Во время допроса Уэстина Энстроу сумел представить его присяжным этаким злодеем, полностью лишенным всяких признаков человечности, и обвиняемый мог лишь упорно твердить в ответ, что он не убивал Элен Макдафф. Прокурор хладнокровно провоцировал юношу на вспышки отчаяния и гнева и тут же использовал их в интересах обвинения. К концу допроса Уэстин не казался уже больше простым парнем, ставшим жертвой неблагоприятного стечения обстоятельств, а выглядел в глазах присутствующих наглым и безжалостным хулиганом, которого необходимо изолировать для пользы общества.
Решающий удар Энстроу нанес, когда вызвал на вторичный допрос Берту Пул. Он задал ей два вопроса. Она видела, как какой-то мужчина выстрелом из револьвера убил Элен Макдафф. Может, этот мужчина был Джордж Эш?
Берта ответила отрицательно.
– Тогда, быть может Макдафф?
– Нет! – снова ответила Берта Пул.
* * *
11 сентября присяжным понадобилось всего двадцать семь минут, чтобы признать Уэстина виновным в предумышленном убийстве при отягчающих вину обстоятельствах, что лишало подсудимого права на снисхождение при определении меры наказания. Спустя девять дней, 20 сентября, судья Сэм приговорил Уэстина к смертной казни, назначив ее на 29 октября. Вынося смертный приговор, судья заявил, что основной уликой против Уэстина являются показания Берты Пул.
…В течение всего процесса Честера Вирлока не покидала мысль об анонимном звонке по телефону, и в ушах у него не умолкал голос, утверждавший, что убийца вовсе не Уэстин.
Весь август и сентябрь стояли жаркие, душные дни, и только в первой неделе октября повеяло прохладой. Хотя городские газеты давно перестали писать об убийстве Элен Макдафф, а пересуды и сплетни среди горожан поутихли, происшествие не было забыто. Близился финальный акт – исполнение смертного приговора над Уильямом Уэстином.
Макдафф продал особняк одной супружеской чете из Нью-Йорка, однако новые владельцы собирались переехать только будущей весной, и дом стоял безмолвный и темный; лужайки, цветочные клумбы, живые изгороди пришли в запустение.
Макдафф окончательно поселился в гостинице «Крофт». После того, как на процессе Уэстина всплыли на поверхность факты безнравственного поведения Элен Макдафф и нежелание самого Макдаффа замечать многочисленные измены жены, ему пришлось долго прятаться от назойливых репортеров. Группа Смэггенса немало потрудилась, чтобы через газеты скомпрометировать Макдаффа как одного из политических лидеров штата, и сейчас он много разъезжал по избирательным округам и участкам, стараясь всеми правдами и неправдами восстановить свою репутацию. Со дня на день ожидали сообщения о том, что на предстоящих выборах губернатора штата кандидатом группировки Слипера-Макдаффа выдвинут судья Сэм, а это означало бы, что именно он и станет следующим губернатором. Никто не сомневался, что Макдаффу и его подручным удастся замять последствия скандала, и он по-прежнему останется у руля политической жизни штата.
Честера Вирлока уведомили, что по результатам очередного медицинского осмотра его увольняют на пенсию с января будущего года. Между прочим, еще за три дня до обследования Вирлока Макдафф лично навестил врача, проводившего медосмотр…
Обитатели Бэккер-авеню предпочитали не вспоминать о процессе над Уэстином, о том постыдном, что творилось за красивыми фасадами особняков их фешенебельного района и получило огласку на суде во время допросов Макдаффа, Эша, Вудроу, Этты Саймонсон и Роланда Гуда. И тем не менее на возобновившихся званых обедах и вечеринках нет-нет да и заходила речь о процессе.
Этта Саймонсон большую часть времени проводила дома. Роланд Гуд собирался уехать месяцев на шесть в Европу. Нонна Эш с головой ушла в разные домашние хлопоты, но время от времени ухитрялась напиться до положения риз.
Гарольд Кэйджен пытался заниматься своими адвокатскими делами с таким видом, будто ничего не произошло, но судья Дэйл ничего не забыл и пользовался каждой возможностью, чтобы скомпрометировать его перед клиентами.
