Но в стокгольмском отделе насильственных преступлений явно сидит человек Бульдозера.
Кто?
Эк?
Стрёмгрен?
Скорее всего, Стрёмгрен. Но попробуй заставь его сознаться.
– Ну, – усмехнулся Рённ. – Вот и кончилась потеха.
– Потеха?
Гюнвальд Ларссон наградил Рённа долгим взглядом, но воздержался от дальнейших комментариев.
Мартин Бек осматривал коварные коробочки. Скоро ими займутся эксперты.
В четырехстах метрах от них Стрёмгрен сидел и курил за тюлевой занавеской. После разговора с Бульдозером, час назад, он курил сигарету за сигаретой. И думал о том, что наконец-то появился шанс попасть в спецгруппу Бульдозера и получить желанное повышение.
Бенни Скакке лежал дома в своей кровати и был занят сугубо личным делом.
– Но где же Гейдт, черт возьми? – уныло произнес Гюнвальд Ларссон.
– Ты способен думать о чем-нибудь другом? – спросил Рённ. – Хотя бы сейчас?
– О чем, например?
– Ну, например, о том, что я перебил пулей этот провод. Хотя это было практически невозможно.
– Сколько очков ты выбил на последних стрельбах?
– Ноль, – ответил Эйнар Рённ, заливаясь краской.
– Ох, и силен же он, дьявол, – сказал Гюнвальд Ларссон, потирая поясницу.
Через пятнадцать секунд он произнес про себя:
– Где этот чертов Гейдт?
XXVIII
Судебное заседание, на котором решался вопрос о взятии японцев под стражу, состоялось в первой половине дня шестнадцатого декабря и вылилось в фарс, какого давно не видели стены Стокгольмского суда.
В Швеции принято – очевидно, для создания видимости беспристрастия, – чтобы жребий определял, кому быть обвинителем по тому или иному делу.
Если на этот раз и тянули жребий, что крайне сомнительно, Бульдозер Ульссон явно позаботился заблаговременно о том, чтобы на всех бумажках была его фамилия, ибо он держался так самоуверенно и царственно, что сама мысль о ком-либо другом в этой роли казалась нелепой и невероятной. Костюм его был отутюжен – утром точно был отутюжен, – ботинки начищены, на груди красовался ярко-зеленый галстук с красными нефтяными вышками, возможно подарок шаха Ирана. Во всяком случае, так утверждал сам Бульдозер Ульссон.
Он особо просил присутствовать Мартина Бека, Гюнвальда Ларссона и Эйнара Рённа, а вообще зал был до отказа набит людьми; одни пришли из чистого любопытства, другие – потому, что считали своим непременным долгом быть в курсе событий. К числу последних относились начальник ЦПУ и Стиг Мальм, восседавшие в первом ряду. В глубине зала можно было различить венчик рыжих волос, окаймляющий лысую макушку начальника сепо. В этот день он чуть ли не впервые после двадцать первого ноября появился на людях.
Японцам был выделен адвокат, рядом с которым Гедобальд Роксен показался бы Авраамом Линкольном.
Рослый террорист после схватки с Гюнвальдом Ларссоном напоминал мумию из какого-нибудь раннего фильма Бориса Карлова, зато маленький все время учтиво улыбался и кланялся каждому, кто останавливал на нем свой взгляд.
Процедура осложнялась тем, что пришлось прибегнуть к помощи переводчика.
Наиболее слабым, местом в аргументации Бульдозера было то, что он не знал, как зовут задержанных. Для начала он прочел четырнадцать различных имен по списку, разосланному Интерполом. Однако "мумия" и его более общительный товарищ каждый раз отрицательно качали головой.
Наконец у судьи лопнуло терпение, и он предложил переводчику спросить японцев, как их зовут и когда они родились.
На что общительный ответил, что их зовут Каитен и Камикадзе, а также сообщил год рождения обоих. "Мумия" говорить не мог.
