неужели она предала его? Но сейчас это не имело никакого значения. Она была здесь, она хотела его. Она сгорает от желания, так же как и он. Дайнуолд почувствовал, что Филиппа слегка раздвинула ноги, и тут же воспользовался этим, прижавшись к ней возбужденной плотью. Из горла Филиппы вырвался легкий стон, и она обвила Дайнуолда руками за шею, притягивая к себе все сильнее и сильнее.
Но она ранена. Господи, она же ранена! Рассудок на мгновение вернулся к Дайнуолду, и он отпрянул.
— Филиппа, твоя рука! Я не могу причинить тебе боль, — пробормотал он, — если твоя рука…
Мне будет гораздо больнее, если ты уйдешь, — с улыбкой ответила Филиппа.
— Не уходи от меня. Пожалуйста, Дайнуолд, соблазни меня. Я так давно хочу тебя.
Он не мог не засмеяться и тут же устыдился, потому что она добавила:
— Я не хотела умирать, потому что, если бы я умерла, я бы никогда не узнала, что значит обнять тебя, что значит ощутить, как ты проникаешь в мое тело.
Он вздохнул и вновь очутился во власти желаний, одержавших победу над разумом. Но даже сейчас он не забывал, что она девушка и он не имеет права сделать ей больно больше, чем необходимо. Он представил, как его мужское орудие прорвет преграду ее невинности, и застонал от возбуждения. Дайнуолд приподнялся и, скомкав край ее платья, принялся медленно сдвигать его вверх, ощущая под ладонями теплую гладкую кожу. На Филиппе была нижняя рубашка, и это на мгновение озадачило Дайнуолда, потому что в его сне она была совершенно нагой. С растущим нетерпением он поднял сорочку и снова лег на Филиппу, желая ощущать только ее тело, но не мог, потому что сам не разделся.
Филиппа широко раскрытыми глазами смотрела, как он, чертыхнувшись, встал на колени, неуклюже стянул тунику, крестообразную подвязку, узкие штаны… Как он красив!
Он снова лег, тесно прижавшись к ней. Она неистово целовала Дайнуолда, пытаясь проникнуть языком в глубь его рта, а он, обхватив ладонями ее голову, покрывал поцелуями ее лицо, лихорадочно бормоча, как он хочет ее, как любит, как он счастлив, что она девушка, как он мечтает войти в нее и остаться даже после того, как достигнет наивысшего блаженства.
Он раздвинул пальцами створки ее сокровенного тайника, откинул голову, закрыл глаза и, прошептав дрожащим голосом: «Не двигайся», — медленно вошел в нее. Но, несмотря на его предостережение, Филиппа подалась бедрами навстречу. Он вошел глубже, и она застонала, ощущая его словно частицу собственного тела.
В следующее мгновение Дайнуолд почувствовал, как под давлением его плоти тонкая преграда растянулась.
— Филиппа, — сказал он, — посмотри на меня!
Дайнуолд хотел быть нежным в этот момент, но не смог. Он сделал глубокий толчок, и Филиппа вскрикнула от внезапной боли. Он припал к ней и, стараясь успокоить, прижался ртом к ее губам.
— Больше не будет больно, — приговаривал он между поцелуями. — Филиппа, моя любимая, сладкая, нежная, больше не будет больно. Обними меня крепче и не бойся.
Он начал медленные движения, обжигая своим дыханием ее губы.
— Любовь моя, держи меня крепче. Вот так, подними бедра и вбери меня глубже… Ах, Филиппа… Нет, не шевелись, я не вынесу этого…
Его красивое лицо исказилось, разгоряченное тело вздымалось и опускалось, дыхание стало прерывистым, он все сильнее прижимал ее к себе. Не в силах больше сдерживаться, она закричала, но Дайнуолд не мог и не хотел остановиться. Внезапно он запрокинул голову, и она почувствовала в себе горячую влагу.
Силы покинули Дайнуолда, мысли путались, тело его обмякло, и он приник к Филиппе. Ей нравилось ощущать тяжесть его тела.
— Прости, — произнес он как во сне, — я так хотел тебя. Лежи спокойно, и боль пройдет.
Филиппа наконец совладала со своим дыханием и немного пришла в себя. Он все еще был внутри нее, но теперь осталось лишь легкое жжение, а не боль, как раньше. Какое странное чувство приносит занятие любовью! Она хотела Дайнуолда, очень хотела, сгорала от желания, которое затмило даже боль в руке — она просто перестала ее ощущать. Ее обуяли дикие, требующие выхода чувства, желание прикоснуться к нему, ощутить его, почувствовать его в себе, но все эти невероятные чувства вдруг пропали, когда он вошел в нее и так неистово овладел ею. Теперь она лежала ошарашенная, смущенная, с ощущением тупой боли внутри.
