Затем разворачиваю лодку носом в открытое море и прихватываю веревкой рычаги газа и переключения скоростей.
Я прыгаю в воду предварительно дернув разом за обе веревки. Катер резко стартует, оставляя за собой шлейф белой пены. Освобожденный от груза человеческих тел, с заблокированным до упора рычагом газа, он стремительно уносится в голубую даль. Когда я надеваю брюки, он превращается в маленькую черную точку на горизонте.
- Интересно, куда он доплывет? - задумчиво вопрошает Берю.
- Если он не врежется в Маркизовы острова, у него есть шанс причалить в Чили,-предполагаю я.
Я склоняюсь над старикашкой. Тот до сих пор в ауте. Думаю, он схлопотал небольшую трещину в черепушке или что-нибудь в этом роде. Так или иначе, последний зубец уже прорезался между его расквашенных губ. Никак наскажешь, что наш дорогой старичок находится в хорошей форме!
Мы присаживаемся на душистой траве чудесного сада.
- Как тебе удалось выкрутиться на почте? - спрашивает мой верный спутник.
Я рассказываю ему об этом приключении. От моего рассказа его прошибает слеза, и он прижимает меня к своей груди гладиатора:
- Значит, ты вернулся, чтобы спасти меня, Тони?! Вместо того, чтобы заложить их легавым, ты рисковал своей шкурой, чтобы вытащить из беды своего кента! Я этого никогда не забуду, дружище!
Закруглившись с сеансом слезного признания в любви, мы решаем действовать, в связи с чем проводим укороченный военный совет. Ситуация весьма туманна.
- Этот милок,-говорю я, кивая на старикана,- наверняка большая шишка со связями. Мы не говорим по-японски, и, вообще, мне не хотелось бы что-то объяснять японской полиции. Если нас там задержать, дело может обернуться не в нашу пользу. Будет гораздо лучше, если я сначала свяжусь с нашим посольством.
- Годится,-говорит Толстяк,-Иди, я присмотрю за старичком, можешь быть спокоен - он от меня никуда не денется.
В этом замечательном саду находится маленькая бамбуковая хижина, куда мы относим старикана без очков, потерянных во время падения.
- Жди меня здесь. И смотри не высовывайся! Я ухожу на разведку.
Я иду по тропинке, которая вскоре пересекается с другой, ведущей в свою очередь к еще одной, благодаря которой я перехожу через мостик, и замечаю среди рощи карликовых кедров весьма располагающее жилище, окрашенное в веселые тона. Я подхожу ближе. Вдруг дверь распахивается, и мне навстречу бросается стайка хорошеньких девушек.
Это сон, ребята! Их не меньше двух десятков, все японочки и все как на подбор! Они одеты в кимоно, переливающиеся всеми цветами радуги, и сандалии. с деревянными подошвами, нежно цокающими по мелкому гравию. Эти мадмуазелечки, щебеча и смеясь, окружают меня. Они толпятся, подталкивая друг друга локтями, фыркают и трогают меня кончиками пальцев, как будто сомневаются в моем существовании, также как я сомневаюсь в их. Они задают мне вопросы, которые я не могу понять.
- Вы говорите по-французски? - спрашиваю я у них.
В ответ слышу хор красоток, напевающих:
- Фран-цусь-кх! Фран-цусь-ки! Одна из них робко выходит вперед со словами:
- Я говорю чуть-чуть...
Это самая красивая девушка. Потрясающая фигурка, атласная кожа, миндалевидные глаза, сияющие как бриллианты, на голове- огромный, черный, как смоль, шиньон, искрящийся стеклянными шариками заколок. Можно подумать, что эта красотка нарисована кистью величайшего японского художника на блюде из тончайшего фарфора.
- Откуда вы идти? - спрашивает она.
- Мы прогуливались с другом по побережью. Вдруг мы услышали стоны и вскоре обнаружили пожилого мужчину, который лежал неподалеку отсюда в бессознательном состоянии.
Она переводит мои слова своим спутницам, которые взволнованно галдят и жестикулируют руками.
- Где тот мужчина и ваш друг?
- Пойдемте...
