С очень знаменитыми имиджмейкерами? Вы даже не представляете, что это за люди! Я вас обязательно познакомлю. Налить вам еще?
— Только немного.
Потом Сологуб встал.
— Что я хочу сказать?.. Да слушайте вы, наконец! Я по поводу того, что было в буфете.
— Глупо получилось.
— Я же извинился.
— Я не об этом. Просто... Чтобы закончить с этим...
— Да! Давайте закончим!
— Я хочу выпить за... На свете есть не только говно. Вы меня слушаете? Я хочу выпить... за хорошее. Ведь есть на свете... ну, там дружба... Цинизм — цинизмом, но хорошего-то все равно больше! Давайте выпьем за светлое! За вещи, которые... ну, вы понимаете.
— За девушек.
— За девушек! Да! За нормальные отношения между людьми! Ведь все мы люди! Вместе сидим! За то немногое святое, что осталось в нашей жизни! Чтобы мы всегда оставались... ну, вы понимаете.
В электрическом освещении кабинет напоминал немного облагороженный каземат. Прямо передо мной на столе стояла фотография жены Феликса. На коричневой стене висел плакат с лицом губернатора. Бумаги на столе лежали в строгом порядке. Пару часов назад Феликс и сам был в порядке. А теперь последняя перед брюками пуговичка на рубашке расстегнулась и в просвете торчал мохнатый живот. С каждым глотком у Феликса становилось все более резиновое лицо. Когда Дженнет ушла в туалет, он заговорщически прошептал:
— Парни, давайте выыбим австралийку, а?
Сологуб вежливо отвернулся. Я сказал, что видно будет. Потом коньяк кончился. Было решено куда-нибудь пойти.
— В «Конти»? Хотя в таком виде... А клубы у нас поблизости... э-э-э... Предлагайте чего-нибудь, что вы молчите?
Остановились на «Сундуке». Долго шли мимо массивных дверей и спускались по узким железным лестницам. «Да тише вы! Здесь нельзя! И хватит икать!» Надевая плащ, Феликс забыл вытащить из рукава шелковый шарф. Тот упал на пол, и он наступил на него ботинком. Сказал «Блядь!» и в несколько оборотов намотал на шею.
Памятник Ленину перед фасадом Смольного казался маленьким и беззащитным. В круглую лысину бились мелкие брызги. Я сказал, что, наверное, это памятник Ленину-ребенку. Сологуб картинно хлопнул себя по лбу.
— Слушайте! А может, нам в баню сходить?
— Жанночка, пойдемте в баню?
— Меня зовут не Жанна. Дженнет. Это другое имя.
— По-моему, отличная идея! Поехали в баню!
Над зданием висел мокрый флаг. Судя по цветам — государства Тринидад-и-Тобаго. В самом начале Суворовского мы поймали такси. Подаваясь вперед, Сологуб разговаривал с водителем о выборах. Феликс был налит алкоголем до самой макушки. При каждом толчке машины он чуть не бился носом в лобовое стекло.
Когда мы вылезли из машины, Дженнет удивленно огляделась. Вокруг было темно и страшно. Волосы у меня сразу намокли и прилипли к голове. Я провел по ним ладонью. У тусклых круглосуточных ларьков кучковались алкаши. Под козырьком, у входа в баню, калачиком сворачивались рыжие собаки.
— Что это за клуб?
— Это не клуб. Это баня.
— Я думала «Баня» это название клуба.
— Нет. Баня это название бани.
Дженнет засмеялась и спросила, зачем мы сюда приехали? Купальника у нее с собой нет и вообще... Наверное, она устала. Спасибо за компанию. Завтра увидимся в Смольном.
— Жанночка! Погоди! Иди сюда! На минуточку. Давай поговорим спокойно... спкйно...
Вокруг пузырились лужи. В просвете улицы мелькал Невский. Я был здорово пьян. Феликс что-то говорил, дергая девушку за рукав. Она порывалась уйти. Феликс бубнил и дергал за рукав.