Не то чтобы боли, неопределенно подумала Филиппа, улыбаясь и гладя ладонью его мускулистую спину.
— Я люблю тебя, — сказала она спокойно. Она повторила это снова и снова, зная, что Дайнуолд не слышит ее — он уже крепко спал. Она почувствовала, как его плоть выскользнула из нее. Филиппа поцеловала Дайнуолда в ухо и, устроившись поудобнее, насколько это было возможно, вскоре тоже заснула.
Уже почти рассвело, когда Дайнуолд открыл глаза. Через несколько секунд сон как рукой сняло. Он лежал голый, наполовину прикрыв Филиппу своим телом, и дрожал от ночного холода. Его мужское орудие вновь напряглось и упиралось ей в бедро. Дайнуолд обругал свой непокорный орган и осторожно отодвинулся от Филиппы. Что сделано, то сделано. Это было не во сне. Он просто потерял рассудок! Ранним утром роща выглядела неприятно серой, над головой висел густой белый туман. Дайнуолд смотрел на прекрасное тело Филиппы, ее стройные ноги и кровь девственности на белоснежной коже бедра… Дайнуолд вздохнул и закрыл глаза.
Потом тихо выругался и улыбнулся, словно вновь ощущая, как ее упругие бедра рвутся ему навстречу и как он входит в нее, утопая в теплой глубине. Дайнуолд снова хотел ее. Но нет, надо переждать. Он натянул на них обоих одеяло и обнял Филиппу. Когда встанет солнце и разогреет его мозги, он что-нибудь придумает. Он придумает, как спасти себя и защитить Филиппу от бесчестья. Дайнуолд пока не знал, как это сделать, но не сомневался, что найдет выход. Прижимаясь к Филиппе и вдыхая запах ее тела, он снова заснул, но ненадолго.
Его разбудил яростный крик Эдмунда:
— Отец!
Дайнуолд открыл глаза и увидел сына. Его руки упирались в узкие бедра, глаза негодующе округлились.
— Отец, ты изнасиловал Филиппу!
— Э-э… возможно… а возможно, и нет. Может, я просто обнимаю ее, потому что ей больно, Эдмунд… да, больно и холодно в эту ночь и…
— Я не позволю тебе бесчестить ее! Ты держишь ее слишком крепко, чтобы просто согревать. Ты только взгляни на нее! Ты говоришь, что ей больно, а она спит и улыбается!
Дайнуолд вздрогнул и посмотрел на безмятежно спящую Филиппу. Она действительно улыбалась, и ее лицо было прекрасно.
— Эдмунд, уйди ненадолго. Я устал, а девка скоро проснется. Мне нужно подумать…
— Тебе придется жениться на ней, отец. Да, ты обязан на ней жениться. Теперь у тебя нет выбора.
Дайнуолд с ужасом посмотрел на сына и, забыв, что его люди совсем близко, заорал:
— Жениться на ней?! Да я лучше умру. Еще неизвестно, может, она предала меня. Может, она договорилась со своим кузеном, чтобы он увез тебя и потом потребовал выкуп.
Эдмунд только качал головой и с отвращением смотрел на отца.
— Ты же не любишь ее, — сказал Дайнуолд, — она дразнила тебя и поправляла на каждом слове, а ты называл ее ведьмой и дылдой, показывал ей язык…
— Отец, — терпеливо продолжал объяснять Эдмунд, — Филиппа — леди, и ты лишил ее невинности. Ты обязан на ней жениться.
Дайнуолд выругался и покосился на Филиппу. Она проснулась и смотрела на него. В глазах ее блестели слезы.
Глава 18
— Почему ты плачешь? Ради Бога, прекрати стенать сию же минуту! Перестань, слышишь меня?
— Она не произнесла ни звука, — сказал Эдмунд, глядя на Филиппу.
Дайнуолд и сам это понял и, ничего не отвечая, пристально посмотрел на девушку.
Его призыв хоть и не сразу, но возымел действие: слезы в глазах Филиппы высохли. Дайнуолд повернулся на бок и почти уткнулся носом ей в ухо.
— Почему ты плачешь? Потому что слышала, как мы с Эдмундом ругались? У него ужасная привычка лезть в дела взрослых.
