На кухне я поискал в холодильнике пиво. Эпоха чудес закончилась еще до моего рождения. Я налил себе немного водки. Сигареты обнаружились только в комнате. Пачка была смята так, будто ночь напролет танцевала ламбаду с Чикатило.
Через экран телевизора ползли серые полосы. Эдик сидел, с ногами забравшись в кресло. Курил и покусывал губы. На его лице краснела Светина пятерня.
— Уже уходишь?
— Да. Пойду.
— Может, выпьешь? А то все расползлись.
— Да я только что. Счастливо, Эдик!
Я обернулся.
— Володю не видел? Хочу попрощаться.
— Там где-то.
Проходя мимо ванной, я услышал шум воды. Они не заметили, как я открыл дверь. Света сидела на корточках. Шут полотенцем смывал с ее лица и груди кровь. Он все еще был пьян и слегка покачивался.
— Ну что ты, Светик?.. Ну что ты?.. Не плачь... Ты же знаешь... Не надо...
— Не буду... Сейчас... Я не буду плакать...
— Ты — моя душечка, пончик-ватрушечка... Да, Светка?
Света поднимала на него заплаканные глаза.
— Да.
— Пончик-ватрушечка, да?
— Да... Пончик... Ватрушечка... Спасибо тебе...
Он кренился и целовал ее в макушку.
— Светка... Ты же знаешь...
— Я уже не плачу... А ты — моя ватрушечка...
Я аккуратно закрыл дверь и вышел из квартиры. В тот день, ближе к вечеру, начался первый за все лето дождь.
История третья,
о голосе голода и голове голого
— Куда бы нам пойти, а? Что здесь поблизости, а?
— До хрена чего! Здесь все поблизости! Хочешь, в «Метро» пойдем?
— Нет, в клуб не хочу. Пойдемте куда-нибудь выпьем.
— Просто выпьем? А потанцевать?
— Пойдемте в «Сундук»? Дженнет, вы пойдете в «Сундук»?
Я знал это заведение. «Сундук» из тех баров, где у хозяев не хватило денег на живую музыку и они развлекают посетителей другими средствами. Например, бармен с расстояния в полметра вдруг начинал общаться с вами через мегафон. Или в туалете вместо туалетной бумаги вы обнаруживаете мятую газетку («Для старообрядцев») и рулон наждака («Для любителей острых ощущений»). Над унитазом висит «Список лиц, которым разрешается не поднимать стульчак». Под номером восемь значится Венера Милосская.
Сологуб уверял, что нам понравится.
— А далеко это?
— Да нет! Минут за пятнадцать пешком дойдем!
— Да, Жанночка... понравится... пойдемте... пешком.
Феликс клонился к австралийке, будто собирался поцеловать ей ручку. Напиваясь, он всегда переходил на такие гусарские ужимки.
— Меня зовут не Жанна. Дженнет. Это другое имя.
* * *
Эта осень целиком состояла из выборов. Власть должна была смениться снизу доверху. На Дворцовой каждую неделю давали концерт... в поддержку кого-нибудь. Все торопились заработать. Сологуб рассказывал, что кто-то из кандидатов прислал ему $500, чтобы тот НЕ писал о нем. «Представь, сколько мне платят, когда я все-таки сажусь за компьютер!» Я сказал, что пусть кандидатик даст мне сотку и я поклянусь никогда в жизни не упоминать его имени.
Мне денег никто, разумеется, не предлагал. Газета, для которой я писал, была крошечной. Я подозревал, что сразу после выборов она закроется. Чтобы выбить мне аккредитацию в Смольный, редактор потел и тужился две недели. Теперь я отрабатывал крошечную зарплату. Болтался между Пресс-центром и смольнинским буфетом, пил кофе и выкуривал в день полторы пачки сигарет. Какой из меня политический журналист? Все сенсационные подробности своих репортажей я черпал из разговоров с Сологубом.
Он был симпатичным еврейским юношей. Немного портила его разве что вечная небритость. Наверное, он считал, что она придает ему мужественности. За глаза приятели называли его щетину «лобковой растительностью». После прошлых выборов он купил себе квартиру в Купчино. После этих собирался купить машину. Впрочем, Сологуб не был жлобом. Ему было не жаль поделиться информацией с парнями вроде меня. Кроме того, он частенько угощал коллег алкоголем.
