Спросил:
— С этим ясно. А далее?
Красин пожал плечами:
— Далее? Срочно фрахтуете английские и норвежские суда и перебрасываете эти товары в Мурманск и Архангельск.
Востротин прищурился:
— Фрахт в одну сторону?
Красин удивился:
— Зачем же? В Архангельске на эти суда будут перегружены хлеб, меха, волос, кожа, смола и другой экспорт, который доставит из Сибири наша экспедиция. Торговать так торговать!
Кушаков сказал задумчиво:
— Леонид Борисович, мы весьма наслышаны о вашем проекте доставить сибирский хлеб Северным морским путем. Хочу заметить, что я опытный коммерсант, старый судоводитель и полярник: участвовал в экспедиции Георгия Седова, снаряжал экспедиции Русанова и Брусилова. И потому с полной ответственностью заявляю: мне это представляется утопией. Подобный переход, я думаю, невозможен.
Красин покачал головой:
— Ах, господа, господа! Когда же вы отучитесь «с полной ответственностью» заявлять о том, что возможно и что невозможно для нашего народа! Сколько об этом говорено... Ничему вас жизнь не учит!
Константин Иванович Морозов взволновался:
— Но мы многим рискуем! Если у вас не получится, мы можем вовсе вылететь в трубу!
Красин решительно опровергнул:
— Вы ничем не рискуете! Ваши кредиты будет гарантировать Шведский банк. Это я вам заявляю уже не как коммерсант...
— А как?... — поднял бровь Востротин.
— А как народный комиссар и член Советского правительства, — твердо сказал Красин. — Первого октября текущего года сибирский хлеб будет доставлен в Архангельск и перегружен на ваши суда. Итак?...
Купцы переглянулись. По— видимому, их сломил деловой напор Красина.
Востротин встал и с улыбкой воскликнул:
— А— а! Была не была! По рукам, многоуважаемый господин народный комиссар!
Ногин засмеялся:
— Вот так бы давно!
Кушаков, наморщив лоб, сказал деловито:
— Остается только уточнить бонус — процент отчислений в нашу пользу.
— Чтобы не обмануть ваши гуманистические побуждения, — уточнил Красин со смешком...
Почти в тот же час всего за несколько кварталов от «Закупсбыта» крупнейший лондонский финансист Иоаннес Лид принимал в роскошном кабинете своего оффиса генералов Миллера и Марушевского.
На столе — кофе, коньяк, сигары.
Лид говорил по— русски:
— Я готов вас выслушать самым внимательным образом, господа. — Слова он произносил с еле заметным акцентом.
Покашливая от волнения, Миллер начал:
— Господин Лид, вы являетесь одним из тех западных финансистов, чьи интересы в огромной мере связаны с Россией...
Иоаннес Лид наклонил голову в знак согласия.
— Если я не ошибаюсь, господин Лид, стоимость вашего имущества в России превышает девять миллионов золотых рублей, — продолжал Миллер.
Пуская ровные кольца сигарного дыма, Лид слабо усмехнулся:
— Буржуа — люди подозрительные и суеверные. Они не любят, когда кто— нибудь считает их деньги...
Марушэвский по— солдатски прямо сострил:
— Поэтому большевики, не считая, забрали все ваши заводы, фактории и пароходства?
Лид продолжал усмехаться.
— Да, этим господам не откажешь в решительности, — спокойно сказал он. — А вы, как я понимаю, по— видимому, хотите предложить мне мое имущество обратно?
Миллер патетически воскликнул:
— Безусловно, господин Лид! Вы все сможете вернуть. Но сейчас нам нужна и ваша помощь...
— В чем она должна выразиться? — осторожно осведомился финансист.
— Нашему движению нужны средства, — сказал Миллер. Марушевский перебил его:
— Но еще больше нам необходимо ваше влияние в правительственных кругах Великобритании, — решительно сказал он и взял со стола сигару.
Лид протянул ему сигарный нож.
— В каком направлении должно быть использовано мое влияние?
Миллер выпалил:
— Нужно подготовить новую совместную русско— английскую экспедицию на Север России!
Лид выпустил три плотных колечка дыма, проследил за ними, последнее рассеял кончиком сигары. Сказал:
— Понятно... — Встал, неспешно прошелся по пушистому ковру, остановился напротив Миллера: — Как вы представляете это конкретно?