Она отрицательно покачала головой и вытерла глаза тыльной стороной ладони.
— Тогда почему?
— Рука болит.
— О… — Услышав это, Дайнуолд нахмурился. Ее слова звучали вполне правдоподобно, но что-то злило его, и он снова повторил:
— Ты слышала, что потребовал от меня мой сын?
Филиппа повернулась на спину и посмотрела на мужчину, которому с такой готовностью отдала этой ночью свою девственность. Его подбородок покрылся темной щетиной, волосы спутались, а вид обнаженной груди заставил ее сердце забиться чаще. Он был прекрасен и ужасно зол. А еще в его глазах она прочитала беспокойство — беспокойство о ней, и это было так приятно!
Она улыбнулась и приподняла руку, чтобы коснуться его щеки. Он застыл, затем подался назад.
— Ты как зачарованная, — сказал он тихо. — Не могу понять почему. Господи, ведь я всего три часа назад лишил тебя невинности, а ты улыбаешься мне, словно я дарую тебе весь мир со всеми его богатствами! От этой ночи ты не получила никакого удовольствия, я причинил тебе боль и… А, Эдмунд, ты еще здесь?
— Пап, ты женишься на Филиппе?
— У тебя только одна песня, а слова в ней хуже, чем у Круки. Клянусь коленками Святой Анны, она не хочет выходить за меня замуж, потому что…
Это была настолько явная ложь, что Филиппа рассмеялась.
— Доброе утро, Эдмунд, — сказала она, впервые повернув голову в его сторону. Она больше не плакала.
Мальчик улыбнулся в ответ.
— Нам нужно скорее отправляться в Сент-Эрт, — сказал он. — Нортберт послал меня разбудить вас. Вас обоих, — добавил он многозначительно. — Филиппа, у тебя сильно болит рука?
Она покачала головой:
— Нет, вполне терпимо. И я себя неплохо чувствую в отличие от твоего отца, который не может утром встать с кровати, не побранившись вволю.
Дайнуолд промолчал и рассеянно посмотрел в сторону.
— Иди, Эдмунд. И научись держать свои мысли при себе.
Мальчик хмуро взглянул на отца:
— Мы очень близко от Крандалла, пап. Сэр Вальтер может появиться здесь очень-очень скоро. Не лучше ли нам…
Лицо Дайнуолда внезапно стало строгим и холодным, даже страшным, глаза сузились.
— Я хочу, чтобы этот сукин сын выполз из своей норы и приехал сюда, — очень тихо сказал он. — Я слишком много задолжал ему, и теперь пришло время рассчитаться. Мои люди внимательно следят за дорогой из Крандалла. Да, я хочу, чтобы этот ублюдок помчался вслед за тобой и Филиппой и я встретил бы его здесь.
Девушка испуганно посмотрела на Дайнуолда, а Эдмунд внезапно улыбнулся:
— Филиппа крепко пришибла его. Наверное, он все еще лежит на полу, как мешок с картошкой.
Лицо Дайнуолда смягчилось.
— Посмотрим, но я сомневаюсь. Ладно, Эдмунд, решено: мы скоро отправимся в Сент-Эрт. Филиппе нужно отдохнуть, и потом… не могу же я жениться в лесу! Найди Нортберта и скажи ему, что, если сэр Вальтер в ближайший час не соизволит показать нам свою вонючую шкуру, мы возвращаемся домой.
Эдмунд с важным видом удалился. Дайнуолд смотрел ему вслед и качал головой.
— Не могу поверить, что меня отругал мой собственный сын, — сказал он Филиппе.
Она ничего на это не ответила. Дайнуолд откинул одеяло и вскочил на ноги. Какое-то мгновение он, казалось, не замечал, что стоит совершенно голый, но Филиппа уставилась на него во все глаза, и то, что она увидела в сером свете утра, привело ее в восторг. Она и раньше восхищалась им, но только в эту ночь поняла, как мужчина использует свое тело, чтобы войти в женщину… Да, теперь она смотрела на него по-другому, более нежно, более любовно.
Дайнуолд почесал живот, потянулся, оглядел себя с ног до головы и, заметив кровь, чертыхнулся и мрачно посмотрел на Филиппу:
— Раздвинь ноги.
— Что?
