Десять попыток, двадцать. Ни малейшего сдвига. Они остановились и обернулись к своим спутникам. Те были вынуждены подняться еще на две ступени: то место, где они сидели раньше, ушло под воду. Виргилий присел за спиной Мариетты и обнял ее за плечи. Один общий вздох поднялся из их груди. Что их ожидало? Скорая смерть… Правда, одно утешение им все же оставалось: они умрут вместе и никакой семейной традиции их не разлучить.
Все четверо сидели на самых верхних ступенях лестницы, и вода доходила им до плеч. Старик, закрыв глаза, прислонился к стене и бормотал молитвы, в такт своим словам покачивая головой. Мариетте, ростом ниже остальных, вода доходила до подбородка. От долгого пребывания в ледяной мартовской воде ее тело сотрясалось, зубы стучали, в глазах появился странный блеск, она вот-вот могла потерять сознание. При виде этой душераздирающей картины Виргилий взбунтовался:
— Не подыхать же нам из-за этой сволочной крышки. Пьер, за дело! — прорычал он.
Они снова уперлись спинами в крышку и нанесли ей ряд таких сокрушительных ударов, от которых их одежда превратилась в клочья, а тело потеряло чувствительность. Эхо повторяющихся ударов резонировало под сводом подземелья, почти доверху заполненного водой, и оглушало. И все же лучше было слышать этот грохот, чем бульканье прибывающей воды.
— Стой! — вдруг приказал Пьер другу, который словно боевой бык был готов снова и снова биться о преграду.
— Что?
— Стой, тебе говорю! — закричал Пьер так, как не кричал еще никогда в жизни.
Слишком опешивший, чтобы отвечать, слишком обессиленный, чтобы спорить, и слишком напуганный, чтобы обижаться, Виргилий остановился и тоже услышал, как кто-то звал их.
— Пальма? — в один голос прошептали все трое, выпучив глаза.
Один Жоао Эль Рибейра сидел с закрытыми глазами и никак не реагировал. Что тут началось! Насколько позволяли им легкие, усталость и озноб, они стали кричать, стучать, шуметь до тех пор, пока Пальма не остановился над их головами.
— Быстрее! Еще немного — и мы погибли!
Пальма не подозревал, в какой критической ситуации оказались его друзья, но поспешил приподнять железный засов, которым была заложена крышка люка. Они снизу тоже помогли ему, да так наподдали, что чуть не зашибли спасителя. Увидев своих друзей по горло в воде, Пальма испустил крик ужаса. Вода дошла Мариетте до рта. Чтобы не нахлебаться, она из последних сил сжимала губы. Художник бросился к ней, схватил ее под мышки и вытащил наверх. Как раз вовремя, поскольку она уже хлебнула воды, и теперь ее сотрясал страшный кашель. Пальма скинул камзол и набросил ей на плечи. Рыдая, она осела в его руках. Пьер с Виргилием, не дожидаясь, пока Пальма протянет им руку, сами вылезли из воды, отряхнулись, что молодые псы, и склонились над лестницей, чтобы помочь Рибейре. Тот неподвижно сидел у стены с закрытыми глазами.
— Синьор, — позвал его Виргилий. — Дайте вашу руку.
Тот не отвечал.
— Он потерял слишком много сил и не может двинуться, — предположил Виргилий.
Спустившись на несколько ступеней и вновь по колено погрузившись в холодную воду, он схватил старика поперек туловища, вынес его и осторожно положил у люка. Пьер встал перед ним на колени, положил ему два пальца под подбородок. Виргилий прочел на его лице испуг. Медик приложил ухо к груди старика, а когда выпрямился, взгляд его был печален.
— Он мертв.
В течение последующего часа в доме на площади Золотого Араба царили небывалые суета и оживление. Пока Пьер укладывал покойника на софе в зале второго этажа, Виргилий проник на женскую половину дома и натащил оттуда одежды и шалей для своей возлюбленной. Пальма в это время совершал обход всего дома. Подтвердилась его догадка: дом был брошен, причем недавно. В кухне, такой же пустой, как и остальные помещения, все же отыскалось вино, которое он подогрел на углях в печи и сдобрил специями. Как только они управились со своими делами и переоделись в шаровары и рубашки, валявшиеся на диване, все собрались на ковре гостиной второго этажа. Виргилий не отпускал Мариетту от себя. Пьер с наслаждением вытянулся на подушках. Пальма наливал всем теплое питье и одновременно рассказывал о том, как он, сам того не подозревая, их спас.
