Лоренс не дурак, он уже наверняка обратил внимание на облигации с правом отзыва и на то, что до сих пор не предпринимались попытки их выкупа. Учитывая требование Тора как можно быстрее заключить сделку, нетрудно догадаться, что Тор, пока не продаст остров, не имеет возможности выкупить облигации и погасить заём. Ему необходимо время, чтобы обдумать ответный ход.
— Я веду речь о единственном инвесторе, хозяине и вдохновителе нашего предприятия, — с улыбкой заверил он Лоренса. — Если бы вы смогли продлить свою командировку, хотя бы, скажем, до тридцать первого марта, возможно, за это время я успел бы все обсудить и прийти к некоему соглашению по поводу новых условий.
— Очень хорошо, — пробурчал Лоренс, поднимаясь со своего стула. — Но учтите — ни единым днём позже. Кстати, кто этот ваш владелец? Я впервые о нем слышу.
— Это баронесса фон Дамлих, — отвечал Тор. — Наверное, вы могли счесть её поведение несколько вызывающим, но кто знает, что будет с нами завтра?
СУЕТА ВОКРУГ АКТИВОВ
Деньги подобны репутации — их легче создать, чем сохранить.
Сэмюзль Батлер. Путь всякой плоти

Я была уже дома и переодевалась после работы, когда позвонил Тавиш.
— Привет тебе, о мой далёкий босс, — приветствовал он меня. — Как дела в Бэнкс, все склоки и интриги, как и прежде?
— Считай себя счастливчиком, погруженным в нирвану, — отвечала я. — А как поживает мистер Чарльз?
— Он поживает, неусыпно следя за судьбой наших инвестиций, большое спасибо, — сказал Тавиш. — Я не говорил тебе, что на прошлой неделе были отозваны некоторые из тех облигаций, о которых предупреждал доктор Тор. Но они так и не обратились к нам за помощью. А теперь, похоже, их планы и вовсе изменились.
— Как ты об этом узнал? — поразилась я. Ведь сама я слыхом не слыхивала ни о ком из них почти десять недель, словно провалились сквозь землю.
— Они, как всегда, стараются действовать под покровом тайны, — пустился в объяснения Тавиш, — но я все же получил зашифрованное сообщение от Перл: не ожидая твоего ни «да», ни «нет», она просто выслала тебе билет до Греции в один конец.
— Прости, не поняла?
— Перл передала сюда, мистеру Чарльзу, целый пакет информации: время, расписание, деньги, билеты, инструкции — всего по телефону не перескажешь. Ты должна отправиться в путь в будущую пятницу. И не вздумай возражать, что не можешь взять отпуск. Я ведь имею доступ к твоему персональному файлу. К тому же ни я, ни Чарльз, ни Бобсей больше не нуждаемся в том, чтобы ты стояла на страже наших интересов. Правда, мистер Чарльз мало что от этого выигрывает, зато я получил такой приз, о котором и не мечтал! Хочешь верь, хочешь нет, но доктор Тор передал мне приглашение на работу в его собственной фирме! Он утверждает, что блестяще составленные мною программы спасли ему жизнь в ту ночь в информцентре, хотя сам я в это не верю. Вы понимаете, мадемуазель Бэнкс, что сбываться самые дикие фантазии и что всем этим я обязан исключительно вам!
— Ох, Бобби, не стоит благодарностей. Конечно, я расположена к тебе. Но Тор ни за что в жизни не стал бы брать тебя на работу, если бы не думал так, как говорил. Так что благодари сам себя, а не меня, и прими мои поздравления! Интересно, с чем связана такая срочность вызова? — спросила я. — Ведь они ни разу не удосужились позвонить мне в течение нескольких месяцев. Я уже начала думать, что этого и не стоит ожидать раньше, чем Тор заявит, что выиграл пари. — И подумала, что моё желание выиграть пари неизбежно отступило на задний план после того, как произошло между нами.
— Кто его знает, почему он не звонил? — беззаботно отвечал Тавиш. — Может быть, они уже выиграли пари?
