Гостиничный коридор был пуст. Вдали раздались шаги: пушер, получив дозу для Коноплянникова, уходил к лифту.
Месть.
Игорь произнёс это слово медленно, перекатывая на языке каждую букву.
Какое странное слово. Место… Есть… Месса…
Если он, Игорь Кузнецов , захочет, голова толстого подонка Янаулова отскочит от шеи, как пробка от бутылки.
Игорь однажды видел убийцу мамы вблизи. Лет пять назад отмечался юбилей института, припёрлась делегация правительства Москвы.
Янаулов сидел в президиуме с краю, дремал, иногда посматривал в зал узкими маслянистыми глазками. Захотел выпить минеральной водички, но бутылку, которая стояла на его конце стола, забыли открыть.
Игорь следил за Янауловым, сжав губы. От ненависти и бессилия.
Янаулов посмотрел, далеко ли другая бутылка. Нахмурился. Далеко. Обернулся: нет ли кого, попросить открыть. Нет никого.
Тогда Янаулов покачал головой и удивительно легко сковырнул пробку волосатым большим пальцем. Пробка юркнула под стол.
Вот так же может полететь и его голова.
У Янаулова дачи, квартиры, деньги, толстые волосатые пальцы. Толстожопые бляди. Счета в банках. Машины.
А он, Игорь Кузнецов , захочет, только щёлкнет своими хрупкими пальчиками — и голова Янаулова покатится по ступенькам. Как миленькая…
Он уже передал чёрному человеку Максиму последние разработки. И уже получил маленький пластмассовый прямоугольник. Банковскую карточку, в которой непостижимым образом умещалось сто тысяч долларов. Целое состояние.
— Я бы на вашем месте всё же уехал, — советовал ему чёрный человек. — Что вам тут делать? Перенервничаете, наделаете глупостей. Поезжайте. Мир посмотрите. Вы ведь не были за границей?
— Ну, не считая школьной поездки в Чехословакию…
— И что же вы ещё думаете? Собирайте манатки. Покатаетесь по миру год-другой-третий, вспомните молодость, баб потрахаете… Потом я вас пристрою в какую-нибудь хорошую лабораторию по близкой специальности.
— Я не знаю… Мне нужно решиться…
— На что решиться? Баб потрахать? Так она трусья скинет, всё само и решится, и разрешится.
— Как-то вы… Я не знаю….
— Ну извините, Игорь, извините. Можете никого не трахать. Но с деньгами, кстати, вам в России делать нечего. Первый же торгаш, у которого вы захотите купить тачку или хотя бы «Паркер» с золотым пером, поймёт, что вы полный лох, и отнимет у вас все бабки… Вы уж не обижайтесь…
Деньги… Да, деньги.
На столе валялась стодолларовая бумажка. Это само по себе было странно.
Не пряталась между страницами книги, не таилась в дальнем ящике комода, а валялась на столе как три рубля.
Президент Франклин мотнул тройным подбородком.
Презрительно шлёпнул подобранными губами.
Отваливай, дескать. Свободен.
Игорь вышел на улицу и долго-долго брёл, не разбирая дороги. Дважды попал под дождь и едва не угодил под большой зелёный автомобиль, который потом долго стоял на перекрёстке, пока Игорь не скрылся за поворотом.
В воздухе поплыли глухие тягучие звуки, словно бы доносившиеся из могилы. Кто-то пел — очень тихо, но до жути внятно:
А как с третьего крыльца
Всё от Стеньки-подлеца
Мелким бесом, красным листом,
Да с прихлюпом, да с присвистом
Да с ухмылкой на губах,
С синим языком в зубах,
Ах, катьмя-катились сгубленные
Головы отрубленные…
Песня… Она всплыла на волнах памяти из легендарных глубин. Когда Игорь был совсем маленьким, к отцу иногда приходил в гости юродивый певец — нелепый человек с козлиной бородкой и в тёмных очках — и пел, выл, раскачиваясь на стуле, пронзительные песни…
И эту, про отрубленные головы — точно!
Господи, как давно это было! И что сейчас с этим несчастным певцом?
Уже в полной темноте он обнаружил себя на какой-то большой стройке. Перед ним были распахнуты высокие ворота.
