Над сожженными домами все еще вился дымок; несколько крестьян ковырялись палками в золе на пепелищах. Дайнуолд остановился, чтобы расспросить их…
Филиппу охватило беспокойство. Даже больше, чем беспокойство. Она поняла, в чем состояла цель поездки Дайнуолда, и, хотя он был искусным воином, а там, куда он направился, скорее всего никаких врагов нет, она перепугалась не на шутку.
Филиппа сразу поверила, что ее кузен, сэр Вальтер де Грассе, — отъявленный разбойник, и жалела, что ничем не может помочь Дайнуолду.
Днем Филиппа дошила платье; она надела его и с гордостью оглядела себя.
— Ох, ну просто настоящая хозяйка! — с восторгом глядя на девушку, воскликнула старая Агнес. — Ведь правда, Горкел?
Тот, посмотрев на Филиппу, хмыкнул и изобразил на лице улыбку. Девушка отрезала от оставшейся ткани полоску и повязала ею волосы. Круки тоже щеголял в новой одежде, которая пока еще была чистой. Надев сшитую Филиппой тунику, он впал в дикое возбуждение и принялся без устали нахваливать девушку, которая сразу приготовилась к худшему, и не зря: Круки вдруг замер в торжественной позе и заголосил:
Она прекрасно шьет для нас — та,
Имя чье совсем не Мери!
Хозяин наш, укравший шерсть у ней,
Уж жаждет выпить из ее сосуда.
Она тунику сшила для него
И поцелуй оставила на ней,
Наш лорд не знает, что же делать с ней.
Филиппу душил смех, но она постаралась искренне и громко выразить свой восторг; слуги, находившиеся в зале, поспешно к ней присоединились.
— Это настоящие стихи, — сказала Филиппа, вытирая глаза тыльной стороной ладони.
— Хотя твои откровения вряд ли обрадуют хозяина.
Но настроение шута уже переменилось: теперь он ударился в самоуничижение.
— Нет, хозяйка, стихи просто ужасны. Над ними нужно еще много работать, чтобы придать гладкость, способную усладить ухо. Пойду попрошу отца Крамдла записать их для меня.
— Ты спел обо мне так много хорошего, Круки, — улыбнулась Филиппа. — Спасибо тебе. Но прежде чем отправиться к священнику, скажи, когда вернется хозяин?
— Никто не знает, — ответил Круки, выступив вперед. — Он уехал к южным границам.
Да, конечно. Она и сама об этом догадалась… Потом на Филиппу напала лихорадочная жажда деятельности. Стараясь отвлечься от пугающих ее мыслей, она вышла из зала и направилась в караульное помещение, чтобы засыпать известью уборную, потом вскопала маленький огород возле колодца, надеясь, что здесь в конце концов что-нибудь вырастет. Она посмотрела, как шьют женщины, похвалила их и сама на пару часов присоединилась к работе, сшив за это время еще одну тунику для Дайнуолда. Агнес пробежала старческими искривленными пальцами по тонкому шву и хитро улыбнулась. А Филиппа уже бежала в кухню — поговорить с Бенненом, долговязым пожилым мужчиной, знавшим чуть ли не все травы на свете, который командовал приготовлением пищи и умел из любого обычного блюда сделать чудо природы. Старая кухарка неплохо с ним ладила, что было весьма удивительно, потому что это мало кому удавалось. Филиппа обсудила с Бенненом сегодняшний обед; он называл ее хозяйкой и широко улыбался беззубым ртом. Дайнуолду следует всего лишь послушать, как говорят с Филиппой его люди, и он сразу почувствует себя в Сент-Эрте лишним. Филиппа даже сходила проведать кошку по имени Элинор и ее четырех котят, громко мяукавших от переизбытка здоровья.
Ночь казалась неимоверно длинной. Филиппе хотелось, чтобы Дайнуолд был здесь, рядом, целовал ее, боролся с ней, ласкал ее…
На следующее утро Эдмунд, наблюдая, как она крошит огромный кусок сыра и бросает его собакам, сказал:
— Ты плохо спала, дылда. У тебя помятый вид и темные круги под глазами. У отца есть отличная дамская лошадь, которая достаточно велика даже для такого гиганта, как ты. Поедем верхом, Филиппа, и ты не будешь так скучать по моему отцу. — Потом, немного подумав, добавил:
— Я тоже по нему скучаю. Нам обоим нужно проветриться.
