— Можно ли отказать больному в отсрочке от смерти на девять месяцев?
Жоао Эль Рибейра сел к столу и достал из кармана рисунки Фламеля.
— На втором изображены мужчина и женщина. Я догадался, что это может быть. А вы?
Слушатели поздравили его с прозорливостью. Он не мог подавить улыбки, от которой еще больше сморщилось его лицо цвета желтого пергамента. В компании молодых людей приободрился и он, исходящая от них энергия подействовала на него заразительно.
— Вперед! — взявшись за трость, бросил Рибейра.
Продвижение к герцогскому дворцу происходило медленнее, чем хотелось бы, поскольку приходилось считаться с португальцем. И вот наконец они у цели, их внимание приковано к капителям колонны и скульптурным группам, украшающим углы, образованные частями здания. Пьяный Ной, над которым посмеялись его дети, женские фигурки, игроки на лютне, бородатые волхвы, пухлые ангелочки, лебеди с длинными шеями.
— Лебедь — герметическое животное, которое нам рекомендовал искать Леви, — проговорил Виргилий, истолковавший присутствие лебедя как магический знак того, что они на верном пути. В углу, образованном фасадом, выходящим на лагуну, и фасадом, обращенным на пьяцетту, помещалась колонна с горельефом из белого истрийского песчаника: Адам, Ева и змей-искуситель. Обступив колонну, они подняли головы. «Кончится тем, что я заработаю какую-нибудь болезнь шеи», — подумал Виргилий, которому беспрестанно в Венеции приходилось задирать голову. Где же мог быть запрятан камень?
— Не под фиговым ли листом Евы? — вырвалось у него, за что он схлопотал по голове.
Трость Жоао пришлась как нельзя более кстати. Пьер сложил руки так, чтобы Виргилий мог, встав на них, подняться на высоту капители. Обследуя двух прародителей человечества, Виргилий поймал себя на странном ощущении — будто змей как-то уж очень пристально буравит его своими глазками, — и тут же понял, где может быть тайник.
— Правый или левый глаз?
— Левый, — отозвался Пьер.
— Правый, — выбрала Мариетта.
Позаимствовав трость, Виргилий выбил ею правый глаз рептилии. В лицо ему полетел песок… и больше ничего. То же проделал он и с левым глазом. Известняковая пыль посыпалась ему на плечи. Из тайника выпал круглый, серый с иероглифами камешек. Упав к подножию колонны, он подскочил. Пьер разжал руки, Виргилий спрыгнул на землю, Мариетта подобрала камень. Зажав его в левой руке, она правой рукой порылась в кармане, после чего выставила оба кулака вперед и медленно раскрыла их. Два камешка лежали на ее ладонях: один черный, как уголь, другой серый, словно пепел. Одинаковые по форме, виду, весу, с одинаковыми иероглифами. Виргилий закричал было от радости, но его крик моментально перерос в вопль ужаса. В нескольких метрах от них из гондолы, пришвартованной на молу, как по мановению волшебной палочки появился Кара Мустафа с полудюжиной невольников. Они набросились на Предома и его друзей и в считанные минуты связали их, взвалили себе на плечи и отнесли в каюту на гондоле. Все свершилось под безжалостным и насмешливым взглядом турка.
Пальма и Чезаре одновременно подошли к дому с двух сторон. Пальма объяснил причину своего появления, Чезаре пригласил его в дом. Дом был пуст, Пальма опоздал. На столе лежали рисунки, один из них был зачеркнут красным, другой, наоборот, многозначно обведен.
— Пойду догоню их, — проговорил художник. Дядя дружески похлопал его по спине.
Подручные турка запихнули всех их в каюту, и они лежали вповалку. Рты им заткнули, запястья и щиколотки связали. Как только гондола отчалила от мола, в дверях каюты появился Кара Мустафа, потешающийся над их беспомощностью. Присев на корточки, он протянул руку к Мариетте. Неправильно истолковав его жест, она вся сжалась, в глазах ее появилось отвращение. Мустафа сардонически расхохотался:
— Ах ты, индюшка! К чему мне твои бледные ноги, если в моем гареме два десятка отменных красавиц? Не твои прелести, а камни нужны мне.
