— Какой труп? Обалдел ты, что ли, дядька Дристан? Напился у меня, проспался, приснилось ему чтой-то, выскочил, как угорелый и побег труп какой-то искать… Ой, чуден человек… Там с утреца пьяный какой-то валялся на дороге, только он живой был. — Так мы же с тобой поминать его пошли! — с пеной у рта спорил Дристан. — Кого поминать? Эка дурында ты неумная! — подивилась старуха. — Живого поминать? Это по каким таким богопротивным законам? Тот пьяный живее дедушки Ленина был, хрипел, матюгался, мы его хотели поднять, он ещё кулачьями сучить начал и даже чуть было тебе по кумполу не угодил. Я-то сослепу и не признала, кто это, Вован или кто другой… другой… Можа и Вован, тут спорить не стану…
— Иди домой, — мрачно прохрипел Дристану председатель, выпучив глаза.
Вокруг них уже собралась толпа досужих зевак. И Дристан никак не хотел выглядеть в глазах сельчан полным мудаком и пустомелей.
— А ну, пошли сей же час к кирпичному дому! — вытаращив глаза, предложил он народу. — И ежели сам Вован к нам выйдет, то тащите меня в дурдом! И тащить не надо, сам пойду.
Председатель пожал плечами и повел за собой народ к новому кирпичному дом, благо было совсем недалеко. Постучал в калитку. За ней раздался хриплый лай кавказской овчарки.
Тихо отворилась дверь. Но на пороге стоял не Вован, а какой-то совсем незнакомый человек. Высокий, кудрявый, молодой, лет двадцати семи. Вопросительно глядел на незваных гостей. — Здравствуйте, — сказал председатель. — А вы кто будете? — Я буду владелец этого дома Рыльцев Филипп Игнатович. А что такое случилось?
Председателю лицо Рыльцева показалось очень знакомым, где-то он определенно его видел. — Ничего вроде бы не случилось. — пожал плечами он. — А то пройдите в дом, познакомимся, поговорим, — предложил Рыльцев.
Председатель перешагнул порог и вошел на участок. Тут же на него рванула с цепи огромная кавказская овчарка, брызжа слюной и сверкая желтыми глазами. И хоть она была привязана так, чтобы никак не достать вошедшего, однако, было изрядно неприятно, уж больно погано и грозно было животное…
Михалыч в сопровождении хозяина вошел в дом, огляделся. Чисто, аккуратно, прибрано. Стены вагонкой отделаны, деревом пахнет… Мебель не дорогая, но новая, добротная… — А что же вы так редко у себя бываете? — спросил председатель. — Недосуг все. Дел очень много. Я по коммерческой части, торгую… Сами понимаете… Впрочем, я был, раза три был…, — словно оправдывался перед председателем хозяин дома. — А где же гражданин Сапрыкин? — задал напрямик вопрос председатель. — Вовка-то? А уехал он, — спокойно ответил Рыльцев. — Он давно собирался уехать. А я его просил, чтобы меня дождался… Вот сегодня рано утром он и уехал. Я вечером приехал, а он рано утром уехал. Надоело ему здесь без дела сидеть… Он сам-то нездешний, из Вологды он родом… После армии помог мне дом построить, пожил здесь у вас на природе с годик… Контузия у него была в армии, отдохнуть ему надо было. А природа в ваших краях ох, хороша… А теперь пора и за дело… Жить-то на что-то надо… Я ему немного приплачивал, а теперь разорился, нечем…, — улыбнулся, разводя руками, Рыльцев. И снова его лицо показалось жутко знакомым председателю. — Понятно, — тупо глядя на Рыльцева, произнес Михалыч. — А почему вас беспокоит его личность? Случилось что-то?
Председатель замялся, но Рыльцев сам вывел разговор на нужную тему.
— Понимаете, выпили мы вчера в честь моего приезда, перебрали… И он пошел с утра где-то достать самогону, у нас все кончилось… И упал лицом вниз… Приходит в седьмом часу утра, голова вся в крови… Но самогон все же принес, — рассмеялся Рыльцев. — Выпили мы с ним немного, и он уехал, машина за ним пришла, он заранее договорился. До Ярославля доедет, а там на поезд, и в родную Вологду…
— Ах вот оно что! — с облегчением вздохнул председатель. — Теперь-то все понятно… — Чайку, может быть? — предложил Рыльцев.
