Чёткое место. Ты знаешь, что каждый из катающих с тобой белые шарики по зелёному лугу, заплатил, как и ты, только двадцать штук баксов вступительного взноса. Здесь не было случайных людей.
Среди бескрайних Нахабинских полей и живописных холмов Самсон Гаев понимал, как много в этом мире принадлежит ему. Он купил право пользоваться этими пространствами. Дышать большим пустым воздухом. И каждый солнечный лучик оплачен харями президентов Франклина, Гранта и Джексона.
Но последний год Гаев бывал в Нахабино всё реже и реже. Ему лень было бродить с клюшкой по изумрудным лугам. С банкирами и бандитами он предпочитал встречаться за чашкой кофе или стаканом виски.
Кроме того, он ни разу так и не попал мячом в крохотную лунку. Способность игрока швырнуть шарик на пятьдесят метров и угодить в еле заметное отверстие в траве Гаев считал сверхъестественной. Сам человек так ударить не может.
Наверное, если он купил права на пространства, то они должны подчиняться ему и в таких мелочах. Гаев ждал-ждал, пока снизойдёт на него оплаченная благодать, сломал две клюшки, а потом понял, что ждать милости от небес ещё рано.
После того, как ему подложили вместо шарика бомбу, он понял, что милости от небес нельзя ждать вообще.
Гаев полюбил боулинг. Спорт несложный: швырни шар и возвращайся к своему пиву. Улучшению самочувствия по утрам, правда, не способствует, зато сколько удовольствия.
Правда, первое время, когда он брал шар, по рукам пробегала крупная дрожь.
В большой шар бомбу запихать ещё легче, чем в маленький.
Может быть, кто-то раньше времени узнал, что на новых выборах он будет играть за другую команду.
Может быть, кто-то узнал, что он уже начал эту игру.
— Самсон Наумыч, — отвлёк Гаева от размышлений его верный секретарь Козлов. — Они нашли Огарёва.
Гаев метнул на Козлова грозный взгляд.
— Они разговаривают с ним в пабе…
— В центре города Лондона грязный мент пасёт гондона… — в слове «Лондон» Гаев для рифмы поставил ударение на второй слог.
— Не мент, шеф, — позволил себе поправку Козлов. — Эфэсбэники…
— Ну да, Лубянка… И что же им говорит этот гондон из «Комсомольской газеты»?
— Они только подошли, шеф.
Гаев вздохнул, выдернул из ноздри волосок.
— Дай, что ли, послушать…
Чёрно-жёлтый, словно пчела, хвостатый дротик ужалил центр мишени. Снова 100!
Счастливая улыбка — в который уже раз за день — озарила веснушчатое лицо Дениса Огарёва. Первый день за границей. Силовое Министерство премировало Дениса за участие в деле государственной важности индивидуальным туром. Огарёв так мечтал попасть именно в Лондон, шататься по легендарным улицам, заглядывать в пабы, играть в дартс и пить пиво!
«Пора по пабам!» — напевал Огарёв.
Двухэтажный автобус, Вестминстер, Бейкер-стрит, мадам Тюссо, Британский музей, — загибал пальцы Денис. Оставалась ещё одна рука и две ноги!
— Свободно? — к столику Дениса подошли два хорошо одетых парня, чёрный и белый.
— Пожалуйста, располагайтесь, свободно, вы мне нисколько не помешаете, будьте добры! — Денис был горд, что способен без заминки произнести по-английски такую витиеватую фразу.
Чёрный и белый заговорили о каких-то университетах и гуманитарных программах. Денис стал прислушиваться и вдруг понял, что его соседи говорят по-русски.
— Ой! — довольно невежливо воскликнул Денис. — Вы из России? А я только сегодня прилетел из Москвы!
— Мы тоже только сегодня прилетели из Москвы, — приветливо сказал белый парень и протянул руку, — Будем знакомы. Джон.
— Ваня, — просто представился чёрный.
Через некоторое время чёрный и белый уже покупали Денису пиво, потом он покупал им пиво, совсем захмелел и даже не заметил, как появился на столе сегодняшний утренний выпуск «Комсомольской газеты» с его полосой об Акварели. А потом на столе мелькнули две красные книжечки с державным гербом и металлическими уголками. Ваня и Джон оказались сотрудниками ФСБ. Они интересовались, откуда Денис узнал всё то, о чём так увлекательно поведал читателю.
