Она выбирала именно то время, когда я работал в саду. И это, признаюсь, здорово меня раздражало.
— А как часто она проезжала на велосипеде мимо вашего особняка? И часто ли останавливалась?
— Несколько раз это случалось. Я попытался п-п-прекратить это тотчас же. Мне ее было даже жалко. Она выглядела т-т-такой н-н-несчастной. Наверное, мне надо было бы вести себя с ней пожестче.
— Профессор, прошу вас, поймите. Мои вопросы имеют простую цель: выяснить, могла ли Атена Пополус довериться вам или попытаться довериться, рассказав вам о какой-нибудь несчастной любовной истории или проблеме, с которой могла столкнуться. Все это помогло бы нам найти ее убийцу.
Филипп нервно закусил губу.
— Когда ей удавалось зажать меня где-нибудь в углу, она неизменно начинала твердить про то, что никак не может п-п-пережить гибель своей тетушки. Естественно, я не мог не выслушать ее причитаний. Я ей говорил, что для нее лучше было бы побольше общаться с другими студентами… подружиться с кем-нибудь и именно ему доверить свои тайные переживания. Когда же я ей сказал, что нам неудобно будет встречаться вне стен колледжа, она просто проигнорировала мое замечание и в следующий раз явилась как ни в чем ни бывало. В общем и целом она так подлавливала меня раз пять или шесть, когда я работал в саду перед нашим домом.
— И последний раз вы видели ее?..
— В воскресенье н-н-накануне ее исчезновения.
— А почему вы не рассказали мне все это, когда в прошедшую субботу Клер Джеймс вдруг заявила, что Атена была в вас влюблена?
— Да потому что я-то совершенно не был влюблен в эту девушку, и вся эта история была мне страшно неприятна.
— Видите ли, неприятно вам что-то или нет, это не должно играть роли в расследовании убийства. Профессор, я бы хотел попросить вас попытаться припомнить хотя бы один из ваших разговоров с Атеной Пополус, в ходе которого она могла говорить вам о своих жизненных планах в тот момент. Я бы вам был за это весьма признателен. А вот мисс Твайлер и мисс Хорн с нашим чаем. Но, к сожалению, боюсь, что я уже не могу больше с вами оставаться.
Ливингстон принялся извиняться перед Вэл, прекрасно понимая, что извинения его были совсем не нужны. Уже в машине, подъезжая к воротам поместья, он еще раз взвесил свои дальнейшие шаги. Ему страшно хотелось заехать в лабораторию и выяснить, не появилось ли нечто интересное для следствия в результате исследования останков Атены. С другой стороны, надо было еще успеть поговорить с директором колледжа “Сент-Поликарп”.
В итоге разговор с директором “перевесил”
* * *
Ливингстон всегда считал, что Реджинальд Крейн обладал всеми необходимыми качествами директора колледжа. В конце концов, “Сент-Поликарп” был всего лишь колледжем с годичной программой обучения. Студенты приезжали сюда на какие-нибудь месяцы и потом уезжали навсегда. Некоторые из них буквально купались в созданной здесь культурной атмосфере. Другие же, как, например, Атена Пополус, приезжали сюда против своей воли и никогда особо не участвовали в жизни города, который окружал их учебное заведение Реджиналд Крейн был прекрасно осведомлен о недовольстве студентов узкими неудобными кроватями, протертыми одеялами и дряхлой мебелью колледжа. Все жалобы он гордо отметал.
— Надо учить жизни всех этих избалованных подростков, — доверительно сказал он однажды Ливингстону. — У меня и так бюджет невелик, так что лучше потрачу его на организацию для моих студентов дополнительных курсов обучения.