Я как-то об этом и не подумала. И Тавиш прав, здесь я больше не нужна. Я чуть не свихнулась, прошерстив все до одной системы, пытаясь раздобыть какие-нибудь материалы, связанные с Лоренсом. Но, кроме той несчастной записки, так ничего и не нашла. Хотя эта самая «стоянка» и могла быть нелегальной. Имея на руках одну-единственную записку, я не могла пока доказать, что именно он подталкивает банк на участие в своих играх. Не могла я и проконсультироваться по этому вопросу с Тором, поскольку вообще не знала, где он и что с ним. Поблагодарив Тавиша за звонок, я повесила трубку и застыла в задумчивости. Потом поднялась, выключила в квартире свет и стала размышлять.
Я прекрасно понимала, что меня тревожит. Спустя четыре месяца после той ночи в опере я снова сижу здесь в одиночестве и смотрю вовсе не на голую стенку напротив — нет, я смотрю на руины собственной жизни. Я ограбила пару банков, помогла в создании скорее всего нелегального государства, не говоря уже о незаконном проникновении в святая-святых финансового бизнеса. Я разнесла в клочья свою карьеру и переспала со своим лучшим другом, наставником и соперником, который после трех месяцев пребывания в неизвестности вдруг позвал меня к себе. Ощущение было такое, словно сама жизнь нанесла безжалостный удар. И если это именно те волнения и переживания, которые постоянно пыталась навязать мне Джорджиан, то благодарю покорно, предпочту вернуться в белоснежную утробу сотворённого мною убежища, которое Тору угодно было именовать мавзолеем. По крайней мере я была уверена, что в нем безопасно.
Понимала я и то, что сожалеть о содеянном слишком поздно, обратного пути нет, несмотря на то, что совсем не знала, как себя вести с Тором, когда я наконец доберусь до Греции. Судя по всему, пари я проиграла. Тавиш сказал, что эти облигации отозваны, но никто не отозвал меня. Абсолютно ясно, что Тор попросту не нуждается в услугах со стороны конкурента.
И все же самым худшим во всей этой мешанине мыслей и чувств было ощущение того, что из-за проклятого пари я потеряла все, что прежде составляло основу моей жизни. Она была сметена в одно мгновение, и в ней не осталось ничего, кроме Тора и билета на самолёт в Грецию. Я ещё долго сидела в темноте, а потом достала из стоявшей передо мною хрустальной шкатулки спичку и зажгла её. Глядя, как она медленно сгорает в темноте, представляла себе пылающий мост. И лицо моё осветилось улыбкой.
Нос нашего катера рассекал кристальную поверхность моря, чьи сверкавшие на солнце волны, словно драгоценные ленты, оплетали редкую цепочку скалистых островков. Но вот они остались позади, и над нами выросла тёмная остроконечная громада Омфаллоса. Его зазубренные лавовые утёсы сверкали мириадами бриллиантов, когда их покрывали брызги от волн, разбивавшихся о подножие скал.
Вдоль берега выстроились в ряд стройные кипарисы, На фоне белых домишек, толпившихся возле пристани, их силуэты казались нарисованными углём. Пристанью являлся небольшой каменный мол, выдававшийся в море. Под его защитой расположилось множество рыбачьих лодок, выкрашенных в яркие красные и синие тона. Волны молчаливо облизывали камни на молу.
Когда нос катера мягко уткнулся в причал, я увидела Лелию. С большого камня возле самого мола она махала мне руками, зонтик развевался на ветру. Её цветастое муслиновое платье с широкими рукавами, каштановые завитки волос, обрамлявшие лицо, корзина с цветами, стоявшая на краю мола, — все это показалось мне настолько прекрасным, что я едва удержалась от слез умиления.
— Таракая! — воскликнула она, награждая меня русским медвежьим объятьем, как только спустили сходни и я оказалась на берегу. — Я так беспокоилась, что ты не приедешь!
— Ну что ты, я не могла не приехать, — отвечала я. До меня донёсся приторный аромат её цветов. Мне хотелось сию минуту увидеть Тора.
— А где все остальные? — поинтересовалась я.
— Все трудятся — ту ле мин. Зорзион, она здесь, делает снимки острова. Она сочла его таким красивым, она не могла устоять. Перл делает нам деньги, как и всегда. А прекрасный Золтан во Франции.
