Волосы кудрявые, черные. Высокий, худой. Особая примета — лысый».
— Ошибок у кого не бывает, — обиженно отозвался Болдырев. — Мы ведь, как— никак, учимся только, опыта мало.
Шестаков жестко бросил:
— Быстрее учиться надо! А то публика эта, — он снова кивнул на тело Берса, — запустит нас всех рыб кормить, пока научимся!
Как бы оправдываясь за свою неумелость, Болдырев сказал:
— Само собой, в этом вопросе расхождений быть не может. Что касается террориста, то, по крайней мере, ясно, что он барского сословия.
— Из чего сие следует? — удивился Шестаков.
— Очень просто: тело холеное, неясное и белье тонкое...
— Да— а, это примета, ничего не скажешь! — насмешливо пртянул Шестаков.
Болдырев в ответ только развел руками.
И тогда Шестаков решительно предложил:
— Давай— ка подумаем, как нам в собственном штабе разобраться. Есть у меня одна мыслишка...
И он принялся излагать свой план.
Спустя полчаса на пирс пришли Неустроев, Щекутьев и несколько других работников штаба.
Шестаков сказал им:
— Я вот все прикидываю — нельзя ли попытаться достать уголь со дна морского? Хоть часть его спасти?
Неустроев задумчиво потер лоб.
— Я тоже над этим размышлял... Полагаю, что малоперспективное это занятие. Взрыв был слишком сильный — уголь раскидало далеко, надо полагать. А характер приливно— отливных течений в этом месте таков, что большую часть угля, скорее всего, уже оттащило в сторону рейда.
Шестакову не хотелось отказываться от надежды.
— Но ведь не весь же? — упрямо сказал он.
— Конечно, — согласился Неустроев. — Да что толку — его здесь так должно было перемешать с грунтом, что проще новый уголек нарубить, в шахте. Боюсь, вам придется телеграфировать в Лондон, чтобы все начинали сначала... Хочется нам этого или нет — необходимо законтрактовать еще один пароход с котельным кардиффом.
Шестаков грустно покачал головой:
— Не получится.
— Почему, Николай Павлович?
— По ряду причин, Константин Иванович. Во— первых, неизвестно, удастся ли заключить новый контракт. Во— вторых, если даже нам продадут груз угля, будет трудно зафрахтовать в это время транспорт... В— третьих, пока снарядят пароход, пока он дойдет сюда, пока мы его на караван перелопатим...
Шестаков подсчитал в уме время и, махнув рукой, безнадежно закончил:
— Будет середина августа, караван неизбежно окажется в пике ледовой обстановки и...
— ...вмерзнет во льды на полпути, — закончил за него Неустроев.
Повисла тягостная пауза — случившееся было катастрофой, последствия которой разрушали все планы Сибирской экспедиции. И собравшиеся напряженно размышлявши, пытаясь найти выход из почти безвыходного положения.
— У меня есть одно предложение! — неожиданно подал голос Сергей Щекутьев. — Разрешите, Николай Павлович?
Шестаков кивнул, — Оно может показаться авантюрой, — нерешительно сказал Щекутьев, — но— о...
— Говори, не тяни! — подбодрил его Шестаков.
Щекутьев вынул записную книжку.
— Я все рассчитал как будто, — сказал он. — Белые, уходя из Архангельска, затопили на рейде двенадцать судов.
— Так...
— Я знаю точно, что в кочегарках этих посудин находится полтораста — сто шестьдесят тысяч пудов угля и тысяч сто пудов мазута — как минимум...
— И что нам толку? — спросил Болдырев.
Щекутьев обернулся к нему:
— Толк может быть, и немалый. Мы можем попытаться достать это топливо.
Шестаков спросил:
— А каким образом?
— Очень просто. У нас здесь имеется три больших водолазных бота и несколько маленьких. Почти все они на плаву. Если снарядить добрую команду, можно попытаться достать уголь коробами и в мешках...
— Подожди, я не понял, — перебил Шестаков. — Какой смысл доставать уголь на рейде, если даже здесь, у стенки, можно сказать на берегу, мы его с «Русселя» взять не можем?... Не вижу разницы!
Щекутьев терпеливо разъяснил:
— Разница такая, что «Руссель» взорван, а большинство тех посудин — цело.