Мартин Бек и Гюнвальд Ларссон обменялись удивленными взглядами, но кроме них никто не реагировал. Видимо, только им двоим было известно, что Каитен означает "человек-торпеда", а Камикадзе – "летчик-смертник". И что японец назвал годы рождения адмирала Того и адмирала Ямамото, кои родились на свет первый около ста тридцати, второй – девяносто лет назад, между тем как всякому было видно, что задержанным нет и тридцати.
Однако суд не стал придираться, и секретарь старательно записал полученные данные.
Затем Бульдозер объявил, что задержанные подозреваются в бездне всяких преступлений, как то: оскорбление монарха, покушение на жизнь премьер-министра, короля, американского сенатора и еще восемнадцати поименованных лиц, включая Гюнвальда Ларссона, Мартина Бека и Эйнара Рённа, попытка вооруженного переворота, повреждение городской газовой сети, незаконное владение оружием, незаконное пребывание в стране, серьезное повреждение жилого дома в районе Танту, кража, контрабандный ввоз оружия, сопротивление властям, подготовка к нарушению закона о наркотиках (в квартире был найден пузырек с лекарством от кашля, содержащим настойку опия), нарушение закона о пищевых продуктах (в холодильнике лежала разделанная тушка таксы), незаконное присвоение собаки, подделка документов и нарушение закона об азартных играх (причудливые деревянные пластинки он посчитал принадлежностью азартной игры).
Дойдя до этого пункта, Бульдозер внезапно сорвался с места и выбежал из зала. Все проводили его удивленными взглядами.
Вернулся он через несколько минут, самодовольно семеня во главе шестерки своих прихвостней, которые волокли деревянный ящик величиной с гроб и большой складной стол.
Из ящика Бульдозер принялся извлекать кучу вещественных доказательств – части бомб, ручные гранаты, боеприпасы и прочее. Каждый предмет он предъявлял публике и суду, затем клал на стол.
Ящик не был еще опорожнен и наполовину, когда Бульдозер достал из него обернутую полиэтиленом голову таксы и показал сперва начальнику ЦПУ, потом Стигу Мальму, которого тут же вырвало.
Ободренный таким успехом, Бульдозер снял полиэтилен и сунул собачью голову под нос судье. Тот выхватил из грудного кармашка носовой платок, поднес его ко рту и приглушенно вымолвил:
– Довольно, господин старший прокурор, довольно.
Бульдозер приготовился извлечь остальные части обезглавленной таксы, но судья повысил голос:
– Я же сказал: довольно вещественных доказательств.
Бульдозер смахнул галстуком с лица легкое разочарование, совершил по залу круг почета, остановился перед "мумией" и объявил:
– Я требую вынести постановление о взятии под стражу господ Каитена и Камикадзе. Поскольку я ожидаю дополнительный материал из-за рубежа, заранее требую продлить срок содержания под стражей.
Переводчик перевел. "Мумия" кивнул. Второй японец низко поклонился с учтивой улыбкой.
Затем слово было предоставлено защитнику, тощему мужчине, который смахивал на расплющенную с обоих концов, давно потухшую и выброшенную сигару.
Бульдозер рассеянно заглянул в ящик, достал заднюю часть таксы вместе с хвостом и демонстрировал это вещественное доказательство начальнику ЦПУ, пока тот не посинел.
– Я возражаю против заключения под стражу, – объявил защитник.
– Это почему же? – спросил судья с искренним удивлением в голосе.
Защитник долго сидел молча, наконец изрек:
– Сам не знаю.
На этой гениальной реплике прения закончились, было объявлено о взятии под стражу обоих японцев, и публика устремилась к выходу.
* * *
В доме на Капелльгатан Рейнхард Гейдт лежал на кровати и размышлял.
Он только что помылся, и путь от ванной до кровати был отмечен разостланными на полу белыми махровыми полотенцами.
Сам Гейдт лежал нагишом. В ванной он долго изучал себя в зеркало и пришел к двум выводам. Во-первых, его загар начал сходить, во-вторых, какие-либо попытки изменить свою внешность не сулили ему успеха.
Впервые операция БРЕН полностью провалилась. Удар пришелся мимо цели, и два агента, в том числе один из самых лучших, попали живьем в руки противника.
Правда, Леваллуа улизнул, но много ли от этого радости.
