Спустя мгновение одна из стен баньки, стоявшая на давно подгнивших венцах, вдруг стала наклоняться в сторону, раздался страшный треск, крыша тоже поехала куда-то, захрустело мутное стекло в окне. И племянница, едва успев подхватить детишек, а заодно и одежду в холодном предбаннике, выскочила наружу. Там она быстро закутала детей в полотенца и принялась одеваться сама.
События случались одно за другим, но Андрей Бенедиктович не отождествлял себя с ними, – по причине своего малолетства он был еще не в состоянии вывести из них закономерность.
Зато один из деревенских жителей к середине лета эту закономерность таки вывел. Это был старикашка, который провел свою молодость в тюрьме. Но не в качестве заключенного, а, так сказать, по другую сторону тюремной решетки – в качестве надзирателя. А потому привык за всеми все подмечать и делать выводы.
Однажды он в своей облезлой лодке удил рыбу неподалеку от берега. Здесь же, на берегу озера, стояли и другие лодки, закрепленные на цепи. В одну из них забрался Андрей Бенедиктович и с криком стал ее раскачивать. Старику это не понравилось: рыба и так клевала едва-едва, а тут и вовсе могла уйти. Он сердито прошипел городскому пацаненку, чтобы тот вел себя тихо, не то еще свалится в воду.
В ответ Андрей Бенедиктович молча обратился к «Большому и Сильному» с пожеланием того же самого старикашке. Очень скоро старик, переходя с носа на корму, где стояли две удочки, споткнулся и так-таки полетел в озеро.
Едва выплыв, он во время отжатия одежды сопоставил многие другие предыдущие известные ему факты и заявился к воспитателям городского ребенка.
– Отвезла бы ты его назад, – посоветовал он взрослой племяннице Андрея Бенедиктовича. – Нехорошо с ним, беда от него исходит.
Племянница от старика отмахнулась, но по деревне с того дня поползли слухи. И в конце концов она отвезла его в город раньше договоренного срока.
Новые события стали происходить в городе. Но они на время отбили вкус у юного Андрея Бенедиктовича к использованию странных способностей. Тем более что он о них по-прежнему не догадывался.
На вокзале ему очень захотелось, чтобы его вместе с матерью отвезла домой какая-нибудь машина. Денег у родителей-пенсионеров на такси не было. Но все же это тут случилось само собой.
Водитель такси, маневрируя задом, ударил их обоих бампером. Не так сильно, чтобы срочно отправлять в больницу, но вполне чувствительно. И, чтобы загладить вину, отвез их домой.
Или, например, он шел с родителями по улице и канючил мороженого. Отец стал объяснять, что если бы было у них десять рублей, он так бы и купил всем по эскимо. И тогда Андрей Бенедиктович попросил у своего непонятного, но «Большого и Сильного» эти самые десять рублей. Тут же какой-то уличный вор вырвал сумку, которая у матери висела через плечо на ремешке, и побежал вдоль улицы. Отец бросился его догонять, но вор, вскочив в открытые двери автобуса, быстро уехал. Отец же в луже около той самой остановки подобрал плавающую десятку.
Еще худшее происшествие случилось в первом классе. Он забыл дома сделать часть задания и, когда учительница начала проверять на уроке, стал просить у «Большого и Сильного», чтобы та его не вызвала. Тут же кто-то сказал что-то смешное, все захохотали, и он – тоже. В результате смеха под ним растеклась лужица. Молоденькая учительница, увидев это, растерялась и, забыв о задании, повела незадачливого ученика к медсестре.
И все же юный Андрей Бенедиктович по-прежнему не осознавал свои особенные способности, даже не догадывался о них. Правда, и гул в голове, и четкое видение мира стали приходить все реже. У него были обычные забавы и развлечения десятилетнего городского человека. Но в третьем классе случилась история, которая заставила призадуматься многих.
Возясь во время перемены, Парамонов вместе с двумя одноклассниками опрокинул с подоконника цветочные горшки. И вместо того чтобы немедленно замести следы легкого преступления, они растаскали землю по всему классу.