— Нет, нет, спасибо, мне пора, — отказался Михалыч. — Работа…
— Ну, как знаете…
… Когда захлопнулась калитка, Михалыч окинул Дристана уничтожающим взглядом и молча зашагал прочь. — Домой его проводите! — крикнул он, повернувшись на ходу двум здоровенным парнягам, возвышавшимся сзади огурцеобразной головы Дристана.
Парняг уговаривать не пришлось, они крепко схватили незадачливого Дристана под руки и препроводили его к толстухе жене. Та влепила супругу смачную оплеушину и приняла его в свои теплые объятия.
Но если бы председатель мог видеть в этот момент владельца кирпичного дома Филиппа Рыльцева, он бы, возможно и засомневался, насколько нелепы были сведения пьянчуги Дристана. Только Рыльцев проводил незваных гостей восвояси, он зашел в дом, сел за стол и так крепко сжал свою кудрявую голову руками, что она чуть не треснула. Лицо же его исказилось гримасой нечеловеческого страдания, и он глухо застонал…
Сова же и вовсе не ходила с визитом к новому обитателю поселка. Когда досужая публика гуртом повалила вслед за председателем и Дристаном, она подобрала полы своей ярко-желтой шубейки и засеменила в свою хибару. Вошла, заперла изнутри дверь на ключ, прошла в другую, совсем крохотную темную комнатушку и полезла в подвал…
2.
Июль 2000 г.
Чего больше всего на свете боится человек? Он боится неизвестности… Непонятное, недосказанное страшит и тревожит его. То, что нельзя понять, осознать, то, что зыбко и туманно… Там серое студенистое нечто, там хаос, там ужас…
Филипп Рыльцев сидел на мягком диване в своей четырехкомнатной квартире на Арбате и тупо смотрел в огромный экран телевизора. Перед ним стояла бутылка виски, в хрустальной пепельнице дымилась очередная сигарета. И он знал — наступает час расплаты… Из мглистой тьмы выползают призраки…
Его не тревожили уже более полугода. И он начал было успокаиваться душой… Ему начинало казаться, что все обойдется, как это бывает с маленькими детьми, всегда верящими в счастливый конец страшной сказки… Странно, однако, устроен человек… Придумать страшную сказку, а вернее — страшную быль самому и самому же верить в её счастливый конец, надеяться и верить, что все обойдется… Однако, нет… Ему же уже двадцать восемь лет… И он должен отдавать себе отчет в том, что надо платить по счету…
А ведь всего год назад все было на самом деле легко и просто. И жизнь со всеми её житейскими радостями и проблемами была перед ним как на ладони… Как же все в корне переменилось за этот роковой год…
… Сын известного кинорежиссера и актера, народного артиста СССР Игната Рыльцева, давно уже занимался коммерцией, создавал фирмы, постоянно что-то продавал и перепродавал. Пару лет назад на одной сделке он заработал тридцать пять тысяч долларов и стал думать, на что ему их потратить. У него была двухкомнатная квартира на Юго-Западе, машина «Волга», на которой его возил шофер, так как сам Филипп водил машину очень плохо и не любил это занятие. Семьи не было, наличные деньги были… Куда девать? И тут как раз из мест, не столь отдаленных появился старый приятель Владимир Сапрыкин, Филипп поделился с ним своей радостью. Они дружили с детства — избалованный Филипп и шпанистый, драчливый Вовка. Тогда отец Филиппа пользовался большой народной любовью, и дружбы с его сыном искали многие. А он удостоил ею именно Вовку Сапрыкина, учившегося на два класса младше его. Судьба разлучила их, когда Филипп поступил в ИНЯЗ, и у него появились новые друзья а через пару лет Вовка пошел служить в армию. Отслужив, как положено, погулял с годик и снова покинул дом родной, теперь уже на четыре годика за злостное хулиганство с нанесением телесных повреждений средней тяжести. И вот он снова здесь, теперь уже в отдельной квартире Филиппа около метро «Юго-Западная». Вовка предложил Филиппу свой вариант