Он ощупал карманы ее мужских панталон, извлек оттуда их содержимое: два камня — черный и серый — и с явным удовольствием стал катать их в своих холеных руках.
Пальма вышел на площадь Святых Филиппа и Иакова и углубился в улицу Албанцев. Он торопился. Странное дело: его так и подмывало побежать. Он старался урезонить себя: друзья не могли намного опередить его, не так уж он опоздал, к чему спешить? Вот кончится улица, он выйдет на берег Скьявони, и будет видно, как друзья карабкаются на колонну. Однако что-то уж очень нескончаемой была эта улица. Да к тому же такая узкая, словно коридор, солнце никак не могло в нее проникнуть, и было холодно. Пальму прошиб озноб, он побежал.
Гондола пересекла рейд Святого Марка и свернула в канал Ка ди Дио. Стоя на носу, Кара Мустафа забавлялся камешками, отобранными у пленников. Показались высоченные стены Адмиралтейства. Гондола причалила. Он отдал по-турецки ряд приказаний. Пленников выгрузили сперва на берег, а затем, как кули с мукой, подняли на плечи и перенесли по узким улочкам к черному ходу дома Мустафы. Темный дворец принял их; громыхнула тяжелая дверь, лязгнули железные засовы.
Последние метры улицы Албанцев Пальма пробежал, а на берегу Скьявони остановился. В этот ранний час вокруг не было ни души. Ветер взъерошил его волосы. Он вздрогнул. Где же друзья? Поскольку другая сторона канала Палаццо была не видна, он взобрался на мост Палья и с его верхней точки оглядел мол. У колонны с фигурками Адама и Евы не было никого. Никого и на широкой набережной перед Дворцом дожей. Лишь на рейде Святого Марка покачивалось несколько рыбацких лодок да во весь опор мчалась одна ранняя гондола. Шестым чувством он ощутил тревогу: уж очень быстро плыла гондола. Он сощурил глаза и увидел на ее носу человека, которого узнал, хотя и не помнил, как его зовут.
Без всяких церемоний и проволочек пленников протащили по лестнице, ведущей в подземелье. Они очутились в подвале с водорослями на стенах, с грязной жижей на полу. Невольники вышли. А торговец тканями остался.
— Перед тем как отдать вас в руки судьбы, я намерен поблагодарить вас. — За наигранной любезностью сквозила ирония. — Итак, благодарю вас! Серый камень, змей Адама и Евы… Любой ballotino догадался бы. Но вот драконы Марко Поло… я тоже догадался, но гораздо позже. Когда я пришел к дому Поло вечером, то обнаружил, что меня опередили. Начал-то я с Розария, как и Зорзи. Бедняга Зорзи не пожелал уступить мне оригинал письма… Даже мертвый, он не выпустил из рук драгоценного текста. Вы меньше кочевряжились, отдавая мне камешки. Надеюсь, вы так же покорно сдохнете, как и он.
При этих словах ледяной холод пронзил Мариетту, Виргилия и Пьера. Не дрогнул один Рибейра, давно свыкшийся с мыслью о смерти. Но и он не остался равнодушным к тому, что предстояло перед смертью вынести.
— Подвалы дома расположены неподалеку от подземного канала, — с зубовным скрежетом заговорил турок. — Во время прилива вода поднимается и затапливает подвал вот через этот проем. — Он указал унизанным перстнями пальцем на отверстие, заделанное железной решеткой, в глубине подвала. — Уровень воды поднимается понемногу. За несколько часов на пол-аршина, аршин, а то и на два, когда море полноводно, как теперь, в равноденствие…
Коварный смех сопровождал его слова, резонируя среди влажных стен подземелья. Это усиливало невыносимый звук. Словно десять, двадцать, сто турок хохотали и издевались над ними. Виргилию захотелось заткнуть уши, он инстинктивно рванулся, желая поднести руки к лицу, веревка врезалась ему в запястья. Показалась кровь. Мустафа, не переставая смеяться, стал не спеша подниматься по ступеням. Вот он дошел до последней. Пленники услышали, как хлопнула крышка люка и лязгнул засов. Все стихло. Слышались лишь журчание воды и глухие удары сердец.