Пришла все та же молодая классная воспитательница, быстро нашла виновных и громко перед всем классом сказала им:
– Не обижайтесь, мальчики, но после уроков я вас оставляю мыть пол.
Двое наказанных молча согласились, а третий, Парамонов, неожиданно на весь класс произнес:
– Я-то не обижаюсь, а вы через три дня умрете.
Учительница приняла его слова как глупую мальчишескую шутку и рассказала о ней в учительской.
– Драть их некому, совсем распустились! – отозвалась пожилая завучиха. – Я давно говорю: эти наши новации до добра не доведут.
На самом деле, вводя новые методики, говорила она на педсоветах совсем противоположное. И эти ее слова в учительской тоже были приняты как шутка, которая забылась бы на другой день, вместе со злыми словами третьеклассника.
Однако еще через два дня, когда молодая учительница поднималась по темной лестнице в свою квартиру, на нее напали двое людей. Тяжелым разводным ключом они били ее по голове до тех пор, пока она не выпустила из рук сумочку.
Дома учительницу ждал муж-спортсмен и четырехгодовалая дочка, но она, умирающая, лежала на темной лестнице в нескольких метрах от собственной двери до тех пор, пока кто-то из соседей не споткнулся о ее тело.
Учительница скончалась по дороге в больницу. И на следующий день в учительской заговорили о страшных словах третьеклассника.
И хотя бригаде следователей, которая, вычислив быстро полутрезвых грабителей, накрыла их, было ясно, что между странноватым третьеклассником и убийцами нет никакой связи, даже и их потянуло побеседовать с малолетним пророком.
Беседа состоялась в учительской, никто из педагогического состава при ней не присутствовал. И уже через несколько минут любознательные оперы убедились, что школьник сам больше, чем остальные, напуган результатом своего пророчества. Потому что как раз эту учительницу он любил, а страшные слова, произнесенные три дня назад, вылетели сами собой, он даже не знал почему.
И все же пожилой завучихе никак было не назначить нового классного руководителя вместо погибшей учительницы. Каждый из учителей выставлял свои объяснения и причины, а получалось так, что ни один из них идти туда не желал. А Парамонов продолжал сидеть на уроках и не догадывался, что о нем теперь разговаривают не только в учительской, но и в домах учителей.
В двенадцать лет Парамонов пришел к однокласснику и увидел на столе затрепанную толстую книгу. «Белая и черная магия» – было написано на ее обложке старинными буквами.
– Это бабка читает, – объяснил одноклассник.
Парамонов открыл книгу, просто так, из любопытства, на странице десятой или двадцатой – не с самого начала, и немедленно стал читать дальше, потом вернулся к первой странице. Он увлекся так, что не видел ни приятеля, ни его квартиры. Иногда, как бы издалека, возникал недовольный приятельский голос.
– Заткнись! – дружелюбно отмахивался Парамонов и продолжал читать снова.
Наконец приятель вырвал у него книгу из-под носа.
– Дам я ее тебе читать! Бери ее с собой! – кричал приятель.
Только тогда он оглянулся и вспомнил, что вообще-то зашел к однокласснику, чтобы дальше идти с ним вместе на день рождения к другому приятелю.
На дне рождения он побыл чуть-чуть, потому что думал только о книге, завернутой в газету и лежавшей в прихожей. Крадучись он выбрался из шумной квартиры и всю дорогу до дому почти бежал с книгой за пазухой.
А дома, торопясь, читал всю ночь. На другой день, вернувшись из школы, снова начал ее читать. Уже внимательней, с самого начала. Дочитав до конца, стал перечитывать в третий раз.
С тех пор многие страницы этой книги он помнил наизусть.
Владлен Парамонов возвращался домой в мрачном настроении. Использовав все знакомства, ему удалось наконец устроить матушку в престижную клинику, которую в разговорах называли просто по номеру. Клиника номер сто двадцать два. Говорили, что прежде в ней лечили только секретных деятелей, связанных с оборонкой. И лечили по-настоящему, не то что в Свердловке.