вложения денег. «Я бы на твоем месте построил дом… Где-нибудь в глуши. Я даже знаю место, служил там неподалеку в стройбате… Классные места, Филя — рыбалка, охота, грибы, ягоды, воздух… Натерпелся я, то в казармах, то на нарах… Ну тебе-то все это до фонаря, ты привык к уюту, к отдельным квартирам, дачам, и все же подумай… Ну, допустим, купишь ты хорошую тачку — грохнешь, ты же и водить-то толком не умеешь, или угонят без следа, хата у тебя есть, ну, прокатишься по миру, погуляешь, повеселишься, так это успеешь еще, вся жизнь впереди… А тут — дом, недвижимость… Лучший вклад денег. Я сам возьмусь руководить строительством, сделаем все в лучшем виде. Недалеко — верст сто с небольшим от Москвы. Захочешь — с родителями приедешь, с женой, с детьми, с друзьями, с телками. Я там тебе все устрою в лучшем виде… Ну, решайся, Филя!» И Филипп решился. Он верил своему закадычному другу, дал ему денег, и тот действительно не подвел — в короткий срок воздвиг во Владимирской области двухэтажный семикомнатный дом. Самому Филиппу удалось побывать там только три раза, совершенно не было времени…
Закрутился Филипп в своих торговых делах и глазом не успел моргнуть, как оказался в серьезных долгах, и банку был должен за кредит, а значительно большую сумму — частным лицам. А дела шли так плохо, что отдавать было нечем. И кредиторы начали угрожать…
Незадолго до этого, когда дела ещё шли вполне прилично, Филипп познакомился в Доме Кино с очаровательной девятнадцатилетней девушкой Аленой Навроцкой. Нашлась и общая тема для разговоров — их родители были немного знакомы, отец Алены был в свое время довольно известным киноактером, хоть отец Филиппа Игнат Рыльцев никогда и не снимал его в своих фильмах. Между Филиппом и Аленой завязался серьезный роман, у двадцатисемилетнего Филиппа никогда до того ничего подобного не было, обычно он расставался со своими подружками быстро, не жалея… Тут же совсем другое дело… Наивная, синеглазая Алена очаровала его не только своей красотой, но, главное — непосредственностью, искренностью суждений. Она переехала жить в его квартиру на Юго-Западной, они проводили там чудесные дни и ночи… А потом они серьезно поссорились, и она снова ушла жить к отцу. Филипп знал, что Алена в раннем детстве лишилась матери, что воспитывала её мачеха Надежда Степановна, но недавно отец разошелся с ней, в доме начался полный разброд, и за Аленой никто не следил. Когда они познакомились, она была студенткой ГИТИСа, но уже через два месяца её оттуда отчислили, и она не занималась ничем, жила то за счет отца, то за счет мачехи, то за его счет… Через месяц с небольшим после ссоры Алена вернулась к Филиппу и сообщила ему, что беременность её подходит к концу третьего месяца…
Это сообщение, мягко говоря, не порадовало Рыльцева. И не только потому, что Алена была уверена, что он женится на ней и другого варианта не допускала. Была тому и более серьезная причина. Как раз во время размолвки с Аленой, он познакомился на одной вечеринке с другой девушкой, Алисой Кружановой. И именно это обстоятельство делало притязания Алены просто катастрофическими для него. Дело в том, что Алиса была дочерью мультимиллионера, магната Павла Николаевича Кружанова, дело в том, что Алиса по уши влюбилась в Филиппа, дело в том, что он лишил её девственности, и она также забеременела от него и главное дело в том, что финансовые дела Филиппа к тому времени из сложных стали просто ужасными. Кредиторы подступали со страшной силой. Алиса рассказала о своей связи и беременности отцу, он познакомился с Филиппом и дал благословение на их брак. Он смотрел фильмы, снятые Игнатом Рыльцевым и считал для себя честью породниться с таким знаменитым человеком. Раз Алиса полюбила, так тому и быть, кандидатура жениха более, чем приличная.
