А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  

 


— Что это за неприятность? Но Логи зашагал прочь.
— До утра. Постарайся выспаться.
Джерихо сдал радиоперехваты Акулы и вышел на улицу. Мартовское солнце, которое и днем едва поднималось выше деревьев, спряталось за особняк, оставив на краю темно-синего неба блекнущую желтовато-оранжевую полоску. Луна уже взошла. Вдали слышался гул множества бомбардировщиков, которые выстраивались для ночного налета на Германию. Джерихо в немом изумлении огляделся вокруг. Диск луны над неподвижным озером, пламя заката на горизонте — необычайное сочетание оттенков света и символов, чуть ли не зловещее знамение. Это зрелище настолько завладело его вниманием, что он чуть было не прошел мимо пустой телефонной будки.
Попробовать в последний раз? Он посмотрел на луну. Почему бы и нет?
Кенсингтонский номер не отвечал, и Джерихо вдруг решил позвонить в Форин Оффис. Телефонистка соединила его с дежурным, и он спросил Эдварда Ромилли.
— Какой отдел?
— К сожалению, не знаю.
В трубке тишина. Вероятность того, что Эдвард Ромилли в воскресный вечер сидит за рабочим столом, невелика. Джерихо оперся плечом о стеклянную стенку будки. Мимо медленно проехал автомобиль и ярдов через десять остановился. В сумерках светились тормозные огни. В трубке щелкнуло, и Джерихо переключил внимание на телефон.
— Соединяю.
Гудки, затем вежливый женский голос:
— Германский сектор.
Германский сектор? Джерихо на мгновение растерялся.
— Э-э, Эдварда Ромилли, пожалуйста.
— Как мне сказать, кто спрашивает? Боже, он там. Джерихо снова заколебался.
— Приятель его дочери.
— Подождите, пожалуйста.
Пальцы до боли сжали трубку. Надо постараться расслабиться. Почему бы Ромилли не работать в германском секторе? Разве Клэр не рассказывала ему, что отец был младшим сотрудником в посольстве в Берлине, как раз когда нацисты шли к власти? Ей, должно быть, было лет десять-одиннадцать. Наверное, тогда и выучила немецкий.
— К сожалению, сэр, мистер Ромилли уже ушел. Как мне сказать, кто звонил?
— Благодарю вас. Это несущественно. Доброй ночи. Джерихо быстро повесил трубку. Не нравилось ему все это. Не нравилась и эта машина. Выйдя из телефонной будки, направился к ней — приземистой, черной, с выкрашенной в белый цвет широкой подножкой. Мотор все еще работал. Когда Джерихо подошел поближе, машина сорвалась с места и, вписавшись в поворот, помчалась к главному входу. Он трусцой побежал следом, но когда подошел к воротам, ее там уже не было.
***
По мере того как Джерихо спускался под гору, расплывчатые очертания города постепенно терялись в темноте. Ни одно поколение жителей, по крайней мере за последние сто лет, не было свидетелем такого явления. Даже во времена прадедов, должно быть, существовало какое-то освещение: слабый свет газового рожка или фонаря на карете, голубоватый отблеск керосиновой лампы ночного сторожа. Не то что теперь. Исчезал свет, и с ним исчезал Блетчли.
Словно тонул в черной пучине. Можно представить, будто находишься где угодно.
Теперь, когда Джерихо в некотором роде овладела паранойя, ночь усиливала его страхи. У железнодорожного моста он миновал трактир, похожее на мавзолей сооружение викторианских времен с выложенной на манер эпитафии золотом по почерневшему кирпичу надписью «Отборные виски, портвейны и пиво». Изнутри доносились звуки расстроенного пианино, игравшего «Дыханье Лондондерри», и Джерихо на какое-то мгновение захотелось зайти, заказать выпивку и найти собеседника. Но потом он представил себе разговор:
— Чем занимаемся, приятель?
— Да так, служу.
— На гражданской?
— В службе связи. Не ахти, конечно. Давай закажу еще по одной?
— Из местных?
— Не совсем…
… и подумал: нет, лучше держаться подальше от незнакомых людей, а самое лучшее — не пить. Сворачивая на Альбион-стрит, услыхал позади скрип шагов и резко обернулся. Дверь пивной распахнулась, выплеснув на миг свет и музыку, потом захлопнулась, и улица снова погрузилась в темноту.