Глава 16
Вода доходила им до щиколоток. Из норы в стене вылезла крыса, вплавь пересекла подвал и с визгом исчезла за железной решеткой.
— Крысы покидают корабль, — пробурчал Пьер, — нам бы стоило последовать их примеру.
Нешуточность ситуации, в которой они оказались, подействовала на Виргилия.
— Замечательная идея! Так что же нам мешает? Давай покажи нам дорогу, — мрачно проговорил он.
— Не рискну, пока у меня связаны руки, — пожав плечами, подыграл ему Пьер. — Иди сюда, попробуем что-нибудь сделать.
Предом послушно попрыгал к другу, забрызгав того грязной водой. Но Пьер не обиделся, напротив.
— Купание только начинается, — бросил он. Кивком головы он указал Виргилию место подле себя.
Прижался спиной к спине друга. Они по пояс сидели в воде. Руки их теперь соприкасались.
— Веревки намокнут, ослабнут, и если повезет, мы сможем двигать пальцами и тогда развяжем друг друга, — объяснил он суть своих действий.
Некоторое время они ничего не предпринимали, только двигали руками, онемевшими и замерзшими. Вскоре и впрямь веревки перестали впиваться в кожу и появилась некоторая свобода: можно уже было шевелить пальцами и попробовать развязать друг друга. Мариетта и португалец затаили дыхание.
— Кажется, удалось, — прошептал Предом, боясь говорить громко и торжествовать раньше времени. — Попробуй рвануть руками в разные стороны.
Пьер напрягся и рывком развел руки. Веревка лопнула и упала. Он был свободен. Вынув руки из воды, он бросился развязывать друга. Затем наступила очередь ног. После чего ничто не мешало им прийти на помощь Мариетте и Рибейре.
— Не сидите в воде, — проговорил он и помог старику подняться на сухую ступень. Тинторетта также поднялась повыше. Тайком обняв ее, Виргилий присоединился к Пьеру. Подвал все больше начинал напоминать бассейн. Шлепая по воде, он добрался до решетки, через которую удрала крыса и через которую поступала солоноватая вода. Присев на корточки, стал обследовать ее.
— Если удастся выставить решетку, мы могли бы бежать. Мустафа сказал, что это проход в подземный канал. Должен же он куда-нибудь вести. Поплывем по нему и в конце концов окажемся на воле.
Взявшись за решетку с двух сторон, друзья принялись тянуть ее и раскачивать. Решетка не дрогнула. Они попробовали еще раз, напрягли все свои силы: накрепко вделанная в каменную стену решетка не подалась ни на йоту. Тогда они решили взяться за саму стену. Если бы удалось стронуть с места пару камней, дальше пошло бы легче. Пьер вооружился тростью Рибейры, а Виргилий заколкой Мариетты, и они начали долбить известку, скреплявшую камни. Она стала понемногу осыпаться, но потребовалось бы много часов, прежде чем можно было ожидать хоть какого-то результата. А прилив был неумолим. Вода поднялась уже им до бедер и покрыла камень, над которым они трудились. Долбить известку под водой было бы безумием. Они остановились, каждый прочел в глазах другого отчаяние. Пьер вернул трость Рибейре, Виргилий в ярости бросил заколку Тинторетты в зеленоватую воду. Было очевидно: исход через подземный туннель невозможен.
— Крышка люка? — в задумчивости проговорил Пьер, разглядывая ее.
— Ну положим, удастся ее открыть и выйти из этой ловушки. Наверху нас ждет засада. Подручные Мустафы тут же нас и прикончат.
— Представь, я все равно предпочитаю быть заколотым янычаром, чем захлебнуться в этой зловонной жиже. Как сказал бы Фаустино, попытка не пытка.
С этими словами Пьер уверенно поднялся по ступеням и стал изучать крышку. Вывод его был малоутешителен.
— Прочная, ничего не скажешь! Но ничто не мешает нам попытаться выставить ее. А вдруг вылетят петли? Или засов переломится… если он деревянный.
Когда закрывали засов, Виргилий ясно слышал металлический скрежет. Но он воздержался говорить об этом, не желая лишать друга надежды. И потом, как знать, может, и правда петли не выдержат…
Они встали плечом к плечу, пригнули головы и начали спинами выбивать крышку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46
Жоао Эль Рибейра сел к столу и достал из кармана рисунки Фламеля.