Врагов – тьма; в данном случае их представляла прежде всего шведская полиция.
Во вчерашней газете Гейдт обнаружил портрет человека, коему приписывался "замысел поимки двух японских террористов", – старшего прокурора Стига-Роберта Ульссона.
Он долго рассматривал круглое самодовольное лицо и броский галстук.
Что-то тут было не так.
Неужели этот Ульссон – Бульдозер, как его называли в газете, – и впрямь виновник их провала?
Рейнхард Гейдт никак не мог в это поверить. Вернее, он почти не сомневался, что это чистейшая ложь.
Нет, другой человек тоже лежит сейчас где-то на кровати, пытаясь угадать, где находится и что собирается делать Гейдт.
Этот человек, кто бы он ни был, представляет для него главную опасность.
Может быть, это комиссар полиции, который фигурировал в газетах и телерепортажах в связи с примечательными событиями двадцать первого ноября? Гейдт запомнил его внешность и имя.
Комиссар Мартин Бек.
Не стоит ли устроить встречу с этим Мартином Беком? Опыт показывает, что кремированные враги – самые безвредные.
Но точно ли этот Бек наиболее опасный противник?
Чем больше Рейнхард Гейдт обдумывал случившееся, тем сильнее проникался уверенностью, что главный враг – кто-то другой.
В самом деле, насколько вероятно, что Бек – ну, не Бек, так этот Бульдозер Ульссон – одурачил его и Леваллуа двадцать первого ноября? И при этом явно сам оказался одураченным.
Внимательно изучив фотографии, он все-таки пришел к выводу, что Мартин Бек, а Бульдозер Ульссон и подавно, не сумел бы взять Каитена живьем так, что при этом никто из участников операции не был убит и даже серьезно ранен.
Каитен – на самом деле его, конечно, звали иначе – был одним из первых силачей в группе, где проходил подготовку Гейдт. Считалось, что осилить его физически невозможно.
Гейдт не стал бы даже пытаться, наперед зная, чем это кончится.
Рейнхард Гейдт входил в десятку самых опасных людей в мире, он это знал и гордился этим: по сумме показателей он занял в группе первое место, однако в физической подготовке заметно уступал Каитену. К тому же газеты сообщили, что Каитен и его товарищ были взяты на квартире. Просто немыслимо. И тем не менее, кто-то это сделал, причем в операции участвовало совсем немного полицейских. По-видимому, не больше троих. Во главе с Беком.
И один из них осилил Каитена, не убив его и не пострадав при этом сам.
Этот неизвестный опасен, ибо Рейнхард Гейдт предпочел бы не сталкиваться с человеком, который одолел Каитена.
Но кто же он? Бек?
Или один из лучших агентов ЦРУ? Почему бы и нет.
В самом деле, неужели это шведский полицейский?
Если судить по тем представителям шведской полиции, которых привелось видеть Гейдту, такая возможность исключалась.
Он трижды видел по телевизору начальника всей полиции страны и один раз какого-то члена коллегии. Оба произвели на него впечатление если не откровенных идиотов, то от силы надутых бюрократов с весьма туманным представлением о полицейской работе, зато с явной склонностью к звонким пустопорожним речам.
Глава секретной полиции страны, естественно, не выступал перед широкой публикой. Но хотя этот деятель явно служил предметом всеобщего осмеяния, сомнительно, чтобы он был таким уж никудышным, каким его изображали.
Судя по всему, секретная полиция отвечала только за часть мероприятий по охране сенатора, притом как раз за ту, которая закончилась неудачей. В остальном все было задумано очень здорово. Гейдт первым готов был это признать. Кто-то его одурачил.
Кто?
Тот самый, который задал трепку Каитену и заточил его в кутузку?
И теперь где-то в этом злосчастном городе лежит, размышляя, другой человек?
Человек, достаточно интересующийся Рейнхардом Гейдтом, чтобы представлять для него серьезную опасность?
Очень даже возможно.
Рейнхард Гейдт перевернулся на живот и расстелил перед собой карту Скандинавии.