Другой человек, наверное, был бы удручен бесконечной сменой состава учеников колледжа и невозможностью из-за этого создать, воспитать у студентов хоть сколько-нибудь сильный корпоративный дух, наподобие того, что существует в колледжах или институтах с четырех — или более годичной программой образования. А вот Реджинальд Крейн не впадал в отчаяние, работал, и в результате многие из его студентов действительно приходили потом в колледж, чтобы поучаствовать в торжествах, например, по случаю десятилетия своего выпуска. Хотя никто их не заставлял этого делать. Когда бывшие ученики возвращались в колледж через десять лет после выпуска, они, безусловно, отпускали всякого рода колкости в адрес “Сент-Поликарпа”: дескать, более удобным, современным он так и не стал. При этом, видимо, все же большинство из них не могли не признать, что за год в этом колледже они приобрели некий новый жизненный опыт. Крейн сумел собрать в колледже действительно прекрасный преподавательский состав. И это — при отсутствии здесь достаточно высоких заработков.
Ливингстона провели в личный кабинет Крейна, обитую деревом комнату, заставленную книжными полками, что однозначно говорило об интеллектуальном, умственном труде хозяина.
Крейну только что стукнуло шестьдесят. Похож он был, как считали, на градусник: тонкая, словно карандаш, фигура, худое лицо и огромная шапка седых волос.
Ливингстон извинился за неожиданное вторжение.
— Не люблю вот так просто вламываться к людям без предупреждения, — начал объяснять он, устраиваясь в весьма удобном кресле рядом с рабочим столом Крейна. За годы своей работы в Оксфорде они с Крейном успели здорово подружиться.
— Разве вы вламываетесь, Найджел, — успокоил его Крейн, — просто вы заявляетесь без спросу и без телефонного звонка, а все потому, что занимаетесь делами, не терпящими отлагательств. Крейн откинулся на спинку стула и сцепил перед собой кисти рук, с длинными пальцами и синими взбухшими жилами. — Как выражаются мои американские студенты: “Чего надо?”
Ливингстон решил сходу перейти к делу безо всяких там преамбул.
— Я хочу, чтобы вы мне честно и совершенно конфиденциально изложили свою точку зрения на то, что представляет из себя Филипп Уиткомб.
Крейн немного пожал плечами.
— Совершенно конфиденциально?
— Конечно.
— Тогда должен сказать, — медленно протянул Крейн, — что так вот просто изложить свою точку зрения у меня не получится. Он хороший, даже очень хороший учитель. Знает предмет, любит его. Он просто становится другим человеком, когда начинает обсуждать поэзию или читать стихи. При этом вокруг него возникает некая аура. Ее даже, кажется, иногда видно, эту ауру. Что, наверное, не так уж и хорошо для учеников. Тем более, что поэты тоже были людьми смертными. Сомневаюсь, что они сами своим стихам придавали столько звучания, столько чувств, сколько придает им Филипп, когда читает. Но я знаю точно: некоторым студентам, которым едва доступны были поначалу элементарные рифмы детского сада, он сумел передать знание тех вещей, которые, собственно, и дают людям возможность понимать, почему одно произведение является классикой, а другое — нет Вот за это я весьма благодарен Филиппу и думаю, столь же благодарны должны быть ему и его студенты.
С другой стороны, вне класса я нахожу его достаточно скучным, неинтересным человеком. Он и говорить-то толком не может — краснеет, заикается. Да все время пропадает в своем саду… Я даже уверен, что он и от еды-то вообще отказался бы, лишь бы ему дали возможность круглосуточно заниматься выращиванием цветочков. Даже представить себе не могу, как это он умудрился оказаться помолвленным с этой девушкой. Наверное, это именно Валери занималась ухаживанием, а вовсе не он.
— Мне тоже так показалось. — Ливингстон хорошенько подумал прежде, чем задать следующий свой вопрос. — Если Филипп так здорово ведет свои уроки, то, должно быть, случалось, что кое-кто из его студентов влюблялся в него?
Лицо Крейна помрачнело.
— В последнее время такого не случалось.
— В последнее время? — Ливингстон сделал акцент именно на этих словах директора. — Что вы имеете в виду, говоря “в последнее время”?
Директор явно пожалел, что высказался слишком уж откровенно.