— На втором изображены мужчина и женщина. Я догадался, что это может быть. А вы?
Слушатели поздравили его с прозорливостью. Он не мог подавить улыбки, от которой еще больше сморщилось его лицо цвета желтого пергамента. В компании молодых людей приободрился и он, исходящая от них энергия подействовала на него заразительно.
— Вперед! — взявшись за трость, бросил Рибейра.
Продвижение к герцогскому дворцу происходило медленнее, чем хотелось бы, поскольку приходилось считаться с португальцем. И вот наконец они у цели, их внимание приковано к капителям колонны и скульптурным группам, украшающим углы, образованные частями здания. Пьяный Ной, над которым посмеялись его дети, женские фигурки, игроки на лютне, бородатые волхвы, пухлые ангелочки, лебеди с длинными шеями.
— Лебедь — герметическое животное, которое нам рекомендовал искать Леви, — проговорил Виргилий, истолковавший присутствие лебедя как магический знак того, что они на верном пути. В углу, образованном фасадом, выходящим на лагуну, и фасадом, обращенным на пьяцетту, помещалась колонна с горельефом из белого истрийского песчаника: Адам, Ева и змей-искуситель. Обступив колонну, они подняли головы. «Кончится тем, что я заработаю какую-нибудь болезнь шеи», — подумал Виргилий, которому беспрестанно в Венеции приходилось задирать голову. Где же мог быть запрятан камень?
— Не под фиговым ли листом Евы? — вырвалось у него, за что он схлопотал по голове.
Трость Жоао пришлась как нельзя более кстати. Пьер сложил руки так, чтобы Виргилий мог, встав на них, подняться на высоту капители. Обследуя двух прародителей человечества, Виргилий поймал себя на странном ощущении — будто змей как-то уж очень пристально буравит его своими глазками, — и тут же понял, где может быть тайник.
— Правый или левый глаз?
— Левый, — отозвался Пьер.
— Правый, — выбрала Мариетта.
Позаимствовав трость, Виргилий выбил ею правый глаз рептилии. В лицо ему полетел песок… и больше ничего. То же проделал он и с левым глазом. Известняковая пыль посыпалась ему на плечи. Из тайника выпал круглый, серый с иероглифами камешек. Упав к подножию колонны, он подскочил. Пьер разжал руки, Виргилий спрыгнул на землю, Мариетта подобрала камень. Зажав его в левой руке, она правой рукой порылась в кармане, после чего выставила оба кулака вперед и медленно раскрыла их. Два камешка лежали на ее ладонях: один черный, как уголь, другой серый, словно пепел. Одинаковые по форме, виду, весу, с одинаковыми иероглифами. Виргилий закричал было от радости, но его крик моментально перерос в вопль ужаса. В нескольких метрах от них из гондолы, пришвартованной на молу, как по мановению волшебной палочки появился Кара Мустафа с полудюжиной невольников. Они набросились на Предома и его друзей и в считанные минуты связали их, взвалили себе на плечи и отнесли в каюту на гондоле. Все свершилось под безжалостным и насмешливым взглядом турка.
Пальма и Чезаре одновременно подошли к дому с двух сторон. Пальма объяснил причину своего появления, Чезаре пригласил его в дом. Дом был пуст, Пальма опоздал. На столе лежали рисунки, один из них был зачеркнут красным, другой, наоборот, многозначно обведен.
— Пойду догоню их, — проговорил художник. Дядя дружески похлопал его по спине.
Подручные турка запихнули всех их в каюту, и они лежали вповалку. Рты им заткнули, запястья и щиколотки связали. Как только гондола отчалила от мола, в дверях каюты появился Кара Мустафа, потешающийся над их беспомощностью. Присев на корточки, он протянул руку к Мариетте. Неправильно истолковав его жест, она вся сжалась, в глазах ее появилось отвращение. Мустафа сардонически расхохотался:
— Ах ты, индюшка! К чему мне твои бледные ноги, если в моем гареме два десятка отменных красавиц? Не твои прелести, а камни нужны мне.