— Мы располагаем сильным, хорошо законспирированным подпольем в Архангельске, — сказал Миллер. — Оно сообщает, что большевики намерены в конце лета перебросить из Сибири миллион с лишним пудов продовольствия, накормить Север, а остальное распродать в Лондоне...
Лид присел на подлокотник кресла, спросил коротко:
— Что вы предлагаете?
Снова выскочил вперед Марушевский:
— Чтобы английский флот разгромил караван с хлебом и прочими товарами!
Сглаживая бестактность коллеги, Миллер сказал с пафосом:
— Чудовищный голод и болезни парализуют способность большевиков к сопротивлению, и англо— русский десант захватит Север России без всяких потерь!
— Но, помнится, подобные попытки уже предпринимались, — не без сарказма сказал Лид. — В конце прошлого года ваша армия насчитывала двадцать пять тысяч солдат и офицеров, если не ошибаюсь...
— Так ведь Англия... — гневно начал Миллер, однако Лид предостерегающе поднял палец, и генерал умолк.
Лид продолжал:
— Двадцать пять тысяч, если не ошибаюсь. Плюс офицеры— инструкторы войск стран Антанты. Плюс отряд датских ландскнехтов — свыше ста человек...
— Но ведь датчане ни в одном бою не участвовали! — жалобно воскликнул Миллер.
— Неважно, — сказал Лид.
— Как это — неважно? — возмутился Марушевский. — Если бы Антанта не эвакуировала регулярные войска...
Лид перебил его:
— Вместо них правительства Великобритании, Соединенных Штатов и Франции набрали достаточно много добровольцев. Мало того: были мобилизованы все русские за границей, даже бывшие военнопленные в Германии — около десяти тысяч воинов. Не так ли, господа?
— Но в Россию— то они так и не прибыли?! — с недоумением сказал Миллер. Разговор получался сумбурный, путаный, без ясных позиций.
— Могут прибыть! — заверил Лид. — И не только они: бригаду финских добровольцев обещал сформировать Маннергейм, в Бельгии готовится отряд авиаторов...
Марушевский вскочил со стула.
— Так о чем же мы спорим? — закричал он. — Польская армия Пилсудского не сегодня— завтра войдет в Киев. Над всем Югом России нависает армия генерала Врангеля! Поймите — скоординированный с трех сторон удар свалит большевистскую Россию окончательно! О чем мы спорим?
Лид отпил глоток коньяка, посмотрел бокал на свет, осторожно поставил его на стол, сказал задумчиво:
— Практически ни о чем. Поскольку план у вас, по— видимому, прекрасный. И по— моему, выполнимый. Но — без меня.
— Почему? — в один голос воскликнули Миллер и Марушевский.
— В ноябре 1917 года я встретился с Лениным...
— Вы — с Лениным? — удивился Миллер.
— Да. Я — с Лениным. Могу утверждать, что я был первым империалистом, которому дал аудиенцию большевистский премьер... — Лид засмеялся: — Он произвел на меня большое впечатление.
— В каком смысле? — спросил Марушевский.
— В том смысле, что Ленин — выдающаяся личность. Настолько огромная, что я тогда сделал ошибку.
— Какую?
— Недооценив его. Я подумал тогда, что это он ошибается в своем представлении о мире и о времени, как всякая историческая фигура, опередившая свою эпоху. И потому обреченная на гибель. Чуть позднее выяснилось, что ошибся я, а вовсе не он.
— История России далеко еще не окончена! — с гневом произнес Марушевский.
— Вот именно! — живо подхватил Лид. — Она только начинается. Но, к сожалению, с нового листа.
Миллер спросил со сдерживаемой злостью:
— Отчего же вы так пессимистически оцениваете белое движение?
Лид развел руками:
— Потому что у вас нет людей. У вас полно исполнителей, статистов, пешек. А людей нет.
— Вы клевещете на подвиг сыновей великой России, отдавших жизнь в борьбе с заразой большевизма! — с привычным пафосом провозгласил Миллер.