Предполагалось, что Гомерех в начале будущего года уйдет в отставку и будет назначен судьей вместо Сэма. Эллендер вел себя так, словно он уже сидел в кресле начальника управления внутренних дел. Он лично вручил Фэйну выписку из приказа о его увольнении с января будущего года в виду «болезненного состояния, вызванного хроническим ожирением».
И Вирлок и Смит были отстранены от работы в прокуратуре штата. Смита перевели на ночную работу «по контролю за соблюдением закона о торговле спиртными напитками». Встречались они теперь редко, а если и встречались, не находили общих тем для разговора. Коллеги игнорировали их, и Вирлок, изо дня в день занимаясь чисто канцелярскими делами, ни к кому не ходил и ни с кем не виделся. Он считал, что выполнил свой долг, и сознание этого приносило ему известное удовлетворение. Постепенно притуплялось беспокойство, вызванное осуждением Уэстина, и опасение, что он что-то пропустил, не заметил; постепенно переставала волновать и неразгаданная тайна анонимного телефонного звонка… Все чаще Вирлок начинал думать, что Уэстин все же виновен, а он, Вирлок, во многом ошибался. Сейчас его главным образом тревожили отношения с женой. После увольнения он мог устроиться самое большее каким-нибудь ночным сторожем с мизерной зарплатой, что сулило серьезные материальные затруднения. Он-то не боялся их, но Юнис…
В начале осени, совпавшей в том году с ранними заморозками, Уэстина перевели в тюрьму в Милледжвиле. Молчаливый и мрачный, Уэстин ждал ответа на поданную Кэйдженом апелляцию. Высшие судебные инстанции оставили приговор в силе, и тогда Уэстин пытался бежать из тюрьмы, но был схвачен и брошен в карцер. После этого он целыми днями спал или пытался читать; он никому не писал сам и ни от кого не получал писем. По ночам он подолгу плакал, уткнувшись лицом в жесткую подушку.
21 октября, за восемь дней до казни, Уэстин отказался принимать пищу. По указанию врача его начали кормить насильно.
* * *
Джейн Морган и Том Келли обвенчались, и Том переехал к жене. С того дня, как Том посоветовал Джейн помалкивать о происшествии в доме Макдаффов, они не возвращались к этому разговору. Однако Джейн внимательно следила за процессом и от строчки до строчки прочитала все газетные отчеты. Показания Берты Пул в общих чертах соответствовали тому, что видела сама Джейн, и это в какой-то степени укрепило ее в мнении, что своим молчанием она никому вреда не причиняет. Ей тоже показалось, что убийца, которого она видела, был, как и Уэстин, в пиджаке и кепке, а если у нее и сложилось о нем несколько иное впечатление, то она объясняла это (или хотела бы объяснить) тем, что была слишком потрясена.
Вечером 25 октября Том Келли вернулся с работы, привел себя в порядок, уселся в кресло и начал вслух читать газету. Джейн на кухне готовила ужин.
«…Губернатор Лайтуэлл отклонил сегодня ходатайство защиты отсрочить исполнение приговора по делу Уильяма Уэстина – убийцы Элен Макдафф, жены известного политического деятеля К.Т.Макдаффа. Приговор будет приведен в исполнение в одиннадцать часов вечера двадцать девятого октября…»
В кухне что-то упало с таким шумом, что Келли подскочил на стуле.
– Что там у тебя, Джейн? – крикнул он.
Бледная как полотно, Джейн появилась на пороге.
– Ничего, Том, я уронила кастрюлю.
* * *
В тот вечер Джейн долго не могла уснуть. В конце концов она решила встать, выпить чашку чая и закурить, но, поднимаясь, разбудила мужа.
– Что-нибудь случилось, Джейн?
– Нет-нет! Просто я почему-то нервничаю…
– Может, тебя беспокоит предстоящая покупка домика?
– Причем тут твой домик? – раздраженно воскликнула Джейн и побрела на кухню, где вслед за ней появился и Том.
– Все же скажи, дорогая, что происходит сегодня с тобой? – ласково спросил он, обнимая жену.