Скоро ему предстоит покинуть страну, и он уже давно наметил первый пункт назначения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55
Кто?
Эк?
Стрёмгрен?
Скорее всего, Стрёмгрен. Но попробуй заставь его сознаться.
– Ну, – усмехнулся Рённ. – Вот и кончилась потеха.
– Потеха?
Гюнвальд Ларссон наградил Рённа долгим взглядом, но воздержался от дальнейших комментариев.
Мартин Бек осматривал коварные коробочки. Скоро ими займутся эксперты.
В четырехстах метрах от них Стрёмгрен сидел и курил за тюлевой занавеской. После разговора с Бульдозером, час назад, он курил сигарету за сигаретой. И думал о том, что наконец-то появился шанс попасть в спецгруппу Бульдозера и получить желанное повышение.
Бенни Скакке лежал дома в своей кровати и был занят сугубо личным делом.
– Но где же Гейдт, черт возьми? – уныло произнес Гюнвальд Ларссон.
– Ты способен думать о чем-нибудь другом? – спросил Рённ. – Хотя бы сейчас?
– О чем, например?
– Ну, например, о том, что я перебил пулей этот провод. Хотя это было практически невозможно.
– Сколько очков ты выбил на последних стрельбах?
– Ноль, – ответил Эйнар Рённ, заливаясь краской.
– Ох, и силен же он, дьявол, – сказал Гюнвальд Ларссон, потирая поясницу.
Через пятнадцать секунд он произнес про себя:
– Где этот чертов Гейдт?
XXVIII
Судебное заседание, на котором решался вопрос о взятии японцев под стражу, состоялось в первой половине дня шестнадцатого декабря и вылилось в фарс, какого давно не видели стены Стокгольмского суда.
В Швеции принято – очевидно, для создания видимости беспристрастия, – чтобы жребий определял, кому быть обвинителем по тому или иному делу.
Если на этот раз и тянули жребий, что крайне сомнительно, Бульдозер Ульссон явно позаботился заблаговременно о том, чтобы на всех бумажках была его фамилия, ибо он держался так самоуверенно и царственно, что сама мысль о ком-либо другом в этой роли казалась нелепой и невероятной. Костюм его был отутюжен – утром точно был отутюжен, – ботинки начищены, на груди красовался ярко-зеленый галстук с красными нефтяными вышками, возможно подарок шаха Ирана. Во всяком случае, так утверждал сам Бульдозер Ульссон.
Он особо просил присутствовать Мартина Бека, Гюнвальда Ларссона и Эйнара Рённа, а вообще зал был до отказа набит людьми; одни пришли из чистого любопытства, другие – потому, что считали своим непременным долгом быть в курсе событий. К числу последних относились начальник ЦПУ и Стиг Мальм, восседавшие в первом ряду. В глубине зала можно было различить венчик рыжих волос, окаймляющий лысую макушку начальника сепо. В этот день он чуть ли не впервые после двадцать первого ноября появился на людях.
Японцам был выделен адвокат, рядом с которым Гедобальд Роксен показался бы Авраамом Линкольном.
Рослый террорист после схватки с Гюнвальдом Ларссоном напоминал мумию из какого-нибудь раннего фильма Бориса Карлова, зато маленький все время учтиво улыбался и кланялся каждому, кто останавливал на нем свой взгляд.
Процедура осложнялась тем, что пришлось прибегнуть к помощи переводчика.
Наиболее слабым, местом в аргументации Бульдозера было то, что он не знал, как зовут задержанных. Для начала он прочел четырнадцать различных имен по списку, разосланному Интерполом. Однако "мумия" и его более общительный товарищ каждый раз отрицательно качали головой.
Наконец у судьи лопнуло терпение, и он предложил переводчику спросить японцев, как их зовут и когда они родились.
На что общительный ответил, что их зовут Каитен и Камикадзе, а также сообщил год рождения обоих. "Мумия" говорить не мог.
Мартин Бек и Гюнвальд Ларссон обменялись удивленными взглядами, но кроме них никто не реагировал. Видимо, только им двоим было известно, что Каитен означает "человек-торпеда", а Камикадзе – "летчик-смертник". И что японец назвал годы рождения адмирала Того и адмирала Ямамото, кои родились на свет первый около ста тридцати, второй – девяносто лет назад, между тем как всякому было видно, что задержанным нет и тридцати.
