– Мама, ты не говорила мне, что собираешься выйти за него замуж! – воскликнула Дани. Она смотрела на нее, и в ее взгляде читалось прямое обвинение. – Ты мне не говорила!
– Тихо, Дани! – инспектор по надзору взяла Дани за руку. Гордон уже стоял.
– Я считаю, что показания этой женщины и выдержка из письма должны быть вычеркнуты из протокола как несущественные и бездоказательные.
– Протест удовлетворен, – небрежно сказал судья. Он посмотрел на меня. – У вас есть еще сюрпризы для нас, полковник Кэри?
– Есть, ваша честь. Я хотел бы задать несколько вопросов мисс Хайден.
Гордон снова вскочил.
– Я протестую, ваша честь.
– Протест отклонен.
– Я прошу сделать краткий перерыв, чтобы посоветоваться со своим клиентом, – заявил Гордон.
Перегнувшись через стол, судья посмотрел на него.
– В данном суде присутствует масса ваших клиентов, мистер Гордон. С кем именно хотели бы вы посоветоваться?
Гордон вспыхнул.
– С мисс Хайден, ваша честь.
Судья кивнул. Молоток гулко стукнул по столу.
– Суд объявляет перерыв на пятнадцать минут.
Мы все встали, когда он покидал зал суда. Мисс Спейзер отвела Дани. Как только за ней закрылась дверь, Гордон повернулся ко мне. Голос у него был хриплым и злобным.
– Черт возьми, что вы тут еще собираетесь выкинуть, Люк?
3
– Я делаю вашу работу, советник, – отпарировал я. – Защищаю свою дочь!
– Вы ведете себя как полный идиот, Люк. Вы только ухудшите ее положение!
– Что может быть еще хуже? Судья готов отправить ее за решетку.
– Вы этого еще не знаете, – сказал он. – Он еще не вынес решения. И если оно нас не удовлетворит, мы сможем добиться нового слушания. У нас есть такие права.
– Ну, и чего вы добьетесь? – спросил я. – Дани по-прежнему будет под замком. Почему вы так боитесь, что я могу докопаться до правды? Или у вас тоже рыльце в пушку, а?
– Почему?
Я видел, что он был искренне озадачен.
– Нора боится, что я в самом деле могу выяснить всю правду о событиях той ночи. Поэтому-то она и натравила на меня Кориано, когда я отправился за письмами.
– Натравила на вас?
Вынув снимки из кармана, я показал их ему и объяснил, что произошло. Когда я засовывал их обратно, он был бледен.
– И она предупредила меня, чтобы я никуда не лез, а то она пошлет их моей жене.
– Я ни за что не должна была возвращать их тебе! – с силой сказала Нора. – Должно быть, я тогда сошла с ума!
Гордон тоже был вне себя. Почти не сдерживаясь, он схватил ее за руку и оттащил в сторону.
Я наблюдал за ними. Они отошли к задней стенке помещения. Я слышал, как они шептались, но не мог разобрать ни слова. Сев, я потянулся к стакану с водой. Мне хотелось взять сигарету, но я не знал, можно ли курить в зале суда.
– Ваша дочь была очень расстроена, полковник, – сказал доктор Вайдман.
Я посмотрел на него. В его глазах была нескрываемая симпатия ко мне. Я отпил воды.
– Я предпочитаю, чтобы она волновалась сейчас, чем потом после трех лет в исправительном заведении придется приводить ее в себя.
Вайдман промолчал. Я взял сигарету и закурил. Черт с ними, с правилами. Я чувствовал, как у меня дрожат руки.
Старая леди, подойдя, прикоснулась к моей руке. Голос у нее был таким же мягким и спокойным, как и прикосновение.
– Надеюсь, ты знаешь, что делаешь, Люк.
Я посмотрел на нее. Казалось, она единственная из нас еще сохраняла здравомыслие. Я сжал ее пальцы.
– Я тоже надеюсь, – выдавил я.
Внезапно мне захотелось, чтобы тут была Элизабет. Она-то поняла бы, что я должен сделать, она бы могла успокоить страхи и тревоги, которые стали пробуждаться во мне. Возможно, Гордон и нрав. Возможно, я принесу больше вреда, чем пользы. Я не знал. Никогда раньше мне не приходилось чувствовать такое одиночество.
