Кто? Да, это он. Тот, о ком мы говорили. А что она? Да, скорее всего, это правда. О таком варианте я не думал, но...
Из вежливости я вышла за дверь, чтобы не показалось, будто я сую нос в чужие дела. Он обернулся, посмотрел на меня как-то хмуро и вернулся к разговору.
— Понятно. Естественно, хотя я и уверен, что она, то есть что я был замечен, но не могу сказать... Но... да, Хэнк, так я и думаю. С одной стороны... Абсолютно. Так мы и сделаем. Двух мнений быть не может, Хэнк. И столько, сколько это продлится... Отлично... ха-ха-ха... отлично. Пока, Хэнк.
Он положил трубку. Потом взял саквояж, отвесил мне какой-то чудной поклон и направился к двери. На крыльце он замешкался и снова обернулся ко мне.
— Позвольте мне снова выразить свое восхищение, — сказал он. — Вы очень неглупая юная леди, мисс Ли.
— Вы очень любезны, — ответила я. — Приятно получить настоящий комплимент от такого умного мужчины.
Я наградила его еще одной улыбкой, сопровождаемой взглядом из-под ресниц. Он повернулся и вышел.
Мне показалось, он немного не в себе. Интересно, поверил он, что я видела его тогда, в первый раз? Ведь на самом-то деле я его не видела. Я соврала, потому что он разозлился из-за того, что не застал меня. Я испугалась, как бы он не подумал, что меня не было дома. А так, кроме его отъезжающей машины, я ничего не видела. Может, это была просто похожая машина.
Ну ладно. Возможно, у меня просто разыгралось воображение. В конце концов, он-то отлично знал, что видел меня, так что вполне мог предположить, что и я его видела.
Я подкрасилась, отправилась на пляж и уселась там спиной к океану. Через некоторое время в коттедже Рэгза зажегся свет, я пошла туда и постучала в дверь.
Он сидел на кровати и пил виски прямо из бутылки. Он вообще много пил, а по понедельникам особенно.
— Отлично! — произнес он. — Бьюсь об заклад, что это мисс Босом — девушка с лужеными миндалинами. Ну что, они уже оставили тебя в покое?
— Не знаю, что ты такое говоришь, да и знать не хочу. Все, чего я хочу, это сказать тебе, что я увольняюсь, ты — злобный, старый, грязный...
— Сукин сын, урод, ублюдок, — подхватил он. — Посиди немного, дорогая, а я подскажу тебе еще что-нибудь. А пока я думаю, вспомни, где ты была сегодня около восьми.
— По-моему, тебя это не касается, — отрезала я. — И около восьми, и вообще весь вечер я была у себя. У меня болело горло, и около восьми ко мне приезжал доктор, а потом он заходил еще раз, если тебе так хочется узнать.
У него вдруг стали пустые глаза. Потом он расхохотался, хлопая себя по колену.
— Док Эштон? О Господи! Ну и парочка — ты и док Эштон! Представляю, какой фурор вы произведете в суде! И кто, интересно, это придумал, ты или док?
— Не имею ни малейшего представления, к чему ты клонишь. Но, раз уж тебя разбирает такое любопытство насчет моего времяпрепровождения, может, и мне стоит поинтересоваться твоим?
Смех оборвался. Он поставил бутылку на пол и заглянул в горлышко, как будто надеялся высмотреть там что-то, кроме виски.
— Не знаю, — ответил он, — не знаю, где я был. Но знаю, что был совершенно один. Совершенно один, Дэнни.
После этих слов наступила тишина. Слышно было только, как волны шепчутся, набегая на песок.
У меня в горле появилось странное ощущение, я хотела было сказать, что доработаю до конца сезона, оставалось-то всего две недели, но он заговорил первым:
— В общем, ты увольняешься. Ну что ж. Должна же и ты нанести мне удар.
Потом он встал и подошел ко мне, взял мое лицо в ладони.
— Не этого я хотел, Дэнни. И ты не этого хотела. Кроме того, я не хочу, чтобы ты уходила, Дэнни. И, кроме того, я люблю тебя, Дэнни.
Он замолчал и поцеловал меня в лоб.
— Рэгз, — сказала я, — о, черт, Рэгз, я...