Дженнет вырвалась и перебежала на другую сторону.
— I WON’T GO!
— А как же имиджмейкеры? Жанночка! Имиджмейкеры!
Сологуб взял Феликса под руку и привел обратно. Тот путался в полах отяжелевшего плаща и чуть не ронял дипломат.
— Сучка, бля!
Сологуб протянул ему сигарету.
— Да и пусть катится! Еще сифилиса австралийского мне не хватало! Сучка, бля! Коза, бля! Хрен она у меня теперь аккредитацию получит!
— Феликс. Пьяный мужчина может интересовать женщину только в одном случае. Знаешь в каком?
— Знаю.
— А чего тогда лезешь?
— Коза, бля!
— Ты лучше скажи, у тебя деньги есть?
Феликс напрягся, мучительно пытаясь протрезветь.
— Есть немного. А что?
— А то.
— Здесь есть?
— Должны быть.
Феликс порылся в карманах и отдал Сологубу ворох мятых купюр. Тот долго что-то высчитывал, раскладывал деньги кучками, часть отдавал обратно, потом снова забирал. Когда он посмотрел на меня, я сказал, что даже сигареты с утра купил поштучно.
Сологуб свернул деньги в тугую трубочку и сказал: «Пошли». Он долго стучал в алюминиевую дверь бани. Звук далеко разносился по пустой улице. Нам открыл постовой в форме. Я заметил, как моментально изменился Сологуб. Теперь он чуть не по локоть засовывал руки в карманы, мелко сплевывал под ноги и, щурясь, озирался по сторонам.
— Что скажешь, командир?
Милиционеру в глаза он не глядел. У того были серые скулы и рыжие усы.
— Трое? На второй этаж.
Мы прошли облицованный мрамором холл и поднялись по лестнице. На крашенной под дерево двери висела табличка «Отделение ЛЮКС». Звонить пришлось долго. Потом лысый мужчина в белом халате объяснял, что мы ошиблись и баня закрыта. Блики света, как зимние дети, катались по склонам его крутого лба. В расстегнутом вороте торчал похожий на мохнатый галстук клок шерсти.
Потом банщик неожиданно сдался и кивнул, чтобы мы заходили. Когда дверь закрылась, он говорил уже другим голосом.
— Почем сегодня?
— Как всегда.
— А если троих купим?
— Первый раз, что ли? Знаешь же, что скидок не бывает.
— Никак?
— Не та ситуация.
— Тогда одну.
Банщик пересчитал деньги и убрал их в ящик старого рыжего стола.
— Париться тоже будете?
— Будем, будем! И париться, и водку! Направо?
В раздевалке пахло осенней гнилью. Я сообразил, что это запах березовых веников. На полу лежали мокрые резиновые коврики. Одежду нужно было вешать на гнутые крюки в стене. Когда, интересно, я последний раз менял нижнее белье? Феликс пересчитал оставшиеся деньги и спрятал их во внутренний карман пиджака. Потом достал и переложил в носок. Подумав, затолкал носок глубоко в ботинок.
— Я не буду трахаться с проституцией. Вернее, буду. А вы?
Мы расселись вокруг столика. Он был немного влажный. Трусы никто пока не снимал. Даже сквозь ткань кресла казались холодными и скользкими. Будто касаешься ягодицами свежей форели. Все разглядывали друг друга и поеживались.
Банщик принес большую бутылку водки. Следом за ним в раздевалку вошла девушка. Феликс попробовал поднять на нее глаза. Его веки напоминали наросты на старых деревьях. На девушке была кофта и серая юбка. Узкие полоски сгрызенных ногтей, тоненькие икры. Кофту она повесила поверх феликсовского плаща. Точно такую же кофту в черных разводах когда-то носила моя классная руководительница.
— Привет.
