- Сейчас узнаю, - усмехнулся Панин.
Павелко откинул со лба прядь белокурых волос и совсем по-мальчишески захлопал глазами:
- Мой шеф звонил. Он вышел на след.
- О! - обрадовался Панин. - Не подвела все-таки майора интуиция. Из Самарска звонил?
- Из Самарска. Ну, я побежал, - сказал Павелко, не двинувшись даже с места. - С Уманской, Олекса Николаевич, истерика была. Как принялась дубасить в дверь изолятора, а кулачищи у нее, скажу вам, хоть на ринг. Ведите меня, кричит, к начальнику с повинной. К самому старшему! Вечером, говорит, хотела сама бежать в милицию, да не успела - утром задержали. Хитрющая баба!
- Пишет?
- Второй час пишет, никак не выпишется. Теперь они все будут наперегонки топить один другого. Знаю я эту братию.
- А что Горлач?
- Свистит.
- В каком смысле?
- В буквальном. Сержант приструнил, а он говорит: не имеете права запрещать.
- Веселый мужик.
- Точно, веселый, - согласился Павелко. - Только веселиться ему недолго осталось...
У Журавко сидели Ремез и Очеретный. Заместитель начальника уголовного розыска, как всегда элегантный, аккуратно причесанный на косой пробор, щурился на Ремеза, который докладывал Журавко о ходе следствия в доме Полякова. Полковник махнул Панину рукой.
- Приземляйся, Олекса. Был?
- Был.
В нескольких словах Панин пересказал разговор с Белогусом.
- Скверное дело. - Журавко сурово посмотрел в глаза каждому из присутствующих и встряхнул тяжелой головой, словно отгоняя навязчивую мысль. - М-да-а, ждать, пока Ванжа укажет на преступника пальцем, не приходится. Нужно действовать, товарищи, и действовать как можно более оперативно. Так на чем мы остановились?
- Собственно, я доложил почти все, - сказал Ремез. - Можно подвести итоги. Определенно мы знаем некоторые обстоятельства. Первое: Поляков убит, видимо, тем же кастетом, каким нанесен удар Ванже. Второе: преступник был хорошо знаком Полякову, поскольку тот угощал его коньяком. На кухне. Выпито мало, значит, драка на почве пьянки отпадает. После этого преступник поволок тело в спальню. Подчеркиваю: не понес, а поволок, сохранились следы. Это дает основание думать, что Поляков был для него слишком тяжелым...
Очеретный иронически скривил губы. Ремез посмотрел на него искоса и продолжал:
- Для чего преступник задал себе лишние хлопоты, непонятно. Единственное объяснение: окно из кухни выходит на улицу, может, боялся, что кто-нибудь ненароком заглянет. И, наконец, третье обстоятельство: убийца что-то искал в доме. Сначала я подумал, что он искал горючее - бензин, керосин, чтобы поджечь дом. Бросался в глаза беспорядок в шкафу и в других местах. Но, подумал я, искать в доме бензин, когда в глубине двора стоит гараж, глупо. Конечно, ломать замок в гараже канительно и опасно. Дальнейший осмотр показал, однако, что преступник искал не горючее. Он рылся во всех комнатах, переставлял предметы, сломал замок секретера и, похоже, ничего не взял, хотя взять там было что. В спальне под кроватью его заинтересовала паркетина, которая, возможно, недостаточно плотно прилегала. Преступник вытащил ее, сломав при этом кухонный нож. Кончик лезвия так и остался лежать в углублении.
- В такой халупе паркет? - удивился Очеретный.
- Вы, Ларион Григорьевич, побывайте в этой халупе. Еще и не то увидите. Внешне это действительно халупа, зато внутри - хоромы! Покойник жил на широкую ногу.
- А не думаете вы, что под этой паркетиной лежала именно та вещь, которую преступник искал? - спросил Журавко.
- Куманько фиксирует смерть Полякова приблизительно в восемь часов утра. Ванжа застукал убийцу в двенадцать... Выходит, тот четыре часа рылся в доме, а нашел, что искал, как раз тогда, когда пришел Ванжа? Маловероятное стечение обстоятельств.
- Я согласен с вами, - поддержал следователя Панин. - Необходимо еще и еще раз осмотреть дом, гараж, чердак. Возможно, есть погреб, наконец, какой-нибудь тайник.
- Стоит поинтересоваться, кто знал, что Поляков оставался дома один, добавил полковник.