– Извини, Том, я никак не могу выбросить из головы, что юноша должен будет скоро умереть, а я…
– Перестань же думать об этом! Служанка под присягой показала, что своими глазами видела, как он убил. Какой смысл начинать все сначала? Ты сама говоришь, что уже не стала бы утверждать, что это был не Уэстин, а кто-то другой. Скорее всего ты и раньше не была в этом уверена.
– Да, но его же казнят, – покачала головой Джейн, – а я, возможно, могу сообщить что-нибудь такое, что спасет его.
Том Келли уговорил жену снова улечься в постель и долго доказывал, что ее появление в полиции с таким неопределенным заявлением вызовет совершенно ненужную шумиху, новую канитель и надолго выбьет ее из колеи. Джейн уснула лишь под утро.
Глава 9
Двадцать шестого октября, вернувшись домой после целого дня скучнейшей канцелярской работы, Вирлок сказал жене, что собирается поехать в Милледжвиль навестить Уэстина.
– Зачем, Честер? – попыталась возразить Юнис. – Разве ты и так не сделал все, что мог?
– Не знаю. Я все время пытался не думать о нем, но… Вот сегодня, например, я провернул гору бумаг, а спроси меня, что в них, – не сумею сказать.
– Но губернатор уже отклонил просьбу об отсрочке. Все твои усилия оказались безуспешными… Уэстин убил ее, и ты знаешь это, Честер.
– Нет, не знаю, – устало ответил Вирлок. – Именно поэтому я и хочу еще раз побеседовать с ним.
– Что ж, – согласилась Юнис, – поезжай, если так.
Вечер выдался холодный, и Вирлок включил в машине отопление. Сильный северо-западный ветер гнал сухие листья по обочинам дороги, петлявшей среди невысоких холмов красного суглинка. По радио транслировали музыку из какого-то ночного клуба в Майами, и ее звуки наполняли машину. «А ведь именно в Майами направлялся тогда Уэстин!» – вдруг подумал Вирлок. Время от времени мелодия обрывалась, и диктор принимался описывать Флориду – эту «подлинную страну грез».
До тюрьмы в Милледжвиле Вирлок добрался часов около десяти. Начальник тюрьмы хорошо знал Вирлока и, несмотря на столь позднее время, разрешил ему свидание с Уэстином. Он, правда, предупредил Вирлока о тяжелом физическом и моральном состоянии Уэстина и выразил сомнение в его способности вести разговор. Вирлок ответил, что он все же рискнет, и надзиратель провел его в камеру.
Уэстин лежал на койке с закрытыми глазами и даже не открыл их и не пошевелился, когда загремел замок двери. Не ответил он и на приветствие Вирлока.
– Извините меня, – заговорил Вирлок, невольно отводя взгляд от изможденного лица юноши. – Я очень хотел и пытался распутать этот клубок, но…
– Тогда что вам от меня нужно, мистер Вирлок? – спросил Уэстин, по-прежнему не шевелясь.
– Хочу еще раз побеседовать накануне…
– Спасибо. – Уэстин хотел сесть, но не смог. Вирлок поспешил помочь ему, потом встал рядом и прислонился к стене. Уэстин закурил, глубоко затянулся и уставился на Вирлока.
– Вам не надо отказываться от пищи, – заметил Вирлок.
– Жаль, я начал слишком поздно, – отозвался Уэстин, глядя сквозь зарешеченное окно в ночное небо. – Надо было пораньше.
– Что «надо было пораньше?»
– Начать голодать… Я надеялся, что ослабну и не буду так мучиться. Но боль тут, – он постучал себя по голове, – не проходит.
Они помолчали. Первым снова заговорил Вирлок.
– Я не могу долго оставаться здесь, Уэстин. Начальник тюрьмы – мой старый знакомый, иначе мне бы не добиться этого свидания.
– Но чего вы хотите от меня? Чтобы я снова рассказал все сначала? Сколько раз я уже рассказывал? Тысячу? Десять тысяч?