— Может быть, я и не прав. Мне, вероятно, не надо было об этом упоминать. Ведь все это произошло достаточно давно. Одиннадцать лет тому назад, если быть точным. Филипп тогда был совсем молодым человеком, ему едва перевалило за тридцать. Так, кажется. Одна студентка принялась ходить за ним буквально по пятам. Ему это польстило, и он, насколько я могу судить, провел кое-какое время с ней… наедине. В общем, он совершил нечто совершенно недопустимое для учителя. В “Сент-Поликарпе” всякие личные взаимоотношения между преподавателями и учащимися строжайшим образом запрещены. В любом случае, Филипп скоро устал от той девушки, она ему надоела, и он стал избегать ее. Можете себе представить, что я испытал, когда она как-то прибежала ко мне в кабинет и объявила, что беременна от него.
Ливингстон даже присвистнул. — Это оказалось правдой?
— Нет. Она вообще была очень эмоциональной, даже немного истеричной девушкой. К счастью, с подобными же обвинениями она уже выступала против учителя в одной из своих прежних школ. В любом случае, мне не составило труда добиться от нее правды. Ее взаимоотношения с Филиппом, оказалось, ограничивались велосипедными прогулками и пикниками. Но даже в этом случае могла бы произойти большая неприятность для школы, даже скандал, если бы она продолжала упорствовать в своих обвинениях. Я чуть было не уволил Филиппа, но он очень не хотел терять эту работу. Умолял меня оставить его. Да вы и сами понимаете, что здесь он на своем месте. Эта работа для него. Он преподает предмет, который любит, у него куча земли, чтобы там выращивать свой любимый сад, и, наконец, он определенно является прямым наследником леди Экснер.
— Пожалуй, так оно и есть, — согласился Ливингстон.
— Я предупредил его весьма категорично, что, если обнаружится еще хотя бы намек на его связь с какой-нибудь из студенток, он будет немедленно уволен. И в этом случае получит самые отрицательные характеристики.
— Понятно. А вы уверены, что тот эпизод имел место одиннадцать лет тому назад.
— Совершенно в этом уверен. Я точно это помню, потому что все это происходило как раз за год до исчезновения этой девушки Пополус. Дело в том, что когда все вокруг только и говорили о “греческой девушке, которая сбежала из школы”, я думал о том, что, вероятно, “Сент-Поликарп” вообще прикрыли бы, если бы узнали, что за год до этого исчезновения одна из студенток чуть не забеременела от учителя, во всяком случае, утверждала, что беременна именно от учителя. Как бы то ни было на этой неделе мне уже несколько раз звонили журналисты из разных газет с просьбой прокомментировать обнаружение останков Атены Пополус. — Директор внимательно посмотрел на Ливингстона. — Я понимаю, что вы не можете рассказать мне причины своего интереса к Филиппу, но надеюсь, вы отдаете себе отчет в том, что я — лицо ответственное. Отвечаю за пять сотен своих учениц, так что, вероятно, вам стоит подумать, не следует ли рассказать мне, что именно тут у нас происходит.
Ливингстон ответил, не колебавшись ни секунду. Он понимал, что директор колледжа все еще имеет основания немного сердиться на Филиппа за тот давний скандал, который мог нанести существенный вред престижу “Сент-Поликарпа”. Сколь-либо существенных доказательств в отношении Филиппа комиссар не имел, а без них, по его убеждению, было бы несправедливо с его стороны говорить о существовании каких-либо близких взаимоотношений преподавателя с Атеной Пополус.
— Пока мы ведем обычного порядка выяснение обстоятельств происшествия, — сказал Ливингстон.
Сардоническая ухмылка директора дала понять комиссару, что его термин “выяснение обстоятельств” вряд ли послужил должной маскировкой для совершенно целенаправленного расследования, касавшегося фигуры Филиппа, которым Ливингстон сейчас занимался. Уходя, инспектор во второй раз за сегодняшний день ясно почувствовал, что собеседникам мало понравилась его компания.