- Интересовались. В переулке Тимирязева не нашлось ни одной хаты, где бы не знали, что задаваки на собственных "Жигулях" двинулись отдыхать на Кавказ. Извините, товарищ полковник, но их там все так называют: задаваки. Очень они пыжились своим достатком. Машину повела дочка Полякова... - Ремез заглянул в записную книжку. - Марго. Говорят, и на самом деле королева, по крайней мере по спеси.
- Следы?
- Следов хоть пруд пруди. Особенно в саду. Но отпечатков пальцев нет. Рюмка, из которой преступник пил коньяк, заботливо вытерта.
- Ваши предложения?
- Тщательный обыск в доме Полякова, выявление всех его связей и знакомств, ну и, конечно, допрос задержанных по делу "Пряжа". - Ремез вопросительно посмотрел на Панина, словно ждал от него совета. Панин никак на это не отреагировал. - Больше ничего, к сожалению, предложить не могу...
- Все направления поисков вести параллельно, - предупредил Журавко.
- Не помешает опросить поездную бригаду, - заметил Панин. - В двенадцать десять мимо дома Полякова прошел пригородный поезд. Как правило, именно там, перед семафором, он притормаживает. Следы преступника обрываются на насыпи. Не исключено, что он на ходу вскочил на ступеньки вагона. Кто-нибудь из железнодорожников мог заметить такого "зайца".
- А пассажиры?
- Пассажиры тем более, но попробуй их сейчас найти. Не давать же объявление через газету.
Журавко поднялся.
- Все, товарищи. Панин, более или менее свободных сотрудников - на разработку версий. Вы, Ремез, действуете по указаниям Котова. Это дело никак не изолируешь, все тут скрутилось в клубок.
- Можно мне несколько слов? - спросил Очеретный.
- Слушаем вас, Ларион Григорьевич.
Очеретный прокашлялся.
- На поддержку я вряд ли могу рассчитывать, - начал он, щуря глаза на Ремеза. - И все же скажу. Мне кажется, что следствие поспешило с оправданием Яроша.
- Опять двадцать пять, - подхватился Ремез. - Сколько можно говорить, что Ярош...
- Товарищ Ремез! - оборвал следователя полковник. - Имейте терпение. Продолжайте, Ларион Григорьевич.
- В конце концов, высказать свое мнение считаю обязанностью. Старший лейтенант Ремез, похоже, в восхищении от честности этого Яроша. Даже ночных соловьев вдвоем с ним ездил слушать в Дубовой балке. А что мы, собственно, знаем о нем? Говорят, способный звукорежиссер. Возможно. А еще что? Знаем, что Сосновская погибла в ночь перед его отъездом в Мисхор. А ведомо ли вам, товарищ Ремез, что до знакомства с Сосновской Ярош ухаживал за Юлей Полищук, той самой, которая проходит по делу "Пряжа"?
- Ну и что? - пожал плечами Ремез. - Не далее как в тот минувший понедельник он сам мне это сказал. Полищук и познакомила его с Сосновской. Девушки дружили.
- И вы не заинтересовались этим фактом?
- Представьте себе - заинтересовался. И узнал, что у Яроша была еще одна пассия. Звали ее Галочкой. Так вот. Ярош воровал у матери конфеты и тайком носил их Галочке. Тоже подозрительный факт. Правда, это было еще в детсаду.
Панин видел, как лицо Очеретного покрылось пятнами. Журавко нахмурился.
- Надеюсь, Ремез, вы из этого возраста уже вышли. Идите. Вы тоже свободны, Ларион Григорьевич.
Ремез и Очеретный вышли. У двери случилась заминка, каждый вежливо пропускал другого первым.
Полковник обошел стол и вынул из ящика распечатанный конверт.
- Лубенец получил записку. Читай. Неизвестный доброжелатель обвиняет милицию в том, что она стала на защиту Яроша. Мол, поспешили снять с него подозрения. Фактически то же самое, что сказал Очеретный.
Панин пробежал глазами бумагу.
- Почерк намеренно изменен, - сказал он. - Буквы совсем падают влево. Экспертам не давали?
- После того как письмо прошло столько рук?
- Вы правы. Да и писал его, думаю, тот, кто хорошо знает, что такое дактилоскопия.
- Отдам я его Ремезу, - проговорил полковник. - Эта анонимка подействует на него, как красная тряпка на быка... Рахим звонил, знаешь?