– И все же расскажите еще раз, – тихо попросил Вирлок. – Начните с того, как вы пришли на Бэккер-авеню и стали рассматривать дома. Рассказывайте все, что видели, что чувствовали… все-все, что придет на ум.
Уэстин попытался улыбнуться.
– Зачем, мистер Вирлок? Со мной все кончено.
– Я прошу вас!
Уэстин заговорил медленно, с трудом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23
Решающий удар Энстроу нанес, когда вызвал на вторичный допрос Берту Пул. Он задал ей два вопроса. Она видела, как какой-то мужчина выстрелом из револьвера убил Элен Макдафф. Может, этот мужчина был Джордж Эш?
Берта ответила отрицательно.
– Тогда, быть может Макдафф?
– Нет! – снова ответила Берта Пул.
* * *
11 сентября присяжным понадобилось всего двадцать семь минут, чтобы признать Уэстина виновным в предумышленном убийстве при отягчающих вину обстоятельствах, что лишало подсудимого права на снисхождение при определении меры наказания. Спустя девять дней, 20 сентября, судья Сэм приговорил Уэстина к смертной казни, назначив ее на 29 октября. Вынося смертный приговор, судья заявил, что основной уликой против Уэстина являются показания Берты Пул.
…В течение всего процесса Честера Вирлока не покидала мысль об анонимном звонке по телефону, и в ушах у него не умолкал голос, утверждавший, что убийца вовсе не Уэстин.
Весь август и сентябрь стояли жаркие, душные дни, и только в первой неделе октября повеяло прохладой. Хотя городские газеты давно перестали писать об убийстве Элен Макдафф, а пересуды и сплетни среди горожан поутихли, происшествие не было забыто. Близился финальный акт – исполнение смертного приговора над Уильямом Уэстином.
Макдафф продал особняк одной супружеской чете из Нью-Йорка, однако новые владельцы собирались переехать только будущей весной, и дом стоял безмолвный и темный; лужайки, цветочные клумбы, живые изгороди пришли в запустение.
Макдафф окончательно поселился в гостинице «Крофт». После того, как на процессе Уэстина всплыли на поверхность факты безнравственного поведения Элен Макдафф и нежелание самого Макдаффа замечать многочисленные измены жены, ему пришлось долго прятаться от назойливых репортеров. Группа Смэггенса немало потрудилась, чтобы через газеты скомпрометировать Макдаффа как одного из политических лидеров штата, и сейчас он много разъезжал по избирательным округам и участкам, стараясь всеми правдами и неправдами восстановить свою репутацию. Со дня на день ожидали сообщения о том, что на предстоящих выборах губернатора штата кандидатом группировки Слипера-Макдаффа выдвинут судья Сэм, а это означало бы, что именно он и станет следующим губернатором. Никто не сомневался, что Макдаффу и его подручным удастся замять последствия скандала, и он по-прежнему останется у руля политической жизни штата.
Честера Вирлока уведомили, что по результатам очередного медицинского осмотра его увольняют на пенсию с января будущего года. Между прочим, еще за три дня до обследования Вирлока Макдафф лично навестил врача, проводившего медосмотр…
Обитатели Бэккер-авеню предпочитали не вспоминать о процессе над Уэстином, о том постыдном, что творилось за красивыми фасадами особняков их фешенебельного района и получило огласку на суде во время допросов Макдаффа, Эша, Вудроу, Этты Саймонсон и Роланда Гуда. И тем не менее на возобновившихся званых обедах и вечеринках нет-нет да и заходила речь о процессе.
Этта Саймонсон большую часть времени проводила дома. Роланд Гуд собирался уехать месяцев на шесть в Европу. Нонна Эш с головой ушла в разные домашние хлопоты, но время от времени ухитрялась напиться до положения риз.
Гарольд Кэйджен пытался заниматься своими адвокатскими делами с таким видом, будто ничего не произошло, но судья Дэйл ничего не забыл и пользовался каждой возможностью, чтобы скомпрометировать его перед клиентами.
Предполагалось, что Гомерех в начале будущего года уйдет в отставку и будет назначен судьей вместо Сэма. Эллендер вел себя так, словно он уже сидел в кресле начальника управления внутренних дел. Он лично вручил Фэйну выписку из приказа о его увольнении с января будущего года в виду «болезненного состояния, вызванного хроническим ожирением».
