– Я был в отъезде.
– А у меня для вас интересная новость. Я еще раз заглянула в записки моего брата и заметила, что все его торговые операции связаны с конкретными лицами, и лишь три помечены буквой икс, а одна – игрек. Это означает, что некоторые вещи мой брат купил от некоего Икса, а одну вещь продал некоему Игреку. Что вы об этом думаете?
– Какие именно вещи?
– Часы. Мой брат купил их у Икса двадцать пятого мая прошлого года. Четырнадцатого ноября прошлого года он приобрел у Икса золотое блюдо. Десятого марта он купил у Икса золоченую солонку, а двадцать первого мая продал Игреку серебряный нож.
– Кто, по-вашему, скрывается за этими буквами?
– Откуда я могу знать… Вы будете их разыскивать? Помолчав, Генрик ответил:
– Кто знает, может быть… Только не торопите меня. Пока мне хочется устраниться от каких-либо розысков.
– Но почему?
– Об этом вы в ближайшее время узнаете из газет.
– Прошу вас, расскажите мне, а то я умру от любопытства.
– Убита пани Бутылло.
На другом конце провода наступило молчание. Генрик подумал было, что старушка положила трубку, как вдруг услышал тихое:
– До свидания… – В трубке щелкнуло и послышались короткие гудки.
Вечером Генрик отправился в кафе на улице Монюшко. Там не оказалось никого из его друзей – ни Марека, ни Юлии. Он увидел отставного капитана, которого все звали ротмистром: в первую мировую войну он, по слухам, служил в кавалерии. Как обычно, ротмистр сидел со своим псом, французским бульдогом. Хозяин и пес были удивительно похожи. Одинаковые маленькие носы, выпученные глаза и отвисшие щеки. Ротмистр любил покровительствовать молодым писателям и журналистам. Его покровительство заключалось в том, что он без конца рассказывал о самых неправдоподобных происшествиях, якобы случившихся с ним. Хвастался своими ратными успехами и знакомствами в артистических кругах довоенного времени. Когда кто-нибудь из молодежи пытался вставить замечание, ротмистр кричал:
– Цыц! С вами говорит история.
Увидев ротмистра, Генрик очень обрадовался. Он знал, что старик – безумный фантазер, но обладает хорошей памятью.
– Пан ротмистр, – обратился он, присаживаясь к столику, – вам ничего не говорит фамилия Кохер? Адвокат Кохер.
Ротмистр бросил на него презрительный взгляд.
– Вы еще спрашиваете! Да я Кохера знал лично, он бывал в доме моего отца. Как вам известно, мой отец являлся директором лодзинского банка.
Генрик кивнул. Недавно ротмистр говорил, что отец его был известным в Лодзи промышленником.
– Адвокат Кохер умер, если я не ошибаюсь, в тысяча девятьсот девятнадцатом году, – продолжал ротмистр. – У него была дочь, изумительной красоты девушка, Иза Кохер. Слыхали о ней?
– Нет.
– Ах, что за девушка! Должен вам сообщить, у меня с ней было одно очень милое приключение. Прошу представить себе, но однажды, кажется, в двадцать третьем году…
– Я хочу узнать не о вас, пан ротмистр, – прервал его Генрик, – а о Кохере.
– А что Кохер? Адвокат. Способный адвокат. Умер. Вот о его дочери, известной своею красотой Изе Кохер, есть что порассказать. Надо вам заметить, в те годы я выглядел не так, как сейчас. Молодой, в офицерском мундире, а мундиры тогда были с иголочки, не то что теперь…
– А Иза Кохер?
– Что – Иза? После романа со мной она вышла замуж за какого-то немца, хозяина мануфактурной лавки. Умерла она, кажется, через два года после свадьбы. Ах, да! Вспомнил! Того немца звали Эрнст Бромберг. Его потом подозревали в убийстве одной цирковой актрисы. Я знаю это дело со всеми подробностями, потому что, изволите видеть, мой отец работал тогда в редакции одного из лодзинских журналов. Да я и сам, как вы знаете, пописывал.
– Цирковая актриса? Убита?
– Удар стилетом. Ах, какая красавица! Должен вам доложить, у меня с ней было презабавнейшее приключение. В один прекрасный день прихожу я в цирк на представление. Сидел я, конечно, в директорской ложе. На мне мундир. С иголочки, элегантный, как черт те что. Она была наездницей и привела меня в такой восторг, что я купил цветок, как сейчас помню, красную розу. Она скакала по арене, я бросил ей цветок. Хотела его схватить, перегнулась и чуть не упала с лошади. Я, конечно, тут же бросаюсь на арену, чтобы подхватить ее…
– Она упала? – спросил Генрик.