— Я не имею права удерживать тебя. Мне нечем тебе платить, понимаешь? Но я думаю, что ты — одна из лучших девушек, каких мне только приходилось встречать. А еще я думаю, что твой голос — один из лучших, какие мне приходилось слышать. Я хочу, чтобы ты продолжала петь, я всегда этого хотел. Но сейчас... сейчас я знаю — ты не должна. И так всегда и будет. Потому что все, чем мы можем обладать, — это музыка, Дэнни, и, если тебе этого мало...
Он отнял ладони от моего лица, скользнул ими по моим рукам. Потом вдруг нахмурился и встряхнул меня:
— Что за поза? Черт возьми, сколько раз можно повторять! У тебя ведь есть ноги? Ты же не на приеме у акушерки? Тогда встань как следует!
Я извинилась и встала, как он велел, — так, как он меня учил.
— Хорошо, — кивнул он, — вот так и стой. Спой-ка мне «Звездную пыль». Это такая вещь, что даже ты не можешь ее испортить. Ну, чего ты ждешь?
— Не могу. Ох, Рэгз, я...
Он запустил пальцы в свою шевелюру.
— Да ладно, начинай. Хотя погоди-ка. Сядь там, да-да, вон там, черт побери. Я дам тебе послушать, как нужно петь «Звездную пыль»... почти так, как нужно.
Я села за его письменный стол. Он устроился на стуле и заказал разговор со своей женой.
Их соединили, и он слегка отстранил трубку от уха.
— Привет, Джейни. Как дела, как мальчики?
Слов я разобрать не могла, до меня доносился только звук ее голоса. Какое-то кряканье, похожее на утиное.
— Они уже спят, наверное? Ну и отлично. Не буди их.
Их никто уже не разбудил бы. Никто и никогда.
— Слушай, Джейни, у меня здесь сидит один человек, и я хочу, чтобы ты спела для него... Ладно, оставь это. Выдай-ка мне «Звездную пыль», да погромче, этот тип глуховат...
Конечно, петь она не могла. Да и кто бы смог, если нет носа и половины языка, если нет ни зубов, ни, собственно, места, откуда они растут. Но раздался щелчок, потом скрежет, и ее голос зазвучал из аппарата.
Это было чудесно — как она пела «Звездную пыль». Наверное, так же чудесно, как и то, что пластинка разошлась тиражом в три миллиона копий. Но Рэгз помрачнел. Он ерзал на стуле, и сигарета в углу его рта нервно прыгала вверх-вниз.
Он отодвинул от себя трубку и хмуро посмотрел на нее, а потом стал медленно опускать ее на рычаг. И, чем дальше относил ее от себя, тем меньше хмурился, а когда совсем положил ее, то уже не был мрачным. Он улыбался.
Я никогда не видела, чтобы он так улыбался, — мечтательной, далекой улыбкой. Он медленно дирижировал руками в воздухе и беззвучно притопывал ногой.
— Ты слышала, Дэнни? — нежно спросил он. — Ты слышала музыку?
— Да, — кивнула я, — я слышала музыку, Рэгз.
— Музыка... — произнес он. — Музыка не исчезает, Дэнни. Музыка никогда не исчезает.
Глава 10
Генри Клей Уильямс
С того самого момента, как я сел за стол в то утро, я понял, что проблем не избежать. Еще до того, как Лили успела произнести хоть слово. Наверное, такое чутье развивается у любого при условии, что он прожил столько лет в одном и том же доме, с одним и тем же человеком, как это было у нас с Лили. Хотя меня отличает особая наблюдательность. Я всегда замечаю любые мелочи. Какими бы незначительными они ни казались на первый взгляд, я вижу их и делаю для себя выводы. И в девяти случаях из десяти мои выводы оказываются безошибочными. Я сам развил в себе эти способности — они необходимы, если хочешь чего-нибудь добиться в жизни. Конечно, если человеку достаточно быть адвокатом в крошечном городке и должность окружного прокурора шестнадцати графств, крупнейших в штате, его не прельщает, так это его личное дело.
Я приступил к завтраку, уже не сомневаясь, что у Лили есть ко мне разговор. Я догадывался, о чем пойдет речь, и мысленно готовился. Но она никак не решалась приступить, поэтому я решил слегка подтолкнуть ее:
— Я заметил, что у нас заканчивается перец. Напомни, чтобы я купил, когда буду в городе.
— Перец? — переспросила она. — Почему ты решил, что его мало?
— Просто предположил. А что, его еще достаточно? Сходи проверь на кухне.