Гостиница находилась почти посередине Альбион-стрит, с правой стороны. Чуть не доходя, он заметил стоявшую на левой стороне машину. Замедлил шаги. Джерихо не был уверен, та ли это машина, что так странно вела себя в Парке, хотя выглядела она довольно похоже. Но потом, когда он почти поровнялся с ней, один из пассажиров чиркнул спичкой. Водитель наклонился, прикрывая ладонью огонек, и Джерихо заметил на его рукаве три белые нашивки сержанта полиции.
Войдя в гостиницу, он постарался проскользнуть на лестницу, прежде чем миссис Армстронг, подобно ночному истребителю, перехватит его в прихожей. Но опоздал. Она, похоже, ждала, когда в замке звякнет его ключ. Выплыла из кухни в облаке пара, пахнувшего капустой и дешевой рыбой. В столовой кого-то тошнило, кто-то хохотал.
Джерихо вяло произнес:
— Я не очень голоден, миссис Армстронг, тем не менее спасибо.
Она вытерла руки о фартук и кивнула в сторону закрытой двери.
— К вам гость.
Он демонстративно ступил ногой на первую ступеньку.
— Что, полиция?
— Почему, мистер Джерихо? Что здесь делать полиции? Приятный молодой джентльмен. Я усадила его, — многозначительно заметила миссис Армстронг, — в гостиной.
Гостиная! Открыта для постояльцев с восьми до десяти по будням и после вечернего чая по субботам и воскресеньям. Импозантно обставленная, как герцогский салон: гарнитур из дивана и двух кресел с салфеточками (сделанными руками самой хозяйки) на подлокотниках, непременная лампа красного дерева под абажуром с кистями, пивные кружки в виде широко улыбающихся толстяков, аккуратно расставленные на ледяном камине. Кто же это такой, пытался догадаться Джерихо, что удостоен чести быть допущенным в гостиную?
Сначала он его не узнал. Золотистые волосы, бледное веснушчатое лицо, светлые голубые глаза, отработанная улыбка. Шагнул навстречу с протянутой для приветствия рукой, в левой руке строгая черная шляпа, на широких плечах пальто, пошитое на Савиль-Роу не менее чем за полсотни гиней. Налет воспитания, шарма и скрытой угрозы.
— Уигрэм. Дуглас Уигрэм. Форин Оффис. Виделись вчера, но нас как следует не представили.
Он легко и несколько странно пожал руку Джерихо: один согнутый палец уперся в ладонь, и Джерихо сразу догадался, что удостоился масонского рукопожатия.
— С жильем в порядке? Превосходная гостиная. Превосходная. Не возражаете, если мы перейдем куда-нибудь еще? Где вы расположились? Наверху?
Миссис Армстронг все еще торчала в прихожей, взбивая волосы перед овальным зеркалом.
— Миссис Армстронг, мистер Джерихо предлагает подняться к нему в комнату, если вы не возражаете. — Не дожидаясь ответа, добавил: — Тогда пошли?
Не переставая улыбаться, он поднял руку, пропуская Джерихо на лестницу. У того было ощущение, что его надувают или обкрадывают, но он не может понять, каким образом. На лестничной площадке он достаточно пришел в себя, чтобы сказать:
— Знаете, там очень тесно, едва хватит места, чтобы сесть.
— Полный порядок, мой дорогой. Лишь бы никто не мешал. Вперед и выше.
Джерихо включил тусклую лампочку и отступил, пропуская первым Уигрэма. Когда, задевая его, тот проходил мимо, от него легко пахнуло одеколоном и запахом сигар. Джерихо сразу бросил взгляд на картину с изображением капеллы, с облегчением отметив, что ее, кажется, не трогали. Закрыл за собой дверь.
— Вижу, что вы имеете в виду, говоря о комнате, — сказал Уигрэм и, приставив ладони к стеклу, поглядел в окно. — Чего только ни приходится терпеть, а? К тому же еще этот вид на железную дорогу. Полное блаженство. — Задернув занавески, повернулся к Джерихо. С почти женским изяществом вытер носовым платком пальцы. — Мы весьма обеспокоены, — еще шире улыбнулся он, — мы весьма обеспокоены в отношении девушки, которую зовут Клэр Ромилли, — начал он, складывая синий квадратик платка и убирая его в нагрудный карман. — Не возражаете, если я присяду?