Для Кружанова помочь будущему зятю было делом совершенно плевым. Пятьдесят тысяч долларов, которые Филипп оказался должен с учетом процентов одному довольно крутому и мерзкому человеку, для Кружанова представляли примерно такую величину, как для самого Филиппа металлический рубль, а то и ещё меньше.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26
— Иди домой, — мрачно прохрипел Дристану председатель, выпучив глаза.
Вокруг них уже собралась толпа досужих зевак. И Дристан никак не хотел выглядеть в глазах сельчан полным мудаком и пустомелей.
— А ну, пошли сей же час к кирпичному дому! — вытаращив глаза, предложил он народу. — И ежели сам Вован к нам выйдет, то тащите меня в дурдом! И тащить не надо, сам пойду.
Председатель пожал плечами и повел за собой народ к новому кирпичному дом, благо было совсем недалеко. Постучал в калитку. За ней раздался хриплый лай кавказской овчарки.
Тихо отворилась дверь. Но на пороге стоял не Вован, а какой-то совсем незнакомый человек. Высокий, кудрявый, молодой, лет двадцати семи. Вопросительно глядел на незваных гостей. — Здравствуйте, — сказал председатель. — А вы кто будете? — Я буду владелец этого дома Рыльцев Филипп Игнатович. А что такое случилось?
Председателю лицо Рыльцева показалось очень знакомым, где-то он определенно его видел. — Ничего вроде бы не случилось. — пожал плечами он. — А то пройдите в дом, познакомимся, поговорим, — предложил Рыльцев.
Председатель перешагнул порог и вошел на участок. Тут же на него рванула с цепи огромная кавказская овчарка, брызжа слюной и сверкая желтыми глазами. И хоть она была привязана так, чтобы никак не достать вошедшего, однако, было изрядно неприятно, уж больно погано и грозно было животное…
Михалыч в сопровождении хозяина вошел в дом, огляделся. Чисто, аккуратно, прибрано. Стены вагонкой отделаны, деревом пахнет… Мебель не дорогая, но новая, добротная… — А что же вы так редко у себя бываете? — спросил председатель. — Недосуг все. Дел очень много. Я по коммерческой части, торгую… Сами понимаете… Впрочем, я был, раза три был…, — словно оправдывался перед председателем хозяин дома. — А где же гражданин Сапрыкин? — задал напрямик вопрос председатель. — Вовка-то? А уехал он, — спокойно ответил Рыльцев. — Он давно собирался уехать. А я его просил, чтобы меня дождался… Вот сегодня рано утром он и уехал. Я вечером приехал, а он рано утром уехал. Надоело ему здесь без дела сидеть… Он сам-то нездешний, из Вологды он родом… После армии помог мне дом построить, пожил здесь у вас на природе с годик… Контузия у него была в армии, отдохнуть ему надо было. А природа в ваших краях ох, хороша… А теперь пора и за дело… Жить-то на что-то надо… Я ему немного приплачивал, а теперь разорился, нечем…, — улыбнулся, разводя руками, Рыльцев. И снова его лицо показалось жутко знакомым председателю. — Понятно, — тупо глядя на Рыльцева, произнес Михалыч. — А почему вас беспокоит его личность? Случилось что-то?
Председатель замялся, но Рыльцев сам вывел разговор на нужную тему.
— Понимаете, выпили мы вчера в честь моего приезда, перебрали… И он пошел с утра где-то достать самогону, у нас все кончилось… И упал лицом вниз… Приходит в седьмом часу утра, голова вся в крови… Но самогон все же принес, — рассмеялся Рыльцев. — Выпили мы с ним немного, и он уехал, машина за ним пришла, он заранее договорился. До Ярославля доедет, а там на поезд, и в родную Вологду…
— Ах вот оно что! — с облегчением вздохнул председатель. — Теперь-то все понятно… — Чайку, может быть? — предложил Рыльцев.