Она вздохнула и плотно сжала губы. Сидела и молча смотрела на меня, и только утренние лучи поблескивали в стеклышках ее очков.
— Я заметил, что ты поперчила только одно яйцо, когда готовила мне завтрак.
— Перечница перед тобой. Впрочем, ты не замечаешь такие мелочи.
В ее голосе послышалось раздражение. Я ответил, что не мог не заметить перечницы, но мне кажется, что перец тут ни при чем.
— Я просто полюбопытствовал, почему ты поперчила только одно яйцо, тогда как обычно перчишь оба. Естественно, меня это несколько удивило.
— Могу представить, как ты разволновался. У великого человека и проблемы большие.
— Не то чтобы я действительно разволновался. По крайней мере, я ничего такого не сказал. Если мне не изменяет память, а ты должна признать, что подобные вещи случаются крайне редко, то я употребил слова «полюбопытствовал» и «удивило».
Я кивнул ей и отправил в рот солидную порцию.
— Так, значит, ты полюбопытствовал? И такое любопытство вызвано только тем, что я забыла поперчить яйцо! Хочешь, я скажу, что вызывает мое любопытство? Чем ты собираешься заняться, когда больше не будешь окружным прокурором шестнадцати графств, крупнейших в штате? Потому что после осенних выборов ты, мистер Генри Клей Уильяме, станешь безработным.
Последние слова прозвучали как раз в тот момент, когда я отхлебнул кофе, пытаясь протолкнуть в себя яйцо. И конечно, поперхнулся, закашлялся и покраснел. Яйцо пошло в одну сторону, кофе — в другую, и в результате некоторое время я был уверен, что задохнусь.
— Черт побери! — воскликнул я, вновь обретя дар речи. — Что ты имеешь в виду?
— Генри, Генри, — ответила Лили, — я требую, чтобы ты не употреблял подобных выражений в этом доме!
— Но это глупо! Невероятно! Я всю жизнь был окружным прокурором, то есть с тех самых пор, как...
— Очень хорошо, — сказала она. — Очень хорошо, Генри. Но не забывай, что я тебя предупреждала.
Она встала и начала убирать со стола. Как будто не замечая, что я еще не закончил завтрак, — правда, никакого желания продолжать его у меня тоже не было.
Вздутие у нее под фартуком сегодня особенно бросалось в глаза. Я быстро отвернулся, потому что она как раз взглянула в мою сторону. Меня очень беспокоила эта опухоль. Тяжело, когда она все время перед глазами, а ты не решаешься ни взглянуть на нее, ни поговорить. Может, для большинства людей это не составляло бы никакой проблемы, но в том случае, когда замечаешь каждую мелочь...
Например, я обратил внимание, что ее очки сегодня утром просто сверкали. Очевидно, ей пришлось протирать их от пыли. Человек не в состоянии следить за чистотой собственных очков, а еще пытается играть роль некоего оракула!
Я собрался указать ей на эту несообразность, но она уже удалилась на кухню, нагруженная грязной посудой. Когда же она вернулась в комнату, я передумал — решил, что это было бы неразумно. Это могло только усугубить проблему. Я всегда отличался большой дипломатичностью, и это качество меня еще ни разу не подводило. Если только...
Безработный!.. Провалюсь на выборах!..
Она снова сидела за столом и смотрела на меня, покачивая головой, как бы в ответ на мои мысли.
— Да, Генри. Да. А будь у тебя в голове хоть капля мозгов, мне не пришлось бы говорить тебе об этом.
— Слушай, Лили, — начал я. — Я...
— Ни капли мозгов, Генри. Если бы по крайней мере ты умел слушать не только себя! Пусть даже это сбило бы спесь с самого большого эгоиста в шестнадцати самых больших графствах. Ты просто дурак, Генри. Ты...
— Я — как ты сказала? Ну что ж, по крайней мере, я умею следить за чистотой своих очков.
Ее очки сверкнули, и на миг я увидел за стеклами закрытые глаза. Потом она снова их открыла; ноздри затрепетали, раздуваясь, и я понял, что взрыв неизбежен.
— Слушай меня, Генри. Я хочу высказаться не ради себя. Я не жду от тебя уважения как твоя родная сестра, которая практически посвятила тебе всю свою жизнь. Я заботилась о тебе с тех самых пор, когда ты еще пешком под стол ходил. Я не жду, что ты примешь меры, чтобы пресечь сплетни и клевету, из-за которых мне стыдно показаться на люди. Как всегда, я беспокоюсь только о тебе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28
Из вежливости я вышла за дверь, чтобы не показалось, будто я сую нос в чужие дела. Он обернулся, посмотрел на меня как-то хмуро и вернулся к разговору.