– Не тогда! Она упала потом, в мои объятия! – захохотал ротмистр. – Похоронили ее на Старом кладбище. Ее закололи стилетом. Скорее всего это – дело рук ее ревнивого мужа или любовника. А любовником ее был Бромберг.
– Когда это случилось?
– В 1919 году.
Генрик не успел спросить больше ни о чем, потому что в кафе вошла Розанна. Она направилась к свободному столику, но не успела сесть, как Генрик был уже тут как тут. Розанна подала ему руку неохотно, глядя куда-то в сторону, словно обидевшись.
– Розанна! – сказал он. – Что с тобой? Почему ты забыла обо мне?
Она пообижалась еще минуту.
– Ты не джентльмен.
– О чем ты, Розанна?
– Осталась у тебя на ночь, так ты на другой же день рассказал об этом милиции.
– Я не мог поступить иначе. Читала, наверное, об убийстве Бутылло? Не признайся я, что ты ночевала у меня, я не имел бы алиби.
– Настоящий джентльмен даже в таком случае не выдал бы имени женщины. Я читала книжку, там одного арестовали, чуть не повесили, а он так и не выдал свою даму.
– В жизни все иначе, уверяю тебя.
– Ты думаешь, приятно, когда домой является милиция и спрашивает: «С кем вы спали в ночь с такого-то на такое-то?»
– Пойми меня!..
– Ты поступил некрасиво. Ты должен быть мне благодарен, что тебя не арестовали. Надеюсь, ты оцениваешь это?
Он согласно кивнул. Однако не мог удержаться от мелочного укола:
– Милиция нашла тебя, хотя я сообщил им только твое прозвище. Скажи мне, откуда они тебя знают?
– Ты и в самом деле свинья, – шепнула она.
– Я снова влип в дурацкую историю. Пани Бутылло тоже убита. И опять у меня нет алиби. Я всю ночь просидел в ее квартире, ожидая ее прихода…
– Вот видишь! Стоит тебе провести ночь без меня – и алиби у тебя нет! – торжествовала она. – Я, конечно, знаю, зачем ты к ней приехал. Еще в тот раз заметила, как она тебе приглянулась.
– Я всю ночь провел у нее.
– У нее или с ней?
– У нее. Она, убитая, – в шкафу. А я – на тахте. Она тихонько присвистнула.
– Теперь тебе не выпутаться. Странно, что ты еще на свободе.
– Нашли следы убийцы.
– Везет тебе, ничего не скажешь.
– Поедем ко мне, – предложил Генрик.
– Хочешь иметь алиби?
Он кивнул, и Розанна улыбнулась.
– Ох, подлец, – сказала она, – но уж больно ты мне нравишься. Взял бы ты меня в жены, что ли…
– Там видно будет. Пока что мне светит тюрьма.
– Я буду носить тебе передачи, – пообещала она.
На углу они поймали такси. Приехав домой, он взял из ее рук сумочку.
– Послушай, малышка! В прошлый раз я позволил себе заглянуть в твою сумку. Не можешь ли ты сказать своему Генрику, зачем тебе пистолет?
– А не можешь ли ты сказать своей Розанне, зачем ты заглядывал к ней в сумку?
Он и не подумал сказать ей правду.
– Я обратил внимание на то, что она на удивление тяжелая. Взял да и заглянул.
– Взял да и заглянул, – передразнила она его с комичной ужимкой. – А я вот возьму да и уйду сейчас. Ну-ну, не бойся, я не сделаю этого. Ведь ты вовсе не рылся в моей сумочке, тебе это приснилось.
– Что приснилось?
– Будто ты нашел пистолет.
– Не понимаю.
– Я тоже не понимаю: оружия-то я с собой не ношу. Генрик не знал, что и сказать.
– Послушай, может быть, ты рылся еще в чьей-нибудь сумке?
– Может, мне и впрямь приснилось?
– Не веришь? Ну, посмотри сам.
Она открыла свою черную сумочку (правда, сумка была не та, а поменьше) и высыпала на тахту все содержимое: кошелек, помаду, пудреницу и носовой платок. Генрик положил все обратно в сумочку, решив больше не забивать свою голову мыслями о пистолете. За последнее время ему пришлось пережить столько удивительных происшествий, что историю с пистолетом можно было вообще не принимать во внимание.