— Добравшись до колонны с Адамом и Евой, я нашел на земле кое-что, от чего мое сердце забило тревогу.
Трое слушателей с удивлением и любопытством слушали его. Он сунул руку в карман и достал оттуда апельсин, подаренный Виргилием Мариетте.
— Тогда я понял: случилось что-то непредвиденное. Но вас нигде не было. По правде сказать, не было вообще никого, кроме рыбаков и удаляющейся гондолы. — Пальма сделал глоток и продолжал рассказ: — Гондола была уже довольно-таки далеко от берега, но мне был хорошо виден человек, стоявший на носу. Хотя я и видел его против света, он мне кого-то напоминал. Весь вопрос был в том: кого? Где я его видел и когда? Вы меня знаете: приведись мне хоть раз увидеть человека, я его уже не забуду. У тебя, Мариетта, наверное, тоже… словом, срабатывает профессиональная память. А вот вспомнить имя — это для меня сложнее. Когда вы в первый раз спросили меня о куртизанке, я ведь мысленно видел черты лица, но напрочь забыл ее имя. То же и сегодня утром: черная дыра, да и только. К тому же Кара Мустафа был одет не как обычно. И подручные его тоже. Это повергло меня в замешательство. Чем сильнее я пытался сосредоточиться, тем дальше от меня ускользало имя. Я говорил себе: стоит мне вспомнить, кто этот человек, я отправлюсь к нему домой и спрошу его о вас. В голову не приходило, что он-то вас и похитил и что вы где-то рядом, на удаляющейся на моих глазах гондоле.
Он сокрушенно тряхнул головой: ведь будь он более проницательным, его друзьям не пришлось бы перенести подобные испытания, а португалец остался бы жив.
— Но как же ты все-таки додумался, что это турок?
— Я направился к дому Тинторетто, надеясь, что вы уже там. И только проходя мимо барельефа человека с дромадером на дворце Мастрелли, я прозрел. Из-под его тюрбана на меня вдруг взглянуло лицо с чертами Кары Мустафы. — Пальма допил вино. — Я бросился бегом сюда и наткнулся на запертую дверь. Никто не отвечал на мой стук, но из дома доносились какие-то глухие удары. У меня возникло странное предчувствие. Я стал выкрикивать ваши имена, и вы мне ответили. Тогда я выбил стекло, залез в дом, сориентировался по вашим голосам и пришел ко входу в подвал.
Пьер поднялся с мягкого ложа и взволнованно дотронулся до спины художника.
— Ты спас нам жизнь!
Подогретое вино, теплые шали и рассказ Пальмы сделали свое дело. Мариетту перестал бить озноб, она повеселела. Решено было на некоторое время разойтись, чтобы потом встретиться вновь в доме Чезаре. Там можно будет и подкрепиться, и решить, что делать дальше. Пьеру предстояло известить Соломона Леви о кончине его единоверца, Пальме — побывать на берегу Скьявони, чтобы удостовериться в том, в чем они все были уверены: Кара Мустафа со своими женами, невольниками и двумя герметическими камнями отплыл поутру, взяв курс на Золотой Рог, Виргилию — отвести подругу к своему дяде-доктору, так как ее здоровье было под угрозой.
Расстались они на площади Золотого Араба, дальше каждый пошел своим путем. Путь влюбленной парочки пролегал мимо множества церквей: Святого Антония, Святого Лаврентия, Святого Георгия у Греков, Сан-Северо. Приходилось останавливаться, чтобы обессилевшая Мариетта могла передохнуть. Она начала кашлять. Виргилий поддерживал ее. Она тяжело дышала. Очутившись на середине улицы Мадонны, они услышали плач младенца и остановились. Прислушавшись, Мариетта указала на один из домов, куда они и поспешили. Виргилий постучал в дверь, ответом им был детский крик. Виргилий толкнул дверь и вошел: в нос ударило знакомым тошнотворным запахом разложившейся плоти. Он вгляделся в полутьму. Вошедшая вслед за ним Мариетта также пыталась разглядеть что-то в кишащей мухами и тараканами комнате. И тут они увидели их: мать и дитя — в углу на узкой постели. Мать в отметинах чумы была без движения, из расстегнутого ворота ее платья торчала пустая, высохшая грудь. Вопя от голода, младенец цеплялся за нее, повинуясь инстинкту выживания.