Денис не находил особых причин это скрывать. Его вызвал главный редактор и представил невысокому человеку, подполковнику Силового Министерства Пушкарю. Сказал, что за два дня должна быть написана полоса.
— Поэтому полоса и получилась сырая, — доверительно объяснял Денис Джону и Ване. — Времени не было. Там многое не прописано…
Однако художественные достоинства статей волновали Джона и Ваню в последнюю очередь. Их волновали материалы, полученные Денисом от полковника Пушкаря.
— А беседа с наркологом Ивановым? — спросил Джон. — Ты его видел?
— Нет. Беседа была сделана пресс-центром силовиков… Я её только отредактировал, оживил….
— А ты знаешь, что нарколог Иванов врёт? — спросил Иван.
— Что значит врёт? — растерялся Денис.
— Насчёт слабого привыкания к Акварели. Акварель — очень сильный наркотик. Очень опасный.
— Но зачем же Силовому Министерству подсовывать читателю такую дезинформацию? — удивился Денис.
— А ты уверен, что он был из Силового Министерства?
— Но я видел его документы…
Джон и Иван улыбнулись.
— Но я… но меня редактор с ним познакомил… Я же его не на улице встретил.
— Редактор тоже мог обмануться, — деликатно заметил Иван.
Огарёв озадаченно почесал за ухом.
— Слушай, друг, — решительно сказал чёрный Ваня, — давай ты не будешь совсем идиотом. Ты когда-нибудь ширялся? Что ты вообще знаешь о героине?
Огарёв неопределённо пожал плечами.
— Только полный мудак скажет, что препарат на героиновой основе может быть без опасным, — с нажимом сказал Ваня. — Ты хоть это-то понимаешь?
Огарёв пожал плечами ещё неопределённее. Настроение у него резко испортилось. Джон и Иван уверяли, что какие-то страшные люди, желающие завалить страну новым опасным наркотиком, решили использовать его, Огарёва, журналистские таланты и авторитет «Комсомольской газеты». И тур в Лондон — никакая не премия за помощь государству, а обыкновенный пряник от бандитов, которые потом этот пряник ещё раз пять заставят отработать.
Кроме того, Дениса не оставляло ощущение, что где-то когда-то он уже видел полковника Пушкаря. Очень давно. Но вот манера теребить при разговоре оттопыренное ухо… Эта кривая улыбка…
— Ты, орёл, живёшь в пятизвёздочном отеле, — Джон назидательно водил перед носом Огарёва коротким пальцем. — Ты хоть представляешь, сколько это стоит? У силовиков нет денег на бензин для мотоциклеток. Неужели ты думаешь, что они могут так развлекать помогающих им журналистов?
— А вдруг вы меня обманываете? — неожиданно спросил Огарёв. — Вдруг вы не эфэсбэшники?
— Это как раз не проблема, — утешил его Иван. — В Москве узнаешь, обманываем мы или нет. Увидишь изнутри здание Лубянки, о котором так много слышал…
— Я должен уезжать в Москву? — с ужасом спросил Огарёв. Волшебные виды вечереющего Лондона сразу показались ему глупым сном, ободранными театральными декорациями.
— Гуляй пока, — утешил Иван. — Думай. Вот тебе телефончики — здешний и московский. Что интересное вспомнишь, звони. Кстати, этот твой полковник Пушкарь оставил тебе координаты? Должен был оставить. А?
— Нет, — покачал Денис головой, — не оставил. Сказал, что объявится сам, когда я буду нужен.
Денис врал. Телефон для связи Пушкарь ему дал.
Чёрно-жёлтый, словно пчела, хвостатый дротик ужалил центр мишени. Снова 100.
Растрёпанная голова Дениса Огарёва ладно лежала в перекрестии оптического прицела.
Хорошо бы получить приказ уничтожить объекта сейчас, пока он играет в дартс. Дротик жалит центр мишени, а одновременно с этим пуля раскалывает на части очкастую тыкву шебутного объекта. Весь день носись за ним по Лондону. Ни минуты покоя.
Человек с ружьём на секунду отвлёкся и снова прильнул к прицелу. Объект был уже не один. Чокался пивом с двумя какими-то мудилами. Один из мудил был чёрным.
«Внимание», — сухо прозвучал голос в наушниках. Человек с ружьём сосредоточился. Команда могла последовать в любое мгновение.