Матушка у него была не так уж и стара – меньше шестидесяти пяти, но неожиданно случился Один инфаркт, потом второй. А теперь она почти перестала выходить из дому. А если куда направлялась, то едва ли не через каждый шаг хваталась одной рукой за стену дома, другой за сердце и Принимала нитроглицерин.
– Пока не поздно, надо делать коронарное шунтирование, ельцинскую операцию, – еще полгода назад сказал ему кардиолог-профессор в другой больнице.
Но то была обычная городская больница. Имени Ленина. Осталось у нее это имя или сняли его, он толком не разобрался. Однако врачам в общедоступных больницах он не верил. И потому стал искать ходы в престижную.
Однако и здешний профессор сказал то же самое.
– Операция очень дорогая. Если вы в силах заплатить двадцать тысяч, то ее можно сделать без очереди. Но у вас, как я понимаю, таких денег нет.
Профессор был крупным рыжеватым человеком с огромными ручищами. И Владлен представлял, как этими ручищами он роется внутри грудной клетки, перешивает сердца, подшивает клапаны.
Говорил он сочувственно и так, словно у него была одна-единственная больная – матушка Владлена.
– Нужно поставить ее на очередь, однако она у нас очень большая, года на четыре. И я боюсь, что ваша мама не дотянет. Есть третий вариант: вы вносите только часть суммы – пять тысяч. Это – на покупку специальных лекарств. Все остальное мы делаем бесплатно. Тогда операция возможна через год. А год, я думаю, ваша мама сможет прожить.
– Я подумаю, – ответил Владлен.
– Поймите, мы себе ничего не оставляем. Я почти каждый день говорю с родственниками, и каждый раз мне стыдно. Рады бы делать только бесплатно, но государство нас не финансирует. Или вовсе отказывайся от операций, или вот так, как мы.
– Я подумаю, – повторил Владлен.
– Сердце мы ей подтянем насколько возможно и недели через две выпишем.
Войдя в подъезд, Владлен сразу сунулся в железный почтовый ящик квартиры, где жила их лестничная телезвезда Костикова. Там лежал лоскуток бумаги с одним словом:
«Согласна».
Это уже был другой разговор. Он и сам знал, что ничего хорошего нет в том, что он решил заняться шантажом. Но и выхода у него не было. Ясное дело, Костиковой достать пять тысяч легче, чем ему. С нее наверняка ничего не убудет. Зато и матушка поправится.
Чуть больше двух лет назад одна контора предложила фирмочке, в которой тогда трудился Владлен, провести в домах микрорайона кабельное телевидение. И почти в те же дни какие-то алкаши заявились в их офис, когда он сидел как раз один, и высыпали на стол интересные штучки размером с пуговку. Всмотревшись в них, он пришел в неописуемый восторг и удивление. Это оказались гляделки и подслушки!
Он не стал допытываться у алкашей, где они это добро приватизировали. Скорей всего, из подвернувшегося контейнера с грузом, что пересекал просторы России и был заказан какой-нибудь сверхсекретной службой.
Владлен постарался сделать скучное лицо, отвалил алкашам какую-то мелочь, как бы просто из жалости, и нехотя отодвинул гляделки в сторону.
Но, едва они удалились, сгреб их в коробку, переложил поролоном и после работы отнес домой. А тут как раз пришла пора ходить по собственному дому с установкой заказа. Общей антенны у них давно не было – поломали бомжи, разгуливающие но крыше из одной части чердака в другую. Жильцы давно повырывали подводку к ней и пользовались комнатными антеннами. Поэтому он проводил кабель с лестницы в квартиру, а там – туда, куда указывали хозяева. И кое у кого поставил гляделки с подслушками. Надо же было проверить их в деле.
Работали они отлично, и Владлен, когда было нечего делать, мог смотреть теперь собственное кино – из личной жизни соседей.
Жизнь у соседей оказалась на редкость малоинтересная.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54