Мы направляемся к укрытию. Для этого нам приходится выбрать тропинку, ведущую через мостик, и сливающуюся с другой, которая в свою очередь выводит нас на ту, которая ведет прямиком к хижине
По пути я болтаю со своей маленькой спутницей, Ее зовут Мояпопанежнакаклотос, что у французов примерно соответствует имени Люлю. Дом, в котором она живет со своими подругами, является школой гейш. Но сегодня - читхи-верг, и у них выходной. Они остались без преподавателей и развлекают себя сами, как могут. Если я правильно понял, то я представляю подарок судьбы для этих милых крошек. Моя Люлю учится на первом курсе. Она должна в июне сдавать дип-лом и, если ей это удастся, то ее на следующий год примут в аспиран-дуру, где она собирается специализироваться в области экстатических языков Востока; поэтому она сейчас зубрит "Камасутру" для того, чтобы отхватить первую премию-незабываемую ночь любви в кампании закоренелого евнуха. Короче говоря, это добросовестная ученица.
Берю выражает неописуемое удивление, увидев меня в сопровождении табуна резвых милашек.
- Где ты подцепил этот зверинчик? - спрашивает он.
От такого изобилия у моего Толстяка шнифты начинают сползать со своих орбит.
- Сам Будда направил к ним мои стопы,- говорю я.-Представь себе, что мы пришвартовались к школе гейш в выходной день.
- Не может быть!
- И тем не менее!
С видом завоевателя Берю выгуливает свой взгляд по моим спутницам.
- Значит, это все наше?!
***
Восхитительная Моялопанежнакаклотос ведет нас в комнату, где мы укладываем старика. Он бредит, бесконечно повторяя какие-то слова.
- Что он говорит? - спрашиваю я свою солнцеликую.
- Господин говорит, что он-сын Бога,- серьезно отвечает она.
- Он бредит, моя прелесть, не стоит на это обращать внимание.
- Нужно вызвать врача.
- У меня есть прекрасный врач. Давайте позвоним ему.
Я даю ей номер телефона Рульта. Пока Берю присматривает за пострадавшим, мы идем звонить в соседнюю комнату.
Эти мадмуазельки решили угостить нас легким завтраком. Они чрезвычайно возбуждены нашим присутствием. Люлю объясняет мне, что ее подруги ужасно рады встрече с нами, так как они как раз на следующей неделе должны изучать премудрости французской любви, а тут им представилась возможность приятно удивить своих учителей, если, конечно, мы не возражаем поделиться с ними своими знаниями.
Они уже изучили элементарные виды любви - английскую и американскую; сентиментальную любовь-немецкую, русскую и польскую;дикарскую любовь-монгольскую и конголезскую, себялюбивую любовь-швейцарскую и шведскую; шуточную любовь-типа бельгийской; ну а под занавес программы им осталось лишь пройти бесстыжую любовь, то есть французскую.
- Значит, в вашей классификации французская любовь считается конечной точкой?
- Да, но в ней существуют еще свое деление.
- То есть?
- Например, порочная любовь.
- Это как?
- Так называемая "лионская любовь"... Она спрашивает меня голосом, сочащимся страстной надеждой:
- Вы случайно не из Лиона?
- Я - нет,- говорю я,- но мой компаньон - лионец.
Мояпопанежнакаклотос радостно вскрикивает и сообщает приятную новость своим прелестным однокашкам, которые радостно хлопают в ладоши.
Не переставая болтать, мы дозваниваемся в агентство "Франс-Пресс". Трубку берет Рульт собственной персоной. Слушаю.
- Говорит Сан-А!
- Наконец! Я с самого утра пытаюсь дозвониться к тебе в гостиницу.
- С нами случилась удивительная, потрясающая и сногсшибательная история, Рульт Срочно приезжай ко мне с машиной "скорой помощи"!
- "Скорой помощи"?
- Да, у нас тут перелом
- У твоего друга?
- Наоборот, у моего главного врага. По понятным причинам я не могу отвезти его в больницу. Может быть, у тебя есть на примете какойнибудь укромный уголок, где мы могли бы привести его в порядок без вмешательства стражей порядка?
- Я позабочусь об этом. Да, черт возьми! Где ты сейчас?
Я переадресовываю вопрос Люлю, после чего отвечаю:
- В специальной школе гейш "Кайфутвоя" В трубке воцаряется тишина, и я начинаю думать, что наш разговор прервали (как говорит мой знакомый гинеколог по поводу нежелательной беременности), поэтому кричу настойчивое "Алло!".