Лид покачал головой:
— Нет, я говорю только правду. Я сам ошибся, недооценив Ленина. Поэтому и решил сделать ставку на реставрацию монархии в России. Попытался организовать побег царской семьи на ледоколе из Тобольска — не смогли найти толковых людей. Я проехал всю Россию и встретился с адмиралом Колчаком. Я предложил адмиралу Колчаку организовать рейд через Ледовитый океан военных транспортов и торговых судов. И снова не нашли людей...
Лид щелкнул золотой зажигалкой, раскуривая погасшую сигару. Некурящий Миллер неприязненно покосился на него.
— Наконец, я поддержал Северное правительство Чайковского, — закончил Лид. — Этот оказался просто глупым и праздным болтуном...
Миллер спросил с вызовом:
— По— вашему выходит — вовсе обезлюдела Россия?
— Нет. — Лид снова взял в руки бокал, пригубил. — Россия не обезлюдела. Я внимательно слежу за всем, происходящим там. Имеется совсем другой вывод: Россия просто больше не хочет вас!
— Конечно! — Миллер обиженно поджал губы. — Можно подумать, Россия мечтает о большевиках...
— Этого я утверждать не стану. Но вас Россия исторгла. Вы все — белые вожди России — как тени египетских фараонов: повелители всего, чего нет. Это факт!
Апоплексически— красный Марушевский сказал дрожащим от злости голосом:
— Мне представляется, господин Лид, вы тешите свое самолюбие, пытаясь унизить двух заслуженных русских военных, столь претерпевших...
Лид вскочил на ноги:
— Упаси бог! Но вы пришли ко мне, чтобы я помог вам вернуться вождями нации. А я уверен, что вождей нации не привозят в обозах оккупационных войск.
Миллер и Марушевский тоже встали, и, уже направляясь к дверям, Миллер заявил:
— Запомните, господин Лид, мы еще будем в России! И тогда вы пожалеете о своем безверии. Тогда вам захочется вернуться в нашем обозе к своим фабрикам, складам, пароходам и факториям!
Лид громко засмеялся:
— Господа генералы, в этом ваша главная беда — вы строите большую политику не на идеях, а на личных отношениях! А я — политик и делец. И, несмотря на вашу угрозу, все— таки — как это ни удивительно — постараюсь вам всемерно помочь...
Генералы замерли в дверях.
Лид спокойно закончил:
— Держите меня в курсе всех дел. Англия не может сейчас участвовать ни в каких открытых операциях против Красной России — у нас есть свои рабочие...
— Но как же тогда, — с недоумением начал Миллер.
Лид, прищурив светлые глаза, пояснил:
— Очень просто... Если крейсер ее величества случайно натолкнется в Ледовитом океане на караван большевистских кораблей... Знаете, в море ведь всякое может случиться...
Белая ночь плыла над городом, над морем. Было тепло, тихо. Лена и Шестаков медленно, устало шли по пристани.
Вдоль пирса и на рейде мирно спали ремонтируемые суда, чуть покачиваясь на пологой волне.
Шестаков, лицо — в машинном масле, окинул корабли взглядом и сказал Лене:
— Я так долго не мог привыкнуть к их силуэтам.
— Почему?
— Я ведь всегда плавал на боевых судах — у них приземистые, злые контуры хищников.
Лена заметила:
— А эти — добродушные, пузатые работяги. Посмотри, они даже горбятся от усталости... Знаешь, Коля, мне эти как— то больше по сердцу!
Шестаков засмеялся:
— Если по— честному говорить, Леночка, то мне — в последнее время — тоже!
Лена вздохнула:
— Папа в эти дни совсем домой не приходит. Как у него сил хватает!
Шестаков кивнул:
— Мы с ним сегодня на «Седове» проворачивали главную машину. Он еще на судне остался...
— Папа говорит, что с Англией какие— то новые осложнения?
— У нас с ней все время какие— нибудь осложнения, — усмехнулся Шестаков.
— А война не может снова начаться?
Шестаков развел руками:
— Кто его знает! Рассказывают, жил на свете один добрый стекольщик. Он сам мастерил замечательные рогатки и раздаривал их окрестным мальчишкам...
— Хитрый!
— Да. Вот мне политика Англии напоминает того стекольщика... Но думаю, что в открытую они сейчас не сунутся — побоятся...
Лена обогнала Шестакова, заглянула ему в глаза:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30
— С этим ясно. А далее?
