– Этот промысел дает самый высокий доход в Соединенных Штатах. Он дает прибыль большую, чем «GM» и «Америкэн экспресс» вместе взятые. Более трехсот миллиардов долларов в розничной продаже. Я молча слушал его.
Он надорвал маленькие бумажные пакетики и высыпал из каждого немного мелкого порошка. Потом указал на первый пакетик. Порошок в нем был желтовато-коричневый.
– Это героин из Юго-Восточной Азии. Порошок в следующем пакетике был чисто-белым.
– Это – пакистано-афганский героин. Содержимое другого пакетика больше походило на мелкие кристаллики и было голубовато-белым.
– Кокаин из Южной Америки.
Дальше шел пакетик с измельченной марихуаной.
– Это из Колумбии и Мексики.
Когда он вскрыл последний пакетик, там оказалось несколько разноцветных пилюль и таблеток. Он высыпал их на стол.
– Это кое-что новенькое. Мы называем их «комбинированные лекарства».
– Хорошо, – сказал я, – но какое отношение все это имеет ко мне?
– Все это изготавливается на Сицилии. А семейства у нас здесь распространяли товар на улице в розницу, но теперь они обеспокоены тем, что развелось слишком много мелких торговцев, которые продают свое зелье, которое достают не у мафии и по ценам более низким, чем устанавливают семейства.
– Как же так получилось?
– Люди стали жадными. Распалась договоренность между семействами, и началась междоусобица. Многие были убиты, а власти воспользовались ситуацией и взяли все под свой контроль. Теперь многое изменилось для нас.
– Ты ведь отошел от дел, дядя Рокко, и не имеешь никакого отношения ко всему этому.
Он посмотрел на меня.
– Я тоже так думал. Но они решили по-другому. Я смотрел на него и ждал, что он скажет.
– Много лет назад, когда междоусобная война закончилась, Лючиано учредил комиссию. Без согласия этой комиссии ничего не делается. Нельзя начать передел территорий, нельзя вмешиваться в чужую сферу влияния, тем более нельзя убить capo, или главу семейства, если только это не было одобрено комиссией. – Он перевел дух и продолжил. – Долгие годы все было спокойно, все шло как по маслу, и дела наши процветали. А потом все пошло прахом.
– Почему?
– Умер Лючиано. Главным судьей стал Костелло, но ему было далеко до Лючиано. Он делал все правильно, но не мог крепко держать все в руках. Игорный бизнес, профсоюзы, ростовщичество, система охраны и защиты – всем этим он мог руководить. Но вот появились наркотики. Это было нечто совсем новое и неизвестное. Они давали больше прибыли, чем можно было вообразить. Все словно взбесились и стали рвать этот бизнес друг у друга, как жадные, голодные дикие звери.
Он замолчал.
– Чего они хотят от тебя, дядя Рокко? Дядя долго молчал.
– Сицилийская комиссия знает меня как человека чести, и американцы тоже. Обе стороны хотят, чтобы я стал главой комиссии. Они хотят, чтобы я стал Capo di tutti capi. Мое слово станет законом.
– Господи! – воскликнул я, – сколько же денег ты за это получишь?
– Тебе такие миллионы и не снились. Но это не имеет значения, мне они не нужны. Я ведь давно сказал тебе, что хочу умереть в своей постели. Если же я соглашусь на этот пост, то через год меня не будет. Меня прикончат прямо на улице, как Костеллано, Бонанно, Галанте.
– Чем я могу тебе помочь?
– Поговори с ними, – тихо произнес он. – Скажи им, что я уже старик и у меня не все в порядке с головой, что я все забываю, что не могу взять на себя такую ответственность. Скажи им, что в настоящее время я собираюсь ехать в санаторий.
– И ты думаешь, что они мне поверят?
– Может быть.
– Но ведь они меня даже не знают.
– Они все знают. Они знали твоего отца, знали, что он был прямым и честным человеком. И они знают, что сын пошел в отца.
– Боже мой, – сказал я, – и когда же я должен все это сделать?
– У тебя есть еще немного времени, – сказал он и тут же добавил: – А пока уладь дела с кинокомпанией.
– Я сам не знаю, когда там все встанет на свои места. Сыновья Джарвиса не спешат даже подтвердить, что они получили мои предложения по поводу их пакета акций.
Дядя Рокко заулыбался.