3 июня
Как только Генрик появился в клубе журналистов и взглянул на лица своих приятелей, он сразу понял, что его присутствие в доме убитой ни для кого не секрет. Правда, о смерти пани Бутылло газеты сообщали в самых общих чертах, – заканчивая заметки стереотипной фразой: «Следствие по делу продолжается». О причастности Генрика к этой истории журналистам проговорился, очевидно, один из сотрудников милиции. Смущенный чрезмерным интересом к своей особе, Генрик торопливо проглотил кофе и побежал в редакцию. В секретариате он столкнулся с Юлией, принесшей свои рисунки. Она дружелюбно улыбнулась ему, задержала его руку в своей.
– Генрик, – сказала она озабоченно, – это правда, что о тебе говорят?
– Если говорят, правда.
– Тебя якобы подозревают в двойном убийстве. – Она взяла его под руку и вывела в коридор. – И все из-за той женщины, не правда ли?
– О ком ты говоришь, Юлия?
– Влюбился, да? – Она не отпускала его.
– О ком ты говоришь, Юлия?
– О блондинке, что позавчера пришла к тебе в редакцию. Признайся, что она втянула тебя в эту кошмарную историю.
– Она.
– Генрик! Еще есть время, одумайся. Когда-то ты говорил, что любишь меня. Но тогда я не воспринимала тебя всерьез, ты казался мне старомодным и немного смешным. Купил какую-то смешную трость… Ты знаешь, я женщина без предрассудков, но ты поступил очень опрометчиво, связавшись с той женщиной. Она не для тебя. Отделайся от нее!
– Я уже отделался!
– Каким образом?
– Она убита, – коротко сказал Генрик.
Юлия резко повернулась и ушла. Это было в ее стиле: уйти, не сказав ни слова. Генрику не впервой терпеть такое. Вышучивала, насмехалась над ним, никогда не воспринимала его всерьез. Он был чересчур старомодным, а себя Юлия считала женщиной современной. «Современная, – подумал он иронически. – Она современна только в своих взглядах на живопись. А в жизни ведет себя чисто по-мещански – старается устроиться поудобнее». О ней рассказывали, что в художественном училище она страшно краснела, когда им задавали рисовать обнаженную натуру. Он вспомнил Розанну и подумал: «Это Юлия старомодна. А я-то современный человек».
Убежденный в своем превосходстве над Юлией, он отправился в редакционный архив и засел над подшивками лодзинских газет двадцать девятого года. Ротмистр, конечно, враль, но какая-то доля правды в его рассказах могла и быть.
Перелистав несколько десятков пожелтевших от времени страниц, он обратил внимание на крикливый заголовок: «УБИЙСТВО В ФУРГОНЕ ЦИРКАЧЕЙ». Другие заголовки: «СТИЛЕТ И ИЗМЕНА», «ПРЕКРАСНАЯ ЗАЗА – ЖЕРТВА ЧУДОВИЩНОГО ПРЕСТУПЛЕНИЯ»… Других заголовков прочесть не успел, ибо в архив вошел поэт Марек.
– Зачем ты оскорбил Юлию? – спросил он, пригладив рукой волосы. Он гордился своей прической. Благодаря близкому знакомству с парикмахером он был, пожалуй, единственным в городе обладателем такого великолепного «ежика».
– Я не хотел оскорблять ее, – оправдывался Генрик.
– Она рассердилась не на шутку. Сказала мне, будто ты считаешь ее полной идиоткой.
– Юлия спросила меня о женщине, которую встретила позавчера в редакции. Я сказал, что та женщина убита, и это полностью соответствует истине. Не веришь, так прочти сегодняшнюю газету.
Марек хмыкнул и погладил свой «ежик».
– Юлия вечно ко мне придирается. Не могу понять почему.
– Не понимаешь? Ты ухаживал за ней, а она относилась к тебе пренебрежительно. В один прекрасный день она решила сменить гнев на милость, ты же избрал себе другой объект, насколько я понял из ее высказываний. Правда ли, что ты связался с девицей с сомнительной репутацией? Юлия говорит, что из-за этого ты имел массу неприятностей. А когда она хотела тебе помочь, ты нашел себе какую-то блондинку не первой молодости.
– Как раз ее-то и убили.
– Кто это сделал?
– Даже милиция не знает. Ее убили ударом кухонного ножа.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23