Вошёл и ахнул. Это оказался огромный и почти пустой православный Храм. В центре стояли в коленопреклонённых позах серые бетономешалки. Среди разбросанного по всему полу строительного мусора горели тут и там восковые свечи.
С прекрасных сводов на Игоря внимательно глядели ангелы и апостолы. Их просветлённые лики, фарфоровое свечение над их головами… Всё это словно спрашивало:
— Кто ты?
— Куда ты идёшь, с какой целью?
— Чего же ты хочешь?
Купол храма ещё не был закончен. Среди высоко поднятых стропил виднелся глубокий омут неба. В омуте кувыркалась большая звезда с семью плавниками.
Игорь рухнул на колени. Воздел к звезде руки.
— Господи, — прошептал Игорь. — Прости меня, Господи!
Ответом было два ослепительных разряда молнии.
— Восемьсот пятьдесят, — сказал Матадор.
Нужно штурмовать комнату 850.
Либо там находится склад, куда пушеры приходят за Акварелью.
Либо там сидит диспетчер. С него можно разматывать настоящую цепочку. Выходить на серьёзную рыбу.
Матадор указал одному Саше оставаться на месте, а другому идти следом. Матадор сделал три тигриных шага-прыжка, взлетел в воздух, вышиб плечом дверь и укатился кубарем вглубь комнаты.
В ту же секунду раздался стеклянный звон, из комнаты повалил клубами вонючий дым.
Кто-то взорвал пакет с густым и очень слезоточивым газом. Матадор успел заметить утопающим в дыму зрением, что в дверь метнулась стремительная тень. Матадор нырнул было следом, но с той стороны, где только что грохнуло стекло, грохнул теперь и пистолетный выстрел. И раздалась резкая команда:
— Стоять, ни с места!
Пуля обожгла Матадору ухо, на рукав ему капнула тёплая капля. Матадор сгруппировался, прыгнул в угол, сжимая руками ТТ. Что-то заставило его повременить с ответным выстрелом.
В грудь Матадора уткнулось дуло пистолета.
Дым быстро уходил через разбитое окно и выбитую дверь.
Перед Матадором стоял Серёжа Сафин. Весь помятый, в чёрной смоле и белом порошке.
— Ну у тебя и рожа, Башкир, — устало сказал Матадор. — Как ты сюда попал?
К Сафину дар речи вернулся на мгновение позже:
— Шёл по следу маски с твоего факса.
Глава восьмая

Демонический Министр — «Таместь пуля, которой убили отца» — Чемпион Думы по компьютерным играм оказался коммунистом — Коричневая кровь немецкого гражданина — Матадорвпервые видит влагалище изнутри — Крыльцо для электронов — Дикий чечен по прозвищу Кинг-Конг — Гаев жаждет депутатской неприкосновенности — Голову Янаулову, пожалуй, не отрежут, но легче ему от этого не станет
Шестьдесят шесть лет назад в семье офицера Генерального штаба Николая Анисимова родился страшный ребёнок.
На теле ребёнка не было ни одного волоска. Не было волос на голове, не было бровей и ресниц. При этом мальчик — его назвали Марленом, в честь Маркса и Ленина — обладал отменным аппетитом, богатырским здоровьем и зычным голосом.
— Уродец родился, быть беде, головы не сносить, — шушукалась с соседками Анна Петровна, няня старшей дочки, Маши. — Лысое, дьявольское отродье.
Через три месяца Маша утонула в Патриарших прудах, а гулявшая с ней Анна Петровна, не дожидаясь возмездия, бросилась под колёса первого попавшегося автомобиля. Как на грех, за рулём оказался родной брат Николая Анисимова Александр, который после этого происшествия повредился в уме и остаток жизни провёл в больнице имени Кащенко.
Когда Марлену исполнился год, за отцом приехал чёрный воронок. И ни звука больше, ни слуха, ни письма.
Мать, как жену изменника Родины, этапировали строить Беломорканал, где она сгинула очень быстро.
Маленького Марлена определили в детский дом в Калуге. Дом вскоре сгорел. В огне погибли все воспитанники, воспитатели и пожарники. Только Марлен Анисимов целым и невредимым выбрался из огня.
Так было и дальше. На людей, которые связывали с ним свою судьбу, сыпались несчастья. Гибли соратники, начальники, подчинённые, скопытились две жены. Без связей, с испорченной анкетой, без малейшего намёка на личное обаяние, Анисимов забирался все выше и выше.