– Акции будут нашими, – доверительно сообщил он, – они брали у меня деньги, чтобы купить эти акции. Деньги они получили от моего канадского банка. А банк потребовал от них вернуть деньги. Это четыреста миллионов плюс проценты, а у компании Джарвиса нет таких денег. Они согласились уступить пакет акций банку в обмен на аннулирование займа без штрафных санкций.
Вдруг у нас за спиной раздался голос Альмы. Я не слышал, как она вошла в комнату.
– Я тоже отказалась от своего права на состояние Джарвиса. Они настояли на этом.
Дядя Рокко взглянул на нее.
– Но ведь ты все равно получишь причитающиеся тебе три миллиона. И, если все получится как надо, у тебя будет кругленькая сумма.
– Я хочу пять миллионов, – заявила она. Дядя расхохотался.
– Ты всего лишь перуанская шлюха. Она тоже засмеялась.
– Я еще и мать вашей внучки. Я повернулся к дяде.
– Вы здесь оба развлекаетесь, – вмешался я, – а вот мне не смешно, у меня в этом деле пока одни убытки. Я выложил восемьдесят пять миллионов наличными и влип еще на четыреста миллионов, но пока не получил ни цента назад.
Дядя Рокко посмотрел мне прямо в глаза.
– Если ты беспокоишься, то первым делом завтра утром я верну тебе эти деньги.
– Дядя Рокко, – сказал я, отрицательно качая головой, – ты же знаешь, что завтра утром меня здесь уже не будет. Я должен уехать в пять часов утра, чтобы успеть вернуться к восьми часам и попасть на совещание.
– Тогда я вышлю тебе деньги, когда ты прилетишь в Лос-Анджелес.
– Конечно, – сказал я, хотя знал, что он не будет пересылать деньги. Это было не в его стиле.
– Я человек чести, – проговорил он. – Когда тебе нужны были деньги, чтобы начать твой бизнес, я тебе их дал. И на этот раз ты тоже получишь деньги.
– К черту деньги, на самом деле меня мало волнует, получу я их или нет. В конце концов, мы же родня.
Он согласно закивал.
– Родня – вот что на самом деле главное, – проговорил он.
Тут он посмотрел на свои часы.
– Уже десять часов. Можно посмотреть новости по филадельфийскому каналу.
Он повернулся и нажал на кнопку дистанционного управления, экран большого телевизора засветился. В голосе диктора слышалось едва сдерживаемое возбуждение.
– Всего за двадцать минут до нашего выхода в эфир сегодня вечером нам сообщили, что один из главарей мафии в Филадельфии был застрелен, когда выходил из своего лимузина, чтобы поужинать в любимом ресторане.
Тут же лицо диктора на экране сменилось фотографией убитого. Голос диктора продолжал рассказывать подробности за кадром, но дядя Рокко уже не слушал. Он выключил телевизор.
Я посмотрел на него. Он знал, что я узнал человека на фотографии. Это был тот самый человек, который приходил сегодня днем в дядин офис.
– Что произошло? – спросил я. Мой дядя пожал плечами.
– Я же тебе говорил, что он настоящее дерьмо. Его никто не любил. Рано или поздно его должны были пришить.
Я помолчал.
– И они еще хотят, чтобы ты всем этим занимался!
– Я же сказал, что не справлюсь, – сказал он, – поэтому и хочу выйти из игры.
Я поднялся.
– Пойду-ка я спать, – проговорил я, – мне завтра очень рано вставать.
Альма улыбнулась мне.
– Я думала, у нас с тобой будет время немного поболтать.
– Мы еще успеем поболтать, а завтра мне необходимо встретиться с сенатором Бофором по поводу предоставления тебе американского гражданства.
Я наклонился и поцеловал дядю Рокко в щеку. Его пальцы слегка потрепали меня по щеке.
– Спокойной ночи. Я тебя люблю.
– И я тебя люблю, – откликнулся я. И так оно и было на самом деле.
Я поцеловал и Альму.
– Спокойной ночи, дорогая, – сказал я, – у тебя красавица дочь.
– Спасибо.
Они остались в гостиной, а я спустился на нижний этаж, туда, где находились спальни для гостей.