Мы сказали, как нас зовут. Девушку тоже как-то звали.
— С какого момента начинаем засекать время?
— Если Я не спрашиваю, то чего ТЫ суетишься?
— О! Вы слышали? Она мне нравится! Давайте пока просто посидим. Хочешь водки?
Я не мог понять, пьяна ли девушка. Вы замечали, что если не пить с человеком с самого начала, то он всегда кажется трезвее, чем ты сам? Разумеется, болтать начали на тему «А с чего у вас ЭТО началось?», «А что вы чувствуете, просыпаясь с утра?», «А есть ли у вас бой-френд?». Насколько я знаю, если случается пауза, такие вопросы задают десять из десяти отечественных мужчин.
— А вы кем работаете? Коммерсанты?
— Ага. Такими штуками торгуем — закачаешься!
— Сколько с вас этот лысый взял?
— Коммерческая тайна. У нас, коммерсантов, все тайны — коммерческие.
Феликс уснул незаметно. Тугой живот свешивался на его семейные трусы. На животе, под волосами, белел шрам от аппендицита. По трусам скакали веселые слоники. Из угла рта на шею сползала слюнка.
— Не обращай внимания. Пусть посидит.
— Мне-то что?
— Выпей. Не сиди просто так. Ты тоже наливай.
— Хорошая водка.
— Как, ты говоришь, тебя зовут? А живешь где? В общежитии?
Девушка рассказывала, что снимает комнату. Недорого и хозяйка хорошая. Правда, недавно в комнате завелись тараканы. «Целых одиннадцать штук, представляете?» Мы с Сологубом делали вид, что очаровываем даму. Дальнейший секс — результат нашей неотразимости. Кто за этим столом произносил слово «деньги»?
Потом Сологуб сказал, что у него обрезан член.
— Видела когда-нибудь?
Мне тоже стало интересно. Я привстал и посмотрел. Член был здоровенный и синий. Большого отличия от собственного, необрезанного, я не заметил. Девушка повертела член в руках. Сологуб допил водку и сказал: «Ладно, мы сейчас».
Под юбкой у нее были кожаные трусы с узеньким ремешком вместо задней части. Ремешок врезался в ягодицы и, наверное, мешал ходить. Вернувшись, она налила себе водки и сделала несколько маленьких глотков. Прежде чем проглотить, долго держала ее на языке: дезинфекция. Меня передернуло.
— Теперь ты?
— Да вроде.
— Здесь будешь или в душевую пойдем?
— А там кто-нибудь есть?
— Кто там может быть?
Душевая напоминала осень на складе сантехники. Девушка скороговоркой проинформировала, что анальный секс исключен в принципе, а традиционный возможен только с презервативом. У нее были плохо выбритые подмышки. Мокрая спина с острыми позвонками была похожа на перевернутую лодку
— Да погоди ты... Захлебнусь!
Шумела вода. Как хлопнула деревянная дверь, я не расслышал. Феликс облокотился рукой о стену и икнул. Из-под мокрых черных волос торчали глаза, а сразу за ними начинался скрюченный рот. Все целиком лицо было похоже на тонированное стекло автомобиля. Другой рукой он придерживал себя за пах.
— Ты долго?
— Чего ты хотел?
— Угадай.
— А меня обязательно прерывать?
— Ну, ты хоть долго?
Дверь открылась еще раз, и в душевую вошел Сологуб. Интересно, они все на самом деле считают, что эрекция — это что-то похожее на дрессированных кремлевских часовых?
— Феликс, пойдем! Не мешай!
— Погоди, я хочу посмотреть!
— Скажи ему!
— Я тихонечко. Мешать не буду.
— Можно я побуду один, а?
— А чего такого?
— Феликс, выйди, пожалуйста. Я не хочу. Я, понимаешь?
— Ничего-ничего! Давайте, парни, отдерем эту падлу как следует!