— Я вовсе не скучаю, но с удовольствием прокачусь верхом.
Лошадь звали Дейзи. Это была спокойная и послушная кобыла. Улыбнувшись старшему конюху Оджену, ярко-рыжему и так густо покрытому веснушками, что невозможно было определить, какого цвета у него кожа, Филиппа подняла платье до колен и влезла на лошадь.
К ним приблизился Горкел:
— Хозяйка, с вами должны поехать стражники. Хозяин приказал мне…
— Понятно, — сказала она. — Хозяин боится, как бы я случаем не заплутала в обширных угодьях Корнуолла.
— Да, хозяйка, — ответил Горкел, глядя на нее. — Именно так. Сам я плохо езжу верхом, но позову людей, которые составят вам компанию.
День был солнечным, лишь иногда налетал легкий ветерок.
— Филиппа, ты выглядишь гораздо лучше, — заметил Эдмунд, когда они через три часа вернулись в Сент-Эрт.
— Не льсти мне, Эдмунд, а то как бы я по ошибке не приняла твои слова за попытку поухаживать за мной, — пошутила девушка.
— Я еще в своем уме, — презрительно хмыкнув, с мальчишеской важностью ответил Эдмунд.
— Вот именно что пока, — засмеялась Филиппа. Эдмунд не успел возразить, потому что в это время они въехали во внутренний двор и увидели мула, нагруженного свертками, и трех человек, судя по одежде — из Вулфитона, суетящихся вокруг.
Чудесная Кассия, эта маленькая принцесса, славная крошечная леди, как и обещала, прислала одежду! Филиппа развернула грубую ткань узла, и у нее перехватило дыхание. Платья, накидки, тонкие штаны, мягкое нижнее белье из хлопка и льна, ленты всех цветов, даже кожаные туфли, по-видимому, слишком большие для Кассии, с загнутыми кверху по последней моде носами! Так много всего и все такое красивое, что Филиппа почувствовала себя последней нищенкой. Один из мужчин вручил ей письмо от Кассии, в котором хозяйка Вулфитона благодарила Мери за гостеприимство в Сент-Эрте; Филиппа словно наяву увидела улыбку на лице Кассии, когда та писала эти строки. Конец письма заставил девушку озадаченно нахмуриться:
«…и не бойся, если события примут неожиданный оборот. Дайнуолд всегда поступает по-своему и в этом тверд и непоколебим. Не беспокойся, пожалуйста, потому что все будет так, как должно быть».
Интересно, что это значит?
Она скатала лист бумаги и убрала его, а слуги тем временем разложили одежду на столе в зале. Так много, и все для нее! Странно, но Филиппа уже забыла, сколько нарядов было у нее в Бошаме. И еще более странно то, как дорого ей стало это обычное, простенькое платье.
Напевая, девушка отнесла подарки в комнату управляющего и весело принялась за работу. Примерив Горкелу новую тунику, она послала его сказать детям, чтобы они набрали свежего тростника. Затем снова засыпала известью уборную в караульном помещении, потому что ветер с востока доносил в замок неприятные запахи.
На следующее утро они с Эдмундом снова покинули пределы Сент-Эрта, на этот раз в сопровождении всего трех человек. В отсутствие Элдвина в Сент-Эрте хозяйничал Горкел, и он велел всем мужчинам ехать к тренировочному полю. Отъезжая, Филиппа и Эдмунд слышали громкие выкрики, вопли и тупые удары мечей. Девушка собиралась пересчитать скот на северных пастбищах, чтобы удостовериться, что в бухгалтерских книгах управляющего все правильно. Она облачилась в новое платье и чувствовала себя прекрасной дамой в окружении воздыхателей. Правда, вскоре пошел дождь, и Филиппа испугалась, что ее платье будет испорчено. Быстро пересчитав скот, она вернулась в Сент-Эрт к своим бумагам.
На третье утро Филиппа, все в том же новом платье, босиком вышла во двор. День выдался погожий и теплый. Как жаль, что нет хозяина, некому посмеяться и посмотреть на нее восхищенным жадным взглядом. Она скучала по Дайнуолду, по его ласкам, поцелуям и ощущению его крепкого тела. Она скучала по его улыбке и пылким речам. Ей хотелось побраниться с ним и подразнить его. Ей вдруг пришло в голову, что соблазнить Дайнуолда — совсем неплохая идея, правда, довольно безрассудная, но такая притягательная! Она вспомнила, как держала в то утро его голову на коленях и как он повернул лицо и поцеловал ее, и теплая волна пробежала по ее телу. Пожалуй, он успеет соблазнить ее до того, как она соблазнит его. Филиппа громко рассмеялась, и стоящий неподалеку Эдмунд удивленно посмотрел на нее.
