– Старый педик Фрицо Маццола. Ну-ка веселей, парень! Экскурсионный автобус сейчас отвезет нас в летний лагерь!
25
Робин представлял Фрицо южанином в стиле Нерона: крупным, с вьющимися черными волосами. Но в машине сидел худенький невзрачный человечек, седоватый и по-солдатски коротко подстриженный. Если нос итальянца и можно было с натяжкой назвать римским, то остальные черты – тяжеловатый подбородок, впалые щеки и невыразительные губы – выглядели довольно жалко. Руки Фрицо были сплошь покрыты курчавой серой шерстью.
– Салют! – с издевкой поприветствовал его Декстер. – Давненько мы не виделись, правда?
Фрицо ничего не ответил. Как только двери машины закрылись, он развернулся и нажал на газ.
– Полагаю, ты удрал из больницы? – поинтересовался Фрицо, не отрывая взгляда от полотна дороги. – Надеюсь, за тобой нет ничего серьезного? Ты никого не убил?
Декстер презрительно махнул рукой.
– За кого ты меня принимаешь? – возмутился он. – Неужели я похож на сумасшедшего? Главное, не паниковать. Мы с братом – мелкие сошки: полиция будет нами интересоваться не больше трех дней. Тебе нечего опасаться.
Пробормотав что-то, итальянец бросил взгляд в зеркало.
– С братом, вот как? – недоуменно произнес он, пожимая плечами.
Юноша нетерпеливо заерзал на сиденье.
– Тебя не просят достать с неба луну, – раздраженно заметил он. – Дашь нам отсидеться месячишко в твоем заведении, только и всего. Мы в лучшем виде изобразим раскаявшихся наркоманов, будем бодро копать картошку, а как только земля перестанет гореть у нас под ногами – свалим без лишнего шума.
И на этот раз итальянец промолчал. Робин догадался, что он чем-то обеспокоен. Время от времени Фрицо посматривал на картонную коробку, которую юноша держал на коленях.
– Пойдет, если не будешь валять дурака, – заговорил он наконец. – Я тебе не медсестра Сандерман, понял? Мне отлично известно, что ты ненормальный, Декстер. Но я убедился в твоих способностях внушать людям обратное. Со мной этот номер не пройдет, заруби себе на носу. В пансионе есть девчонки. Не вздумай им надоедать со своей «волшебной сывороткой», или как там ее… Сверхзнание?
– Передающееся универсальное знание, – сухо поправил Декстер. – Здесь нет никакого волшебства – только наука.
– Ради Бога, – вздохнул Фрицо. – Но я-то знаю, чем обычно заканчивается эта история. Только не у меня в пансионе! Иначе дружки красоток свернут тебе шею. Между нами все должно быть ясно: партию разыграем по моим правилам. Вы оба проходите курс восстановительной терапии, у вас ломка, депрессия и полное отсутствие желания общаться. При необходимости можно поместить вас отдельно. Если нагрянет проверка, придется перевести в подполье. Воспитанники не станут допытываться, кто вы и откуда. Сделают две-три попытки завязать знакомство, но если отвергнете протянутую руку – оставят вас в покое. У них довольно своих забот, чтобы не взваливать на себя чужие.
– Идет, – проворчал Декстер. – Не хочу иметь ничего общего с арестантами.
Дальше ехали молча. Дорога была неровной, и, как только возбуждение, связанное с побегом, немного улеглось, Робина стало укачивать. Он с наслаждением вытянулся на заднем сиденье, отдаваясь во власть легкой дремоты.
– Зачем ты связался с мальчонкой? – прошептал Фрицо, думая, что ребенок уснул. – Надеюсь, не собираешься вовлечь его в какое-нибудь грязное дельце?
– Не раскатывай губы, старый педераст! – зарычал Декстер. – Он мой брат. Не рассчитывай, что займешься его задницей, а не то я отрежу твою сардельку!
– Да я ничего такого и не сказал, – поспешил успокоить его итальянец. – Просто беспокоюсь, вот и все. Он совсем юный, будет как бельмо на глазу. Пусть поменьше высовывается. Как он оказался в психушке?