Четвертого сентября 1576 года, когда друзья попробовали расшифровать все пять алхимических рисунков, третий не показался им самым легким.
— На мой взгляд, этот даже труднее остальных, да и комментарий к нему весьма туманен. «В своем бегстве унося драгоценнейший из даров, они прихватили также волшебную кость», — процитировал Пальма.
На лицах его собеседников читалась растерянность. Виргилий нахмурил брови и вытянул шею, разглядывая картинку.
— Что именно здесь изображено?
— Два мужчины и одна женщина, — ответил Пьер.
— Женщина? — удивленно произнесла Тинторетта.
— Разве фигура в центре с длинными волосами, воздевающая руки, не женщина?
— Левая фигура такая же, а ведь это не женщина.
— Женщина без груди, пусть даже с волосами до пят, не женщина, — поддержал подругу Виргилий. — Давайте-ка снова: перед нами трое мужчин. Но где они находятся? Что делают?
— Они восстают из лона земного. Это воскресшие, — отважилась предположить Мариетта.
— Из лона земного? — переспросил Пьер.
— Вот эти кружочки на переднем и заднем плане, разве это не комья земли?
— Ну конечно, нет! Это волна. Они не восстают из земли, а плывут по морю.
Предом поднес картинку к глазам и неуверенно промямлил:
— Вот эта загогулина напоминает скорлупку, может, и правда это лодка на море… Представим, что перед нами три молодца в лодке. Один как бы развел руки, другой поднял их к небу, а третий держит… что-то вроде листа.
— Камень?
— Доску?
— Не ясно. Какой-то четырехугольный предмет. Три человека в лодке — это вам о чем-нибудь говорит?
Вопрос его повис в воздухе, не вызвав энтузиазма. Виргилий явно не обладал талантом Сократа в области майевтики. И все же после часовых препирательств они выработали определенную точку зрения.
— Итак, братья Мастрелли! По одной версии их было четыре, по другой только три — Риоба, Санди и Афани. Они на корабле бежали из Морей и вывезли с собой состояние: груды золота и серебра. Это подтверждается и текстом: «драгоценнейший из даров».
Вроде бы все сходилось. Третий этап на пути достижения Изумрудной скрижали должен был, таким образом, развернуться на Мавританской площади.
Прошло три месяца с тех пор, как Кара Мустафа похитил алхимические камни, Пьер, Виргилий и Мариетта чуть не погибли, Жоао Эль Рибейра оставил бренный мир и была найдена крошечная девочка. Чезаре Песо-Мануций, несмотря на свои ухватки медведя-домоседа и закоренелого холостяка, усыновил малышку. Нашел ей кормилицу, окрестил. Виргилий был посаженым отцом и выбрал ей имя: Мариетта. После чего они с Пьером отбыли в Падую, где с нетерпением ждали, когда начнется звездопад и наступит двадцать первое июня.