Филиппе не хотелось размышлять о собственном будущем. Скорее она склонна была думать о будущем Сент-Эрта, которое выглядело гораздо привлекательнее. Если повезет, будет и скот на продажу, и деньги в сундук Дайнуолду. Да, надо еще пересчитать свиней. Чем больше она вникала в дела Сент-Эрта, тем сильнее гордилась его владельцем. Восточная стена замка требовала починки. Скоро, может быть, уже этой осенью, у них будет достаточно денег, чтобы начать ремонт. Филиппа принялась весело насвистывать…
Ее внимание отвлек Эдмунд, который спросил, скоро ли они отправятся на прогулку.
Как и прошлым утром, сегодня их охраняли только трое стражников. Филиппа на Дейзи и Эдмунд на своем пони ехали неторопливым шагом, наслаждаясь ясной погодой и изредка налетавшим легким ветерком.
— Откуда ты умеешь читать, писать и считать? — спросил девушку Эдмунд.
— Так хотел мой отец, — ответила она и нахмурилась, вспомнив, что то же самое сказала и Дайнуолду. — Интересно, почему он так на этом настаивал? Ведь мою сестру Бернис ничему не учили. Может быть, потому что у нее ветер в голове — только и думает, что о доблестных рыцарях, воспевающих ее красоту, да о модных нарядах.
— Она такая же дылда, как ты? — спросил Эдмунд.
Филиппа покачала головой:
— Бернис невысокая и пухленькая, с острым подбородком и очень красными губами. За шесть лет тренировок перед зеркалом она виртуозно научилась надувать их или складывать бантиком.
— И все твои поклонники перебежали к ней?
— Ты еще долго будешь изводить меня своими вопросами? Между прочим, был такой Иво де Вереи. Он влюбился в меня до беспамятства.
— И он хотел на тебе жениться? Он что, такой же гигант? Ты ведь ростом с моего отца. — Эдмунд помолчал. — Или почти, — заключил он.
— Ты всего лишь маленький мальчик: тебе снизу не разобраться. Я едва достаю твоему отцу до носа.
— Все равно; ему нравятся женщины маленького роста. Например, Элис, Эллен или Сибилла.
— Кто такие Эллен и Сибилла? Эдмунд пожал плечами:
— Я уже их не помню. Отец выдал Эллен за какого-тот виллана, когда сделал ей ребенка, а Сибилла заболела лихорадкой и умерла. Но Элис ты знаешь. Она маленькая, не то что ты.
Филиппа с трудом подавила желание схватить мальчишку за ухо и засунуть ему в рот одну из кожаных туфель — последнее, впрочем, сделать было невозможно, поскольку туфли остались в Сент-Эрте. Ей захотелось кричать — кричать так громко, чтобы разлетелись все грачи. Детская прямота Эдмунда больно ранила ее, и она чуть не заплакала. Конечно, Дайнуолд не скрывал своих любовных связей. Он говорил, что только благодаря им Филиппа сохранила свою девственность. Но раньше его слова не вызывали у девушки чувства горечи или обиды, потому что Дайнуолд был для нее посторонним человеком. Но сейчас, когда она узнала его так близко… Ей хотелось заехать ему со всей силы кулаком в живот, чтобы он заорал от боли. Ей хотелось…
— Отец отправит тебя назад к лорду Генри, — перебил ее ревнивые мстительные мысли Эдмунд. — У него нет выбора. Он не хочет жениться. Он всем эта говорит.
— Это… — машинально поправила его Филиппа. — И ты ему веришь?
Эдмунд снова пожал плечами:
— Я слышал, как он говорил Алайну, что женщины — эта… это мужская прихоть, и если для какого-нибудь мужчины женщина больше, чем просто источник удовольствия, то он осел и набитый дурак. — Эдмунд покосился на Филиппу. — Мой отец умный, он все знает. Вот почему он не обесчестил тебя, как других. Он боится, что ему придется жениться на тебе. Твой отец очень могущественный?