– Причина та же, – ответил юноша. – Политический заговор.
– Да… Да… – проговорил Фрицо, воздерживаясь от комментариев.
У Робина возникло ощущение, что воспитатель боится Декстера и одновременно испытывает к нему отвращение. Но поразмышлять об этом мальчик не успел: он уютно свернулся на коврике сиденья и заснул.
Когда Робин проснулся и посмотрел в окно, вокруг были поля. Над арбузными плантациями, раскинувшимися по обе стороны дороги, завис плотный туман. Поскрипывала на ветру ветряная мельница. И вновь у Робина замерло сердце от встречи с необозримым простором, уходящим далеко за горизонт. Он понимал, что «родовой замок», в котором прошло его детство, был лишь светящейся точкой в бескрайнем море звезд, крошечной булавочной головкой, торчащей из ткани бесконечности. Да и существовал ли он на самом деле? Вопреки тому, что Антония ему рассказывала на протяжении многих лет, Америка отнюдь не представляла сплошную мусорную кучу и не была покрыта ни дымящимися руинами, ни зловонным черным снегом. Среди мужчин и женщин, с которыми Робину довелось встречаться, не так уж часто попадались уроды и вовсе не было кошмарных чудовищ. Эти люди порой отличались наивностью, но не злобой. Некоторые, такие как Санди Ди Каччо, даже пытались ему помочь. Что касается Джудит Пакхей, то она вела себя не как тюремщица, а, напротив, облегчила ему побег. Либо Антония была плохо осведомлена, либо страх и враждебность лишали ее суждения объективности. Разобраться во всем этом было непросто.
Наконец подъехали к ранчо – горстке приземистых деревянных убогих строений. Сбившиеся в кучу кособокие бараки, казалось, не слишком удачно приземлились, после того как их сбросили с облаков. Посетителей реабилитационного комплекса приветливо встречала облупившаяся вывеска: «Вольное семейство Фрицо». Прямо за домиками начинались плантации, с большинства грядок урожай был убран подчистую.
Внутри заведение выглядело так же непривлекательно, как и снаружи. В общей столовой угрюмые неопрятные подростки с отвращением поглощали густое месиво из овсянки. Длинноволосые или обритые наголо, они походили друг на друга как братья: тощие, изнуренные, с потухшим взглядом. Один из воспитанников яростно расчесывал себе руку на локтевом сгибе, а его сосед шумно сопел, словно у него был заложен нос. Девочки являли собой еще более жалкое зрелище. Худенькие, с печатью страдания на лице, они напоминали Робину старушек, нелепо наряженных в детские платья, или, наоборот, малолеток, переодетых старушками… Фрицо представил новичков под фальшивыми именами, которые, вероятно, придумал вместе с Декстером за то время, пока Робин спал. Воспитанники пробормотали в ответ нечленораздельное приветствие и вновь погрузились в апатию. Мальчика поразило ужасное физическое состояние питомцев: серый цвет кожи, безжизненные глаза. После завтрака итальянец устроил для них с Декстером небольшую экскурсию по другим баракам, не изменившую общего впечатления крайней бедности и дискомфорта: кое-как сколоченные сараи, превращенные в спальни.
– Спальня для девочек в одном доме, для мальчиков – в другом, – объяснял Фрицо. – На самом деле это не так уж важно, потому что все они отравлены наркотиками, а у наркоманов половой инстинкт подавлен, однако приходится уважать нравственные чувства инспекторов. – Итальянец немного помедлил и, перейдя на шепот, добавил: – Повторяю еще раз, Декстер: не валяй дурака, никого не нервируй. Мои воспитанники похожи на зомби, верно, но они способны на агрессию, если их задирают. Так что, ради всего святого, не забивай им головы своей обычной канителью: политическими заговорами, научными исследованиями… Не возражай. Я видел тебя в деле, в больнице.
– Я тоже видел тебя в деле, – злобно рассмеялся парень. – Например, с малышами-аутистами, когда в палате не было медсестры. Припоминаешь?
Воспитатель отвернулся.