Он ощупал карманы ее мужских панталон, извлек оттуда их содержимое: два камня — черный и серый — и с явным удовольствием стал катать их в своих холеных руках.
Пальма вышел на площадь Святых Филиппа и Иакова и углубился в улицу Албанцев. Он торопился. Странное дело: его так и подмывало побежать. Он старался урезонить себя: друзья не могли намного опередить его, не так уж он опоздал, к чему спешить? Вот кончится улица, он выйдет на берег Скьявони, и будет видно, как друзья карабкаются на колонну. Однако что-то уж очень нескончаемой была эта улица. Да к тому же такая узкая, словно коридор, солнце никак не могло в нее проникнуть, и было холодно. Пальму прошиб озноб, он побежал.
Гондола пересекла рейд Святого Марка и свернула в канал Ка ди Дио. Стоя на носу, Кара Мустафа забавлялся камешками, отобранными у пленников. Показались высоченные стены Адмиралтейства. Гондола причалила. Он отдал по-турецки ряд приказаний. Пленников выгрузили сперва на берег, а затем, как кули с мукой, подняли на плечи и перенесли по узким улочкам к черному ходу дома Мустафы. Темный дворец принял их; громыхнула тяжелая дверь, лязгнули железные засовы.
Последние метры улицы Албанцев Пальма пробежал, а на берегу Скьявони остановился. В этот ранний час вокруг не было ни души. Ветер взъерошил его волосы. Он вздрогнул. Где же друзья? Поскольку другая сторона канала Палаццо была не видна, он взобрался на мост Палья и с его верхней точки оглядел мол. У колонны с фигурками Адама и Евы не было никого. Никого и на широкой набережной перед Дворцом дожей. Лишь на рейде Святого Марка покачивалось несколько рыбацких лодок да во весь опор мчалась одна ранняя гондола. Шестым чувством он ощутил тревогу: уж очень быстро плыла гондола. Он сощурил глаза и увидел на ее носу человека, которого узнал, хотя и не помнил, как его зовут.
Без всяких церемоний и проволочек пленников протащили по лестнице, ведущей в подземелье. Они очутились в подвале с водорослями на стенах, с грязной жижей на полу. Невольники вышли. А торговец тканями остался.
— Перед тем как отдать вас в руки судьбы, я намерен поблагодарить вас. — За наигранной любезностью сквозила ирония. — Итак, благодарю вас! Серый камень, змей Адама и Евы… Любой ballotino догадался бы. Но вот драконы Марко Поло… я тоже догадался, но гораздо позже. Когда я пришел к дому Поло вечером, то обнаружил, что меня опередили. Начал-то я с Розария, как и Зорзи. Бедняга Зорзи не пожелал уступить мне оригинал письма… Даже мертвый, он не выпустил из рук драгоценного текста. Вы меньше кочевряжились, отдавая мне камешки. Надеюсь, вы так же покорно сдохнете, как и он.
При этих словах ледяной холод пронзил Мариетту, Виргилия и Пьера. Не дрогнул один Рибейра, давно свыкшийся с мыслью о смерти. Но и он не остался равнодушным к тому, что предстояло перед смертью вынести.
— Подвалы дома расположены неподалеку от подземного канала, — с зубовным скрежетом заговорил турок. — Во время прилива вода поднимается и затапливает подвал вот через этот проем. — Он указал унизанным перстнями пальцем на отверстие, заделанное железной решеткой, в глубине подвала. — Уровень воды поднимается понемногу. За несколько часов на пол-аршина, аршин, а то и на два, когда море полноводно, как теперь, в равноденствие…
Коварный смех сопровождал его слова, резонируя среди влажных стен подземелья. Это усиливало невыносимый звук. Словно десять, двадцать, сто турок хохотали и издевались над ними. Виргилию захотелось заткнуть уши, он инстинктивно рванулся, желая поднести руки к лицу, веревка врезалась ему в запястья. Показалась кровь. Мустафа, не переставая смеяться, стал не спеша подниматься по ступеням. Вот он дошел до последней. Пленники услышали, как хлопнула крышка люка и лязгнул засов. Все стихло. Слышались лишь журчание воды и глухие удары сердец.