— Понятно. Естественно, хотя я и уверен, что она, то есть что я был замечен, но не могу сказать... Но... да, Хэнк, так я и думаю. С одной стороны... Абсолютно. Так мы и сделаем. Двух мнений быть не может, Хэнк. И столько, сколько это продлится... Отлично... ха-ха-ха... отлично. Пока, Хэнк.
Он положил трубку. Потом взял саквояж, отвесил мне какой-то чудной поклон и направился к двери. На крыльце он замешкался и снова обернулся ко мне.
— Позвольте мне снова выразить свое восхищение, — сказал он. — Вы очень неглупая юная леди, мисс Ли.
— Вы очень любезны, — ответила я. — Приятно получить настоящий комплимент от такого умного мужчины.
Я наградила его еще одной улыбкой, сопровождаемой взглядом из-под ресниц. Он повернулся и вышел.
Мне показалось, он немного не в себе. Интересно, поверил он, что я видела его тогда, в первый раз? Ведь на самом-то деле я его не видела. Я соврала, потому что он разозлился из-за того, что не застал меня. Я испугалась, как бы он не подумал, что меня не было дома. А так, кроме его отъезжающей машины, я ничего не видела. Может, это была просто похожая машина.
Ну ладно. Возможно, у меня просто разыгралось воображение. В конце концов, он-то отлично знал, что видел меня, так что вполне мог предположить, что и я его видела.
Я подкрасилась, отправилась на пляж и уселась там спиной к океану. Через некоторое время в коттедже Рэгза зажегся свет, я пошла туда и постучала в дверь.
Он сидел на кровати и пил виски прямо из бутылки. Он вообще много пил, а по понедельникам особенно.
— Отлично! — произнес он. — Бьюсь об заклад, что это мисс Босом — девушка с лужеными миндалинами. Ну что, они уже оставили тебя в покое?
— Не знаю, что ты такое говоришь, да и знать не хочу. Все, чего я хочу, это сказать тебе, что я увольняюсь, ты — злобный, старый, грязный...
— Сукин сын, урод, ублюдок, — подхватил он. — Посиди немного, дорогая, а я подскажу тебе еще что-нибудь. А пока я думаю, вспомни, где ты была сегодня около восьми.
— По-моему, тебя это не касается, — отрезала я. — И около восьми, и вообще весь вечер я была у себя. У меня болело горло, и около восьми ко мне приезжал доктор, а потом он заходил еще раз, если тебе так хочется узнать.
У него вдруг стали пустые глаза. Потом он расхохотался, хлопая себя по колену.
— Док Эштон? О Господи! Ну и парочка — ты и док Эштон! Представляю, какой фурор вы произведете в суде! И кто, интересно, это придумал, ты или док?
— Не имею ни малейшего представления, к чему ты клонишь. Но, раз уж тебя разбирает такое любопытство насчет моего времяпрепровождения, может, и мне стоит поинтересоваться твоим?
Смех оборвался. Он поставил бутылку на пол и заглянул в горлышко, как будто надеялся высмотреть там что-то, кроме виски.
— Не знаю, — ответил он, — не знаю, где я был. Но знаю, что был совершенно один. Совершенно один, Дэнни.
После этих слов наступила тишина. Слышно было только, как волны шепчутся, набегая на песок.
У меня в горле появилось странное ощущение, я хотела было сказать, что доработаю до конца сезона, оставалось-то всего две недели, но он заговорил первым:
— В общем, ты увольняешься. Ну что ж. Должна же и ты нанести мне удар.
Потом он встал и подошел ко мне, взял мое лицо в ладони.
— Не этого я хотел, Дэнни. И ты не этого хотела. Кроме того, я не хочу, чтобы ты уходила, Дэнни. И, кроме того, я люблю тебя, Дэнни.
Он замолчал и поцеловал меня в лоб.
— Рэгз, — сказала я, — о, черт, Рэгз, я...
— Я не имею права удерживать тебя. Мне нечем тебе платить, понимаешь? Но я думаю, что ты — одна из лучших девушек, каких мне только приходилось встречать. А еще я думаю, что твой голос — один из лучших, какие мне приходилось слышать. Я хочу, чтобы ты продолжала петь, я всегда этого хотел. Но сейчас... сейчас я знаю — ты не должна. И так всегда и будет. Потому что все, чем мы можем обладать, — это музыка, Дэнни, и, если тебе этого мало...