— Нет, нет, спасибо, мне пора, — отказался Михалыч. — Работа…
— Ну, как знаете…
… Когда захлопнулась калитка, Михалыч окинул Дристана уничтожающим взглядом и молча зашагал прочь. — Домой его проводите! — крикнул он, повернувшись на ходу двум здоровенным парнягам, возвышавшимся сзади огурцеобразной головы Дристана.
Парняг уговаривать не пришлось, они крепко схватили незадачливого Дристана под руки и препроводили его к толстухе жене. Та влепила супругу смачную оплеушину и приняла его в свои теплые объятия.
Но если бы председатель мог видеть в этот момент владельца кирпичного дома Филиппа Рыльцева, он бы, возможно и засомневался, насколько нелепы были сведения пьянчуги Дристана. Только Рыльцев проводил незваных гостей восвояси, он зашел в дом, сел за стол и так крепко сжал свою кудрявую голову руками, что она чуть не треснула. Лицо же его исказилось гримасой нечеловеческого страдания, и он глухо застонал…
Сова же и вовсе не ходила с визитом к новому обитателю поселка. Когда досужая публика гуртом повалила вслед за председателем и Дристаном, она подобрала полы своей ярко-желтой шубейки и засеменила в свою хибару. Вошла, заперла изнутри дверь на ключ, прошла в другую, совсем крохотную темную комнатушку и полезла в подвал…
2.
Июль 2000 г.
Чего больше всего на свете боится человек? Он боится неизвестности… Непонятное, недосказанное страшит и тревожит его. То, что нельзя понять, осознать, то, что зыбко и туманно… Там серое студенистое нечто, там хаос, там ужас…
Филипп Рыльцев сидел на мягком диване в своей четырехкомнатной квартире на Арбате и тупо смотрел в огромный экран телевизора. Перед ним стояла бутылка виски, в хрустальной пепельнице дымилась очередная сигарета. И он знал — наступает час расплаты… Из мглистой тьмы выползают призраки…
Его не тревожили уже более полугода. И он начал было успокаиваться душой… Ему начинало казаться, что все обойдется, как это бывает с маленькими детьми, всегда верящими в счастливый конец страшной сказки… Странно, однако, устроен человек… Придумать страшную сказку, а вернее — страшную быль самому и самому же верить в её счастливый конец, надеяться и верить, что все обойдется… Однако, нет… Ему же уже двадцать восемь лет… И он должен отдавать себе отчет в том, что надо платить по счету…
А ведь всего год назад все было на самом деле легко и просто. И жизнь со всеми её житейскими радостями и проблемами была перед ним как на ладони… Как же все в корне переменилось за этот роковой год…
… Сын известного кинорежиссера и актера, народного артиста СССР Игната Рыльцева, давно уже занимался коммерцией, создавал фирмы, постоянно что-то продавал и перепродавал. Пару лет назад на одной сделке он заработал тридцать пять тысяч долларов и стал думать, на что ему их потратить. У него была двухкомнатная квартира на Юго-Западе, машина «Волга», на которой его возил шофер, так как сам Филипп водил машину очень плохо и не любил это занятие. Семьи не было, наличные деньги были… Куда девать? И тут как раз из мест, не столь отдаленных появился старый приятель Владимир Сапрыкин, Филипп поделился с ним своей радостью. Они дружили с детства — избалованный Филипп и шпанистый, драчливый Вовка. Тогда отец Филиппа пользовался большой народной любовью, и дружбы с его сыном искали многие. А он удостоил ею именно Вовку Сапрыкина, учившегося на два класса младше его. Судьба разлучила их, когда Филипп поступил в ИНЯЗ, и у него появились новые друзья а через пару лет Вовка пошел служить в армию. Отслужив, как положено, погулял с годик и снова покинул дом родной, теперь уже на четыре годика за злостное хулиганство с нанесением телесных повреждений средней тяжести. И вот он снова здесь, теперь уже в отдельной квартире Филиппа около метро «Юго-Западная». Вовка предложил Филиппу свой вариант вложения денег. «Я бы на твоем месте построил дом… Где-нибудь в глуши. Я даже знаю место, служил там неподалеку в стройбате… Классные места, Филя — рыбалка, охота, грибы, ягоды, воздух… Натерпелся