– Мальчик может спать в этой комнатке, – сказал он, открывая дверь в каморку, в которой было проделано слуховое окошко. – Здесь ему будет лучше, чем в общей спальне. У некоторых по ночам бывают нервные припадки – слишком тяжелое зрелище для ребенка.
– Не волнуйся, – проворчал Декстер. – Ему приходилось видеть и не такое.
День прошел бестолково: сказывались усталость и нервное напряжение. Получив рабочую одежду, им вместе с остальными пришлось отправиться на плантации, окружавшие комплекс, и принять участие в сборе тыквы и арбузов, которые затем складывались в деревянные ящики. Их «товарищи по лечению» так медленно ворочали руками, словно сигнал, поступающий из мозга, не хотел распространяться по нервам с нормальной скоростью. Девочки, сначала сторонившиеся незнакомцев, вскоре стали подходить к Робину, чтобы слегка взлохматить ему голову или ласково почесать под подбородком. Мальчик несколько раз удостоился комплимента «Какой хорошенький!», к чему, впрочем, он уже привык. Одну из воспитанниц звали Вики, другую – Анитой, а третью – Пегги-Сью. Если не считать цвета волос, все они были на одно лицо. Попытки завязать разговор тем и ограничивались. Каждый был занят собой и обращал внимание на соседей, только если случалось какое-нибудь мелкое происшествие. Однако терпения этим человеческим особям явно недоставало, в чем Робин в течение дня мог неоднократно убедиться. На вид бесстрастные и находящиеся где-то далеко от своей телесной оболочки бывшие наркоманы в мгновение ока превращались в изрыгающих проклятия злобных фурий, способных растерзать кого угодно. Одного из таких субъектов укусила оса, и он перебил с десяток тыкв, яростно пиная их ногами и ругаясь с таким азартом, словно имел дело с живыми существами, способными ему внимать. Никто не обратил ни малейшего внимания на этот приступ бешенства, и вскоре воцарилась тишина, изредка нарушаемая всхлипываниями укушенного, который в конце концов, обессилев, рухнул прямо на грядку.
В полдень все выстроились под мачтой, на вершине которой реял американский флаг, чтобы прочитать молитвы. Питались воспитанники богоугодного заведения в основном пылью, что, очевидно, должно было компенсироваться избытком свежего воздуха. Декстер растерял все свое красноречие, с тех пор как итальянец велел ему расстаться с картонной коробкой.
– Не бери ящик в поле, – сказал ему Фрицо. – Ты так пожираешь его глазами, что парни могут подумать, будто ты прячешь наркоту. Мало ли что им взбредет в голову? Доверься мне, я спрячу его в сейф вместе с лекарствами, так надежнее.
Декстер не пришел от этого предложения в восторг, но вынужден был его принять.
– Надо проверить, – процедил он сквозь зубы, присоединяясь к Робину, занятому сбором урожая. – Старый мерзавец Фрицо вполне способен стянуть или разорвать кого-нибудь из моих подданных. Или еще хуже – нарезать других из своих грязных журналов для геев и подбросить в коробку, надеясь, что я не замечу. Пусть не рассчитывает! Не желаю видеть дегенератов среди населения Южной Умбрии! Нужно тщательно обследовать вырезки, одну за другой. Но их столько, что я боюсь часть из них забыть. Чертовски неприятно.
Что мог ответить Робин? Сначала, когда Декстер начинал говорить о народе, живущем внутри картонной коробки, Робин думал, что тот шутит, но теперь у него не было прежней уверенности. Два-три раза он едва не выпалил: «Разве это люди? Обыкновенные картинки!», но осторожность заставила его сдержаться.
Вечером «вольное семейство» собралось у камина в общем зале для занятий хоровым пением. Впрочем, только женская его половина получала от этого удовольствие. После скудного, моментально проглоченного ужина каждому из воспитанников досталась порция лекарства под названием фенадон. Этот день, проведенный в мрачной и монотонной атмосфере заведения Фрицо, лишь изредка нарушаемой словесными стычками, вызвал у Робина тревожное чувство: он догадался, что другие дни будут такими же.