В свете событий двадцать первого марта Виргилий сделал выводы, касающиеся личности убийцы Атики. По его мнению, вечером седьмого августа, желая единолично владеть текстом, служащим ключом к Изумрудной скрижали, Кара вернулся к куртизанке, привязал ее к кровати и стал пытать, желая узнать, где она прячет письмо, а не получив ответа, убил. В конце концов, его брат Лала Мустафа точно таким же образом поступил с Маркантонио Брагадино при Фамагусте. Когда пришел час первого посмертного свидания с Николя Фламелем, он, подобно Виргилию и его друзьям, отправился на поиски дракона — с картинкой, но без пояснительного текста к ней. Во дворе Розария он нос к носу столкнулся с Зорзи Бонфили и без всякого сожаления выбросил его из окна, убив сразу двух зайцев: завладел письмом и убрал конкурента, с которым они были два сапога пара. Однако докопавшись до «Книги чудес» Марко Поло и добравшись до двора Миллион, он убедился, что кто-то опередил его.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46
Все четверо сидели на самых верхних ступенях лестницы, и вода доходила им до плеч. Старик, закрыв глаза, прислонился к стене и бормотал молитвы, в такт своим словам покачивая головой. Мариетте, ростом ниже остальных, вода доходила до подбородка. От долгого пребывания в ледяной мартовской воде ее тело сотрясалось, зубы стучали, в глазах появился странный блеск, она вот-вот могла потерять сознание. При виде этой душераздирающей картины Виргилий взбунтовался:
— Не подыхать же нам из-за этой сволочной крышки. Пьер, за дело! — прорычал он.
Они снова уперлись спинами в крышку и нанесли ей ряд таких сокрушительных ударов, от которых их одежда превратилась в клочья, а тело потеряло чувствительность. Эхо повторяющихся ударов резонировало под сводом подземелья, почти доверху заполненного водой, и оглушало. И все же лучше было слышать этот грохот, чем бульканье прибывающей воды.
— Стой! — вдруг приказал Пьер другу, который словно боевой бык был готов снова и снова биться о преграду.
— Что?
— Стой, тебе говорю! — закричал Пьер так, как не кричал еще никогда в жизни.
Слишком опешивший, чтобы отвечать, слишком обессиленный, чтобы спорить, и слишком напуганный, чтобы обижаться, Виргилий остановился и тоже услышал, как кто-то звал их.
— Пальма? — в один голос прошептали все трое, выпучив глаза.
Один Жоао Эль Рибейра сидел с закрытыми глазами и никак не реагировал. Что тут началось! Насколько позволяли им легкие, усталость и озноб, они стали кричать, стучать, шуметь до тех пор, пока Пальма не остановился над их головами.
— Быстрее! Еще немного — и мы погибли!
Пальма не подозревал, в какой критической ситуации оказались его друзья, но поспешил приподнять железный засов, которым была заложена крышка люка. Они снизу тоже помогли ему, да так наподдали, что чуть не зашибли спасителя. Увидев своих друзей по горло в воде, Пальма испустил крик ужаса. Вода дошла Мариетте до рта. Чтобы не нахлебаться, она из последних сил сжимала губы. Художник бросился к ней, схватил ее под мышки и вытащил наверх. Как раз вовремя, поскольку она уже хлебнула воды, и теперь ее сотрясал страшный кашель. Пальма скинул камзол и набросил ей на плечи. Рыдая, она осела в его руках. Пьер с Виргилием, не дожидаясь, пока Пальма протянет им руку, сами вылезли из воды, отряхнулись, что молодые псы, и склонились над лестницей, чтобы помочь Рибейре. Тот неподвижно сидел у стены с закрытыми глазами.
— Синьор, — позвал его Виргилий. — Дайте вашу руку.
Тот не отвечал.
— Он потерял слишком много сил и не может двинуться, — предположил Виргилий.
Спустившись на несколько ступеней и вновь по колено погрузившись в холодную воду, он схватил старика поперек туловища, вынес его и осторожно положил у люка. Пьер встал перед ним на колени, положил ему два пальца под подбородок. Виргилий прочел на его лице испуг. Медик приложил ухо к груди старика, а когда выпрямился, взгляд его был печален.
— Он мертв.
В течение последующего часа в доме на площади Золотого Араба царили небывалые суета и оживление. Пока Пьер укладывал покойника на софе в зале второго этажа, Виргилий проник на женскую половину дома и натащил оттуда одежды и шалей для своей возлюбленной. Пальма в это время совершал обход всего дома. Подтвердилась его догадка: дом был брошен, причем недавно. В кухне, такой же пустой, как и остальные помещения, все же отыскалось вино, которое он подогрел на углях в печи и сдобрил специями. Как только они управились со своими делами и переоделись в шаровары и рубашки, валявшиеся на диване, все собрались на ковре гостиной второго этажа. Виргилий не отпускал Мариетту от себя. Пьер с наслаждением вытянулся на подушках. Пальма наливал всем теплое питье и одновременно рассказывал о том, как он, сам того не подозревая, их спас.