Красин пожал плечами:
— Далее? Срочно фрахтуете английские и норвежские суда и перебрасываете эти товары в Мурманск и Архангельск.
Востротин прищурился:
— Фрахт в одну сторону?
Красин удивился:
— Зачем же? В Архангельске на эти суда будут перегружены хлеб, меха, волос, кожа, смола и другой экспорт, который доставит из Сибири наша экспедиция. Торговать так торговать!
Кушаков сказал задумчиво:
— Леонид Борисович, мы весьма наслышаны о вашем проекте доставить сибирский хлеб Северным морским путем. Хочу заметить, что я опытный коммерсант, старый судоводитель и полярник: участвовал в экспедиции Георгия Седова, снаряжал экспедиции Русанова и Брусилова. И потому с полной ответственностью заявляю: мне это представляется утопией. Подобный переход, я думаю, невозможен.
Красин покачал головой:
— Ах, господа, господа! Когда же вы отучитесь «с полной ответственностью» заявлять о том, что возможно и что невозможно для нашего народа! Сколько об этом говорено... Ничему вас жизнь не учит!
Константин Иванович Морозов взволновался:
— Но мы многим рискуем! Если у вас не получится, мы можем вовсе вылететь в трубу!
Красин решительно опровергнул:
— Вы ничем не рискуете! Ваши кредиты будет гарантировать Шведский банк. Это я вам заявляю уже не как коммерсант...
— А как?... — поднял бровь Востротин.
— А как народный комиссар и член Советского правительства, — твердо сказал Красин. — Первого октября текущего года сибирский хлеб будет доставлен в Архангельск и перегружен на ваши суда. Итак?...
Купцы переглянулись. По— видимому, их сломил деловой напор Красина.
Востротин встал и с улыбкой воскликнул:
— А— а! Была не была! По рукам, многоуважаемый господин народный комиссар!
Ногин засмеялся:
— Вот так бы давно!
Кушаков, наморщив лоб, сказал деловито:
— Остается только уточнить бонус — процент отчислений в нашу пользу.
— Чтобы не обмануть ваши гуманистические побуждения, — уточнил Красин со смешком...
Почти в тот же час всего за несколько кварталов от «Закупсбыта» крупнейший лондонский финансист Иоаннес Лид принимал в роскошном кабинете своего оффиса генералов Миллера и Марушевского.
На столе — кофе, коньяк, сигары.
Лид говорил по— русски:
— Я готов вас выслушать самым внимательным образом, господа. — Слова он произносил с еле заметным акцентом.
Покашливая от волнения, Миллер начал:
— Господин Лид, вы являетесь одним из тех западных финансистов, чьи интересы в огромной мере связаны с Россией...
Иоаннес Лид наклонил голову в знак согласия.
— Если я не ошибаюсь, господин Лид, стоимость вашего имущества в России превышает девять миллионов золотых рублей, — продолжал Миллер.
Пуская ровные кольца сигарного дыма, Лид слабо усмехнулся:
— Буржуа — люди подозрительные и суеверные. Они не любят, когда кто— нибудь считает их деньги...
Марушэвский по— солдатски прямо сострил:
— Поэтому большевики, не считая, забрали все ваши заводы, фактории и пароходства?
Лид продолжал усмехаться.
— Да, этим господам не откажешь в решительности, — спокойно сказал он. — А вы, как я понимаю, по— видимому, хотите предложить мне мое имущество обратно?
Миллер патетически воскликнул:
— Безусловно, господин Лид! Вы все сможете вернуть. Но сейчас нам нужна и ваша помощь...
— В чем она должна выразиться? — осторожно осведомился финансист.
— Нашему движению нужны средства, — сказал Миллер. Марушевский перебил его:
— Но еще больше нам необходимо ваше влияние в правительственных кругах Великобритании, — решительно сказал он и взял со стола сигару.
Лид протянул ему сигарный нож.
— В каком направлении должно быть использовано мое влияние?
Миллер выпалил:
— Нужно подготовить новую совместную русско— английскую экспедицию на Север России!
Лид выпустил три плотных колечка дыма, проследил за ними, последнее рассеял кончиком сигары. Сказал:
— Понятно... — Встал, неспешно прошелся по пушистому ковру, остановился напротив Миллера: — Как вы представляете это конкретно?