Уигрэм сбросил пальто и положил на койку, затем, чтобы не повредить складку, чуть подтянул на коленях брюки в тонкую полоску. Сел на матрас, для верности попрыгал. Светлые волосы, брови, ресницы, растительность на ухоженных белых кистях рук… Джерихо было не по себе от страха и отвращения.
Уигрэм похлопал по лежавшему рядом одеялу.
— Давайте поговорим. — Казалось, его ни капли не смущало, что Джерихо остался стоять в дверях. Удовлетворенно сложил руки на коленях. — Хорошо, — сказал он, — тогда, пожалуй, начнем. Клэр Ромилли. Двадцати лет. Канцелярская служащая. Официально пропала… — Он посмотрел на часы. — … двенадцать часов назад. Не явилась на работу в утреннюю смену. В действительности, когда начинаешь проверять, ее не видели с полуночи в пятницу — подумать только, почти двое суток, — когда она ушла из Парка после смены. Одна. Девушка, которая живет с ней вместе, клянется, что не видела ее с четверга. Отец говорит, что последний раз они виделись перед Рождеством. Никто больше: девушки, с которыми она работает, родственники, прочие — никто, похоже, не имеет ни малейшего понятия. Испарилась. — Уигрэм щелкнул пальцами. — Вот так. — Впервые он не улыбнулся. — Полагаю, ваша хорошая приятельница?
— Мы не виделись с начала февраля. Не из-за этого ли на улице дежурит полиция?
— Но вы хорошие друзья? До того хорошие, что вы попытались с ней встретиться? По словам милой крошки мисс Уоллес, прошлой ночью вы приезжали к ним домой. Торопились. Расспрашивали. Потом сегодня утром в третьем бараке — и снова вопросы, вопросы. Звонок ее отцу… ах, да, — пояснил он, заметив удивление Джерихо, — он сразу сообщил нам о вашем звонке. Вы никогда не видели Эда Ромилли? Славный малый. Говорят, так полностью и не реализовал своих возможностей. Здорово сдал после смерти жены. Скажите, мистер Джерихо, почему такой интерес?
— Меня здесь месяц не было. Не видел ее.
— Но наверняка у вас были куда более важные заботы, особенно в данный момент, чем желание возобновить знакомство?
Последние слова потонули в грохоте экспресса. Секунд пятнадцать комната ходила ходуном, ровно столько же на лице гостя держалась улыбка. Когда шум затих, он спросил:
— Удивились, что вас вернули из Кембриджа?
— Да. Пожалуй, удивился. Послушайте, мистер Уигрэм, кто вы, собственно, такой?
— Удивились, когда узнали, зачем вы снова нужны здесь?
— Не удивился, нет, — ответил Джерихо, подыскивая нужное слово, — поразился.
— Поразились. А вы говорили когда-нибудь с девушкой о своей работе?
— Конечно, нет.
— Конечно, нет. А не показалось ли вам странным — вероятно, больше чем совпадением, может, даже зловещим, — что в один прекрасный день немцы лишают нас доступа к информации, а через два дня исчезает любимая девушка ведущего шифроаналитика восьмого барака? И фактически в этот же день он возвращается обратно?
Джерихо непроизвольно бросил взгляд на гравюру на каминной полке.
— Я же вам сказал, что никогда не говорил с Клэр о работе. Что не видел ее месяц. И она не была моей возлюбленной.
— Нет? Тогда кто же она вам?
Тогда кто же она мне? Хороший вопрос.
— Я просто хотел ее видеть, — запинаясь, ответил он. — Не мог найти. Беспокоился.
— Есть ее фотография? Какая посвежее.
— Нет. У меня действительно нет ни одной ее карточки.
— В самом деле? Еще одна забавная вещь. Такая милашка и… Но можно все-таки найти карточку? Придется взять из личного дела.
— Для чего?
— Вы умеете стрелять, мистер Джерихо?
— Не смог попасть в утку в тире на ярмарке.
— Как и следовало ожидать, хотя внешность порой обманчива. Только вот в пятницу ночью на складе оружия охраны Блетчли-Парка произошла маленькая кража со взломом. Пропали две единицы хранения. Револьвер «Смит и Вессон» 38-го калибра, изготовленный в Спрингфилде, штат Массачусетс, и поставленный военным министерством в прошлом году. И коробка с тридцатью шестью боеприпасами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51