— Добравшись до колонны с Адамом и Евой, я нашел на земле кое-что, от чего мое сердце забило тревогу.
Трое слушателей с удивлением и любопытством слушали его. Он сунул руку в карман и достал оттуда апельсин, подаренный Виргилием Мариетте.
— Тогда я понял: случилось что-то непредвиденное. Но вас нигде не было. По правде сказать, не было вообще никого, кроме рыбаков и удаляющейся гондолы. — Пальма сделал глоток и продолжал рассказ: — Гондола была уже довольно-таки далеко от берега, но мне был хорошо виден человек, стоявший на носу. Хотя я и видел его против света, он мне кого-то напоминал. Весь вопрос был в том: кого? Где я его видел и когда? Вы меня знаете: приведись мне хоть раз увидеть человека, я его уже не забуду. У тебя, Мариетта, наверное, тоже… словом, срабатывает профессиональная память. А вот вспомнить имя — это для меня сложнее. Когда вы в первый раз спросили меня о куртизанке, я ведь мысленно видел черты лица, но напрочь забыл ее имя. То же и сегодня утром: черная дыра, да и только. К тому же Кара Мустафа был одет не как обычно. И подручные его тоже. Это повергло меня в замешательство. Чем сильнее я пытался сосредоточиться, тем дальше от меня ускользало имя. Я говорил себе: стоит мне вспомнить, кто этот человек, я отправлюсь к нему домой и спрошу его о вас. В голову не приходило, что он-то вас и похитил и что вы где-то рядом, на удаляющейся на моих глазах гондоле.
Он сокрушенно тряхнул головой: ведь будь он более проницательным, его друзьям не пришлось бы перенести подобные испытания, а португалец остался бы жив.
— Но как же ты все-таки додумался, что это турок?
— Я направился к дому Тинторетто, надеясь, что вы уже там. И только проходя мимо барельефа человека с дромадером на дворце Мастрелли, я прозрел. Из-под его тюрбана на меня вдруг взглянуло лицо с чертами Кары Мустафы. — Пальма допил вино. — Я бросился бегом сюда и наткнулся на запертую дверь. Никто не отвечал на мой стук, но из дома доносились какие-то глухие удары. У меня возникло странное предчувствие. Я стал выкрикивать ваши имена, и вы мне ответили. Тогда я выбил стекло, залез в дом, сориентировался по вашим голосам и пришел ко входу в подвал.
Пьер поднялся с мягкого ложа и взволнованно дотронулся до спины художника.
— Ты спас нам жизнь!
Подогретое вино, теплые шали и рассказ Пальмы сделали свое дело. Мариетту перестал бить озноб, она повеселела. Решено было на некоторое время разойтись, чтобы потом встретиться вновь в доме Чезаре. Там можно будет и подкрепиться, и решить, что делать дальше. Пьеру предстояло известить Соломона Леви о кончине его единоверца, Пальме — побывать на берегу Скьявони, чтобы удостовериться в том, в чем они все были уверены: Кара Мустафа со своими женами, невольниками и двумя герметическими камнями отплыл поутру, взяв курс на Золотой Рог, Виргилию — отвести подругу к своему дяде-доктору, так как ее здоровье было под угрозой.
Расстались они на площади Золотого Араба, дальше каждый пошел своим путем. Путь влюбленной парочки пролегал мимо множества церквей: Святого Антония, Святого Лаврентия, Святого Георгия у Греков, Сан-Северо. Приходилось останавливаться, чтобы обессилевшая Мариетта могла передохнуть. Она начала кашлять. Виргилий поддерживал ее. Она тяжело дышала. Очутившись на середине улицы Мадонны, они услышали плач младенца и остановились. Прислушавшись, Мариетта указала на один из домов, куда они и поспешили. Виргилий постучал в дверь, ответом им был детский крик. Виргилий толкнул дверь и вошел: в нос ударило знакомым тошнотворным запахом разложившейся плоти. Он вгляделся в полутьму. Вошедшая вслед за ним Мариетта также пыталась разглядеть что-то в кишащей мухами и тараканами комнате. И тут они увидели их: мать и дитя — в углу на узкой постели. Мать в отметинах чумы была без движения, из расстегнутого ворота ее платья торчала пустая, высохшая грудь. Вопя от голода, младенец цеплялся за нее, повинуясь инстинкту выживания.