Однако суд не стал придираться, и секретарь старательно записал полученные данные.
Затем Бульдозер объявил, что задержанные подозреваются в бездне всяких преступлений, как то: оскорбление монарха, покушение на жизнь премьер-министра, короля, американского сенатора и еще восемнадцати поименованных лиц, включая Гюнвальда Ларссона, Мартина Бека и Эйнара Рённа, попытка вооруженного переворота, повреждение городской газовой сети, незаконное владение оружием, незаконное пребывание в стране, серьезное повреждение жилого дома в районе Танту, кража, контрабандный ввоз оружия, сопротивление властям, подготовка к нарушению закона о наркотиках (в квартире был найден пузырек с лекарством от кашля, содержащим настойку опия), нарушение закона о пищевых продуктах (в холодильнике лежала разделанная тушка таксы), незаконное присвоение собаки, подделка документов и нарушение закона об азартных играх (причудливые деревянные пластинки он посчитал принадлежностью азартной игры).
Дойдя до этого пункта, Бульдозер внезапно сорвался с места и выбежал из зала. Все проводили его удивленными взглядами.
Вернулся он через несколько минут, самодовольно семеня во главе шестерки своих прихвостней, которые волокли деревянный ящик величиной с гроб и большой складной стол.
Из ящика Бульдозер принялся извлекать кучу вещественных доказательств – части бомб, ручные гранаты, боеприпасы и прочее. Каждый предмет он предъявлял публике и суду, затем клал на стол.
Ящик не был еще опорожнен и наполовину, когда Бульдозер достал из него обернутую полиэтиленом голову таксы и показал сперва начальнику ЦПУ, потом Стигу Мальму, которого тут же вырвало.
Ободренный таким успехом, Бульдозер снял полиэтилен и сунул собачью голову под нос судье. Тот выхватил из грудного кармашка носовой платок, поднес его ко рту и приглушенно вымолвил:
– Довольно, господин старший прокурор, довольно.
Бульдозер приготовился извлечь остальные части обезглавленной таксы, но судья повысил голос:
– Я же сказал: довольно вещественных доказательств.
Бульдозер смахнул галстуком с лица легкое разочарование, совершил по залу круг почета, остановился перед "мумией" и объявил:
– Я требую вынести постановление о взятии под стражу господ Каитена и Камикадзе. Поскольку я ожидаю дополнительный материал из-за рубежа, заранее требую продлить срок содержания под стражей.
Переводчик перевел. "Мумия" кивнул. Второй японец низко поклонился с учтивой улыбкой.
Затем слово было предоставлено защитнику, тощему мужчине, который смахивал на расплющенную с обоих концов, давно потухшую и выброшенную сигару.
Бульдозер рассеянно заглянул в ящик, достал заднюю часть таксы вместе с хвостом и демонстрировал это вещественное доказательство начальнику ЦПУ, пока тот не посинел.
– Я возражаю против заключения под стражу, – объявил защитник.
– Это почему же? – спросил судья с искренним удивлением в голосе.
Защитник долго сидел молча, наконец изрек:
– Сам не знаю.
На этой гениальной реплике прения закончились, было объявлено о взятии под стражу обоих японцев, и публика устремилась к выходу.
* * *
В доме на Капелльгатан Рейнхард Гейдт лежал на кровати и размышлял.
Он только что помылся, и путь от ванной до кровати был отмечен разостланными на полу белыми махровыми полотенцами.
Сам Гейдт лежал нагишом. В ванной он долго изучал себя в зеркало и пришел к двум выводам. Во-первых, его загар начал сходить, во-вторых, какие-либо попытки изменить свою внешность не сулили ему успеха.
Впервые операция БРЕН полностью провалилась. Удар пришелся мимо цели, и два агента, в том числе один из самых лучших, попали живьем в руки противника.
Правда, Леваллуа улизнул, но много ли от этого радости.
