильщики опустили его в землю. Бледная, худая, прямая как палка, неподвижно стояла Вера Георгиевна над могилой, только вздрогнула, когда ей сзади на плечо опустилась рука. Это я, Вера Георгиевна. — Она обернулась. Увидела Николаева, и лицо ее сразу несколько оживилось. Извините, я опоздал. Мы бы помогли вам нести гроб, но у меня были срочные дела, а потом…стыдно сказать, я только что купил машину, поехал на ней, а она заглохла в пути, здесь, неподалеку, на Мичуринском. Я ее там и бросил под присмотром гаишника. А сам взял такси. Со мной еще товарищи. Примите наши соболезнования. — Он держал в руках букет гвоздик. Спасибо, Павел Николаевич, — слезы выступили на глазах Веры Георгиевны. — У меня ведь абсолютно никого нет. Мама вот здесь, внизу, дочка будет повыше, старшая сестра в позапрошлом году умерла в Ленинграде. Ужасно быть одинокой… Мужу-то вы так и не сообщили? Ой, сообщила все-таки, он должен был сегодня прилететь из Новосибирска. Но что-то его нет. А, может быть, он и не прилетит. А хотелось бы мне так плохо, так одиноко… — Глухой стон раздался из ее груди. — Не дай Бог никому… Мне не с кем даже Леночку помянуть… Доченку мою…
Вера Георгиевна бросила щепотку земли в эту страшную яму. Могильщики стали забрасывать могилу землей.
Постояли, помолчали. И пошли к выходу.
На выходе из ворот кладбища на них буквально налетел невысокий мужчина в черном пальто с непокрытой совершенно седой головой. Верочка, ты извини меня, но самолет задержался! — крикнул он, целуя Веру Георгиевну. Эдик, ты все-таки приехал, спасибо тебе… Я так одинока…
Вера, но ты же так поздно мне сообщила. У меня такое ощущение, что ты не собиралась мне вообще ничего говорить о смерти Леночки. Я и не собиралась. Но невмоготу вчера стало, Эдик… Понимаешь, невмоготу. Или головой о стену или звонить тебе. Я выбрала второе. Познакомьтесь. Это следователь Павел Николаевич Николаев, он очень поддержал меня в эти ужасные дни. А это Эдуард Григорьевич Верещагин, мой бывший муж, отец Леночки. Он работает в Новосибирске главным инженером завода. Я директор, Верочка, — поправил ее Верещагин. — Уже второй год. Впрочем, все это совершенно неважно.
Верещагин протянул руку Николаеву. Спасибо вам, Павел Николаевич.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32
Нина Владимировна скомкала псиьмо одной рукой и прижала кулак к лицу. Из ее груди раздавался глухой стон. Папа…. — бормотал Владислав Николаевич. Он… приедет попозже. Сначала мама куда-то уехала из той плохой дачи, теперь папа уехал. Папа говорил мне, что мама приедет попозже, а теперь и папа приедет попозже. Я так не хочу. У тебя такие замечательные дедушка с бабушкой, — сказал Николаев. — И они сводят тебя в зоопарк. И в цирк. Иди, играй, девочка…
Вика убежала в свою комнату, а Нина Владимировна так и продолжала стоять со скомканным письмом в руке, прижатой к лицу. Кирюша, Кирюша, — бормотала она. — Но почему же вы мне сказали, что его убили? — вдруг спохватилась она. — Он же сам, он добровольно, он сумел умереть достойно… Конечно, для вас было бы лучше считать так. Но вы все равно узнаете правду, и я не стану вас обманывать. Не покончил он с собой, Нина Владимировна. Его убили из пистолета выстрелом в сердце. Это установили экспертиза. А где же драгоценности, в таком случае? Мне они не нужны, будь они прокляты! Но нужно найти убийцу! А драгоценности я бы отдала на благотворительные цели, на детские дома, на церкви, я бы ни копейки не взяла из них… Следствие продолжается. Будут возбуждены новые уголовные дела, кто будет их вести, я не знаю. Может быть, я, может быть, кто-то другой. Мне поручено вести дело по факту взрыва автомашины «Волга» и гибели в ней четырех людей. И это дело я скоро завершу. Виновник известен. Он многозначительно поглядел на Воропаева. А дела об убийстве Мызина и Юркова ведет другой следователь. И здесь дело близится к завершению. — Он снова непроизвольно поглядел на Воропаева. — А кто будет вести дела об убийстве Лены, Полещука и вашего сына, я не знаю. Что касается драгоценностей, то никто из живых их в глаза не видел, кроме… одного человека, видевшего один предмет, и это чрезвычайно осложняет дело. Уголовное дело по этому факту, во всяком случае, возбуждено быть не может, нет никаких оснований для этого. Вы что, полагаете, что их вообще не было?! Да я просто убежден, что они были и есть. А вот оснований для уголовного дела нет. Это будет лишь версией для раскрытия мотивов убийства реально существовавших людей, а мифические драгоценности специально искать никто не станет.