Шесть лет назад, после августа 91-го, он возглавил Силовое Министерство. Все эти годы он находился под постоянным огнём сокрушительной критики. За коррумпированность, за дружбу с патриотами и коммунистами, за провалы операций в Чечне и Таджикистане.
В результате его стали называть главным претендентом на победу в следующих выборах. Президент намекал, что именно ему передаст бразды и административный ресурс. Пока не появился этот лубянский поганец Барышев…
Когда Марлен узнал, что на столе влиятельного комитетчика Барановского стоит череп, отлитый из лубянских пуль, он прошипел сквозь зубы:
— Там есть пуля, которой убили отца.
Самым заветным его желанием было поглотить Лубянку Силовым Министерством. Пройти, хозяйски позвякивая ключами, по легендарным подвалам и этажам.
Сегодня генерал Дубичев, курировавший тайное и самое опасное предприятие Марлена, Акварель, привёл маленького лопоухого человека. Этот лопоухий был одним из главных приводных ремней всей афёры с мухоморами и героином.
Не отвечая на приветствия, Марлен Николаевич с ходу бросил в лицо Дубичеву вопрос:
— Что произошло на Ленинском?
Дубичев провёл ладонью по лицу, словно вопрос имел вес и плоть. Ушиб его или обрызгал.
— Разгромили небольшой склад в гостинице. В шесть утра. Не спится нашим друзьям с площади Дзержинского. Номер снимал герр Ханс Шульц, гражданин Германии. Вернее, лицо под таким именем. С ним всё обошлось.
— Погибло? — спросил Анисимов.
— Лицо? Погибло.
— Чисто погибло?
— Чище не бывает. Повязали двух пацанов, которые знали только Шульца… Всё в порядке, шеф.
Анисимов внимательно посмотрел на Дубичева маленькими бесцветными глазами, которые едва заметны были на огромной блестящей голове. Как два таракана-альбиноса на кухонном кафеле. Дубичев выдержал взгляд.
— Хорошо. Давайте о главном.
Главное касалось таинственных файлов погибшего депутата Значкова. Вице-премьер Барышев — гэбэшник, снюхавшийся с либерал-педократами, выдрал из его рук злосчастный компьютер и передал его своим пакостникам.
Глаза-тараканы перебежали на лопоухого гостя. Какая-то простая у него фамилия… Как мычание…
— Всего в секретной папке Значкова обнаружено тридцать четыре документа… — гость принял взгляд генерала за приказ начинать. — Пятнадцать из них…
— Как к вам попали файлы? — резко перебил Анисимов.
Он с детства терпеть не мог цифр. Любое математическое действие вызывало у него головную боль. В Силовом Министерстве даже циферблаты на часах были только с рисками и кружочками.
На дверях его квартиры в доме Силового Министерства вместо цифры 11 были изображены барабанные палочки.
«И деньги не надо считать, — говорил генерал Анисимов, — Надо просто знать, где записана сумма. Всё остальное можно сказать словами…»
— В Государственной Думе, — объяснил гость, — все компьютеры соединены в сеть. Мы не смогли взломать файлы, но поставили там небольшую программку, которая… Которая, когда файлы были открыты, сразу скопировала их по сети на нашу машину.
— А они знают, что она это сделала? — спросил Анисимов.
— Они могут узнать, что какая-то операция копирования прошла, что файлы ушли, но всё равно не узнают, куда.
— Хорошо, — пробормотал генерал Анисимов.
— Есть у нас там свой маленький компьютерный гений… Чемпион Думы по компьютерным играм. Коммунист, кстати сказать… — гость, почувствовав, что генерал доволен, улыбнулся и заговорил несколько игривым тоном.
— Не расслабляться, — вдруг негромко, но чётко произнёс генерал Дубичев. Он лучше знал характер своего шефа.
— Про меня что-нибудь есть? — осведомился Анисимов.
— Нет.
— Про Министерство?
— Есть записи, о том, что ходят какие-то слухи… Ничего конкретного. Никаких фамилий, от кого информация. Никаких цифр. Вот распечатка…
— Лажа, — сказал Дубичев, уловив вопросительный взгляд Анисимова. — Детский сад. В сортир.
— Оставь, я потом посмотрю, — отказался читать Анисимов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32