— Очень, — ответила Филиппа.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49
Филиппу охватило беспокойство. Даже больше, чем беспокойство. Она поняла, в чем состояла цель поездки Дайнуолда, и, хотя он был искусным воином, а там, куда он направился, скорее всего никаких врагов нет, она перепугалась не на шутку.
Филиппа сразу поверила, что ее кузен, сэр Вальтер де Грассе, — отъявленный разбойник, и жалела, что ничем не может помочь Дайнуолду.
Днем Филиппа дошила платье; она надела его и с гордостью оглядела себя.
— Ох, ну просто настоящая хозяйка! — с восторгом глядя на девушку, воскликнула старая Агнес. — Ведь правда, Горкел?
Тот, посмотрев на Филиппу, хмыкнул и изобразил на лице улыбку. Девушка отрезала от оставшейся ткани полоску и повязала ею волосы. Круки тоже щеголял в новой одежде, которая пока еще была чистой. Надев сшитую Филиппой тунику, он впал в дикое возбуждение и принялся без устали нахваливать девушку, которая сразу приготовилась к худшему, и не зря: Круки вдруг замер в торжественной позе и заголосил:
Она прекрасно шьет для нас — та,
Имя чье совсем не Мери!
Хозяин наш, укравший шерсть у ней,
Уж жаждет выпить из ее сосуда.
Она тунику сшила для него
И поцелуй оставила на ней,
Наш лорд не знает, что же делать с ней.
Филиппу душил смех, но она постаралась искренне и громко выразить свой восторг; слуги, находившиеся в зале, поспешно к ней присоединились.
— Это настоящие стихи, — сказала Филиппа, вытирая глаза тыльной стороной ладони.
— Хотя твои откровения вряд ли обрадуют хозяина.
Но настроение шута уже переменилось: теперь он ударился в самоуничижение.
— Нет, хозяйка, стихи просто ужасны. Над ними нужно еще много работать, чтобы придать гладкость, способную усладить ухо. Пойду попрошу отца Крамдла записать их для меня.
— Ты спел обо мне так много хорошего, Круки, — улыбнулась Филиппа. — Спасибо тебе. Но прежде чем отправиться к священнику, скажи, когда вернется хозяин?
— Никто не знает, — ответил Круки, выступив вперед. — Он уехал к южным границам.
Да, конечно. Она и сама об этом догадалась… Потом на Филиппу напала лихорадочная жажда деятельности. Стараясь отвлечься от пугающих ее мыслей, она вышла из зала и направилась в караульное помещение, чтобы засыпать известью уборную, потом вскопала маленький огород возле колодца, надеясь, что здесь в конце концов что-нибудь вырастет. Она посмотрела, как шьют женщины, похвалила их и сама на пару часов присоединилась к работе, сшив за это время еще одну тунику для Дайнуолда. Агнес пробежала старческими искривленными пальцами по тонкому шву и хитро улыбнулась. А Филиппа уже бежала в кухню — поговорить с Бенненом, долговязым пожилым мужчиной, знавшим чуть ли не все травы на свете, который командовал приготовлением пищи и умел из любого обычного блюда сделать чудо природы. Старая кухарка неплохо с ним ладила, что было весьма удивительно, потому что это мало кому удавалось. Филиппа обсудила с Бенненом сегодняшний обед; он называл ее хозяйкой и широко улыбался беззубым ртом. Дайнуолду следует всего лишь послушать, как говорят с Филиппой его люди, и он сразу почувствует себя в Сент-Эрте лишним. Филиппа даже сходила проведать кошку по имени Элинор и ее четырех котят, громко мяукавших от переизбытка здоровья.
Ночь казалась неимоверно длинной. Филиппе хотелось, чтобы Дайнуолд был здесь, рядом, целовал ее, боролся с ней, ласкал ее…
На следующее утро Эдмунд, наблюдая, как она крошит огромный кусок сыра и бросает его собакам, сказал:
— Ты плохо спала, дылда. У тебя помятый вид и темные круги под глазами. У отца есть отличная дамская лошадь, которая достаточно велика даже для такого гиганта, как ты. Поедем верхом, Филиппа, и ты не будешь так скучать по моему отцу. — Потом, немного подумав, добавил:
— Я тоже по нему скучаю. Нам обоим нужно проветриться.