- Да! Пощади мои барабанные перепонки,- просит меня Рульт.-Что ты забыл в этом почтенном учебном заведении? Как тебе удалось попасть туда? Это ведь школа закрытого типа.
- Что-то вроде борделя в бункере? Он смеется.
- Наверное, тебе понравились ученицы?
- Увидишь сам!
- 0'кей, сделаю все необходимое, хотя ты можешь подвести меня под монастырь. Жди меня через пару часов...
- Спасибо, чувак!
С Берю и праздником в душе я усаживаюсь за стол. Вот так завтрак, друзья! Судите сами, рис со стрекозьими крылышками, ушки майских жуков в ментальном масле и фисташковые пестики в уксусе-мускусе. Но гораздо больше всех этих изысканных блюд нас радует обслуживающий персонал. Эти лапочки с ножек до головы пропитаны ласковым вниманием к своим гостям. Они от всей души потчуют нас, делают нам массаж живота, чтобы улучшить процессы пищеварения, нежно наигрывают на мандолинах, мелодично подливая нам чай и вытирая наши губы. Берю попросил винца, но, увы, последняя бутылка портяги была выпита профессором из Лиона во время его последней командировки в этот храм знаний.
После десерта наши восхитительные хозяйки привечают нас, склоняют, возбуждают, завлекают, щекочут, прижимают, сжимают, ласкают, приглашают, встречают, принимают, постигают, оценивают, говорят нам о нашей бесценности, показывают нам ее, доказывают (не на словах, а на деле), обнимают, обвивают, вызывают, совращают, поглощают, потребляют, изымают, расстегивают, меняют, передают друг дружке на поруки, осаждают, пленяют,, взаимозаменяют, заворачивают, разворачивают (по длине), потрясают, изумляют, ошеломляют, выжимают, вновь наполняют и окончательно опустошают!
Конец света! Всемирный потоп! Вселенское блаженство!
Толстяк - в полном ауте. Я - тоже.
- Я, наверное, успел порадовать с полдюжины, - вздыхает он. -Когда я расскажу об этом у нас в конторе, мне никто не поверит. Но ты - мой свидетель, Сан-А! Ты ведь подтвердишь им это?
- Я гораздо больше, чем свидетель, корифан! Я-твой главный сообщник. Я ведь сам ублажил четырнадцать цыпочек!
- Это твой рекорд?
- Да, и я горжусь им! Жаль, что его не занесут в книгу рекордов Гинесса!
Берю ликует:
- Знаешь,- говорит он.- Здесь я за один час узнал о любви больше, чем за всю свою жизнь, несмотря на то, что моя Берта в постели тоже - не снеговая баба и не египетская мумия под гусеницами трактора. Она знает такие штучки, которых ты не найдешь в Лapycce (37). Но по сравнению с этими лапочками, она столь же темпераментна, как тяпка на прополке сорняка! С этих пор, когда я буду выполнять свои супружеские обязанности, мне не придется ломать голову над тем, чем бы ее удивить!
Он умолкает, так как появляется делегация юных гейш. Они преклоняют перед нами колени, а самая старшая из них, некая Лю-ТкниНю, вручает мне маленький цветок лотоса из золота, а Берю - серебренный цветок сурепки. Люлю объясняет мне, что у них это является высшими наградами за достижения в области любовных утех, которые учредила их организация.
Цветок лотоса до сих пор вручался лишь трижды: два раза-посмертно, так как награжденные скоропостижно скончались в одночасье, в третий раз-заочно некому Ай-Болиду, который получил сию награду, будучи в звании почётной гейши. Что касается "серебренного цветка сурепки", то это более распространенная награда, что отнюдь не умаляет ее достоинства. Толстяк, находящийся на седьмом небе от счастья, куда он вознесся без помощи лифта, клянется никогда не расставаться с ней.
Я возвращаюсь к изголовью нашего старичка-страдальца. Он еще не оклемался, так что если у вас есть желание сделать ставку на его земную жизнь, не спешите, господа, вы здорово рискуете!
Я слышу настойчивые автомобильные гудки за окном, наверное, это прибыл Рульт. Действительно, наш дружок уже здесь, перед входной решеткой из бамбука, за рулем "скорой помощи".