— Насмотрелся мультиков про Бивиса и Батхеда?
— А чего такого-то? Слышь, падла, поворачивайся!
— Прекрати. И вообще, отстань от девушки.
— Какая она девушка?! Заплатили ей? Пусть поворачивается!
— Феликс, я тебя прошу!
— Любишь, когда тебя в задницу дерут, а? Лю-убишь, сука!
— Мне больно! Слышь! Что ты делаешь?
— Ну-ка, давай!
— Феликс, хватит! Только проблем в бане нам не хватало!
— Какие проблемы? Пусть эта сучка отрабатывает! Давай-давай, коза, бля! Задницей поворачивайся!
За Сологубом хлопнула дверь. Проститутка покосилась в мою сторону и вздохнула. На ее бледной коже ладони Феликса казались очень загорелыми. Позавчера он рассказывал, что нынешним летом отдыхал с женой где-то на море.
— Совсем охуела? Учти, если мне не понравится, то я...
Я вышел в раздевалку. Там было холоднее, чем в душевой. Держать сигарету мокрыми пальцами было неудобно. Ногти казались неправдоподобно розовыми.
— Успел? Хоть чего-нибудь?
— Успеешь с этим Феликсом!
— Да-а. И с Дженнет этой... тоже неловко вышло.
— Водка еще осталась?
Губы тоже были мокрыми. Я совсем не чувствовал вкус дыма. Зато чувствовал вкус голода. При каждом резком движении в глазах что-то скакало. По краям изображение теряло четкость и расплывалось. Хоть помылся, и то хорошо.
— А мне она понравилась. Такая нежная.
— Нежная?
— Сделала — как родному.
— Хорошо тебе.
Окно в раздевалке было выложено плитками толстого непрозрачного стекла. Снаружи понемногу светлело. Сологуб что-то говорил и ерзал в кресле.
— Что-то долго они. Сходи посмотри, а?
В школе по анатомии я имел твердую четверку. Но как он умудрился таким образом скрутить ей ноги, так и не понял.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39
— Только немного.
Потом Сологуб встал.
— Что я хочу сказать?.. Да слушайте вы, наконец! Я по поводу того, что было в буфете.
— Глупо получилось.
— Я же извинился.
— Я не об этом. Просто... Чтобы закончить с этим...
— Да! Давайте закончим!
— Я хочу выпить за... На свете есть не только говно. Вы меня слушаете? Я хочу выпить... за хорошее. Ведь есть на свете... ну, там дружба... Цинизм — цинизмом, но хорошего-то все равно больше! Давайте выпьем за светлое! За вещи, которые... ну, вы понимаете.
— За девушек.
— За девушек! Да! За нормальные отношения между людьми! Ведь все мы люди! Вместе сидим! За то немногое святое, что осталось в нашей жизни! Чтобы мы всегда оставались... ну, вы понимаете.
В электрическом освещении кабинет напоминал немного облагороженный каземат. Прямо передо мной на столе стояла фотография жены Феликса. На коричневой стене висел плакат с лицом губернатора. Бумаги на столе лежали в строгом порядке. Пару часов назад Феликс и сам был в порядке. А теперь последняя перед брюками пуговичка на рубашке расстегнулась и в просвете торчал мохнатый живот. С каждым глотком у Феликса становилось все более резиновое лицо. Когда Дженнет ушла в туалет, он заговорщически прошептал:
— Парни, давайте выыбим австралийку, а?
Сологуб вежливо отвернулся. Я сказал, что видно будет. Потом коньяк кончился. Было решено куда-нибудь пойти.
— В «Конти»? Хотя в таком виде... А клубы у нас поблизости... э-э-э... Предлагайте чего-нибудь, что вы молчите?