- От Павелко. Но без подробностей.
- А где их взять, подробности, когда он только и сказал: вышел на важный след. Очень спешил. Я через областное управление попросил самарских коллег посодействовать.
- Водолазки?
- Признаться, я не очень верил этой версии, но Рахим... Не будем спешить с выводами. Ты уже обедал?
- Вы хотите спросить, ужинал ли?
- А который час?
Зазвонил телефон.
- Не иначе моя Евфросиния Тимофеевна! Перепадет мне сейчас и за обед, и за ужин.
Журавко сгреб трубку широкой ладонью, и по тому, как его лицо приняло ласковое и одновременно виноватое выражение, Панин понял, что начальник не ошибся.
2
Двор Самарского горпромкомбината был тесный и захламленный. В глубине его виднелись приземистые цеховые здания и складские помещения. Около одного из них суетились рабочие, укладывая картонные ящики в контейнеры, покачивался на стреле крюк автокрана. Вдоль ограды шелестели листвой молодые топольки.
Из окна кабинета директора была видна почти вся территория предприятия, металлические, покрашенные в пепельный цвет ворота и незастекленное окошко проходной.
- Обижаете, товарищ майор, незаслуженно обижаете, - бубнил директор комбината Гаркавый, обмахиваясь свернутой вчетверо газетой, хотя в кабинете было нежарко. - Наконец, какие у вас основания?
Гафуров был сама вежливость.
- Вы напрасно волнуетесь, Дмитрий Егорович, - говорил он, совсем неслышно выбивая дробь двумя пальцами на подоконнике. - Вряд ли стоит волноваться преждевременно. Нас интересует человек, который в скором времени прибудет на комбинат. Это не ваш работник, но я хотел бы видеть, с кем он будет общаться. Да вот и он! Легок на помине.
В ворота въезжал фургон. Навстречу ему, показывая дорогу, спешил вертлявый человечек в полинявшей на солнце безрукавке.
- Кто это, Дмитрий Егорович?
- Не знаю фамилии, но машина с трикотажной фабрики. Она не раз у нас бывала.
- Я не о машине. Тот, в безрукавке, кто?
- Лойко, экспедитор наш... Вспомнил я, товарищ майор. Мы просили у трикотажников шерстяной путанки. С сырьем, знаете, туго, а мы, значит, как бедные родственники, нам и путанка сгодится. Хотя мороки с нею... Я сам документы подписывал. Гальченко, спасибо ему, не скряга. Есть же у нас хозяйственники - и сам не ам, и другому не дам.
- А что, этот ваш экспедитор не должен был сам ехать за путанкой?
- Конечно! Его обязанность. Но на деле, признаться, бывает и иначе. Поехал, скажем, с требованием, а груз не готов. Или транспорт в разгоне. Тогда фабрика своим, значит. Само собой, выставят счет, даром машину никто гонять не будет. Я сейчас уточню, что там привезли.
- Потом, потом? - удержал директора Гафуров. - Они сами разберутся. А это кто сейчас подошел к фургону, высокий?
- Горлач.
- Кто-кто?
- Начальник трикотажного цеха Горлач. Так сказать, заинтересованное лицо. Путанка идет на нужды его цеха.
Майор мысленно присвистнул. "Вот это да! Охотились на одного Горлача, а вынырнул еще и второй. Заинтересованное лицо... Очень возможно, что и заинтересованное. Впрочем, не исключено - просто однофамилец, фамилия распространенная".
- Знакомая фамилия, - сказал он равнодушно. - У этого вашего начальника цеха случайно нет сына?
- Олег? Шалопут, а не сын. Учился в политехническом, выгнали. Что-то там по женской линии перестарался. Теперь баклуши бьет, усевшись на отцовскую шею... Где это вы успели о нем услышать?
- Не помню. Кажется, тоже что-то по женской линии. Парень, видимо, пижонистый.
- Видел как-то. Красавец. Может, отсюда и беда, если в голове негусто.
Из фургона разгружали мешки. За углом столовой, пристроенной к помещению дирекции, не было видно, куда их относили. Гаркавый сказал, что как раз там находится склад сырых материалов и путанку, наверное, сейчас взвешивают. Директор явно повеселел и теперь смотрел на Гафурова более дружелюбно.
- Работка у вас непоседливая, - посочувствовал он майору.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31