Дверь кабинета судьи открылась, и он вошел в зал. Мы стояли, пока сигнал молотка не дал нам знать, что можно сесть. Гордон и Нора вернулись на свои места за столом. Я видел, что лицо у Гордона по-прежнему пылает и он с трудом сдерживает гнев.
– Пусть пристав пригласит девочку, – приказал судья. Помощник шерифа подошел к помещению, где была Дани с Мариан, и постучал в двери. В ту же секунду в зале суда появилась Дани в сопровождении инспектора.
Теперь темные круги под ее глазами виднелись еще отчетливее. Я понял, что она снова плакала. Садясь на место, она отвела от меня глаза.
– Можете приступать, полковник Кэри, – сказал судья. Но прежде чем я успел подняться, вскочил Гордон.
– Я должен опять выразить свой протест по поводу этой процедуры, ваша честь. Она в высшей степени выходит за рамки и в случае продолжения может привести к изменению предмета слушания и вызвать предубеждение к данному составу суда.
Внезапно в глазах судьи Мэрфи появился ледяной блеск.
– Вы угрожаете суду, советник?
– Ни в коем случае, ваша честь. Я просто высказываю свое мнение, на которое имею законное право.
– Суд уважает права досточтимого советника, чем же холодным голосом сказал судья, – и ценит его мнение. Но суд считает нужным уточнить, что обвинение в предубеждении, которое идет на пользу несовершеннолетней, говорит лишь о том, что суд выполняет свою задачу. В соответствии с законом, основная цель данного суда это защищать интересы несовершеннолетних граждан.
Гордон молча сел. Судья посмотрел на меня. Теперь голос у него смягчился:
– Можете приступать, полковник. Я поднялся со своего места.
– Я хотел бы задать несколько вопросов мисс Хайден.
– Мисс Хайден, не будете ли вы так любезны занять место? – предложил судья, показывая Норе на стул, где только что сидела Анна.
Нора несколько секунд смотрела на Гордона. Он кивнул. Нора встала. Секретарь подошел к ней, чтобы принять у нее присягу.
Сев, Нора посмотрела на меня. Лицо ее было спокойным и бесстрастным, как одна из тех резных масок, что висели у нее в мастерской. Я перевел дыхание.
– Нора, – начал я, – на прошлой неделе, во время коронерского расследования, ты подтвердила, что в тот день, когда Тонни Риччио был убит, ты весь день ссорилась с ним. Можешь ли ты сообщить нам, во сколько началась эта ссора?
– Точно я не помню.
– Примерно. В восемь утра? В десять? Двенадцать? В два часа дня? Я заметил, что глаза ее потускнели. Она поняла, к чему я клоню.
– Мне трудно припомнить точное время.
– Возможно, я могу помочь тебе освежить память. Весь день ты была в Лос-Анжелесе. В «Вестерн Эйрлайнс» мне сказали, что ты была в списке пассажиров рейса, который вылетел из Лос-Анжелеса и прибыл в Сан-Франциско в пятницу в десять минут пятого. Учитывая вероятные уличные заторы, дома ты была, скорее всего, скажем, к пяти. Так во сколько же началась ссора?
– Примерно в это время.
– Значит, ссора, о которой идет речь, длилась не весь день, а началась примерно в пять часов дня? Так?
– Так.
Гордон снова вскочил, как чертик из коробки.
– Ваша честь, – воскликнул он, – мне просто не хватает слов…
– Мистер Гордон! – Гневно крикнул судья. – Прошу вас не мешать судебному расследованию! Как адвокат, представляющий перед лицом суда интересы несовершеннолетней, вы должны приветствовать любую информацию, которая может пролить свет на причины ее поступков и содействовать ее защите. Суду становится ясно, что вы стремитесь обслужить слишком много клиентов, что заставляет вас отвергать некоторые факты. И разрешите мне напомнить вам, что судья здесь я, и у вас будет возможность высказать свое мнение в установленном порядке. А теперь прошу сесть.
Гордон опустился на место. Лицо его было багровым от ярости. Судья обратил свое внимание на меня:
– Продолжайте, пожалуйста, полковник Кэри.
– Был ли кто-нибудь дома, когда ты приехала? – спросил я. В первый раз Нора помедлила с ответом.
– Я не понимаю, что ты имеешь в виду.
– Был ли дома кто-нибудь из прислуги?
– Нет, думаю, что никого не было.
– Были ли дома Дани и Риччио?
– Да.
– Оба?
– Оба.
– Видела ли ты их по приходе?