И Вирлок и Смит были отстранены от работы в прокуратуре штата. Смита перевели на ночную работу «по контролю за соблюдением закона о торговле спиртными напитками». Встречались они теперь редко, а если и встречались, не находили общих тем для разговора. Коллеги игнорировали их, и Вирлок, изо дня в день занимаясь чисто канцелярскими делами, ни к кому не ходил и ни с кем не виделся. Он считал, что выполнил свой долг, и сознание этого приносило ему известное удовлетворение. Постепенно притуплялось беспокойство, вызванное осуждением Уэстина, и опасение, что он что-то пропустил, не заметил; постепенно переставала волновать и неразгаданная тайна анонимного телефонного звонка… Все чаще Вирлок начинал думать, что Уэстин все же виновен, а он, Вирлок, во многом ошибался. Сейчас его главным образом тревожили отношения с женой. После увольнения он мог устроиться самое большее каким-нибудь ночным сторожем с мизерной зарплатой, что сулило серьезные материальные затруднения. Он-то не боялся их, но Юнис…
В начале осени, совпавшей в том году с ранними заморозками, Уэстина перевели в тюрьму в Милледжвиле. Молчаливый и мрачный, Уэстин ждал ответа на поданную Кэйдженом апелляцию. Высшие судебные инстанции оставили приговор в силе, и тогда Уэстин пытался бежать из тюрьмы, но был схвачен и брошен в карцер. После этого он целыми днями спал или пытался читать; он никому не писал сам и ни от кого не получал писем. По ночам он подолгу плакал, уткнувшись лицом в жесткую подушку.
21 октября, за восемь дней до казни, Уэстин отказался принимать пищу. По указанию врача его начали кормить насильно.
* * *
Джейн Морган и Том Келли обвенчались, и Том переехал к жене. С того дня, как Том посоветовал Джейн помалкивать о происшествии в доме Макдаффов, они не возвращались к этому разговору. Однако Джейн внимательно следила за процессом и от строчки до строчки прочитала все газетные отчеты. Показания Берты Пул в общих чертах соответствовали тому, что видела сама Джейн, и это в какой-то степени укрепило ее в мнении, что своим молчанием она никому вреда не причиняет. Ей тоже показалось, что убийца, которого она видела, был, как и Уэстин, в пиджаке и кепке, а если у нее и сложилось о нем несколько иное впечатление, то она объясняла это (или хотела бы объяснить) тем, что была слишком потрясена.
Вечером 25 октября Том Келли вернулся с работы, привел себя в порядок, уселся в кресло и начал вслух читать газету. Джейн на кухне готовила ужин.
«…Губернатор Лайтуэлл отклонил сегодня ходатайство защиты отсрочить исполнение приговора по делу Уильяма Уэстина – убийцы Элен Макдафф, жены известного политического деятеля К.Т.Макдаффа. Приговор будет приведен в исполнение в одиннадцать часов вечера двадцать девятого октября…»
В кухне что-то упало с таким шумом, что Келли подскочил на стуле.
– Что там у тебя, Джейн? – крикнул он.
Бледная как полотно, Джейн появилась на пороге.
– Ничего, Том, я уронила кастрюлю.
* * *
В тот вечер Джейн долго не могла уснуть. В конце концов она решила встать, выпить чашку чая и закурить, но, поднимаясь, разбудила мужа.
– Что-нибудь случилось, Джейн?
– Нет-нет! Просто я почему-то нервничаю…
– Может, тебя беспокоит предстоящая покупка домика?
– Причем тут твой домик? – раздраженно воскликнула Джейн и побрела на кухню, где вслед за ней появился и Том.
– Все же скажи, дорогая, что происходит сегодня с тобой? – ласково спросил он, обнимая жену.
– Извини, Том, я никак не могу выбросить из головы, что юноша должен будет скоро умереть, а я…
– Перестань же думать об этом! Служанка под присягой показала, что своими глазами видела, как он убил. Какой смысл начинать все сначала? Ты сама говоришь, что уже не стала бы утверждать, что это был не Уэстин, а кто-то другой. Скорее всего ты и раньше не была в этом уверена.