— Во Франции? — не поверила я своим ушам. Значит, Тор заставил меня сломя голову мчаться в такую дель, а сам сидит во Франции? — Ну что ж, давай отправим в отель мой багаж и посмотрим, что поделывают наши девочки.
— Нет отель, — сообщила мне Лелия, сияя улыбкой счастливого собственника и увлекая меня за собою. — У нас есть шатд — замок, — тараторила она, в то время как я ковыляла по мостовой, стараясь не попадать каблуками туфель в щели между камнями, — и я сама там все украсила. Это бесподобно.
Мы миновали маленькую деревушку с домиками, белёнными мелом и увенчанными красными остроконечными крышами, и принялась карабкаться по извилистой пыльной тропке, опоясывающей гору. Наша рахитичная лошадка, по словам Лелии, часть местного национального богатства, судя по всему, прекрасно знала дорогу. Она уверенно двигалась куда хотела и с той скоростью, с какой хотела, между зарослей серебристых олив, обступавших маленькие звонкие ручейки, то и дело пересекавшие тропинку. Повсюду буйно пробивалась весенняя растительность. Это были и дикие ирисы, и барвинки синего, пурпурного и жёлтого оттенков, подмигивавшие сквозь тёмную зелень сочной листвы, и Бог знает какие ещё цветы и травы. Нам очень повезло, что ни одно из этих маленьких чудес не попало на фотографии в рекламном проспекте, иначе дело не обошлось бы тринадцатью миллионами долларов, за которые сторговала остров Лелия.
Взобравшись на вершину, возле самого кратера вулкана, на высоте около двухсот футов над водой, мы смогли окинуть взглядом суровые зазубренные чёрные склоны, вздымавшиеся над сверкающей поверхностью моря, которая была такой яркой в этот час, что показалась мне сработанной из одного невероятных размеров аквамарина. Даже с такой высоты я смогла разглядеть сквозь кристально чистую воду стайки ярко окрашенных рыб, двигавшихся вдоль берега. А на противоположном краю кратера расположился замок.
Лелия ничуть не преувеличивала, называя его именно так. Цитадель из грубо обтёсанных камней охристого оттенка окружала зубчатая стена, защищавшая внутренний двор. Лелия сказала, что замок построен властителями Венеции в шестнадцатом веке, чтобы защищать пролив между Турецким побережьем и остальными, более густо населёнными островами архипелага. И хотя прошлое замка ныне представляло собою сплошную загадку, похороненную под прахом минувших веков, Лелия была уверена, что Гримани — род могущественных Венецианских дожей — должны были провести свои годы в ссылке именно в этом месте.
Когда мы наконец добрались до замка и смогли взглянуть на море с другого края кратера, оказалось, что твердыня буквально нависает над обрывом, а единственное узкое окно, прорубленное в стенах цитадели, обращено в сторону моря.
Стоило нам снять с лошадки мой багаж, как она резко развернулась и моментально скрылась из виду.
— Наше транспортное средство дало деру! — вскричала я, пускаясь было в погоню.
— Ах, она просто возвращается домой, — со смехом заверила меня Лелия. — Она всегда возит багаж туристов и обучена, как голубь, возвращаться домой.
Домой? Внезапно я ощутила себя одинокой, покинутой, заброшенной черт знает куда, на самый край земли.
Лелия так и светилась от радости, что может угостить нас тушёной бараниной и пловом, которые с гордостью выставила перед нами на массивном каменном столе.
Перл помогала ей в хлопотах, а Джорджиан сидел спиною к нам на парапете, делая снимки заката над морем.
Лелия поставила принесённые цветы в находившиеся здесь же каменные урны, а в каждую щёлку каменных стен воткнула восковые свечки.
Перед нами раскинулось море, окрашенное в свете умиравшей зари во все оттенки красного: от едва различимого розового до густого кровавого. С наступлением вечера ощущалась сырость, но тёплые язычки свечей в освещённом ими янтарном кругу, словно хранили для нас тепло уходившего дня. Я поплотнее закуталась в тяжеленный свитер из чистой шерсти, который одолжила мне Лелия, и подошла к Джорджиан.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57