– Нет, – она покачала головой. – Я направилась прямо в студию. Я хотела тут же набросать некоторые идеи, пока не забыла их.
– Сколько было времени, когда ты наконец увидела их?
Она посмотрела на меня. В первый раз я увидел умоляющее выражение в ее глазах. Казалось, что она готова просить меня остановиться.
– Сколько было времени? – холодно повторил я.
– Примерно… примерно половина восьмого.
– То есть, ссора началась примерно в половине восьмого, а не в пять часов? – спросил я.
Она смотрела себе на руки.
– Это верно.
– Ты также свидетельствовала у коронера, что ссора имела отношение к деловым вопросам, – сказал я. – Но это не было подлинной причиной, не так ли?
– Нет.
– И когда ты говорила мисс Спейзер, что не знала о взаимоотношениях Дани и Риччио, – продолжал я, – это тоже не было правдой? Так?
Она стала тихо плакать, и слезы, скапливаясь на ресницах, ползли по щекам. Она нервно ломала пальцы.
– Нет.
– Где ты их увидела?
– Когда я поднялась наверх переодеться к обеду, – еле слышно шепотом сказала она.
– Где, а не когда. В какой комнате?
Она не поднимала глаз.
– В комнате Рико.
– Что они там делали?
– Они были… – От наплыва чувств у нее перехватило дыхание. Глаза у нее опухли. – Они были в постели.
Я посмотрел на нее.
– Почему ты не сказала этого при расследовании?
– Я не могла даже представить себе, как это ужасно, – прошептала она. – Я не думала…
– Ты не думала! – гневно прервал я ее. – В этом-то все и дело. Нет, ты-то думала. Ты-то понимала, что если ты проговоришься, тебе придется выкладывать всю правду. Обо всем, что произошло той ночью!
– Я… я не понимаю, – произнесла она, и в глазах ее было испуганное и удивленное выражение.
– Ты все понимаешь, – не скрывая своей жестокости по отношению к ней, сказал я. – Не знаю, как ты уговорила Дани, но ты понимала, что если скажешь правду, все остальное тоже выплывет на свет… то, что Тони Риччио убила ты, а не Дани!
Я видел, как она старела буквально на глазах. Лицо ее окаменело и исказилось. Такой я никогда раньше ее не видел. За моей спиной раздался вскрик.
– Нет, мамочка! Нет! Он не имеет права заставлять тебя признаваться!
Я не успел повернуться к Дани, но она уже сорвалась со своего места и кинулась к матери. Она обняла Нору и осталась стоять, закрывая ее руками, словно защищая ее. Лицо ее по-прежнему было залито слезами, но глаза Дани были полны гнева и ненависти ко мне.
– Ты думаешь, будто что-то знаешь! – крикнула она. – Ты вернулся после всех этих лет и уже думаешь, что все понимаешь! Ты чужой. Ты просто чужой. Ты не знаешь меня. Я не знаю тебя. Мы знаем только, как зовут друг друга!
Я стоял и смотрел на нее.
– Но, Дани…
– Я сказала правду! – кричала она. – Но мне никто не верит! Я вам говорила, что там был несчастный случай, что я не хотела его, но мне не верят! Ты так ненавидишь мою мать, что не хочешь слушать меня!
– И если ты хотел правды, папа, так слушай ее! Это был не Рик, которого той ночью в студии я хотела убить. Это была моя мать!
4
Я обвел глазами помещение суда. Стояла мертвая тишина. Все смотрели на Дани. Даже стенографист, на чьем лице за все утро не выразилось никаких эмоций, уставился в пространство, пока его пальцы летали по клавишам машинки.
– Мы лежали с Риком в постели, когда мать нашла нас, – тихим бесстрастным голосом начала она. – Мы знали, что уже поздно, но я не отпускала его. Он хотел, чтобы я наконец ушла, но я не соглашалась с ним. Мы ничего не слышали, и поэтому нам казалось, что мы одни в доме. Все уехали, даже слуги, и мы днями лежали в постель, поднимаясь только, чтобы поесть. И все же я не хотела уходить от него.
Во взгляде ее появился обращенный ко мне вызов.
– И хочешь знать, что мы делали, когда мать нашла нас, папочка? – спросила она. – Хочешь?
Я не ответил.
– Мы были голыми в постели. Он лежал на спине, а я стояла над ним на четвереньках. Ты понимаешь, что я имею в виду, папочка?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52