Остановились на «Сундуке». Долго шли мимо массивных дверей и спускались по узким железным лестницам. «Да тише вы! Здесь нельзя! И хватит икать!» Надевая плащ, Феликс забыл вытащить из рукава шелковый шарф. Тот упал на пол, и он наступил на него ботинком. Сказал «Блядь!» и в несколько оборотов намотал на шею.
Памятник Ленину перед фасадом Смольного казался маленьким и беззащитным. В круглую лысину бились мелкие брызги. Я сказал, что, наверное, это памятник Ленину-ребенку. Сологуб картинно хлопнул себя по лбу.
— Слушайте! А может, нам в баню сходить?
— Жанночка, пойдемте в баню?
— Меня зовут не Жанна. Дженнет. Это другое имя.
— По-моему, отличная идея! Поехали в баню!
Над зданием висел мокрый флаг. Судя по цветам — государства Тринидад-и-Тобаго. В самом начале Суворовского мы поймали такси. Подаваясь вперед, Сологуб разговаривал с водителем о выборах. Феликс был налит алкоголем до самой макушки. При каждом толчке машины он чуть не бился носом в лобовое стекло.
Когда мы вылезли из машины, Дженнет удивленно огляделась. Вокруг было темно и страшно. Волосы у меня сразу намокли и прилипли к голове. Я провел по ним ладонью. У тусклых круглосуточных ларьков кучковались алкаши. Под козырьком, у входа в баню, калачиком сворачивались рыжие собаки.
— Что это за клуб?
— Это не клуб. Это баня.
— Я думала «Баня» это название клуба.
— Нет. Баня это название бани.
Дженнет засмеялась и спросила, зачем мы сюда приехали? Купальника у нее с собой нет и вообще... Наверное, она устала. Спасибо за компанию. Завтра увидимся в Смольном.
— Жанночка! Погоди! Иди сюда! На минуточку. Давай поговорим спокойно... спкйно...
Вокруг пузырились лужи. В просвете улицы мелькал Невский. Я был здорово пьян. Феликс что-то говорил, дергая девушку за рукав. Она порывалась уйти. Феликс бубнил и дергал за рукав.
Дженнет вырвалась и перебежала на другую сторону.
— I WON’T GO!
— А как же имиджмейкеры? Жанночка! Имиджмейкеры!
Сологуб взял Феликса под руку и привел обратно. Тот путался в полах отяжелевшего плаща и чуть не ронял дипломат.
— Сучка, бля!
Сологуб протянул ему сигарету.
— Да и пусть катится! Еще сифилиса австралийского мне не хватало! Сучка, бля! Коза, бля! Хрен она у меня теперь аккредитацию получит!
— Феликс. Пьяный мужчина может интересовать женщину только в одном случае. Знаешь в каком?
— Знаю.
— А чего тогда лезешь?
— Коза, бля!
— Ты лучше скажи, у тебя деньги есть?
Феликс напрягся, мучительно пытаясь протрезветь.
— Есть немного. А что?
— А то.
— Здесь есть?
— Должны быть.
Феликс порылся в карманах и отдал Сологубу ворох мятых купюр. Тот долго что-то высчитывал, раскладывал деньги кучками, часть отдавал обратно, потом снова забирал. Когда он посмотрел на меня, я сказал, что даже сигареты с утра купил поштучно.
Сологуб свернул деньги в тугую трубочку и сказал: «Пошли». Он долго стучал в алюминиевую дверь бани. Звук далеко разносился по пустой улице. Нам открыл постовой в форме. Я заметил, как моментально изменился Сологуб. Теперь он чуть не по локоть засовывал руки в карманы, мелко сплевывал под ноги и, щурясь, озирался по сторонам.
— Что скажешь, командир?
Милиционеру в глаза он не глядел. У того были серые скулы и рыжие усы.
— Трое? На второй этаж.