Приглашая в буфет, Сологуб каждый раз заходил за Феликсом. Совмещал приятное с полезным. Феликс был пресс-секретарем небольшого отдела на втором этаже и мог рассказать что-нибудь интересненькое. Он носил дорогие, но неброские пиджаки и узкие галстуки. Разговаривая по телефону, прижимал трубку плечом и одновременно что-то строчил в органайзер. Тоже очень положительный и, скорее всего, тоже еврей.
Сегодняшняя вечеринка началась стандартно. Сперва Сологуб угостил всех коньяком. В буфете были высокие потолки, кованые люстры и потертые ковры. У входа охранник с честным лицом убийцы проверял пропуска. По щекам буфетчицы ползли красные прожилки. Хрипловатый баритон, веселенькие колготочки на тощих ногах. Она аккуратно, до копеечки выдавала сдачу. Покупатели аккуратно ее пересчитывали. Сидевшие за столом мужчины были в галстуках и очках с дымчатыми линзами. У женщин имелись могучие зады и брошки на платьях.
— Дурацкая погода. Правда, Дженнет?
— Что? Погода? Да.
— Я не люблю дождь. А вы любите?
— Что? Нет. Не люблю.
— У вас в Австралии сейчас, наверное, весна?
— Да. Весна.
— Все цветет, наверное?
— Да. Цветет.
— А в Австралии бывает снег?
— Что? Снег? Нет, не бывает.
С нами сидела австралийская журналистка Дженнет. В Смольном она изучала российские выборные технологии. Парни распускали хвосты. Их усилия пропадали втуне. Девушке не хватало знания языка. Светлые волосы, пухлые губки. Не была б она девушкой с Запада, могла бы быть ничего. Хотя можно ли сказать, что Австралия расположена на западе?
С неба капало уже несколько дней подряд. Тучи висели так низко, что на улице приходилось немного сутулиться. В буфете горело множество уютных электрических ламп. Иногда Феликс спрашивал, не хочется ли Дженнет чего-нибудь? Ну, там фруктов или мороженого? Покупая рюмку коньяка, он каждый раз, для конспирации, выливал ее в кофе.
Главным моим ощущением было чувство голода. Было время, когда я тоже считал, что голодная рябь в глазах и еженедельная потеря веса на дырочку в ремне — это что-то из репортажей про Африку. А недавно, в гостях у малознакомого персонажа, я дождался, пока хозяин выйдет поговорить по телефону, без спросу залез в холодильник и вместе с оберткой сжевал здоровенный ломоть сыра. Уже несколько недель единственным съедобным продуктом в моей квартире был кетчуп.
Раз в полчаса Феликс поднимался к себе. Узнавал, нет ли распоряжений от руководства. Глава отдела был на выезде, распоряжений не было. Сологуб подливал девушке коньяка. Из их беседы до меня долетали словечки типа «девятое управление КГБ» и «покупной соцопрос».
Первый глоток алкоголя на голодный желудок — как удар поддых. К третьему бокалу начинает заплетаться язык и возникает вопрос: а что я здесь делаю? Странно: химическое соединение «алкоголь» впитывается в стенки желудка, а меняется ваша личность. Да еще этот бесконечный кофе. После него есть хотелось особенно.
Я щурясь рассматривал соседей. У них были очень геморроидальные профили. Мне казалось, что я пьянее всех в здании. Допив следующий коньяк, я понял, что мне категорически не нравится компания.
— Знаешь что, Феликс? Давно хотел тебе сказать. Дурацкая у тебя, Феликс, работа, вот что.
— Почему?
— А вот дурацкая и все!
Феликс внимательно на меня посмотрел.
— Ну хорошо. У меня дурацкая работа.
— А знаешь, почему?
— Хочешь коньяка?
— Огромное здание. Куча народу. Чем вы занимаетесь? Выборы какие-то придумали!
— Выборы придумал не я. Честное слово.
— Да кому они нужны, ваши выборы? Посмотри вокруг! Куча народа! Коньяк пьют, галстуки, блин, носят...
— При чем здесь я?
— Ты же сам рассказывал о москвичах, которые привезли оборудование. Дженни, вы слышали эту историю?
— Я не понял, коньяк покупать или нет?!
— Неужели не слышали? Из Москвы местным кандидатам прислали оборудование. Две фуры компьютеров, факсов-шмаксов и всякого фуфла. Зачем прислали? Что со всем этим делать? Половину оборудования сотрудники в первый же день растащили по домам, а вторую половину перебили, когда устраивали для гостей фуршет. Напились и перебили. Причем алкоголь для фуршета в приказном порядке обязали выделить местный винзавод. Бесплатно! Скажешь, неправда? Ты же сам говорил, что твоему шефу два раза из «внешних связей» ГУВД звонили!