Когда Ливингстон добрался до полицейского участка, ему сообщили, что дело Пополус получило некоторое развитие.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40
— А как часто она проезжала на велосипеде мимо вашего особняка? И часто ли останавливалась?
— Несколько раз это случалось. Я попытался п-п-прекратить это тотчас же. Мне ее было даже жалко. Она выглядела т-т-такой н-н-несчастной. Наверное, мне надо было бы вести себя с ней пожестче.
— Профессор, прошу вас, поймите. Мои вопросы имеют простую цель: выяснить, могла ли Атена Пополус довериться вам или попытаться довериться, рассказав вам о какой-нибудь несчастной любовной истории или проблеме, с которой могла столкнуться. Все это помогло бы нам найти ее убийцу.
Филипп нервно закусил губу.
— Когда ей удавалось зажать меня где-нибудь в углу, она неизменно начинала твердить про то, что никак не может п-п-пережить гибель своей тетушки. Естественно, я не мог не выслушать ее причитаний. Я ей говорил, что для нее лучше было бы побольше общаться с другими студентами… подружиться с кем-нибудь и именно ему доверить свои тайные переживания. Когда же я ей сказал, что нам неудобно будет встречаться вне стен колледжа, она просто проигнорировала мое замечание и в следующий раз явилась как ни в чем ни бывало. В общем и целом она так подлавливала меня раз пять или шесть, когда я работал в саду перед нашим домом.
— И последний раз вы видели ее?..
— В воскресенье н-н-накануне ее исчезновения.
— А почему вы не рассказали мне все это, когда в прошедшую субботу Клер Джеймс вдруг заявила, что Атена была в вас влюблена?
— Да потому что я-то совершенно не был влюблен в эту девушку, и вся эта история была мне страшно неприятна.
— Видите ли, неприятно вам что-то или нет, это не должно играть роли в расследовании убийства. Профессор, я бы хотел попросить вас попытаться припомнить хотя бы один из ваших разговоров с Атеной Пополус, в ходе которого она могла говорить вам о своих жизненных планах в тот момент. Я бы вам был за это весьма признателен. А вот мисс Твайлер и мисс Хорн с нашим чаем. Но, к сожалению, боюсь, что я уже не могу больше с вами оставаться.
Ливингстон принялся извиняться перед Вэл, прекрасно понимая, что извинения его были совсем не нужны. Уже в машине, подъезжая к воротам поместья, он еще раз взвесил свои дальнейшие шаги. Ему страшно хотелось заехать в лабораторию и выяснить, не появилось ли нечто интересное для следствия в результате исследования останков Атены. С другой стороны, надо было еще успеть поговорить с директором колледжа “Сент-Поликарп”.
В итоге разговор с директором “перевесил”
* * *
Ливингстон всегда считал, что Реджинальд Крейн обладал всеми необходимыми качествами директора колледжа. В конце концов, “Сент-Поликарп” был всего лишь колледжем с годичной программой обучения. Студенты приезжали сюда на какие-нибудь месяцы и потом уезжали навсегда. Некоторые из них буквально купались в созданной здесь культурной атмосфере. Другие же, как, например, Атена Пополус, приезжали сюда против своей воли и никогда особо не участвовали в жизни города, который окружал их учебное заведение Реджиналд Крейн был прекрасно осведомлен о недовольстве студентов узкими неудобными кроватями, протертыми одеялами и дряхлой мебелью колледжа. Все жалобы он гордо отметал.
— Надо учить жизни всех этих избалованных подростков, — доверительно сказал он однажды Ливингстону. — У меня и так бюджет невелик, так что лучше потрачу его на организацию для моих студентов дополнительных курсов обучения.