Врагов – тьма; в данном случае их представляла прежде всего шведская полиция.
Во вчерашней газете Гейдт обнаружил портрет человека, коему приписывался "замысел поимки двух японских террористов", – старшего прокурора Стига-Роберта Ульссона.
Он долго рассматривал круглое самодовольное лицо и броский галстук.
Что-то тут было не так.
Неужели этот Ульссон – Бульдозер, как его называли в газете, – и впрямь виновник их провала?
Рейнхард Гейдт никак не мог в это поверить. Вернее, он почти не сомневался, что это чистейшая ложь.
Нет, другой человек тоже лежит сейчас где-то на кровати, пытаясь угадать, где находится и что собирается делать Гейдт.
Этот человек, кто бы он ни был, представляет для него главную опасность.
Может быть, это комиссар полиции, который фигурировал в газетах и телерепортажах в связи с примечательными событиями двадцать первого ноября? Гейдт запомнил его внешность и имя.
Комиссар Мартин Бек.
Не стоит ли устроить встречу с этим Мартином Беком? Опыт показывает, что кремированные враги – самые безвредные.
Но точно ли этот Бек наиболее опасный противник?
Чем больше Рейнхард Гейдт обдумывал случившееся, тем сильнее проникался уверенностью, что главный враг – кто-то другой.
В самом деле, насколько вероятно, что Бек – ну, не Бек, так этот Бульдозер Ульссон – одурачил его и Леваллуа двадцать первого ноября? И при этом явно сам оказался одураченным.
Внимательно изучив фотографии, он все-таки пришел к выводу, что Мартин Бек, а Бульдозер Ульссон и подавно, не сумел бы взять Каитена живьем так, что при этом никто из участников операции не был убит и даже серьезно ранен.
Каитен – на самом деле его, конечно, звали иначе – был одним из первых силачей в группе, где проходил подготовку Гейдт. Считалось, что осилить его физически невозможно.
Гейдт не стал бы даже пытаться, наперед зная, чем это кончится.
Рейнхард Гейдт входил в десятку самых опасных людей в мире, он это знал и гордился этим: по сумме показателей он занял в группе первое место, однако в физической подготовке заметно уступал Каитену. К тому же газеты сообщили, что Каитен и его товарищ были взяты на квартире. Просто немыслимо. И тем не менее, кто-то это сделал, причем в операции участвовало совсем немного полицейских. По-видимому, не больше троих. Во главе с Беком.
И один из них осилил Каитена, не убив его и не пострадав при этом сам.
Этот неизвестный опасен, ибо Рейнхард Гейдт предпочел бы не сталкиваться с человеком, который одолел Каитена.
Но кто же он? Бек?
Или один из лучших агентов ЦРУ? Почему бы и нет.
В самом деле, неужели это шведский полицейский?
Если судить по тем представителям шведской полиции, которых привелось видеть Гейдту, такая возможность исключалась.
Он трижды видел по телевизору начальника всей полиции страны и один раз какого-то члена коллегии. Оба произвели на него впечатление если не откровенных идиотов, то от силы надутых бюрократов с весьма туманным представлением о полицейской работе, зато с явной склонностью к звонким пустопорожним речам.
Глава секретной полиции страны, естественно, не выступал перед широкой публикой. Но хотя этот деятель явно служил предметом всеобщего осмеяния, сомнительно, чтобы он был таким уж никудышным, каким его изображали.
Судя по всему, секретная полиция отвечала только за часть мероприятий по охране сенатора, притом как раз за ту, которая закончилась неудачей. В остальном все было задумано очень здорово. Гейдт первым готов был это признать. Кто-то его одурачил.
Кто?
Тот самый, который задал трепку Каитену и заточил его в кутузку?
И теперь где-то в этом злосчастном городе лежит, размышляя, другой человек?
Человек, достаточно интересующийся Рейнхардом Гейдтом, чтобы представлять для него серьезную опасность?
Очень даже возможно.
Рейнхард Гейдт перевернулся на живот и расстелил перед собой карту Скандинавии.
Скоро ему предстоит покинуть страну, и он уже давно наметил первый пункт назначения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55