— За что не люблю журналистов, так это за цинизм. Лишь бы все опошлить.
— Да что опошлить-то? Я сколько здесь торчу, только и слышу: мы работаем! мы думаем о людях! вот этими руками мы удерживаем город на краю пропасти! Посмотри вокруг! О каких людях?!
Феликс молчал.
— Вы сами-то в это верите? Что тут можно опошлить?
Феликс посмотрел на буфетчицу, потер подбородок, выбрался из-за стола и сказал, что сходит посмотреть, не приехал ли шеф.
Сологуб потянулся за сигаретами.
— Зря ты. Обидел парня.
— Почему обидел?
— Он неплохой парень. Чего тебя понесло?
— Меня не понесло. Я что — сказал неправду?
— Хватит бычить!
— Нет, ты скажи — это правда или неправда?
Я тоже закурил. Дженетт старалась глядеть в окно.
— Ладно. Он придет, и я извинюсь.
Сологуб купил коньяка. Феликс пришел нескоро.
— Пошли, поднимемся ко мне. Шефа сегодня, похоже, не будет.
— Тебе здесь плохо?
— Не нарваться бы.
— Брось! На что мы нарвемся?
— Пошли, пошли! В кабинете тоже можно нормально посидеть.
— А алкоголь?
— Есть у меня. Тебе хватит.
Коридоры Смольного освещены так, что даже с утра кажется, будто ночь. Каменный пол, крашенные в мутное стены. Все шагают с сосредоточенным видом, даже если идут в туалет. По дороге к кабинету Феликс упирал подбородок в грудь. Пожимая руки коллегам, на мгновение задерживал дыхание.
Я тронул его за рукав.
— Не обижайся.
— Я не обижаюсь.
— Нет, серьезно. Не хотел тебя обидеть.
— Да не в этом дело. Просто... все ведь действительно не так!
— Я понимаю. Извини.
В желудке что-то болело. Ощущение беременности тройней... тройкой нападающих. Во рту стоял кислый привкус. В кабинете Феликса за столом сидел мужчина с проваленным носом и трагическими складками по сторонам рта. Феликс хлопнул мужчину по спине и сказал, что сегодня отчет должен быть готов. Тот был лет на пятнадцать старше Феликса, но вы же понимаете: начальником-то был не он.
Как это обычно бывает, скоро я почувствовал раскаяние. Вернее, не раскаяние, а теплоту... благодарность. С чего меня действительно понесло? Чтобы загладить впечатление, я вызвался вымыть всем по стакану. Смольнинские туалеты поражали воображение. Стоя у раковины, я подумал, что было бы смешно встретить тут кого-нибудь из первых лиц города. Потом я попил воды из-под крана. Какой идиот сказал, что это притупляет чувство голода?
— Слушай, Феликс, а правда, что здесь бродит привидение Кирова?
— Да ладно тебе!
— Почему? Его же здесь убили, да?
— Ну, убили.
— Это же здесь, за углом было, да?
— Ну, да.
— Значит, должно быть и привидение. Пошли, поищем! Хорошо бы спросить у него о результатах голосования. Представь, если я за неделю до выборов смогу предсказать все до процента?
— Нет, ребята, давайте из кабинета выходить не будем.
— Брось! Пошли погуляем! Для Дженнет экскурсию проведем. Дженни, хотите поваляться на кровати Ленина?
— На кровати Ленина? Он что, здесь спал? В этом здании?
— И спал, и ел. И с Крупской это-самое...
— Вы шутите?
— Какие шутки! Это же Смольный! Здесь этажом выше хранится зеркало, с которого Ленин нюхал кокаин!
— Ленин нюхал кокаин? Вы шутите?
Феликс хмурился.
— Нет, ходить никуда не будем. Не дай бог, увидят. Знаешь, как меня на аппарате выебут? Извините, Жанночка.
— Меня зовут не Жанна. Дженнет. Это другое имя.
Мы пили коньяк. Феликс наливал его из стоящей под столом канистры. Сперва запивали холодным чаем, потом просто водой. Подчиненный молча работал. Когда он наконец положил на стол свой отчет, Феликс попробовал его почитать. Сказал, что вроде бы все нормально, но точнее он скажет завтра.
— Жанночка, а хотите, я познакомлю вас с имиджмейкерами?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39