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21
Я прыгаю в воду предварительно дернув разом за обе веревки. Катер резко стартует, оставляя за собой шлейф белой пены. Освобожденный от груза человеческих тел, с заблокированным до упора рычагом газа, он стремительно уносится в голубую даль. Когда я надеваю брюки, он превращается в маленькую черную точку на горизонте.
- Интересно, куда он доплывет? - задумчиво вопрошает Берю.
- Если он не врежется в Маркизовы острова, у него есть шанс причалить в Чили,-предполагаю я.
Я склоняюсь над старикашкой. Тот до сих пор в ауте. Думаю, он схлопотал небольшую трещину в черепушке или что-нибудь в этом роде. Так или иначе, последний зубец уже прорезался между его расквашенных губ. Никак наскажешь, что наш дорогой старичок находится в хорошей форме!
Мы присаживаемся на душистой траве чудесного сада.
- Как тебе удалось выкрутиться на почте? - спрашивает мой верный спутник.
Я рассказываю ему об этом приключении. От моего рассказа его прошибает слеза, и он прижимает меня к своей груди гладиатора:
- Значит, ты вернулся, чтобы спасти меня, Тони?! Вместо того, чтобы заложить их легавым, ты рисковал своей шкурой, чтобы вытащить из беды своего кента! Я этого никогда не забуду, дружище!
Закруглившись с сеансом слезного признания в любви, мы решаем действовать, в связи с чем проводим укороченный военный совет. Ситуация весьма туманна.
- Этот милок,-говорю я, кивая на старикана,- наверняка большая шишка со связями. Мы не говорим по-японски, и, вообще, мне не хотелось бы что-то объяснять японской полиции. Если нас там задержать, дело может обернуться не в нашу пользу. Будет гораздо лучше, если я сначала свяжусь с нашим посольством.
- Годится,-говорит Толстяк,-Иди, я присмотрю за старичком, можешь быть спокоен - он от меня никуда не денется.
В этом замечательном саду находится маленькая бамбуковая хижина, куда мы относим старикана без очков, потерянных во время падения.
- Жди меня здесь. И смотри не высовывайся! Я ухожу на разведку.
Я иду по тропинке, которая вскоре пересекается с другой, ведущей в свою очередь к еще одной, благодаря которой я перехожу через мостик, и замечаю среди рощи карликовых кедров весьма располагающее жилище, окрашенное в веселые тона. Я подхожу ближе. Вдруг дверь распахивается, и мне навстречу бросается стайка хорошеньких девушек.
Это сон, ребята! Их не меньше двух десятков, все японочки и все как на подбор! Они одеты в кимоно, переливающиеся всеми цветами радуги, и сандалии. с деревянными подошвами, нежно цокающими по мелкому гравию. Эти мадмуазелечки, щебеча и смеясь, окружают меня. Они толпятся, подталкивая друг друга локтями, фыркают и трогают меня кончиками пальцев, как будто сомневаются в моем существовании, также как я сомневаюсь в их. Они задают мне вопросы, которые я не могу понять.
- Вы говорите по-французски? - спрашиваю я у них.
В ответ слышу хор красоток, напевающих:
- Фран-цусь-кх! Фран-цусь-ки! Одна из них робко выходит вперед со словами:
- Я говорю чуть-чуть...
Это самая красивая девушка. Потрясающая фигурка, атласная кожа, миндалевидные глаза, сияющие как бриллианты, на голове- огромный, черный, как смоль, шиньон, искрящийся стеклянными шариками заколок. Можно подумать, что эта красотка нарисована кистью величайшего японского художника на блюде из тончайшего фарфора.
- Откуда вы идти? - спрашивает она.
- Мы прогуливались с другом по побережью. Вдруг мы услышали стоны и вскоре обнаружили пожилого мужчину, который лежал неподалеку отсюда в бессознательном состоянии.
Она переводит мои слова своим спутницам, которые взволнованно галдят и жестикулируют руками.
- Где тот мужчина и ваш друг?
- Пойдемте...