Мы прошли облицованный мрамором холл и поднялись по лестнице. На крашенной под дерево двери висела табличка «Отделение ЛЮКС». Звонить пришлось долго. Потом лысый мужчина в белом халате объяснял, что мы ошиблись и баня закрыта. Блики света, как зимние дети, катались по склонам его крутого лба. В расстегнутом вороте торчал похожий на мохнатый галстук клок шерсти.
Потом банщик неожиданно сдался и кивнул, чтобы мы заходили. Когда дверь закрылась, он говорил уже другим голосом.
— Почем сегодня?
— Как всегда.
— А если троих купим?
— Первый раз, что ли? Знаешь же, что скидок не бывает.
— Никак?
— Не та ситуация.
— Тогда одну.
Банщик пересчитал деньги и убрал их в ящик старого рыжего стола.
— Париться тоже будете?
— Будем, будем! И париться, и водку! Направо?
В раздевалке пахло осенней гнилью. Я сообразил, что это запах березовых веников. На полу лежали мокрые резиновые коврики. Одежду нужно было вешать на гнутые крюки в стене. Когда, интересно, я последний раз менял нижнее белье? Феликс пересчитал оставшиеся деньги и спрятал их во внутренний карман пиджака. Потом достал и переложил в носок. Подумав, затолкал носок глубоко в ботинок.
— Я не буду трахаться с проституцией. Вернее, буду. А вы?
Мы расселись вокруг столика. Он был немного влажный. Трусы никто пока не снимал. Даже сквозь ткань кресла казались холодными и скользкими. Будто касаешься ягодицами свежей форели. Все разглядывали друг друга и поеживались.
Банщик принес большую бутылку водки. Следом за ним в раздевалку вошла девушка. Феликс попробовал поднять на нее глаза. Его веки напоминали наросты на старых деревьях. На девушке была кофта и серая юбка. Узкие полоски сгрызенных ногтей, тоненькие икры. Кофту она повесила поверх феликсовского плаща. Точно такую же кофту в черных разводах когда-то носила моя классная руководительница.
— Привет.
Мы сказали, как нас зовут. Девушку тоже как-то звали.
— С какого момента начинаем засекать время?
— Если Я не спрашиваю, то чего ТЫ суетишься?
— О! Вы слышали? Она мне нравится! Давайте пока просто посидим. Хочешь водки?
Я не мог понять, пьяна ли девушка. Вы замечали, что если не пить с человеком с самого начала, то он всегда кажется трезвее, чем ты сам? Разумеется, болтать начали на тему «А с чего у вас ЭТО началось?», «А что вы чувствуете, просыпаясь с утра?», «А есть ли у вас бой-френд?». Насколько я знаю, если случается пауза, такие вопросы задают десять из десяти отечественных мужчин.
— А вы кем работаете? Коммерсанты?
— Ага. Такими штуками торгуем — закачаешься!
— Сколько с вас этот лысый взял?
— Коммерческая тайна. У нас, коммерсантов, все тайны — коммерческие.
Феликс уснул незаметно. Тугой живот свешивался на его семейные трусы. На животе, под волосами, белел шрам от аппендицита. По трусам скакали веселые слоники. Из угла рта на шею сползала слюнка.
— Не обращай внимания. Пусть посидит.
— Мне-то что?
— Выпей. Не сиди просто так. Ты тоже наливай.
— Хорошая водка.
— Как, ты говоришь, тебя зовут? А живешь где? В общежитии?
Девушка рассказывала, что снимает комнату. Недорого и хозяйка хорошая. Правда, недавно в комнате завелись тараканы. «Целых одиннадцать штук, представляете?» Мы с Сологубом делали вид, что очаровываем даму. Дальнейший секс — результат нашей неотразимости. Кто за этим столом произносил слово «деньги»?
Потом Сологуб сказал, что у него обрезан член.
— Видела когда-нибудь?
Мне тоже стало интересно. Я привстал и посмотрел. Член был здоровенный и синий. Большого отличия от собственного, необрезанного, я не заметил. Девушка повертела член в руках. Сологуб допил водку и сказал: «Ладно, мы сейчас».