— Раздвинь ноги, — повторил он и опустился возле нее на колени. Сдернув с Филиппы одеяло, он без лишних расспросов задрал ей юбку чуть не до головы и потянул за ногу. На внутренней поверхности бедер Филиппы запеклась ее девичья кровь. Он увидел ее нежную, очень нежную плоть, и ему снова захотелось прикоснуться к ней, ощутить, как напрягается ее тело.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49
Но она ранена. Господи, она же ранена! Рассудок на мгновение вернулся к Дайнуолду, и он отпрянул.
— Филиппа, твоя рука! Я не могу причинить тебе боль, — пробормотал он, — если твоя рука…
Мне будет гораздо больнее, если ты уйдешь, — с улыбкой ответила Филиппа.
— Не уходи от меня. Пожалуйста, Дайнуолд, соблазни меня. Я так давно хочу тебя.
Он не мог не засмеяться и тут же устыдился, потому что она добавила:
— Я не хотела умирать, потому что, если бы я умерла, я бы никогда не узнала, что значит обнять тебя, что значит ощутить, как ты проникаешь в мое тело.
Он вздохнул и вновь очутился во власти желаний, одержавших победу над разумом. Но даже сейчас он не забывал, что она девушка и он не имеет права сделать ей больно больше, чем необходимо. Он представил, как его мужское орудие прорвет преграду ее невинности, и застонал от возбуждения. Дайнуолд приподнялся и, скомкав край ее платья, принялся медленно сдвигать его вверх, ощущая под ладонями теплую гладкую кожу. На Филиппе была нижняя рубашка, и это на мгновение озадачило Дайнуолда, потому что в его сне она была совершенно нагой. С растущим нетерпением он поднял сорочку и снова лег на Филиппу, желая ощущать только ее тело, но не мог, потому что сам не разделся.
Филиппа широко раскрытыми глазами смотрела, как он, чертыхнувшись, встал на колени, неуклюже стянул тунику, крестообразную подвязку, узкие штаны… Как он красив!
Он снова лег, тесно прижавшись к ней. Она неистово целовала Дайнуолда, пытаясь проникнуть языком в глубь его рта, а он, обхватив ладонями ее голову, покрывал поцелуями ее лицо, лихорадочно бормоча, как он хочет ее, как любит, как он счастлив, что она девушка, как он мечтает войти в нее и остаться даже после того, как достигнет наивысшего блаженства.
Он раздвинул пальцами створки ее сокровенного тайника, откинул голову, закрыл глаза и, прошептав дрожащим голосом: «Не двигайся», — медленно вошел в нее. Но, несмотря на его предостережение, Филиппа подалась бедрами навстречу. Он вошел глубже, и она застонала, ощущая его словно частицу собственного тела.
В следующее мгновение Дайнуолд почувствовал, как под давлением его плоти тонкая преграда растянулась.
— Филиппа, — сказал он, — посмотри на меня!
Дайнуолд хотел быть нежным в этот момент, но не смог. Он сделал глубокий толчок, и Филиппа вскрикнула от внезапной боли. Он припал к ней и, стараясь успокоить, прижался ртом к ее губам.
— Больше не будет больно, — приговаривал он между поцелуями. — Филиппа, моя любимая, сладкая, нежная, больше не будет больно. Обними меня крепче и не бойся.
Он начал медленные движения, обжигая своим дыханием ее губы.
— Любовь моя, держи меня крепче. Вот так, подними бедра и вбери меня глубже… Ах, Филиппа… Нет, не шевелись, я не вынесу этого…
Его красивое лицо исказилось, разгоряченное тело вздымалось и опускалось, дыхание стало прерывистым, он все сильнее прижимал ее к себе. Не в силах больше сдерживаться, она закричала, но Дайнуолд не мог и не хотел остановиться. Внезапно он запрокинул голову, и она почувствовала в себе горячую влагу.
Силы покинули Дайнуолда, мысли путались, тело его обмякло, и он приник к Филиппе. Ей нравилось ощущать тяжесть его тела.
— Прости, — произнес он как во сне, — я так хотел тебя. Лежи спокойно, и боль пройдет.
Филиппа наконец совладала со своим дыханием и немного пришла в себя. Он все еще был внутри нее, но теперь осталось лишь легкое жжение, а не боль, как раньше. Какое странное чувство приносит занятие любовью! Она хотела Дайнуолда, очень хотела, сгорала от желания, которое затмило даже боль в руке — она просто перестала ее ощущать. Ее обуяли дикие, требующие выхода чувства, желание прикоснуться к нему, ощутить его, почувствовать его в себе, но все эти невероятные чувства вдруг пропали, когда он вошел в нее и так неистово овладел ею. Теперь она лежала ошарашенная, смущенная, с ощущением тупой боли внутри.