— То есть как?
— Очень просто: на них открыли кингстоны, суда и затонули... Не стали на них взрывчатку тратить — они того не стоили. Да и не предвидели беляки, что мы их поднимать надумаем. Взорвали только крейсеры «Лейтенант Овцын» и «Орлик».
Шестаков переглянулся с Неустроевым, и на лице начальника экспедиции появилась тень надежды.
— А что... можно было бы попробовать... — задорно сказал Неустроев. — Только неясно — для начала, — как мы этих утопленников разыщем?
— Это я предусмотрел! — объявил с горделивой улыбкой Щекутьев. — У меня все на карте отмечено.
— Ну— у, молодец! — Шестаков радостно хлопнул Щекутьева по плечу. — Хвалю за службу!
Щекутьев весело отозвался!
— Служу революции!
— Значит, так... Сегодня же приступаем к расстановке буев на местах затопления кораблей — согласно отметкам на карте товарища Щекутьева, — деловито резюмировал Шестаков. — Завтра в составе всего штаба и приданных специалистов выйдем в море, посмотрим на месте...
...На заседании штаба каравана присутствовали штабисты — все двенадцать — и начальник отдела Чека Болдырев.
Шестаков излагал обстановку:
— Действуем медлительно. До сих пор болтается на причале это дырявое корыто — «Пронзительный». Того и гляди, оно само по себе ко дну пойдет. А там, между прочим, все навигационное оборудование для нашего каравана, все карты и уточненный маршрут...
Шестаков повернулся к одному из штабистов:
— Уже недели две прошло, товарищ Кленов, как я распорядился перевести все это на берег. Так или нет?
— Так точно!
— Почему не выполнено?
Кленов вытянулся по стойке «смирно», сказал виновато:
— Я ведь докладывал, товарищ начальник экспедиции... Перегружать некуда... Вы же знаете, как у нас с помещениями! Вчера в девятом пакгаузе нам выделили три каморки, сейчас их приспосабливаем...
— И долго вы намерены их приспосабливать?
— Послезавтра с утра можно занимать, Николай Павлович.
— Лично проследите! — распорядился Шестаков. — Если что с «Пронзительным» случится, мы все без головы останемся... А вы, товарищ Кленов, — в первую очередь. Так что учтите: под вашу ответственность...
— Есть! — вытянулся Кленов.
— Пока что усильте охрану...
— Есть!..
— Все свободны! — объявил Шестаков и пригласил Болдырева: — Задержитесь, пожалуйста, Андрей Васильевич, ненадолго — дело есть...
— Это если они клюнут, — сказал Болдырев, — тогда все ясно: предатель — один из состава штаба. А если нет?...
— Если нет — еще лучше, — засмеялся Шестаков. — Они наверняка не захотят пренебречь такой возможностью — оставить нас без карт и приборов, а заодно узнать наш точный маршрут. Поэтому должны напасть на «Пронзительный» обязательно. А мы их там встретим достойно.
— А все— таки — если не клюнут?
— Тогда значит, что предатель находится в числе тех пяти человек, которые знают, что операция с «Пронзительным» — ловушка.
— М— да— а... Бес их ведает... — Болдырев с сомнением потер потылицу. — Ведь эти сведения могут до них просто не дойти, а?
Шестаков отверг такое предположение.
— Исключаю! — сказал он решительно. — Человек, который имеет доступ к паролю, к печати штаба и прочее — наверняка был среди нас...
И он кивнул на кабинет, в котором происходило заседание.
— Ну что ж, попробуем, — усмехнулся Болдырев. — Значит, вечером я обеспечиваю засаду.
— Только очень скрытно.
— Ну, Николай Павлович!..
Море было серо и неприветливо, хотя почти спокойно. Оставляя за собой белоснежные пенные усы, вдоль берега двигался небольшой паровой катер.
На борту его находились Шестаков, Неустроев, Болдырев, Щекутьев, еще несколько специалистов.
Завидев красные буи, расположившиеся на поверхности воды вытянутым равнобедренным треугольником, капитан катера скомандовал:
— Стоп, машина!
Суденышко медленно останавливалось, описывая плавную дугу вдоль буев.
— Вот здесь затонула «Печенга», — негромко пояснил Щекутьев. Он раскрыл планшет и показал собравшимся карту. — Дальше, по продолжению большей стороны треугольника через вершину, были затоплены «Лада» и «Восход»...