Под юбкой у нее были кожаные трусы с узеньким ремешком вместо задней части. Ремешок врезался в ягодицы и, наверное, мешал ходить. Вернувшись, она налила себе водки и сделала несколько маленьких глотков. Прежде чем проглотить, долго держала ее на языке: дезинфекция. Меня передернуло.
— Теперь ты?
— Да вроде.
— Здесь будешь или в душевую пойдем?
— А там кто-нибудь есть?
— Кто там может быть?
Душевая напоминала осень на складе сантехники. Девушка скороговоркой проинформировала, что анальный секс исключен в принципе, а традиционный возможен только с презервативом. У нее были плохо выбритые подмышки. Мокрая спина с острыми позвонками была похожа на перевернутую лодку
— Да погоди ты... Захлебнусь!
Шумела вода. Как хлопнула деревянная дверь, я не расслышал. Феликс облокотился рукой о стену и икнул. Из-под мокрых черных волос торчали глаза, а сразу за ними начинался скрюченный рот. Все целиком лицо было похоже на тонированное стекло автомобиля. Другой рукой он придерживал себя за пах.
— Ты долго?
— Чего ты хотел?
— Угадай.
— А меня обязательно прерывать?
— Ну, ты хоть долго?
Дверь открылась еще раз, и в душевую вошел Сологуб. Интересно, они все на самом деле считают, что эрекция — это что-то похожее на дрессированных кремлевских часовых?
— Феликс, пойдем! Не мешай!
— Погоди, я хочу посмотреть!
— Скажи ему!
— Я тихонечко. Мешать не буду.
— Можно я побуду один, а?
— А чего такого?
— Феликс, выйди, пожалуйста. Я не хочу. Я, понимаешь?
— Ничего-ничего! Давайте, парни, отдерем эту падлу как следует!
— Насмотрелся мультиков про Бивиса и Батхеда?
— А чего такого-то? Слышь, падла, поворачивайся!
— Прекрати. И вообще, отстань от девушки.
— Какая она девушка?! Заплатили ей? Пусть поворачивается!
— Феликс, я тебя прошу!
— Любишь, когда тебя в задницу дерут, а? Лю-убишь, сука!
— Мне больно! Слышь! Что ты делаешь?
— Ну-ка, давай!
— Феликс, хватит! Только проблем в бане нам не хватало!
— Какие проблемы? Пусть эта сучка отрабатывает! Давай-давай, коза, бля! Задницей поворачивайся!
За Сологубом хлопнула дверь. Проститутка покосилась в мою сторону и вздохнула. На ее бледной коже ладони Феликса казались очень загорелыми. Позавчера он рассказывал, что нынешним летом отдыхал с женой где-то на море.
— Совсем охуела? Учти, если мне не понравится, то я...
Я вышел в раздевалку. Там было холоднее, чем в душевой. Держать сигарету мокрыми пальцами было неудобно. Ногти казались неправдоподобно розовыми.
— Успел? Хоть чего-нибудь?
— Успеешь с этим Феликсом!
— Да-а. И с Дженнет этой... тоже неловко вышло.
— Водка еще осталась?
Губы тоже были мокрыми. Я совсем не чувствовал вкус дыма. Зато чувствовал вкус голода. При каждом резком движении в глазах что-то скакало. По краям изображение теряло четкость и расплывалось. Хоть помылся, и то хорошо.
— А мне она понравилась. Такая нежная.
— Нежная?
— Сделала — как родному.
— Хорошо тебе.
Окно в раздевалке было выложено плитками толстого непрозрачного стекла. Снаружи понемногу светлело. Сологуб что-то говорил и ерзал в кресле.
— Что-то долго они. Сходи посмотри, а?
В школе по анатомии я имел твердую четверку. Но как он умудрился таким образом скрутить ей ноги, так и не понял.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39