Не то чтобы боли, неопределенно подумала Филиппа, улыбаясь и гладя ладонью его мускулистую спину.
— Я люблю тебя, — сказала она спокойно. Она повторила это снова и снова, зная, что Дайнуолд не слышит ее — он уже крепко спал. Она почувствовала, как его плоть выскользнула из нее. Филиппа поцеловала Дайнуолда в ухо и, устроившись поудобнее, насколько это было возможно, вскоре тоже заснула.
Уже почти рассвело, когда Дайнуолд открыл глаза. Через несколько секунд сон как рукой сняло. Он лежал голый, наполовину прикрыв Филиппу своим телом, и дрожал от ночного холода. Его мужское орудие вновь напряглось и упиралось ей в бедро. Дайнуолд обругал свой непокорный орган и осторожно отодвинулся от Филиппы. Что сделано, то сделано. Это было не во сне. Он просто потерял рассудок! Ранним утром роща выглядела неприятно серой, над головой висел густой белый туман. Дайнуолд смотрел на прекрасное тело Филиппы, ее стройные ноги и кровь девственности на белоснежной коже бедра… Дайнуолд вздохнул и закрыл глаза.
Потом тихо выругался и улыбнулся, словно вновь ощущая, как ее упругие бедра рвутся ему навстречу и как он входит в нее, утопая в теплой глубине. Дайнуолд снова хотел ее. Но нет, надо переждать. Он натянул на них обоих одеяло и обнял Филиппу. Когда встанет солнце и разогреет его мозги, он что-нибудь придумает. Он придумает, как спасти себя и защитить Филиппу от бесчестья. Дайнуолд пока не знал, как это сделать, но не сомневался, что найдет выход. Прижимаясь к Филиппе и вдыхая запах ее тела, он снова заснул, но ненадолго.
Его разбудил яростный крик Эдмунда:
— Отец!
Дайнуолд открыл глаза и увидел сына. Его руки упирались в узкие бедра, глаза негодующе округлились.
— Отец, ты изнасиловал Филиппу!
— Э-э… возможно… а возможно, и нет. Может, я просто обнимаю ее, потому что ей больно, Эдмунд… да, больно и холодно в эту ночь и…
— Я не позволю тебе бесчестить ее! Ты держишь ее слишком крепко, чтобы просто согревать. Ты только взгляни на нее! Ты говоришь, что ей больно, а она спит и улыбается!
Дайнуолд вздрогнул и посмотрел на безмятежно спящую Филиппу. Она действительно улыбалась, и ее лицо было прекрасно.
— Эдмунд, уйди ненадолго. Я устал, а девка скоро проснется. Мне нужно подумать…
— Тебе придется жениться на ней, отец. Да, ты обязан на ней жениться. Теперь у тебя нет выбора.
Дайнуолд с ужасом посмотрел на сына и, забыв, что его люди совсем близко, заорал:
— Жениться на ней?! Да я лучше умру. Еще неизвестно, может, она предала меня. Может, она договорилась со своим кузеном, чтобы он увез тебя и потом потребовал выкуп.
Эдмунд только качал головой и с отвращением смотрел на отца.
— Ты же не любишь ее, — сказал Дайнуолд, — она дразнила тебя и поправляла на каждом слове, а ты называл ее ведьмой и дылдой, показывал ей язык…
— Отец, — терпеливо продолжал объяснять Эдмунд, — Филиппа — леди, и ты лишил ее невинности. Ты обязан на ней жениться.
Дайнуолд выругался и покосился на Филиппу. Она проснулась и смотрела на него. В глазах ее блестели слезы.
Глава 18
— Почему ты плачешь? Ради Бога, прекрати стенать сию же минуту! Перестань, слышишь меня?
— Она не произнесла ни звука, — сказал Эдмунд, глядя на Филиппу.
Дайнуолд и сам это понял и, ничего не отвечая, пристально посмотрел на девушку.
Его призыв хоть и не сразу, но возымел действие: слезы в глазах Филиппы высохли. Дайнуолд повернулся на бок и почти уткнулся носом ей в ухо.
— Почему ты плачешь? Потому что слышала, как мы с Эдмундом ругались? У него ужасная привычка лезть в дела взрослых.
Она отрицательно покачала головой и вытерла глаза тыльной стороной ладони.
— Тогда почему?
— Рука болит.