Больше говорить было не о чем. Утешить несчастных родителей Николаев не мог. Он попрощался и вышел. Но не пошел к машине, любопытство понесло его в соседний подъезд.
… Зазвенели цепочки в квартире сорок восемь. Маленькая женщина лет семидесяти пяти глядела на Николаева. Вам кого? Вас, Кира Борисовна. Я следователь Николаев из Управления внутренних дел. Вы не помните меня? Что-то такое припоминаю. Но все же, покажите ваше удостоверение.
Раздраженный Николаев протянул удостоверение сквозь щелку. На сей раз старушка изучала его еще дольше, чем в прошлый раз.
Наконец, она открыла дверь. Только обувь, ради Бога, снимайте. Паркет недавно лакировали. Один только вопрос, Кира Борисовна. Кирилл Воропаев вас ни о чем не просил в конце декабря? Кирилл? Кирюша? … А о чем он мог меня просить? Что я могу, старая женщина? Это раньше мы с Александром Леонидовичем… Тридцать первого декабря вы сообщили мне номер машины, на которой увезли Лену Воропаеву с дочкой. Да, да, я запомнила этот номер. Он очень характерный, этот номер. Через час эта машина была взорвана. Погибло четверо человек. Я веду уголовное дело по факту взрыва. Боже мой! Боже мой! — застонала явно испуганная старушка. — Но, насколько я знаю, Виктошенька жива и здорова, а Лена…куда-то…ну, исчезла, что ли? Погибли те, кто похищал их. Но это еще не все. На днях убиты и Лена Воропаева и Кирилл.
Кира Борисовна побледнела и задрожала своими маленькими ручками. Итак, повторяю вопрос. Не просил ли вас Кирилл Воропаев о чем-нибудь в последние числа декабря? Отвечайте так, как было, это очень серьезное дело, и у меня, честное слово, нет времени слушать здесь сказки. За лжесвидетельство положена статься Уголовного кодекса.
Но за недонесение, насколько я знаю, тоже положена, — хитренько улыбнулась Кира Борисовна. Какое же тут недонесение? — возразил Николаев. — Вы как раз и донесли о факте похищения и захвате заложников. Так что тут вам ничего не грозит. А вот статья 189-я, за укрывательство, может быть к вам применена. Вы меня тут не запугивайте! — вдруг окрысилась Кира Борисовна. — Здесь бывали генералы НКВД! Спросите прямо, я вам отвечу! Кирюшу я знаю с детства, он зашел ко мне и сказал, что очень просит меня погулять во дворе в определенное время, около пяти часов вечера. И главное запомнить номер машины и сообщить его следственным органам, то есть вам, товарищ майор. Я была поражена его странной просьбе, а он уверил меня, что его жену хочет похитить любовник. А он узнал об этом и хочет предать этого любовника справедливому возмездию. Я, правда, ничего не поняла, почему это я должна запоминать номер, а он сам не может подкараулить их и предотвратить это похищение, но согласитесь, что в его ходе мыслей была определенная логика. Взять, так сказать, этого любовника тепленьким и посадить его, вместо того, чтобы с ним разбираться нетрадиционными методами. А потом он мне говорил, что решил отпустить жену восвояси, раз уж она неверна ему, и что он отказался от мысли мстить этому любовнику, раз ему вернули дочку. Он мне преподнес букет цветов и две бутылки великолепного французского красного вина. А еще огромный торт, великолепный торт, мы с Александром Леонидовичем ели подобный торт в Баден-Бадене, когда ездили туда на лечение…Извините, товарищ майор. Так вот, я не очень поверила словам Кирюши, потому что, раз я сообщила номер машины следственным органам, то есть, вам, их обязательно должны были арестовать, но, в конце концов, это не мое дело. Ну а раз развернулись такие события, то мой долг рассказать правду, и не надо было меня запугивать статьями Уголовного Кодекса. Про взрыв этот я понятия не имела, а то бы сообщила вам о странной просьбе Кирюши. Это уже слишком для любовной романтической истории. А что, Лену и Кирюшу убил этот самый любовник? Нет, любовника тоже убили. То есть, они поубивали друг друга? Вроде, как бы дуэль. Надо же, в наше время, и такая романтика. А я перестала верить в подлинные чувства. Раньше из-за дам мужчины стрелялись. И порой тоже убивали друг друга. Мне Александр Леонидович рассказывал про поручика Ахтырского, своего двоюродного дедушку… Да…. — прервал ее рассказ Николаев. — Нечто в этом роде произошло и сейчас. Поубивали друг друга, ваша правда. Все, спасибо вам. А что это вы все пишете, товарищ майор? Я не влипну с вами ни в какую историю? Это протокол. Вы же не хотите презжать ко мне в Управление? Подпишите здесь, и все. Больше я вас не побеспокою.
Кира Борисовна расписалась, внимательно прочитав бумагу.
— Все верно. А в Управление мне действительно трудно добираться. Это я по квартире порхаю, а стоит только выйти на улицу, ноги подкашиваются. Старость — не радость, товарищ майор…
… Дело по факту взрыва близилось к завершению, а в целом вся эта история представляла собой сплошной огромный вопрос. И ответит ли на него кто-нибудь когда-нибудь?