— Я вовсе не скучаю, но с удовольствием прокачусь верхом.
Лошадь звали Дейзи. Это была спокойная и послушная кобыла. Улыбнувшись старшему конюху Оджену, ярко-рыжему и так густо покрытому веснушками, что невозможно было определить, какого цвета у него кожа, Филиппа подняла платье до колен и влезла на лошадь.
К ним приблизился Горкел:
— Хозяйка, с вами должны поехать стражники. Хозяин приказал мне…
— Понятно, — сказала она. — Хозяин боится, как бы я случаем не заплутала в обширных угодьях Корнуолла.
— Да, хозяйка, — ответил Горкел, глядя на нее. — Именно так. Сам я плохо езжу верхом, но позову людей, которые составят вам компанию.
День был солнечным, лишь иногда налетал легкий ветерок.
— Филиппа, ты выглядишь гораздо лучше, — заметил Эдмунд, когда они через три часа вернулись в Сент-Эрт.
— Не льсти мне, Эдмунд, а то как бы я по ошибке не приняла твои слова за попытку поухаживать за мной, — пошутила девушка.
— Я еще в своем уме, — презрительно хмыкнув, с мальчишеской важностью ответил Эдмунд.
— Вот именно что пока, — засмеялась Филиппа. Эдмунд не успел возразить, потому что в это время они въехали во внутренний двор и увидели мула, нагруженного свертками, и трех человек, судя по одежде — из Вулфитона, суетящихся вокруг.
Чудесная Кассия, эта маленькая принцесса, славная крошечная леди, как и обещала, прислала одежду! Филиппа развернула грубую ткань узла, и у нее перехватило дыхание. Платья, накидки, тонкие штаны, мягкое нижнее белье из хлопка и льна, ленты всех цветов, даже кожаные туфли, по-видимому, слишком большие для Кассии, с загнутыми кверху по последней моде носами! Так много всего и все такое красивое, что Филиппа почувствовала себя последней нищенкой. Один из мужчин вручил ей письмо от Кассии, в котором хозяйка Вулфитона благодарила Мери за гостеприимство в Сент-Эрте; Филиппа словно наяву увидела улыбку на лице Кассии, когда та писала эти строки. Конец письма заставил девушку озадаченно нахмуриться:
«…и не бойся, если события примут неожиданный оборот. Дайнуолд всегда поступает по-своему и в этом тверд и непоколебим. Не беспокойся, пожалуйста, потому что все будет так, как должно быть».
Интересно, что это значит?
Она скатала лист бумаги и убрала его, а слуги тем временем разложили одежду на столе в зале. Так много, и все для нее! Странно, но Филиппа уже забыла, сколько нарядов было у нее в Бошаме. И еще более странно то, как дорого ей стало это обычное, простенькое платье.
Напевая, девушка отнесла подарки в комнату управляющего и весело принялась за работу. Примерив Горкелу новую тунику, она послала его сказать детям, чтобы они набрали свежего тростника. Затем снова засыпала известью уборную в караульном помещении, потому что ветер с востока доносил в замок неприятные запахи.
На следующее утро они с Эдмундом снова покинули пределы Сент-Эрта, на этот раз в сопровождении всего трех человек. В отсутствие Элдвина в Сент-Эрте хозяйничал Горкел, и он велел всем мужчинам ехать к тренировочному полю. Отъезжая, Филиппа и Эдмунд слышали громкие выкрики, вопли и тупые удары мечей. Девушка собиралась пересчитать скот на северных пастбищах, чтобы удостовериться, что в бухгалтерских книгах управляющего все правильно. Она облачилась в новое платье и чувствовала себя прекрасной дамой в окружении воздыхателей. Правда, вскоре пошел дождь, и Филиппа испугалась, что ее платье будет испорчено. Быстро пересчитав скот, она вернулась в Сент-Эрт к своим бумагам.
На третье утро Филиппа, все в том же новом платье, босиком вышла во двор. День выдался погожий и теплый. Как жаль, что нет хозяина, некому посмеяться и посмотреть на нее восхищенным жадным взглядом. Она скучала по Дайнуолду, по его ласкам, поцелуям и ощущению его крепкого тела. Она скучала по его улыбке и пылким речам. Ей хотелось побраниться с ним и подразнить его. Ей вдруг пришло в голову, что соблазнить Дайнуолда — совсем неплохая идея, правда, довольно безрассудная, но такая притягательная! Она вспомнила, как держала в то утро его голову на коленях и как он повернул лицо и поцеловал ее, и теплая волна пробежала по ее телу. Пожалуй, он успеет соблазнить ее до того, как она соблазнит его. Филиппа громко рассмеялась, и стоящий неподалеку Эдмунд удивленно посмотрел на нее.