Мы направляемся к укрытию. Для этого нам приходится выбрать тропинку, ведущую через мостик, и сливающуюся с другой, которая в свою очередь выводит нас на ту, которая ведет прямиком к хижине
По пути я болтаю со своей маленькой спутницей, Ее зовут Мояпопанежнакаклотос, что у французов примерно соответствует имени Люлю. Дом, в котором она живет со своими подругами, является школой гейш. Но сегодня - читхи-верг, и у них выходной. Они остались без преподавателей и развлекают себя сами, как могут. Если я правильно понял, то я представляю подарок судьбы для этих милых крошек. Моя Люлю учится на первом курсе. Она должна в июне сдавать дип-лом и, если ей это удастся, то ее на следующий год примут в аспиран-дуру, где она собирается специализироваться в области экстатических языков Востока; поэтому она сейчас зубрит "Камасутру" для того, чтобы отхватить первую премию-незабываемую ночь любви в кампании закоренелого евнуха. Короче говоря, это добросовестная ученица.
Берю выражает неописуемое удивление, увидев меня в сопровождении табуна резвых милашек.
- Где ты подцепил этот зверинчик? - спрашивает он.
От такого изобилия у моего Толстяка шнифты начинают сползать со своих орбит.
- Сам Будда направил к ним мои стопы,- говорю я.-Представь себе, что мы пришвартовались к школе гейш в выходной день.
- Не может быть!
- И тем не менее!
С видом завоевателя Берю выгуливает свой взгляд по моим спутницам.
- Значит, это все наше?!
***
Восхитительная Моялопанежнакаклотос ведет нас в комнату, где мы укладываем старика. Он бредит, бесконечно повторяя какие-то слова.
- Что он говорит? - спрашиваю я свою солнцеликую.
- Господин говорит, что он-сын Бога,- серьезно отвечает она.
- Он бредит, моя прелесть, не стоит на это обращать внимание.
- Нужно вызвать врача.
- У меня есть прекрасный врач. Давайте позвоним ему.
Я даю ей номер телефона Рульта. Пока Берю присматривает за пострадавшим, мы идем звонить в соседнюю комнату.
Эти мадмуазельки решили угостить нас легким завтраком. Они чрезвычайно возбуждены нашим присутствием. Люлю объясняет мне, что ее подруги ужасно рады встрече с нами, так как они как раз на следующей неделе должны изучать премудрости французской любви, а тут им представилась возможность приятно удивить своих учителей, если, конечно, мы не возражаем поделиться с ними своими знаниями.
Они уже изучили элементарные виды любви - английскую и американскую; сентиментальную любовь-немецкую, русскую и польскую;дикарскую любовь-монгольскую и конголезскую, себялюбивую любовь-швейцарскую и шведскую; шуточную любовь-типа бельгийской; ну а под занавес программы им осталось лишь пройти бесстыжую любовь, то есть французскую.
- Значит, в вашей классификации французская любовь считается конечной точкой?
- Да, но в ней существуют еще свое деление.
- То есть?
- Например, порочная любовь.
- Это как?
- Так называемая "лионская любовь"... Она спрашивает меня голосом, сочащимся страстной надеждой:
- Вы случайно не из Лиона?
- Я - нет,- говорю я,- но мой компаньон - лионец.
Мояпопанежнакаклотос радостно вскрикивает и сообщает приятную новость своим прелестным однокашкам, которые радостно хлопают в ладоши.
Не переставая болтать, мы дозваниваемся в агентство "Франс-Пресс". Трубку берет Рульт собственной персоной. Слушаю.
- Говорит Сан-А!
- Наконец! Я с самого утра пытаюсь дозвониться к тебе в гостиницу.
- С нами случилась удивительная, потрясающая и сногсшибательная история, Рульт Срочно приезжай ко мне с машиной "скорой помощи"!
- "Скорой помощи"?
- Да, у нас тут перелом
- У твоего друга?
- Наоборот, у моего главного врага. По понятным причинам я не могу отвезти его в больницу. Может быть, у тебя есть на примете какойнибудь укромный уголок, где мы могли бы привести его в порядок без вмешательства стражей порядка?
- Я позабочусь об этом. Да, черт возьми! Где ты сейчас?
Я переадресовываю вопрос Люлю, после чего отвечаю:
- В специальной школе гейш "Кайфутвоя" В трубке воцаряется тишина, и я начинаю думать, что наш разговор прервали (как говорит мой знакомый гинеколог по поводу нежелательной беременности), поэтому кричу настойчивое "Алло!".