Ружьё одновременно играло роль мощного направленного микрофона. Человек с ружьём не слышал, о чём разговаривает объект: звук шёл в какое-то другое место. Откуда и могли дать команду стрелять.
Оптический прицел общупал уже и затылок, и русую макушку, и уши, в которые тоже прикольно попасть.
Двое мудил распрощались с объектом. Человек с ружьём погладил подушечкой указательного пальца спусковой крючок.
«Отбой» — сухо прозвучало в наушниках.
Арина наконец-то увидела Зайцева. Появившись в дверном проёме, Жора подмигнул ей: дескать, надо поговорить.
— Здравствуй, Арина. Ты, наверное, уже слышала новость, которая не может порадовать ни тебя, ни меня…
— Мало ли что я слышала. Ты мне официально скажи, а не от княгини Марьи Алексеевны. С какой формулировкой…
— С завтрашнего дня ты снята с эфира. Безо всякой формулировки…
— Это всё?
— Всё. Нет, не всё. Шеф говорит, что ты ему должна тринадцать тысяч баксов. Просил даже, чтобы ты завтра принесла.
— Это он как сказал? Это угроза?
— Ну, вряд ли угроза. Наш Наумыч, конечно, страшный человек, но бабу свою он трогать не станет. Он ведь тебя, извини за выражение, любил, и я думаю, что остатки высокого чувства ещё тлеют в костре его души…
— Ага, любил.
— Любил, любил. Не спорь. Я думаю, он и про деньги заговорил так, на нервной почве.
Кто-то, проходя мимо, протянул Зайцеву косяк. Зайцев поморщился и передал косяк Арине. Последнее время он совсем не курил.
— На, изменяй своё сознание, ныряй в мир иллюзий… Ты, главное, не расстраивайся. Позорная была передача…
— Ты ведь мне сам говорил, что это очень тонкий и остроумный проект!
— Ну, так это когда было? Я говорил это полной дуре и, как выражается Наумыч, саратовской бляди. Тогда это был для тебя тонкий проект. А на сегодня ты не соответствуешь исходному имиджу вульгарной шлюхи.
— Постой-постой, — подозрительно спросила Арина. — Может быть, это ты придумал, что меня надо убрать?
— Как говорили в моём пионерском детстве, пидор буду, — Зайцев засунул ноготь большого пальца между передними зубами, а потом сделал пальцем убедительный вираж: вокруг подбородка. — Самсон сам понял. Пока он делил с тобой ложе страсти, терпел. А сейчас, извини, пещеру счастья ты от него унесла, смотреть тебя стали хуже… Он и решил тебя поменять.
— Поменять? — удивилась Арина. — Так программа остаётся? И кто же там будет вместо меня?
— Зося Старыгина.
— Кто?!
Арина было набрала в воздух лёгкие, чтобы заорать какую-нибудь гадость в адрес Гаева, Зайцева и ни в чём не повинной актрисы Зоей Старыгиной. Но сдержалась. Она не могла не признать, что выбор был сделан удачно. По лицу Зоей было видно, что влагалище её способно вмещать до пяти членов одновременно.
— Я придумал, — похвастался Зайцев. Он понял, что Арина идею оценила.
— Когда же ты придумал? Если меня только сегодня сняли…
На кухню просунулась страшная харя Пуси. Он робко протянул Арине старую мыльную фотографию, на которой был изображён симпатичный молодой человек в картузе и с улыбкой во всю диафрагму.
— Кто это? — спросила Арина, брезгливо отстраняясь от Пуси и не решаясь прикоснуться к фотографии.
— Это он. Показывает, каким он был раньше. Поздравляю, понравилась ты ему. Он очень мало кого удостаивает…
Арина поморщилась. Зайцев показал Пусе кулак. Пуся исчез.
— Так когда же ты придумал?
— Ну… — Зайцев замялся. — Сняли сегодня, а решил Наумыч две недели назад.
— И ты мне ничего не сказал?! — взбесилась Арина.
— Ну… — пожал плечами Зайцев. — А что бы я сказал? А если бы Зося не согласилась? Или Наумыч передумал бы? Я, извини, получаю у него зарплату. Должна же быть порядочность в ведении дел…
Арина влепила Зайцеву звонкую пощёчину, стремительно вышла из Теремка, сбежала по лестнице, вскочила в свой «жигулёнок», поехала, куда глаза глядят, но через пять минут затормозила, положила голову на руль и заплакала.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32