Филиппе не хотелось размышлять о собственном будущем. Скорее она склонна была думать о будущем Сент-Эрта, которое выглядело гораздо привлекательнее. Если повезет, будет и скот на продажу, и деньги в сундук Дайнуолду. Да, надо еще пересчитать свиней. Чем больше она вникала в дела Сент-Эрта, тем сильнее гордилась его владельцем. Восточная стена замка требовала починки. Скоро, может быть, уже этой осенью, у них будет достаточно денег, чтобы начать ремонт. Филиппа принялась весело насвистывать…
Ее внимание отвлек Эдмунд, который спросил, скоро ли они отправятся на прогулку.
Как и прошлым утром, сегодня их охраняли только трое стражников. Филиппа на Дейзи и Эдмунд на своем пони ехали неторопливым шагом, наслаждаясь ясной погодой и изредка налетавшим легким ветерком.
— Откуда ты умеешь читать, писать и считать? — спросил девушку Эдмунд.
— Так хотел мой отец, — ответила она и нахмурилась, вспомнив, что то же самое сказала и Дайнуолду. — Интересно, почему он так на этом настаивал? Ведь мою сестру Бернис ничему не учили. Может быть, потому что у нее ветер в голове — только и думает, что о доблестных рыцарях, воспевающих ее красоту, да о модных нарядах.
— Она такая же дылда, как ты? — спросил Эдмунд.
Филиппа покачала головой:
— Бернис невысокая и пухленькая, с острым подбородком и очень красными губами. За шесть лет тренировок перед зеркалом она виртуозно научилась надувать их или складывать бантиком.
— И все твои поклонники перебежали к ней?
— Ты еще долго будешь изводить меня своими вопросами? Между прочим, был такой Иво де Вереи. Он влюбился в меня до беспамятства.
— И он хотел на тебе жениться? Он что, такой же гигант? Ты ведь ростом с моего отца. — Эдмунд помолчал. — Или почти, — заключил он.
— Ты всего лишь маленький мальчик: тебе снизу не разобраться. Я едва достаю твоему отцу до носа.
— Все равно; ему нравятся женщины маленького роста. Например, Элис, Эллен или Сибилла.
— Кто такие Эллен и Сибилла? Эдмунд пожал плечами:
— Я уже их не помню. Отец выдал Эллен за какого-тот виллана, когда сделал ей ребенка, а Сибилла заболела лихорадкой и умерла. Но Элис ты знаешь. Она маленькая, не то что ты.
Филиппа с трудом подавила желание схватить мальчишку за ухо и засунуть ему в рот одну из кожаных туфель — последнее, впрочем, сделать было невозможно, поскольку туфли остались в Сент-Эрте. Ей захотелось кричать — кричать так громко, чтобы разлетелись все грачи. Детская прямота Эдмунда больно ранила ее, и она чуть не заплакала. Конечно, Дайнуолд не скрывал своих любовных связей. Он говорил, что только благодаря им Филиппа сохранила свою девственность. Но раньше его слова не вызывали у девушки чувства горечи или обиды, потому что Дайнуолд был для нее посторонним человеком. Но сейчас, когда она узнала его так близко… Ей хотелось заехать ему со всей силы кулаком в живот, чтобы он заорал от боли. Ей хотелось…
— Отец отправит тебя назад к лорду Генри, — перебил ее ревнивые мстительные мысли Эдмунд. — У него нет выбора. Он не хочет жениться. Он всем эта говорит.
— Это… — машинально поправила его Филиппа. — И ты ему веришь?
Эдмунд снова пожал плечами:
— Я слышал, как он говорил Алайну, что женщины — эта… это мужская прихоть, и если для какого-нибудь мужчины женщина больше, чем просто источник удовольствия, то он осел и набитый дурак. — Эдмунд покосился на Филиппу. — Мой отец умный, он все знает. Вот почему он не обесчестил тебя, как других. Он боится, что ему придется жениться на тебе. Твой отец очень могущественный?
— Очень, — ответила Филиппа.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49