Он отнял ладони от моего лица, скользнул ими по моим рукам. Потом вдруг нахмурился и встряхнул меня:
— Что за поза? Черт возьми, сколько раз можно повторять! У тебя ведь есть ноги? Ты же не на приеме у акушерки? Тогда встань как следует!
Я извинилась и встала, как он велел, — так, как он меня учил.
— Хорошо, — кивнул он, — вот так и стой. Спой-ка мне «Звездную пыль». Это такая вещь, что даже ты не можешь ее испортить. Ну, чего ты ждешь?
— Не могу. Ох, Рэгз, я...
Он запустил пальцы в свою шевелюру.
— Да ладно, начинай. Хотя погоди-ка. Сядь там, да-да, вон там, черт побери. Я дам тебе послушать, как нужно петь «Звездную пыль»... почти так, как нужно.
Я села за его письменный стол. Он устроился на стуле и заказал разговор со своей женой.
Их соединили, и он слегка отстранил трубку от уха.
— Привет, Джейни. Как дела, как мальчики?
Слов я разобрать не могла, до меня доносился только звук ее голоса. Какое-то кряканье, похожее на утиное.
— Они уже спят, наверное? Ну и отлично. Не буди их.
Их никто уже не разбудил бы. Никто и никогда.
— Слушай, Джейни, у меня здесь сидит один человек, и я хочу, чтобы ты спела для него... Ладно, оставь это. Выдай-ка мне «Звездную пыль», да погромче, этот тип глуховат...
Конечно, петь она не могла. Да и кто бы смог, если нет носа и половины языка, если нет ни зубов, ни, собственно, места, откуда они растут. Но раздался щелчок, потом скрежет, и ее голос зазвучал из аппарата.
Это было чудесно — как она пела «Звездную пыль». Наверное, так же чудесно, как и то, что пластинка разошлась тиражом в три миллиона копий. Но Рэгз помрачнел. Он ерзал на стуле, и сигарета в углу его рта нервно прыгала вверх-вниз.
Он отодвинул от себя трубку и хмуро посмотрел на нее, а потом стал медленно опускать ее на рычаг. И, чем дальше относил ее от себя, тем меньше хмурился, а когда совсем положил ее, то уже не был мрачным. Он улыбался.
Я никогда не видела, чтобы он так улыбался, — мечтательной, далекой улыбкой. Он медленно дирижировал руками в воздухе и беззвучно притопывал ногой.
— Ты слышала, Дэнни? — нежно спросил он. — Ты слышала музыку?
— Да, — кивнула я, — я слышала музыку, Рэгз.
— Музыка... — произнес он. — Музыка не исчезает, Дэнни. Музыка никогда не исчезает.
Глава 10
Генри Клей Уильямс
С того самого момента, как я сел за стол в то утро, я понял, что проблем не избежать. Еще до того, как Лили успела произнести хоть слово. Наверное, такое чутье развивается у любого при условии, что он прожил столько лет в одном и том же доме, с одним и тем же человеком, как это было у нас с Лили. Хотя меня отличает особая наблюдательность. Я всегда замечаю любые мелочи. Какими бы незначительными они ни казались на первый взгляд, я вижу их и делаю для себя выводы. И в девяти случаях из десяти мои выводы оказываются безошибочными. Я сам развил в себе эти способности — они необходимы, если хочешь чего-нибудь добиться в жизни. Конечно, если человеку достаточно быть адвокатом в крошечном городке и должность окружного прокурора шестнадцати графств, крупнейших в штате, его не прельщает, так это его личное дело.
Я приступил к завтраку, уже не сомневаясь, что у Лили есть ко мне разговор. Я догадывался, о чем пойдет речь, и мысленно готовился. Но она никак не решалась приступить, поэтому я решил слегка подтолкнуть ее:
— Я заметил, что у нас заканчивается перец. Напомни, чтобы я купил, когда буду в городе.
— Перец? — переспросила она. — Почему ты решил, что его мало?
— Просто предположил. А что, его еще достаточно? Сходи проверь на кухне.
Она вздохнула и плотно сжала губы. Сидела и молча смотрела на меня, и только утренние лучи поблескивали в стеклышках ее очков.