Здесь находились четыре спальни для гостей, моя была последней, в конце коридора. Это была лучшая комната – большая и угловая. В дальнем конце находилось огромное окно, выходившее на длинную лоджию, шедшую вдоль всей стены, на которую выходили окна всех спален. Я растянулся на постели в одних трусах и выключил свет. И тут же чертыхнулся. Несмотря на то что окна были зашторены темными портьерами, в комнату все равно проникал свет. Набережная была освещена, как Лас-Вегас. Я повернулся на бок, лицом к стене, спиной к окну, и через несколько минут заснул.
Не знаю, сколько я спал, когда вдруг ощутил дуновение холодного ночного воздуха и почувствовал свет, пролившийся через приоткрытые шторы. Я быстро повернулся на другой бок. Шторы уже опустились.
– Ты не спишь? – произнес голос Альмы.
– Теперь уже не сплю.
– Пусти меня под одеяло, я замерзла.
– Глупенькая, – сказал я, – почему ты не вошла через дверь?
– В коридоре сидит кто-то из охраны твоего дяди. Ну же, пусти меня.
Я подвинулся, она залезла в постель и натянула на себя одеяло. Потом взяла меня за руку.
– Потрогай, я правда замерзла.
Альма положила мою руку себе на грудь. Она на самом деле совершенно окоченела. Потом она передвинула мою руку на живот, потом еще ниже.
– А там я тепленькая. Там всегда пламя.
– Да что ты! А что дальше? Еще какие новости?
– У тебя уже стоит?
– Нет.
– Я могу помочь.
– Подожди. Ты зачем сюда пришла?
– Я хотела, чтобы ты знал, что Анжела твоя дочь, а не твоего двоюродного брата.
– Ну и что. Я уверен, что дядя Рокко прикинул и эту возможность.
– Мне наплевать на то, что думает дядя Рокко, – сказала она тихо, но в голосе ее прозвучал гнев. – У тебя самого есть какие-нибудь чувства к твоей дочери?
Я посмотрел на нее.
– Она не моя дочь, – решительно заявил я. – У тебя все ловко получилось с дядей Рокко, не порти ничего.
Она ударила меня по лицу.
– Ты сукин сын.
Я потряс головой, чтобы прийти в себя, потом включил слабый ночник и улыбнулся.
– Я разочарован. Я-то думал, ты просто пришла переспать, как в старые добрые времена.
– Трахай себя сам! – сердито крикнула она и снова замахнулась, чтобы ударить.
На этот раз я схватил ее за руку. Она попробовала ударить меня другой рукой. Это уже было чересчур. У меня тоже был бешеный характер. Я ударил ее в подбородок. Она скатилась с кровати. Ее ночная рубашка задралась, оголив ноги и ягодицы.
Я стоял над ней.
– У тебя стоит, – хрипло сказала она, глядя на меня снизу вверх.
– Просто я хочу писать.
Едва заметная улыбка пробежала по ее лицу.
– Писай на меня.
– Ты с ума сошла. Отправляйся к себе в комнату. Она быстро поднялась, потом стянула с меня трусы и взяла в ладони яички.
– Они полные и тяжелые.
– Убирайся, – сердито сказал я, – или я сейчас трахну тебя в задницу.
Она залезла на кровать и встала на колени по-собачьи. Потом быстро пальцем смочила анус.
– Давай, – проговорила она. – Я это люблю.
Я не двигался. Тогда она схватила мой член и ввела его в себя. Я обхватил ее за бедра и прижал к себе.
Вдруг раздался какой-то шорох, и дверь спальни распахнулась. На пороге стояла Анжела, освещенная бра, висевшим в коридоре.
– А моя мама здесь? – спросила она нежным голоском.
Глава 3
Альма быстро скатилась с кровати на пол, а когда поднялась, подол ее ночной рубашки упал до самого пола. Я все еще не мог прийти в себя и повернулся спиной к ребенку, пытаясь найти штаны.
– Я же сказала тебе, чтобы ты за мной не ходила, – сердито сказала Альма дочери.
– Я и не ходила, мамочка, – тихо сказала Анжела. – Я просто хотела тебе сказать, что охранник в коридоре мертвый.
– Опять ты насмотрелась фильмов, – рассердилась Альма.
Девочка не ответила, она только шире открыла дверь.
– Посмотри.
Анжела была права. Телевизор тут был ни при чем. Охранник продолжал сидеть на своем стуле, на его лице было написано удивление, а посреди лба виднелась аккуратная дырка от пули. Его пистолет валялся на полу прямо под бессильно вытянутой рукой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33