— Мы располагаем сильным, хорошо законспирированным подпольем в Архангельске, — сказал Миллер. — Оно сообщает, что большевики намерены в конце лета перебросить из Сибири миллион с лишним пудов продовольствия, накормить Север, а остальное распродать в Лондоне...
Лид присел на подлокотник кресла, спросил коротко:
— Что вы предлагаете?
Снова выскочил вперед Марушевский:
— Чтобы английский флот разгромил караван с хлебом и прочими товарами!
Сглаживая бестактность коллеги, Миллер сказал с пафосом:
— Чудовищный голод и болезни парализуют способность большевиков к сопротивлению, и англо— русский десант захватит Север России без всяких потерь!
— Но, помнится, подобные попытки уже предпринимались, — не без сарказма сказал Лид. — В конце прошлого года ваша армия насчитывала двадцать пять тысяч солдат и офицеров, если не ошибаюсь...
— Так ведь Англия... — гневно начал Миллер, однако Лид предостерегающе поднял палец, и генерал умолк.
Лид продолжал:
— Двадцать пять тысяч, если не ошибаюсь. Плюс офицеры— инструкторы войск стран Антанты. Плюс отряд датских ландскнехтов — свыше ста человек...
— Но ведь датчане ни в одном бою не участвовали! — жалобно воскликнул Миллер.
— Неважно, — сказал Лид.
— Как это — неважно? — возмутился Марушевский. — Если бы Антанта не эвакуировала регулярные войска...
Лид перебил его:
— Вместо них правительства Великобритании, Соединенных Штатов и Франции набрали достаточно много добровольцев. Мало того: были мобилизованы все русские за границей, даже бывшие военнопленные в Германии — около десяти тысяч воинов. Не так ли, господа?
— Но в Россию— то они так и не прибыли?! — с недоумением сказал Миллер. Разговор получался сумбурный, путаный, без ясных позиций.
— Могут прибыть! — заверил Лид. — И не только они: бригаду финских добровольцев обещал сформировать Маннергейм, в Бельгии готовится отряд авиаторов...
Марушевский вскочил со стула.
— Так о чем же мы спорим? — закричал он. — Польская армия Пилсудского не сегодня— завтра войдет в Киев. Над всем Югом России нависает армия генерала Врангеля! Поймите — скоординированный с трех сторон удар свалит большевистскую Россию окончательно! О чем мы спорим?
Лид отпил глоток коньяка, посмотрел бокал на свет, осторожно поставил его на стол, сказал задумчиво:
— Практически ни о чем. Поскольку план у вас, по— видимому, прекрасный. И по— моему, выполнимый. Но — без меня.
— Почему? — в один голос воскликнули Миллер и Марушевский.
— В ноябре 1917 года я встретился с Лениным...
— Вы — с Лениным? — удивился Миллер.
— Да. Я — с Лениным. Могу утверждать, что я был первым империалистом, которому дал аудиенцию большевистский премьер... — Лид засмеялся: — Он произвел на меня большое впечатление.
— В каком смысле? — спросил Марушевский.
— В том смысле, что Ленин — выдающаяся личность. Настолько огромная, что я тогда сделал ошибку.
— Какую?
— Недооценив его. Я подумал тогда, что это он ошибается в своем представлении о мире и о времени, как всякая историческая фигура, опередившая свою эпоху. И потому обреченная на гибель. Чуть позднее выяснилось, что ошибся я, а вовсе не он.
— История России далеко еще не окончена! — с гневом произнес Марушевский.
— Вот именно! — живо подхватил Лид. — Она только начинается. Но, к сожалению, с нового листа.
Миллер спросил со сдерживаемой злостью:
— Отчего же вы так пессимистически оцениваете белое движение?
Лид развел руками:
— Потому что у вас нет людей. У вас полно исполнителей, статистов, пешек. А людей нет.
— Вы клевещете на подвиг сыновей великой России, отдавших жизнь в борьбе с заразой большевизма! — с привычным пафосом провозгласил Миллер.