К вечеру питомцы так сильно устали, что еле передвигали ноги. Большинство мальчиков даже не соизволили сделать крюк, чтобы заглянуть перед сном в душевую.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62
25
Робин представлял Фрицо южанином в стиле Нерона: крупным, с вьющимися черными волосами. Но в машине сидел худенький невзрачный человечек, седоватый и по-солдатски коротко подстриженный. Если нос итальянца и можно было с натяжкой назвать римским, то остальные черты – тяжеловатый подбородок, впалые щеки и невыразительные губы – выглядели довольно жалко. Руки Фрицо были сплошь покрыты курчавой серой шерстью.
– Салют! – с издевкой поприветствовал его Декстер. – Давненько мы не виделись, правда?
Фрицо ничего не ответил. Как только двери машины закрылись, он развернулся и нажал на газ.
– Полагаю, ты удрал из больницы? – поинтересовался Фрицо, не отрывая взгляда от полотна дороги. – Надеюсь, за тобой нет ничего серьезного? Ты никого не убил?
Декстер презрительно махнул рукой.
– За кого ты меня принимаешь? – возмутился он. – Неужели я похож на сумасшедшего? Главное, не паниковать. Мы с братом – мелкие сошки: полиция будет нами интересоваться не больше трех дней. Тебе нечего опасаться.
Пробормотав что-то, итальянец бросил взгляд в зеркало.
– С братом, вот как? – недоуменно произнес он, пожимая плечами.
Юноша нетерпеливо заерзал на сиденье.
– Тебя не просят достать с неба луну, – раздраженно заметил он. – Дашь нам отсидеться месячишко в твоем заведении, только и всего. Мы в лучшем виде изобразим раскаявшихся наркоманов, будем бодро копать картошку, а как только земля перестанет гореть у нас под ногами – свалим без лишнего шума.
И на этот раз итальянец промолчал. Робин догадался, что он чем-то обеспокоен. Время от времени Фрицо посматривал на картонную коробку, которую юноша держал на коленях.
– Пойдет, если не будешь валять дурака, – заговорил он наконец. – Я тебе не медсестра Сандерман, понял? Мне отлично известно, что ты ненормальный, Декстер. Но я убедился в твоих способностях внушать людям обратное. Со мной этот номер не пройдет, заруби себе на носу. В пансионе есть девчонки. Не вздумай им надоедать со своей «волшебной сывороткой», или как там ее… Сверхзнание?
– Передающееся универсальное знание, – сухо поправил Декстер. – Здесь нет никакого волшебства – только наука.
– Ради Бога, – вздохнул Фрицо. – Но я-то знаю, чем обычно заканчивается эта история. Только не у меня в пансионе! Иначе дружки красоток свернут тебе шею. Между нами все должно быть ясно: партию разыграем по моим правилам. Вы оба проходите курс восстановительной терапии, у вас ломка, депрессия и полное отсутствие желания общаться. При необходимости можно поместить вас отдельно. Если нагрянет проверка, придется перевести в подполье. Воспитанники не станут допытываться, кто вы и откуда. Сделают две-три попытки завязать знакомство, но если отвергнете протянутую руку – оставят вас в покое. У них довольно своих забот, чтобы не взваливать на себя чужие.
– Идет, – проворчал Декстер. – Не хочу иметь ничего общего с арестантами.
Дальше ехали молча. Дорога была неровной, и, как только возбуждение, связанное с побегом, немного улеглось, Робина стало укачивать. Он с наслаждением вытянулся на заднем сиденье, отдаваясь во власть легкой дремоты.
– Зачем ты связался с мальчонкой? – прошептал Фрицо, думая, что ребенок уснул. – Надеюсь, не собираешься вовлечь его в какое-нибудь грязное дельце?
– Не раскатывай губы, старый педераст! – зарычал Декстер. – Он мой брат. Не рассчитывай, что займешься его задницей, а не то я отрежу твою сардельку!
– Да я ничего такого и не сказал, – поспешил успокоить его итальянец. – Просто беспокоюсь, вот и все. Он совсем юный, будет как бельмо на глазу. Пусть поменьше высовывается. Как он оказался в психушке?
– Причина та же, – ответил юноша. – Политический заговор.