… Десятого марта на Хованском и Востряковском кладбищах состоялось трое похорон. На Хованском в совершенно противоположных его концах хоронили Андрея Полещука и Кирилла Воропаева. На похоронах Полещука собралось довольно много народу, родственники, многочисленные друзья, несли венки, было много и живых цветов. Толстую Зинаиду Андреевну поддерживали две ее сестры таких же габаритов. Рядом шел Афанасий, вытирал огромным носовым платком слезы и тут же разглаживал могучие усы. Друзья добрым словом вспоминали погибшего. После похорон поехали в квартиру Андрея на проспекте Вернадского на поминки. Теперь эта квартира по наследству переходила к его родителям. На нее также положили глаз двое братьев Полещука старший и младший, оба статные гарные хлопцы. Они зловеще поглядывали друг на друга и шушукались с родителями по очереди. Столы ломились от яств, над ними хлопотали бесчисленные тетушки, сестрички, племянницы, снохи, золовки, свояченицы и добрые соседи покойного. Поминки затянулись далеко за полночь.
На похоронах Кирилла Воропаева народу было довольно мало. Вику отвезли к двоюродной сестре Владислава Николаевича. На кладбище были только мать, отец и двое молодых сослуживцев Владислава Николаевича. Еще приехал старый школьный приятель Кирилла. Они вчетвером и несли гроб. Опустили в могилу, постояли молча и уехали каждый к себе. Владислав Николаевич и Нина Владимировна поехали в свою квартиру на Фрунзенской набережной. Помянули Кирилла водкой и блинами с икрой, и, немного расслабившись от напряжения, несколько часов подряд тихо разговаривали. Владислав Николаевич обнял жену за плечи, прижал к себе и утешал, как мог. А она утешала его.
А вот на Востряковском кладбище нести гроб было просто некому. Вере Георгиевне для этого пришлось нанимать мужиков с кладбища. Они запросили настолько много за эту услугу, что она от отчаяния стала приседать на землю. И они поглядели на нее, худенькую, плохо одетую, убитую горем женщину и согласились нести гроб бесплатно. Что мы, зверье, что ли? — прогудел старшой, дядя Вася. — Бог не выдаст, свинья не съест. Не лопнем, коли задарма увагу совершим человеку хорошему, женщине неимущей. Горе у нее, дочь хоронит. Вишь — в закрытом гробу, значит, показывать нельзя, так изувечили…
Они отнесли гроб к могиле, могильщики опустили его в землю. Бледная, худая, прямая как палка, неподвижно стояла Вера Георгиевна над могилой, только вздрогнула, когда ей сзади на плечо опустилась рука. Это я, Вера Георгиевна. — Она обернулась. Увидела Николаева, и лицо ее сразу несколько оживилось. Извините, я опоздал. Мы бы помогли вам нести гроб, но у меня были срочные дела, а потом…стыдно сказать, я только что купил машину, поехал на ней, а она заглохла в пути, здесь, неподалеку, на Мичуринском. Я ее там и бросил под присмотром гаишника. А сам взял такси. Со мной еще товарищи. Примите наши соболезнования. — Он держал в руках букет гвоздик. Спасибо, Павел Николаевич, — слезы выступили на глазах Веры Георгиевны. — У меня ведь абсолютно никого нет. Мама вот здесь, внизу, дочка будет повыше, старшая сестра в позапрошлом году умерла в Ленинграде. Ужасно быть одинокой… Мужу-то вы так и не сообщили? Ой, сообщила все-таки, он должен был сегодня прилететь из Новосибирска. Но что-то его нет. А, может быть, он и не прилетит. А хотелось бы мне так плохо, так одиноко… — Глухой стон раздался из ее груди. — Не дай Бог никому… Мне не с кем даже Леночку помянуть… Доченку мою…
Вера Георгиевна бросила щепотку земли в эту страшную яму. Могильщики стали забрасывать могилу землей.
Постояли, помолчали. И пошли к выходу.
На выходе из ворот кладбища на них буквально налетел невысокий мужчина в черном пальто с непокрытой совершенно седой головой. Верочка, ты извини меня, но самолет задержался! — крикнул он, целуя Веру Георгиевну. Эдик, ты все-таки приехал, спасибо тебе… Я так одинока…
Вера, но ты же так поздно мне сообщила. У меня такое ощущение, что ты не собиралась мне вообще ничего говорить о смерти Леночки. Я и не собиралась. Но невмоготу вчера стало, Эдик… Понимаешь, невмоготу. Или головой о стену или звонить тебе. Я выбрала второе. Познакомьтесь. Это следователь Павел Николаевич Николаев, он очень поддержал меня в эти ужасные дни. А это Эдуард Григорьевич Верещагин, мой бывший муж, отец Леночки. Он работает в Новосибирске главным инженером завода. Я директор, Верочка, — поправил ее Верещагин. — Уже второй год. Впрочем, все это совершенно неважно.
Верещагин протянул руку Николаеву. Спасибо вам, Павел Николаевич.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32