Четвертого сентября 1576 года, когда друзья попробовали расшифровать все пять алхимических рисунков, третий не показался им самым легким.
— На мой взгляд, этот даже труднее остальных, да и комментарий к нему весьма туманен. «В своем бегстве унося драгоценнейший из даров, они прихватили также волшебную кость», — процитировал Пальма.
На лицах его собеседников читалась растерянность. Виргилий нахмурил брови и вытянул шею, разглядывая картинку.
— Что именно здесь изображено?
— Два мужчины и одна женщина, — ответил Пьер.
— Женщина? — удивленно произнесла Тинторетта.
— Разве фигура в центре с длинными волосами, воздевающая руки, не женщина?
— Левая фигура такая же, а ведь это не женщина.
— Женщина без груди, пусть даже с волосами до пят, не женщина, — поддержал подругу Виргилий. — Давайте-ка снова: перед нами трое мужчин. Но где они находятся? Что делают?
— Они восстают из лона земного. Это воскресшие, — отважилась предположить Мариетта.
— Из лона земного? — переспросил Пьер.
— Вот эти кружочки на переднем и заднем плане, разве это не комья земли?
— Ну конечно, нет! Это волна. Они не восстают из земли, а плывут по морю.
Предом поднес картинку к глазам и неуверенно промямлил:
— Вот эта загогулина напоминает скорлупку, может, и правда это лодка на море… Представим, что перед нами три молодца в лодке. Один как бы развел руки, другой поднял их к небу, а третий держит… что-то вроде листа.
— Камень?
— Доску?
— Не ясно. Какой-то четырехугольный предмет. Три человека в лодке — это вам о чем-нибудь говорит?
Вопрос его повис в воздухе, не вызвав энтузиазма. Виргилий явно не обладал талантом Сократа в области майевтики. И все же после часовых препирательств они выработали определенную точку зрения.
— Итак, братья Мастрелли! По одной версии их было четыре, по другой только три — Риоба, Санди и Афани. Они на корабле бежали из Морей и вывезли с собой состояние: груды золота и серебра. Это подтверждается и текстом: «драгоценнейший из даров».
Вроде бы все сходилось. Третий этап на пути достижения Изумрудной скрижали должен был, таким образом, развернуться на Мавританской площади.
Прошло три месяца с тех пор, как Кара Мустафа похитил алхимические камни, Пьер, Виргилий и Мариетта чуть не погибли, Жоао Эль Рибейра оставил бренный мир и была найдена крошечная девочка. Чезаре Песо-Мануций, несмотря на свои ухватки медведя-домоседа и закоренелого холостяка, усыновил малышку. Нашел ей кормилицу, окрестил. Виргилий был посаженым отцом и выбрал ей имя: Мариетта. После чего они с Пьером отбыли в Падую, где с нетерпением ждали, когда начнется звездопад и наступит двадцать первое июня.
В свете событий двадцать первого марта Виргилий сделал выводы, касающиеся личности убийцы Атики. По его мнению, вечером седьмого августа, желая единолично владеть текстом, служащим ключом к Изумрудной скрижали, Кара вернулся к куртизанке, привязал ее к кровати и стал пытать, желая узнать, где она прячет письмо, а не получив ответа, убил. В конце концов, его брат Лала Мустафа точно таким же образом поступил с Маркантонио Брагадино при Фамагусте. Когда пришел час первого посмертного свидания с Николя Фламелем, он, подобно Виргилию и его друзьям, отправился на поиски дракона — с картинкой, но без пояснительного текста к ней. Во дворе Розария он нос к носу столкнулся с Зорзи Бонфили и без всякого сожаления выбросил его из окна, убив сразу двух зайцев: завладел письмом и убрал конкурента, с которым они были два сапога пара. Однако докопавшись до «Книги чудес» Марко Поло и добравшись до двора Миллион, он убедился, что кто-то опередил его.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46