– Да… Да… – проговорил Фрицо, воздерживаясь от комментариев.
У Робина возникло ощущение, что воспитатель боится Декстера и одновременно испытывает к нему отвращение. Но поразмышлять об этом мальчик не успел: он уютно свернулся на коврике сиденья и заснул.
Когда Робин проснулся и посмотрел в окно, вокруг были поля. Над арбузными плантациями, раскинувшимися по обе стороны дороги, завис плотный туман. Поскрипывала на ветру ветряная мельница. И вновь у Робина замерло сердце от встречи с необозримым простором, уходящим далеко за горизонт. Он понимал, что «родовой замок», в котором прошло его детство, был лишь светящейся точкой в бескрайнем море звезд, крошечной булавочной головкой, торчащей из ткани бесконечности. Да и существовал ли он на самом деле? Вопреки тому, что Антония ему рассказывала на протяжении многих лет, Америка отнюдь не представляла сплошную мусорную кучу и не была покрыта ни дымящимися руинами, ни зловонным черным снегом. Среди мужчин и женщин, с которыми Робину довелось встречаться, не так уж часто попадались уроды и вовсе не было кошмарных чудовищ. Эти люди порой отличались наивностью, но не злобой. Некоторые, такие как Санди Ди Каччо, даже пытались ему помочь. Что касается Джудит Пакхей, то она вела себя не как тюремщица, а, напротив, облегчила ему побег. Либо Антония была плохо осведомлена, либо страх и враждебность лишали ее суждения объективности. Разобраться во всем этом было непросто.
Наконец подъехали к ранчо – горстке приземистых деревянных убогих строений. Сбившиеся в кучу кособокие бараки, казалось, не слишком удачно приземлились, после того как их сбросили с облаков. Посетителей реабилитационного комплекса приветливо встречала облупившаяся вывеска: «Вольное семейство Фрицо». Прямо за домиками начинались плантации, с большинства грядок урожай был убран подчистую.
Внутри заведение выглядело так же непривлекательно, как и снаружи. В общей столовой угрюмые неопрятные подростки с отвращением поглощали густое месиво из овсянки. Длинноволосые или обритые наголо, они походили друг на друга как братья: тощие, изнуренные, с потухшим взглядом. Один из воспитанников яростно расчесывал себе руку на локтевом сгибе, а его сосед шумно сопел, словно у него был заложен нос. Девочки являли собой еще более жалкое зрелище. Худенькие, с печатью страдания на лице, они напоминали Робину старушек, нелепо наряженных в детские платья, или, наоборот, малолеток, переодетых старушками… Фрицо представил новичков под фальшивыми именами, которые, вероятно, придумал вместе с Декстером за то время, пока Робин спал. Воспитанники пробормотали в ответ нечленораздельное приветствие и вновь погрузились в апатию. Мальчика поразило ужасное физическое состояние питомцев: серый цвет кожи, безжизненные глаза. После завтрака итальянец устроил для них с Декстером небольшую экскурсию по другим баракам, не изменившую общего впечатления крайней бедности и дискомфорта: кое-как сколоченные сараи, превращенные в спальни.
– Спальня для девочек в одном доме, для мальчиков – в другом, – объяснял Фрицо. – На самом деле это не так уж важно, потому что все они отравлены наркотиками, а у наркоманов половой инстинкт подавлен, однако приходится уважать нравственные чувства инспекторов. – Итальянец немного помедлил и, перейдя на шепот, добавил: – Повторяю еще раз, Декстер: не валяй дурака, никого не нервируй. Мои воспитанники похожи на зомби, верно, но они способны на агрессию, если их задирают. Так что, ради всего святого, не забивай им головы своей обычной канителью: политическими заговорами, научными исследованиями… Не возражай. Я видел тебя в деле, в больнице.
– Я тоже видел тебя в деле, – злобно рассмеялся парень. – Например, с малышами-аутистами, когда в палате не было медсестры. Припоминаешь?
Воспитатель отвернулся.
– Мальчик может спать в этой комнатке, – сказал он, открывая дверь в каморку, в которой было проделано слуховое окошко. – Здесь ему будет лучше, чем в общей спальне. У некоторых по ночам бывают нервные припадки – слишком тяжелое зрелище для ребенка.