Другой человек, наверное, был бы удручен бесконечной сменой состава учеников колледжа и невозможностью из-за этого создать, воспитать у студентов хоть сколько-нибудь сильный корпоративный дух, наподобие того, что существует в колледжах или институтах с четырех — или более годичной программой образования. А вот Реджинальд Крейн не впадал в отчаяние, работал, и в результате многие из его студентов действительно приходили потом в колледж, чтобы поучаствовать в торжествах, например, по случаю десятилетия своего выпуска. Хотя никто их не заставлял этого делать. Когда бывшие ученики возвращались в колледж через десять лет после выпуска, они, безусловно, отпускали всякого рода колкости в адрес “Сент-Поликарпа”: дескать, более удобным, современным он так и не стал. При этом, видимо, все же большинство из них не могли не признать, что за год в этом колледже они приобрели некий новый жизненный опыт. Крейн сумел собрать в колледже действительно прекрасный преподавательский состав. И это — при отсутствии здесь достаточно высоких заработков.
Ливингстона провели в личный кабинет Крейна, обитую деревом комнату, заставленную книжными полками, что однозначно говорило об интеллектуальном, умственном труде хозяина.
Крейну только что стукнуло шестьдесят. Похож он был, как считали, на градусник: тонкая, словно карандаш, фигура, худое лицо и огромная шапка седых волос.
Ливингстон извинился за неожиданное вторжение.
— Не люблю вот так просто вламываться к людям без предупреждения, — начал объяснять он, устраиваясь в весьма удобном кресле рядом с рабочим столом Крейна. За годы своей работы в Оксфорде они с Крейном успели здорово подружиться.
— Разве вы вламываетесь, Найджел, — успокоил его Крейн, — просто вы заявляетесь без спросу и без телефонного звонка, а все потому, что занимаетесь делами, не терпящими отлагательств. Крейн откинулся на спинку стула и сцепил перед собой кисти рук, с длинными пальцами и синими взбухшими жилами. — Как выражаются мои американские студенты: “Чего надо?”
Ливингстон решил сходу перейти к делу безо всяких там преамбул.
— Я хочу, чтобы вы мне честно и совершенно конфиденциально изложили свою точку зрения на то, что представляет из себя Филипп Уиткомб.
Крейн немного пожал плечами.
— Совершенно конфиденциально?
— Конечно.
— Тогда должен сказать, — медленно протянул Крейн, — что так вот просто изложить свою точку зрения у меня не получится. Он хороший, даже очень хороший учитель. Знает предмет, любит его. Он просто становится другим человеком, когда начинает обсуждать поэзию или читать стихи. При этом вокруг него возникает некая аура. Ее даже, кажется, иногда видно, эту ауру. Что, наверное, не так уж и хорошо для учеников. Тем более, что поэты тоже были людьми смертными. Сомневаюсь, что они сами своим стихам придавали столько звучания, столько чувств, сколько придает им Филипп, когда читает. Но я знаю точно: некоторым студентам, которым едва доступны были поначалу элементарные рифмы детского сада, он сумел передать знание тех вещей, которые, собственно, и дают людям возможность понимать, почему одно произведение является классикой, а другое — нет Вот за это я весьма благодарен Филиппу и думаю, столь же благодарны должны быть ему и его студенты.
С другой стороны, вне класса я нахожу его достаточно скучным, неинтересным человеком. Он и говорить-то толком не может — краснеет, заикается. Да все время пропадает в своем саду… Я даже уверен, что он и от еды-то вообще отказался бы, лишь бы ему дали возможность круглосуточно заниматься выращиванием цветочков. Даже представить себе не могу, как это он умудрился оказаться помолвленным с этой девушкой. Наверное, это именно Валери занималась ухаживанием, а вовсе не он.
— Мне тоже так показалось. — Ливингстон хорошенько подумал прежде, чем задать следующий свой вопрос. — Если Филипп так здорово ведет свои уроки, то, должно быть, случалось, что кое-кто из его студентов влюблялся в него?
Лицо Крейна помрачнело.
— В последнее время такого не случалось.
— В последнее время? — Ливингстон сделал акцент именно на этих словах директора. — Что вы имеете в виду, говоря “в последнее время”?
Директор явно пожалел, что высказался слишком уж откровенно.