Лид покачал головой:
— Нет, я говорю только правду. Я сам ошибся, недооценив Ленина. Поэтому и решил сделать ставку на реставрацию монархии в России. Попытался организовать побег царской семьи на ледоколе из Тобольска — не смогли найти толковых людей. Я проехал всю Россию и встретился с адмиралом Колчаком. Я предложил адмиралу Колчаку организовать рейд через Ледовитый океан военных транспортов и торговых судов. И снова не нашли людей...
Лид щелкнул золотой зажигалкой, раскуривая погасшую сигару. Некурящий Миллер неприязненно покосился на него.
— Наконец, я поддержал Северное правительство Чайковского, — закончил Лид. — Этот оказался просто глупым и праздным болтуном...
Миллер спросил с вызовом:
— По— вашему выходит — вовсе обезлюдела Россия?
— Нет. — Лид снова взял в руки бокал, пригубил. — Россия не обезлюдела. Я внимательно слежу за всем, происходящим там. Имеется совсем другой вывод: Россия просто больше не хочет вас!
— Конечно! — Миллер обиженно поджал губы. — Можно подумать, Россия мечтает о большевиках...
— Этого я утверждать не стану. Но вас Россия исторгла. Вы все — белые вожди России — как тени египетских фараонов: повелители всего, чего нет. Это факт!
Апоплексически— красный Марушевский сказал дрожащим от злости голосом:
— Мне представляется, господин Лид, вы тешите свое самолюбие, пытаясь унизить двух заслуженных русских военных, столь претерпевших...
Лид вскочил на ноги:
— Упаси бог! Но вы пришли ко мне, чтобы я помог вам вернуться вождями нации. А я уверен, что вождей нации не привозят в обозах оккупационных войск.
Миллер и Марушевский тоже встали, и, уже направляясь к дверям, Миллер заявил:
— Запомните, господин Лид, мы еще будем в России! И тогда вы пожалеете о своем безверии. Тогда вам захочется вернуться в нашем обозе к своим фабрикам, складам, пароходам и факториям!
Лид громко засмеялся:
— Господа генералы, в этом ваша главная беда — вы строите большую политику не на идеях, а на личных отношениях! А я — политик и делец. И, несмотря на вашу угрозу, все— таки — как это ни удивительно — постараюсь вам всемерно помочь...
Генералы замерли в дверях.
Лид спокойно закончил:
— Держите меня в курсе всех дел. Англия не может сейчас участвовать ни в каких открытых операциях против Красной России — у нас есть свои рабочие...
— Но как же тогда, — с недоумением начал Миллер.
Лид, прищурив светлые глаза, пояснил:
— Очень просто... Если крейсер ее величества случайно натолкнется в Ледовитом океане на караван большевистских кораблей... Знаете, в море ведь всякое может случиться...
Белая ночь плыла над городом, над морем. Было тепло, тихо. Лена и Шестаков медленно, устало шли по пристани.
Вдоль пирса и на рейде мирно спали ремонтируемые суда, чуть покачиваясь на пологой волне.
Шестаков, лицо — в машинном масле, окинул корабли взглядом и сказал Лене:
— Я так долго не мог привыкнуть к их силуэтам.
— Почему?
— Я ведь всегда плавал на боевых судах — у них приземистые, злые контуры хищников.
Лена заметила:
— А эти — добродушные, пузатые работяги. Посмотри, они даже горбятся от усталости... Знаешь, Коля, мне эти как— то больше по сердцу!
Шестаков засмеялся:
— Если по— честному говорить, Леночка, то мне — в последнее время — тоже!
Лена вздохнула:
— Папа в эти дни совсем домой не приходит. Как у него сил хватает!
Шестаков кивнул:
— Мы с ним сегодня на «Седове» проворачивали главную машину. Он еще на судне остался...
— Папа говорит, что с Англией какие— то новые осложнения?
— У нас с ней все время какие— нибудь осложнения, — усмехнулся Шестаков.
— А война не может снова начаться?
Шестаков развел руками:
— Кто его знает! Рассказывают, жил на свете один добрый стекольщик. Он сам мастерил замечательные рогатки и раздаривал их окрестным мальчишкам...
— Хитрый!
— Да. Вот мне политика Англии напоминает того стекольщика... Но думаю, что в открытую они сейчас не сунутся — побоятся...
Лена обогнала Шестакова, заглянула ему в глаза:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30