— Я заметил, что ты поперчила только одно яйцо, когда готовила мне завтрак.
— Перечница перед тобой. Впрочем, ты не замечаешь такие мелочи.
В ее голосе послышалось раздражение. Я ответил, что не мог не заметить перечницы, но мне кажется, что перец тут ни при чем.
— Я просто полюбопытствовал, почему ты поперчила только одно яйцо, тогда как обычно перчишь оба. Естественно, меня это несколько удивило.
— Могу представить, как ты разволновался. У великого человека и проблемы большие.
— Не то чтобы я действительно разволновался. По крайней мере, я ничего такого не сказал. Если мне не изменяет память, а ты должна признать, что подобные вещи случаются крайне редко, то я употребил слова «полюбопытствовал» и «удивило».
Я кивнул ей и отправил в рот солидную порцию.
— Так, значит, ты полюбопытствовал? И такое любопытство вызвано только тем, что я забыла поперчить яйцо! Хочешь, я скажу, что вызывает мое любопытство? Чем ты собираешься заняться, когда больше не будешь окружным прокурором шестнадцати графств, крупнейших в штате? Потому что после осенних выборов ты, мистер Генри Клей Уильяме, станешь безработным.
Последние слова прозвучали как раз в тот момент, когда я отхлебнул кофе, пытаясь протолкнуть в себя яйцо. И конечно, поперхнулся, закашлялся и покраснел. Яйцо пошло в одну сторону, кофе — в другую, и в результате некоторое время я был уверен, что задохнусь.
— Черт побери! — воскликнул я, вновь обретя дар речи. — Что ты имеешь в виду?
— Генри, Генри, — ответила Лили, — я требую, чтобы ты не употреблял подобных выражений в этом доме!
— Но это глупо! Невероятно! Я всю жизнь был окружным прокурором, то есть с тех самых пор, как...
— Очень хорошо, — сказала она. — Очень хорошо, Генри. Но не забывай, что я тебя предупреждала.
Она встала и начала убирать со стола. Как будто не замечая, что я еще не закончил завтрак, — правда, никакого желания продолжать его у меня тоже не было.
Вздутие у нее под фартуком сегодня особенно бросалось в глаза. Я быстро отвернулся, потому что она как раз взглянула в мою сторону. Меня очень беспокоила эта опухоль. Тяжело, когда она все время перед глазами, а ты не решаешься ни взглянуть на нее, ни поговорить. Может, для большинства людей это не составляло бы никакой проблемы, но в том случае, когда замечаешь каждую мелочь...
Например, я обратил внимание, что ее очки сегодня утром просто сверкали. Очевидно, ей пришлось протирать их от пыли. Человек не в состоянии следить за чистотой собственных очков, а еще пытается играть роль некоего оракула!
Я собрался указать ей на эту несообразность, но она уже удалилась на кухню, нагруженная грязной посудой. Когда же она вернулась в комнату, я передумал — решил, что это было бы неразумно. Это могло только усугубить проблему. Я всегда отличался большой дипломатичностью, и это качество меня еще ни разу не подводило. Если только...
Безработный!.. Провалюсь на выборах!..
Она снова сидела за столом и смотрела на меня, покачивая головой, как бы в ответ на мои мысли.
— Да, Генри. Да. А будь у тебя в голове хоть капля мозгов, мне не пришлось бы говорить тебе об этом.
— Слушай, Лили, — начал я. — Я...
— Ни капли мозгов, Генри. Если бы по крайней мере ты умел слушать не только себя! Пусть даже это сбило бы спесь с самого большого эгоиста в шестнадцати самых больших графствах. Ты просто дурак, Генри. Ты...
— Я — как ты сказала? Ну что ж, по крайней мере, я умею следить за чистотой своих очков.
Ее очки сверкнули, и на миг я увидел за стеклами закрытые глаза. Потом она снова их открыла; ноздри затрепетали, раздуваясь, и я понял, что взрыв неизбежен.
— Слушай меня, Генри. Я хочу высказаться не ради себя. Я не жду от тебя уважения как твоя родная сестра, которая практически посвятила тебе всю свою жизнь. Я заботилась о тебе с тех самых пор, когда ты еще пешком под стол ходил. Я не жду, что ты примешь меры, чтобы пресечь сплетни и клевету, из-за которых мне стыдно показаться на люди. Как всегда, я беспокоюсь только о тебе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28