- Да! Пощади мои барабанные перепонки,- просит меня Рульт.-Что ты забыл в этом почтенном учебном заведении? Как тебе удалось попасть туда? Это ведь школа закрытого типа.
- Что-то вроде борделя в бункере? Он смеется.
- Наверное, тебе понравились ученицы?
- Увидишь сам!
- 0'кей, сделаю все необходимое, хотя ты можешь подвести меня под монастырь. Жди меня через пару часов...
- Спасибо, чувак!
С Берю и праздником в душе я усаживаюсь за стол. Вот так завтрак, друзья! Судите сами, рис со стрекозьими крылышками, ушки майских жуков в ментальном масле и фисташковые пестики в уксусе-мускусе. Но гораздо больше всех этих изысканных блюд нас радует обслуживающий персонал. Эти лапочки с ножек до головы пропитаны ласковым вниманием к своим гостям. Они от всей души потчуют нас, делают нам массаж живота, чтобы улучшить процессы пищеварения, нежно наигрывают на мандолинах, мелодично подливая нам чай и вытирая наши губы. Берю попросил винца, но, увы, последняя бутылка портяги была выпита профессором из Лиона во время его последней командировки в этот храм знаний.
После десерта наши восхитительные хозяйки привечают нас, склоняют, возбуждают, завлекают, щекочут, прижимают, сжимают, ласкают, приглашают, встречают, принимают, постигают, оценивают, говорят нам о нашей бесценности, показывают нам ее, доказывают (не на словах, а на деле), обнимают, обвивают, вызывают, совращают, поглощают, потребляют, изымают, расстегивают, меняют, передают друг дружке на поруки, осаждают, пленяют,, взаимозаменяют, заворачивают, разворачивают (по длине), потрясают, изумляют, ошеломляют, выжимают, вновь наполняют и окончательно опустошают!
Конец света! Всемирный потоп! Вселенское блаженство!
Толстяк - в полном ауте. Я - тоже.
- Я, наверное, успел порадовать с полдюжины, - вздыхает он. -Когда я расскажу об этом у нас в конторе, мне никто не поверит. Но ты - мой свидетель, Сан-А! Ты ведь подтвердишь им это?
- Я гораздо больше, чем свидетель, корифан! Я-твой главный сообщник. Я ведь сам ублажил четырнадцать цыпочек!
- Это твой рекорд?
- Да, и я горжусь им! Жаль, что его не занесут в книгу рекордов Гинесса!
Берю ликует:
- Знаешь,- говорит он.- Здесь я за один час узнал о любви больше, чем за всю свою жизнь, несмотря на то, что моя Берта в постели тоже - не снеговая баба и не египетская мумия под гусеницами трактора. Она знает такие штучки, которых ты не найдешь в Лapycce (37). Но по сравнению с этими лапочками, она столь же темпераментна, как тяпка на прополке сорняка! С этих пор, когда я буду выполнять свои супружеские обязанности, мне не придется ломать голову над тем, чем бы ее удивить!
Он умолкает, так как появляется делегация юных гейш. Они преклоняют перед нами колени, а самая старшая из них, некая Лю-ТкниНю, вручает мне маленький цветок лотоса из золота, а Берю - серебренный цветок сурепки. Люлю объясняет мне, что у них это является высшими наградами за достижения в области любовных утех, которые учредила их организация.
Цветок лотоса до сих пор вручался лишь трижды: два раза-посмертно, так как награжденные скоропостижно скончались в одночасье, в третий раз-заочно некому Ай-Болиду, который получил сию награду, будучи в звании почётной гейши. Что касается "серебренного цветка сурепки", то это более распространенная награда, что отнюдь не умаляет ее достоинства. Толстяк, находящийся на седьмом небе от счастья, куда он вознесся без помощи лифта, клянется никогда не расставаться с ней.
Я возвращаюсь к изголовью нашего старичка-страдальца. Он еще не оклемался, так что если у вас есть желание сделать ставку на его земную жизнь, не спешите, господа, вы здорово рискуете!
Я слышу настойчивые автомобильные гудки за окном, наверное, это прибыл Рульт. Действительно, наш дружок уже здесь, перед входной решеткой из бамбука, за рулем "скорой помощи".
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21