Глава 16
Вода доходила им до щиколоток. Из норы в стене вылезла крыса, вплавь пересекла подвал и с визгом исчезла за железной решеткой.
— Крысы покидают корабль, — пробурчал Пьер, — нам бы стоило последовать их примеру.
Нешуточность ситуации, в которой они оказались, подействовала на Виргилия.
— Замечательная идея! Так что же нам мешает? Давай покажи нам дорогу, — мрачно проговорил он.
— Не рискну, пока у меня связаны руки, — пожав плечами, подыграл ему Пьер. — Иди сюда, попробуем что-нибудь сделать.
Предом послушно попрыгал к другу, забрызгав того грязной водой. Но Пьер не обиделся, напротив.
— Купание только начинается, — бросил он. Кивком головы он указал Виргилию место подле себя.
Прижался спиной к спине друга. Они по пояс сидели в воде. Руки их теперь соприкасались.
— Веревки намокнут, ослабнут, и если повезет, мы сможем двигать пальцами и тогда развяжем друг друга, — объяснил он суть своих действий.
Некоторое время они ничего не предпринимали, только двигали руками, онемевшими и замерзшими. Вскоре и впрямь веревки перестали впиваться в кожу и появилась некоторая свобода: можно уже было шевелить пальцами и попробовать развязать друг друга. Мариетта и португалец затаили дыхание.
— Кажется, удалось, — прошептал Предом, боясь говорить громко и торжествовать раньше времени. — Попробуй рвануть руками в разные стороны.
Пьер напрягся и рывком развел руки. Веревка лопнула и упала. Он был свободен. Вынув руки из воды, он бросился развязывать друга. Затем наступила очередь ног. После чего ничто не мешало им прийти на помощь Мариетте и Рибейре.
— Не сидите в воде, — проговорил он и помог старику подняться на сухую ступень. Тинторетта также поднялась повыше. Тайком обняв ее, Виргилий присоединился к Пьеру. Подвал все больше начинал напоминать бассейн. Шлепая по воде, он добрался до решетки, через которую удрала крыса и через которую поступала солоноватая вода. Присев на корточки, стал обследовать ее.
— Если удастся выставить решетку, мы могли бы бежать. Мустафа сказал, что это проход в подземный канал. Должен же он куда-нибудь вести. Поплывем по нему и в конце концов окажемся на воле.
Взявшись за решетку с двух сторон, друзья принялись тянуть ее и раскачивать. Решетка не дрогнула. Они попробовали еще раз, напрягли все свои силы: накрепко вделанная в каменную стену решетка не подалась ни на йоту. Тогда они решили взяться за саму стену. Если бы удалось стронуть с места пару камней, дальше пошло бы легче. Пьер вооружился тростью Рибейры, а Виргилий заколкой Мариетты, и они начали долбить известку, скреплявшую камни. Она стала понемногу осыпаться, но потребовалось бы много часов, прежде чем можно было ожидать хоть какого-то результата. А прилив был неумолим. Вода поднялась уже им до бедер и покрыла камень, над которым они трудились. Долбить известку под водой было бы безумием. Они остановились, каждый прочел в глазах другого отчаяние. Пьер вернул трость Рибейре, Виргилий в ярости бросил заколку Тинторетты в зеленоватую воду. Было очевидно: исход через подземный туннель невозможен.
— Крышка люка? — в задумчивости проговорил Пьер, разглядывая ее.
— Ну положим, удастся ее открыть и выйти из этой ловушки. Наверху нас ждет засада. Подручные Мустафы тут же нас и прикончат.
— Представь, я все равно предпочитаю быть заколотым янычаром, чем захлебнуться в этой зловонной жиже. Как сказал бы Фаустино, попытка не пытка.
С этими словами Пьер уверенно поднялся по ступеням и стал изучать крышку. Вывод его был малоутешителен.
— Прочная, ничего не скажешь! Но ничто не мешает нам попытаться выставить ее. А вдруг вылетят петли? Или засов переломится… если он деревянный.
Когда закрывали засов, Виргилий ясно слышал металлический скрежет. Но он воздержался говорить об этом, не желая лишать друга надежды. И потом, как знать, может, и правда петли не выдержат…
Они встали плечом к плечу, пригнули головы и начали спинами выбивать крышку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46