— Может быть, я и не прав. Мне, вероятно, не надо было об этом упоминать. Ведь все это произошло достаточно давно. Одиннадцать лет тому назад, если быть точным. Филипп тогда был совсем молодым человеком, ему едва перевалило за тридцать. Так, кажется. Одна студентка принялась ходить за ним буквально по пятам. Ему это польстило, и он, насколько я могу судить, провел кое-какое время с ней… наедине. В общем, он совершил нечто совершенно недопустимое для учителя. В “Сент-Поликарпе” всякие личные взаимоотношения между преподавателями и учащимися строжайшим образом запрещены. В любом случае, Филипп скоро устал от той девушки, она ему надоела, и он стал избегать ее. Можете себе представить, что я испытал, когда она как-то прибежала ко мне в кабинет и объявила, что беременна от него.
Ливингстон даже присвистнул. — Это оказалось правдой?
— Нет. Она вообще была очень эмоциональной, даже немного истеричной девушкой. К счастью, с подобными же обвинениями она уже выступала против учителя в одной из своих прежних школ. В любом случае, мне не составило труда добиться от нее правды. Ее взаимоотношения с Филиппом, оказалось, ограничивались велосипедными прогулками и пикниками. Но даже в этом случае могла бы произойти большая неприятность для школы, даже скандал, если бы она продолжала упорствовать в своих обвинениях. Я чуть было не уволил Филиппа, но он очень не хотел терять эту работу. Умолял меня оставить его. Да вы и сами понимаете, что здесь он на своем месте. Эта работа для него. Он преподает предмет, который любит, у него куча земли, чтобы там выращивать свой любимый сад, и, наконец, он определенно является прямым наследником леди Экснер.
— Пожалуй, так оно и есть, — согласился Ливингстон.
— Я предупредил его весьма категорично, что, если обнаружится еще хотя бы намек на его связь с какой-нибудь из студенток, он будет немедленно уволен. И в этом случае получит самые отрицательные характеристики.
— Понятно. А вы уверены, что тот эпизод имел место одиннадцать лет тому назад.
— Совершенно в этом уверен. Я точно это помню, потому что все это происходило как раз за год до исчезновения этой девушки Пополус. Дело в том, что когда все вокруг только и говорили о “греческой девушке, которая сбежала из школы”, я думал о том, что, вероятно, “Сент-Поликарп” вообще прикрыли бы, если бы узнали, что за год до этого исчезновения одна из студенток чуть не забеременела от учителя, во всяком случае, утверждала, что беременна именно от учителя. Как бы то ни было на этой неделе мне уже несколько раз звонили журналисты из разных газет с просьбой прокомментировать обнаружение останков Атены Пополус. — Директор внимательно посмотрел на Ливингстона. — Я понимаю, что вы не можете рассказать мне причины своего интереса к Филиппу, но надеюсь, вы отдаете себе отчет в том, что я — лицо ответственное. Отвечаю за пять сотен своих учениц, так что, вероятно, вам стоит подумать, не следует ли рассказать мне, что именно тут у нас происходит.
Ливингстон ответил, не колебавшись ни секунду. Он понимал, что директор колледжа все еще имеет основания немного сердиться на Филиппа за тот давний скандал, который мог нанести существенный вред престижу “Сент-Поликарпа”. Сколь-либо существенных доказательств в отношении Филиппа комиссар не имел, а без них, по его убеждению, было бы несправедливо с его стороны говорить о существовании каких-либо близких взаимоотношений преподавателя с Атеной Пополус.
— Пока мы ведем обычного порядка выяснение обстоятельств происшествия, — сказал Ливингстон.
Сардоническая ухмылка директора дала понять комиссару, что его термин “выяснение обстоятельств” вряд ли послужил должной маскировкой для совершенно целенаправленного расследования, касавшегося фигуры Филиппа, которым Ливингстон сейчас занимался. Уходя, инспектор во второй раз за сегодняшний день ясно почувствовал, что собеседникам мало понравилась его компания.
Когда Ливингстон добрался до полицейского участка, ему сообщили, что дело Пополус получило некоторое развитие.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40