– Не волнуйся, – проворчал Декстер. – Ему приходилось видеть и не такое.
День прошел бестолково: сказывались усталость и нервное напряжение. Получив рабочую одежду, им вместе с остальными пришлось отправиться на плантации, окружавшие комплекс, и принять участие в сборе тыквы и арбузов, которые затем складывались в деревянные ящики. Их «товарищи по лечению» так медленно ворочали руками, словно сигнал, поступающий из мозга, не хотел распространяться по нервам с нормальной скоростью. Девочки, сначала сторонившиеся незнакомцев, вскоре стали подходить к Робину, чтобы слегка взлохматить ему голову или ласково почесать под подбородком. Мальчик несколько раз удостоился комплимента «Какой хорошенький!», к чему, впрочем, он уже привык. Одну из воспитанниц звали Вики, другую – Анитой, а третью – Пегги-Сью. Если не считать цвета волос, все они были на одно лицо. Попытки завязать разговор тем и ограничивались. Каждый был занят собой и обращал внимание на соседей, только если случалось какое-нибудь мелкое происшествие. Однако терпения этим человеческим особям явно недоставало, в чем Робин в течение дня мог неоднократно убедиться. На вид бесстрастные и находящиеся где-то далеко от своей телесной оболочки бывшие наркоманы в мгновение ока превращались в изрыгающих проклятия злобных фурий, способных растерзать кого угодно. Одного из таких субъектов укусила оса, и он перебил с десяток тыкв, яростно пиная их ногами и ругаясь с таким азартом, словно имел дело с живыми существами, способными ему внимать. Никто не обратил ни малейшего внимания на этот приступ бешенства, и вскоре воцарилась тишина, изредка нарушаемая всхлипываниями укушенного, который в конце концов, обессилев, рухнул прямо на грядку.
В полдень все выстроились под мачтой, на вершине которой реял американский флаг, чтобы прочитать молитвы. Питались воспитанники богоугодного заведения в основном пылью, что, очевидно, должно было компенсироваться избытком свежего воздуха. Декстер растерял все свое красноречие, с тех пор как итальянец велел ему расстаться с картонной коробкой.
– Не бери ящик в поле, – сказал ему Фрицо. – Ты так пожираешь его глазами, что парни могут подумать, будто ты прячешь наркоту. Мало ли что им взбредет в голову? Доверься мне, я спрячу его в сейф вместе с лекарствами, так надежнее.
Декстер не пришел от этого предложения в восторг, но вынужден был его принять.
– Надо проверить, – процедил он сквозь зубы, присоединяясь к Робину, занятому сбором урожая. – Старый мерзавец Фрицо вполне способен стянуть или разорвать кого-нибудь из моих подданных. Или еще хуже – нарезать других из своих грязных журналов для геев и подбросить в коробку, надеясь, что я не замечу. Пусть не рассчитывает! Не желаю видеть дегенератов среди населения Южной Умбрии! Нужно тщательно обследовать вырезки, одну за другой. Но их столько, что я боюсь часть из них забыть. Чертовски неприятно.
Что мог ответить Робин? Сначала, когда Декстер начинал говорить о народе, живущем внутри картонной коробки, Робин думал, что тот шутит, но теперь у него не было прежней уверенности. Два-три раза он едва не выпалил: «Разве это люди? Обыкновенные картинки!», но осторожность заставила его сдержаться.
Вечером «вольное семейство» собралось у камина в общем зале для занятий хоровым пением. Впрочем, только женская его половина получала от этого удовольствие. После скудного, моментально проглоченного ужина каждому из воспитанников досталась порция лекарства под названием фенадон. Этот день, проведенный в мрачной и монотонной атмосфере заведения Фрицо, лишь изредка нарушаемой словесными стычками, вызвал у Робина тревожное чувство: он догадался, что другие дни будут такими же.
К вечеру питомцы так сильно устали, что еле передвигали ноги. Большинство мальчиков даже не соизволили сделать крюк, чтобы заглянуть перед сном в душевую.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62