— А «Эклипс», «Альбатрос»?... — спросил Неустроев.
— «Эклипс», «Альбатрос» и другие затоплены вдоль основания равнобедренного треугольника... Вот здесь отмечено на карте...
— А глубина тут большая? — Шестаков с трудом закурил на ветру папиросу.
— Вот промеры... — Щекутьев, придерживая рвущуюся из рук карту, показал отметки: — Восемь с половиной саженей... восемь саженей... восемь с половиной... девять... девять с половиной... семь с половиной... девять... десять... В общем — от семи с половиной саженей до десяти, не больше.
— Значит, в пределах двадцати метров, — пояснил Шестаков Болдыреву. — Само по себе терпимо...
Болдырев поморщился от сильного порыва ветра, принесшего мелкие соленые брызги, тыльной стороной ладони он утер лицо:
— Холодная водичка, однако...
— Ничего, попробуем, — бодро сказал Щекутьев. — Ну как, Николай Павлович, решено?
— Решено— то решено... да неясно — сколько же водолазов потребуется, чтобы все это имело смысл...
— Водолазов, конечно, маловато, — согласился Щекутьев. — Но раз такое дело, подучим быстренько, добровольцы всегда найдутся.
— Условия уж больно тяжелые, — усомнился Шестаков. — Спускаться в легком водолазном костюме придется, а вода — ледяная. У ребят ни опыта, ни привычки...
— Да неужели ради похода не потерпят ребята? — с энтузиазмом возразил Щекутьев. — И не такое совершали, когда надо было. Ну, и... есть у меня еще предложение...
— Да?
— Не зря же мы с вами, Николай Павлович, курс наук морских превзошли! Помните уроки Савельича?... Я лично собираюсь с новичками в паре спускаться.
— Это мысль! — подхватил Шестаков. — И я тоже. Да и другие командиры не откажутся.
Неустроев решительно вступил в разговор:
— Тряхну стариной, как говорится. Я ведь когда— то этим делом занимался всерьез!
— Ну— ну, Константин Петрович, не увлекайтесь, пожалуйста, — охладил его пыл Шестаков. — У вас свои, слишком сложные и ответственные задачи.
Неустроев спросил иронически:
— Боитесь, утону?
— Достаточно, если простудитесь, — улыбнулся Шестаков.
Буксир «Пронзительный» стоял у стенки дальнего заброшенного причала.
На причале было темно, пустынно. По палубе судна медленно прохаживался часовой, покуривал самокрутку. Изредка он подходил к доскам, которые служили буксиру трапом, и задумчиво смотрел на берег.
Где— то вдали виднелись редкие слабые фонари плохо освещенного города.
Моря почти не было видно — тусклая белесая тьма скрывала его, и темно— серые волны угадывались лишь в легком равномерном плеске.
По воде бесшумно скользил большой баркас. Шестеро гребцов тихо и размеренно загребали длинными веслами воду. Еще несколько человек разместились на корме баркаса, среди них был и Чаплицкий.
Неясные силуэты палубных надстроек «Пронзительного»...
За каждой из них стоят вооруженные люди. Напряженные, сосредоточенные лица... На баке, в тени рубки, укрылся Болдырев. Он внимательно, до боли в глазах, вглядывается в белесую дымку, растворившую морскую даль.
Вот показался нос баркаса, вот он Болдыреву уже виден весь — плавно перекатывается на длинной волне. Чекист, остро сощурившись, рассматривает причал — там по— прежнему никого нет.
Болдырев тихо крутанул деревянную трещотку. Раздался характерный скрип: раз, два, три — заранее оговоренный условный знак.
Часовой услышал сигнал и неторопливо побрел по палубе к сходням.
Баркас подошел к буксиру вплотную. Чаплицкий, стоя на корме, примерился и ловко забросил на судно веревочную петлю. Петля точно попала на кнехт, обвила его.
Чаплицкий натянул канат. Один из сидевших в баркасе поднялся, ухватился левой рукой за канат. В правой руке его тускло поблескивал нож. Человек спрятал нож за пазуху, рывком подтянулся на канате.
Чаплицкий подсадил его, и вот диверсант уже на палубе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30