– Да, но его же казнят, – покачала головой Джейн, – а я, возможно, могу сообщить что-нибудь такое, что спасет его.
Том Келли уговорил жену снова улечься в постель и долго доказывал, что ее появление в полиции с таким неопределенным заявлением вызовет совершенно ненужную шумиху, новую канитель и надолго выбьет ее из колеи. Джейн уснула лишь под утро.
Глава 9
Двадцать шестого октября, вернувшись домой после целого дня скучнейшей канцелярской работы, Вирлок сказал жене, что собирается поехать в Милледжвиль навестить Уэстина.
– Зачем, Честер? – попыталась возразить Юнис. – Разве ты и так не сделал все, что мог?
– Не знаю. Я все время пытался не думать о нем, но… Вот сегодня, например, я провернул гору бумаг, а спроси меня, что в них, – не сумею сказать.
– Но губернатор уже отклонил просьбу об отсрочке. Все твои усилия оказались безуспешными… Уэстин убил ее, и ты знаешь это, Честер.
– Нет, не знаю, – устало ответил Вирлок. – Именно поэтому я и хочу еще раз побеседовать с ним.
– Что ж, – согласилась Юнис, – поезжай, если так.
Вечер выдался холодный, и Вирлок включил в машине отопление. Сильный северо-западный ветер гнал сухие листья по обочинам дороги, петлявшей среди невысоких холмов красного суглинка. По радио транслировали музыку из какого-то ночного клуба в Майами, и ее звуки наполняли машину. «А ведь именно в Майами направлялся тогда Уэстин!» – вдруг подумал Вирлок. Время от времени мелодия обрывалась, и диктор принимался описывать Флориду – эту «подлинную страну грез».
До тюрьмы в Милледжвиле Вирлок добрался часов около десяти. Начальник тюрьмы хорошо знал Вирлока и, несмотря на столь позднее время, разрешил ему свидание с Уэстином. Он, правда, предупредил Вирлока о тяжелом физическом и моральном состоянии Уэстина и выразил сомнение в его способности вести разговор. Вирлок ответил, что он все же рискнет, и надзиратель провел его в камеру.
Уэстин лежал на койке с закрытыми глазами и даже не открыл их и не пошевелился, когда загремел замок двери. Не ответил он и на приветствие Вирлока.
– Извините меня, – заговорил Вирлок, невольно отводя взгляд от изможденного лица юноши. – Я очень хотел и пытался распутать этот клубок, но…
– Тогда что вам от меня нужно, мистер Вирлок? – спросил Уэстин, по-прежнему не шевелясь.
– Хочу еще раз побеседовать накануне…
– Спасибо. – Уэстин хотел сесть, но не смог. Вирлок поспешил помочь ему, потом встал рядом и прислонился к стене. Уэстин закурил, глубоко затянулся и уставился на Вирлока.
– Вам не надо отказываться от пищи, – заметил Вирлок.
– Жаль, я начал слишком поздно, – отозвался Уэстин, глядя сквозь зарешеченное окно в ночное небо. – Надо было пораньше.
– Что «надо было пораньше?»
– Начать голодать… Я надеялся, что ослабну и не буду так мучиться. Но боль тут, – он постучал себя по голове, – не проходит.
Они помолчали. Первым снова заговорил Вирлок.
– Я не могу долго оставаться здесь, Уэстин. Начальник тюрьмы – мой старый знакомый, иначе мне бы не добиться этого свидания.
– Но чего вы хотите от меня? Чтобы я снова рассказал все сначала? Сколько раз я уже рассказывал? Тысячу? Десять тысяч?
– И все же расскажите еще раз, – тихо попросил Вирлок. – Начните с того, как вы пришли на Бэккер-авеню и стали рассматривать дома. Рассказывайте все, что видели, что чувствовали… все-все, что придет на ум.
Уэстин попытался улыбнуться.
– Зачем, мистер Вирлок? Со мной все кончено.
– Я прошу вас!
Уэстин заговорил медленно, с трудом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23