— О… — Услышав это, Дайнуолд нахмурился. Ее слова звучали вполне правдоподобно, но что-то злило его, и он снова повторил:
— Ты слышала, что потребовал от меня мой сын?
Филиппа повернулась на спину и посмотрела на мужчину, которому с такой готовностью отдала этой ночью свою девственность. Его подбородок покрылся темной щетиной, волосы спутались, а вид обнаженной груди заставил ее сердце забиться чаще. Он был прекрасен и ужасно зол. А еще в его глазах она прочитала беспокойство — беспокойство о ней, и это было так приятно!
Она улыбнулась и приподняла руку, чтобы коснуться его щеки. Он застыл, затем подался назад.
— Ты как зачарованная, — сказал он тихо. — Не могу понять почему. Господи, ведь я всего три часа назад лишил тебя невинности, а ты улыбаешься мне, словно я дарую тебе весь мир со всеми его богатствами! От этой ночи ты не получила никакого удовольствия, я причинил тебе боль и… А, Эдмунд, ты еще здесь?
— Пап, ты женишься на Филиппе?
— У тебя только одна песня, а слова в ней хуже, чем у Круки. Клянусь коленками Святой Анны, она не хочет выходить за меня замуж, потому что…
Это была настолько явная ложь, что Филиппа рассмеялась.
— Доброе утро, Эдмунд, — сказала она, впервые повернув голову в его сторону. Она больше не плакала.
Мальчик улыбнулся в ответ.
— Нам нужно скорее отправляться в Сент-Эрт, — сказал он. — Нортберт послал меня разбудить вас. Вас обоих, — добавил он многозначительно. — Филиппа, у тебя сильно болит рука?
Она покачала головой:
— Нет, вполне терпимо. И я себя неплохо чувствую в отличие от твоего отца, который не может утром встать с кровати, не побранившись вволю.
Дайнуолд промолчал и рассеянно посмотрел в сторону.
— Иди, Эдмунд. И научись держать свои мысли при себе.
Мальчик хмуро взглянул на отца:
— Мы очень близко от Крандалла, пап. Сэр Вальтер может появиться здесь очень-очень скоро. Не лучше ли нам…
Лицо Дайнуолда внезапно стало строгим и холодным, даже страшным, глаза сузились.
— Я хочу, чтобы этот сукин сын выполз из своей норы и приехал сюда, — очень тихо сказал он. — Я слишком много задолжал ему, и теперь пришло время рассчитаться. Мои люди внимательно следят за дорогой из Крандалла. Да, я хочу, чтобы этот ублюдок помчался вслед за тобой и Филиппой и я встретил бы его здесь.
Девушка испуганно посмотрела на Дайнуолда, а Эдмунд внезапно улыбнулся:
— Филиппа крепко пришибла его. Наверное, он все еще лежит на полу, как мешок с картошкой.
Лицо Дайнуолда смягчилось.
— Посмотрим, но я сомневаюсь. Ладно, Эдмунд, решено: мы скоро отправимся в Сент-Эрт. Филиппе нужно отдохнуть, и потом… не могу же я жениться в лесу! Найди Нортберта и скажи ему, что, если сэр Вальтер в ближайший час не соизволит показать нам свою вонючую шкуру, мы возвращаемся домой.
Эдмунд с важным видом удалился. Дайнуолд смотрел ему вслед и качал головой.
— Не могу поверить, что меня отругал мой собственный сын, — сказал он Филиппе.
Она ничего на это не ответила. Дайнуолд откинул одеяло и вскочил на ноги. Какое-то мгновение он, казалось, не замечал, что стоит совершенно голый, но Филиппа уставилась на него во все глаза, и то, что она увидела в сером свете утра, привело ее в восторг. Она и раньше восхищалась им, но только в эту ночь поняла, как мужчина использует свое тело, чтобы войти в женщину… Да, теперь она смотрела на него по-другому, более нежно, более любовно.
Дайнуолд почесал живот, потянулся, оглядел себя с ног до головы и, заметив кровь, чертыхнулся и мрачно посмотрел на Филиппу:
— Раздвинь ноги.
— Что?
— Раздвинь ноги, — повторил он и опустился возле нее на колени. Сдернув с Филиппы одеяло, он без лишних расспросов задрал ей юбку чуть не до головы и потянул за ногу. На внутренней поверхности бедер Филиппы запеклась ее девичья кровь. Он увидел ее нежную, очень нежную плоть, и ему снова захотелось прикоснуться к ней, ощутить, как напрягается ее тело.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49