я, то в казармах, то на нарах… Ну тебе-то все это до фонаря, ты привык к уюту, к отдельным квартирам, дачам, и все же подумай… Ну, допустим, купишь ты хорошую тачку — грохнешь, ты же и водить-то толком не умеешь, или угонят без следа, хата у тебя есть, ну, прокатишься по миру, погуляешь, повеселишься, так это успеешь еще, вся жизнь впереди… А тут — дом, недвижимость… Лучший вклад денег. Я сам возьмусь руководить строительством, сделаем все в лучшем виде. Недалеко — верст сто с небольшим от Москвы. Захочешь — с родителями приедешь, с женой, с детьми, с друзьями, с телками. Я там тебе все устрою в лучшем виде… Ну, решайся, Филя!» И Филипп решился. Он верил своему закадычному другу, дал ему денег, и тот действительно не подвел — в короткий срок воздвиг во Владимирской области двухэтажный семикомнатный дом. Самому Филиппу удалось побывать там только три раза, совершенно не было времени…
Закрутился Филипп в своих торговых делах и глазом не успел моргнуть, как оказался в серьезных долгах, и банку был должен за кредит, а значительно большую сумму — частным лицам. А дела шли так плохо, что отдавать было нечем. И кредиторы начали угрожать…
Незадолго до этого, когда дела ещё шли вполне прилично, Филипп познакомился в Доме Кино с очаровательной девятнадцатилетней девушкой Аленой Навроцкой. Нашлась и общая тема для разговоров — их родители были немного знакомы, отец Алены был в свое время довольно известным киноактером, хоть отец Филиппа Игнат Рыльцев никогда и не снимал его в своих фильмах. Между Филиппом и Аленой завязался серьезный роман, у двадцатисемилетнего Филиппа никогда до того ничего подобного не было, обычно он расставался со своими подружками быстро, не жалея… Тут же совсем другое дело… Наивная, синеглазая Алена очаровала его не только своей красотой, но, главное — непосредственностью, искренностью суждений. Она переехала жить в его квартиру на Юго-Западной, они проводили там чудесные дни и ночи… А потом они серьезно поссорились, и она снова ушла жить к отцу. Филипп знал, что Алена в раннем детстве лишилась матери, что воспитывала её мачеха Надежда Степановна, но недавно отец разошелся с ней, в доме начался полный разброд, и за Аленой никто не следил. Когда они познакомились, она была студенткой ГИТИСа, но уже через два месяца её оттуда отчислили, и она не занималась ничем, жила то за счет отца, то за счет мачехи, то за его счет… Через месяц с небольшим после ссоры Алена вернулась к Филиппу и сообщила ему, что беременность её подходит к концу третьего месяца…
Это сообщение, мягко говоря, не порадовало Рыльцева. И не только потому, что Алена была уверена, что он женится на ней и другого варианта не допускала. Была тому и более серьезная причина. Как раз во время размолвки с Аленой, он познакомился на одной вечеринке с другой девушкой, Алисой Кружановой. И именно это обстоятельство делало притязания Алены просто катастрофическими для него. Дело в том, что Алиса была дочерью мультимиллионера, магната Павла Николаевича Кружанова, дело в том, что Алиса по уши влюбилась в Филиппа, дело в том, что он лишил её девственности, и она также забеременела от него и главное дело в том, что финансовые дела Филиппа к тому времени из сложных стали просто ужасными. Кредиторы подступали со страшной силой. Алиса рассказала о своей связи и беременности отцу, он познакомился с Филиппом и дал благословение на их брак. Он смотрел фильмы, снятые Игнатом Рыльцевым и считал для себя честью породниться с таким знаменитым человеком. Раз Алиса полюбила, так тому и быть, кандидатура жениха более, чем приличная.
Для Кружанова помочь будущему зятю было делом совершенно плевым. Пятьдесят тысяч долларов, которые Филипп оказался должен с учетом процентов одному довольно крутому и мерзкому человеку, для Кружанова представляли примерно такую величину, как для самого Филиппа металлический рубль, а то и ещё меньше.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26