— Здесь пятьсот долларов.
Она не взяла — кажется, она вообще не понимала, что я говорю и делаю. Я засунула доллары ей в карман халатика.
— Завтра же уезжай, — продолжала я шептать. — Никому не звони, никому не отвечай на звонки, никому не открывай дверь. Ты поняла? Ты меня поняла?!
— Поняла, Оля, — слабо икнула она. — Никому. А что случилось…еще?
Я промолчала.
— Я боюсь, Оля…
Рот у нее скривился, она беззвучно и некрасиво заплакала.
— Не бойся. И уезжай завтра же. Исчезни из Питера на месяц. Через месяц я обязательно найду тебя, помогу. Когда доберешься до места, позвонишь моей маме, чтобы я знала — где ты. Ты меня поняла, Света?
— Ага-а… — пробормотала она сквозь всхлипывания. — Но я все равно боюсь… Ты ведь тоже уезжаешь, да?.. Возьми меня с собой, а, Оля? Возьми, я все для тебя сделаю… Я тебе отслужу, Оля, а?..
Она смотрела на меня снизу вверх: зареванная, жалкая, донельзя перепуганная. И я, не выдержав, обняла ее, стала молча гладить по растрепанным волосам, а она, прижавшись ко мне, тихо и безостановочно плакала.
Глава 29. СВИДЕТЕЛЬ.
Вразнобой лениво брехали собаки.
В поселке царила темень — хоть глаз выколи. Кое-где только маячили хилые огоньки фонарей. В дачах же — темно. Уже заколоченные на зиму, без света и привычных летом дымов из труб они маячили черными силуэтами среди переплетения лысых яблоневых веток. До моего слуха донесся отдаленный посвист проходящей мимо электрички.
Она загнала машину в гараж. Закрыла заскрипевшие жестяно ворота и повернула ключ в замке. Я стоял возле сумок и рюкзака. К рюкзаку был прислонен карабин.
— Пошли, — сказала она, беря в одну руку фонарик, а в другую — карабин. И добавила раздраженно, когда я попытался взять маленькую сумку. — Да не трогайте вы ничего! Я сама потом все принесу.
Мы поднялись по ступеням на крыльцо дачи. Она зажала карабин подмышкой, включила фонарик и посветила на дверь. Провела пальцем по дверной ручке, поднесла палец к свету. Палец весь был в грязной пыли. Но и на этом она не успокоилась: я заметил, что она незаметно сняла карабин с предохранителя и только после этого открыла входную дверь. Надеюсь, она понимала, что делает.
— Оставайтесь пока что здесь, — сказала она негромко.
Стоя на крыльце, я услышал, как она щелкнула в прихожей рубильником. Потом включила там свет. Прошла с карабином наизготовку в глубину дачи и там — везде — тоже включила свет. Вернулась ко мне на крыльцо уже без карабина.
— Проходите.
Входя в дом, я оглянулся: она шла к оставшимися на улице вещам.
Дача была большая, каменная, двухэтажная. Я уселся на диван в просторном то ли холле, то ли гостиной напротив камина. Возле дивана стоял ее карабин. Я взял его, осмотрел. Он снова стоял на предохранителе. И был заряжен.
Послышались ее легкие шаги. Я быстро поставил карабин на прежнее место. Она вернулась с рюкзаком и сумками, поставила их рядом со мной. Закрыла входную дверь на засов и без лишних слов скрылась где-то в глубине первого этажа. Двигалась она стремительно и почти бесшумно, как большая кошка. Спустя какое-то время вышла ко мне, неся в охапке несколько пледов и подушек. Шмякнула их на диван.
— Встаньте, я постелю, — приказала она.
— Да, ничего, я как-нибудь…
Она жестом согнала меня с дивана, постелила один плед, бросила подушки. Заставила улечься и укрыла сверху еще двумя пледами. Я, откровенно говоря, не очень-то и сопротивлялся — меня слегка познабливало.
— В доме — плюс десять. Пока что, — сказала она, заметив, как я лязгнул зубами. — Скоро будет теплее.
Достала из сумки градусник, молча сунула мне подмышку. Потом еще немного пошустрила в сумке, побренчала и протянула мне стакан тонкого стекла, наполовину наполненный коричневато-золотистой жидкостью. Я принюхался: коньяк. Я заколебался — уж больно смущала такая неслабая доза. Да еще в моем-то состоянии.
— Пейте. До дна, — опять приказала она.
Я чуть не задохнулся, залпом проглотив коньяк. Перед носом у меня возникло большое зеленое яблоко.
И я лежал, лениво жуя антоновку, от которой сводило скулы. Она погасила верхний свет, оставив включенным только торшер в изголовье дивана. Окна в холле были снаружи закрыты ставнями — все до единого.
— Отдыхайте, — бросила она через плечо, удаляясь из холла. — А я пока что тут разберусь.
Я доел яблоко и закрыл глаза. Мне уже стало тепло и уютно. Мне не хотелось ни о чем думать, ни о чем не беспокоиться. Все осталось там, в ее питерской квартире. Я понимал, что засыпаю. Сквозь необоримо наваливающийся сон я почувствовал, как у меня забирают градусник; как на ухо мне легла маленькая мягкая подушка — но глаз я уже не был в силах открыть.
И еще мне показалось, что она поцеловала меня в щеку легким скользящим поцелуем.
* * *
В камине трещали, полыхали ярким пламенем здоровенные поленья. Я полулежал на диване, сонно щурясь спросонья на огонь. В доме было уже тепло, я с трудом, но самостоятельно стащил свитер — ее свитер, который она заставила меня надеть перед нашим поспешным бегством из города. Она вошла в холл, держа на вытянутых руках поднос с едой. Поставила его перед диваном на журнальный столик. Я покосился на заставленный поднос. Посмотрел на нее. Она очень изменилась за эти дни. Похудела и я бы сказал — явно и заметно помолодела. Хотя куде еше?.. Кстати, я до сих пор не знал, сколько ей лет.
— Вам надо поесть, — сказала она сухо.
— Зачем вы меня сюда привезли, Оля? — спросил я. — И вообще — что происходит?
Она не ответила. Отошла к огню, взяла с мраморной каминной полки сигареты, закурила. Карабин стоял уже рядом с камином возле двери, ведущей в коридор — к выходу с дачи.
Диана-охотница. В джинсах и свитере.
— Они — ваши друзья? — вместо ответа спросила она.
Я думал недолго.
— Нет. Скорее, просто приятели. Хотя мы и давно знакомы. Разве что Саша… Да и то….
— Скульптор?
— Да… Я не могу ему дозвониться. Ни ему, ни Виктору… Ни Игорю. Телефоны не отвечают. Что с ними, Оля?
— Я не знаю.
— Как это — не знаете? — я почувствовал нарастающее раздражение. — Вы же… Это ведь вы придумали всем нам, четверым…достойные наказания?.. Вы же наш…палач?
— Никакой я не палач! И ничего я не придумывала, — повысила она голос. — То есть я придумала, но только для этого, номера первого… Игоря! Это он первый тогда…начал… Его это была идея насчет меня, его, — я знаю, — мне Светка потом все рассказала!..
— А для остальных?
— Я не успела, — как-то виновато сказала она. — Правда. Времени было мало…
Я почувствовал, что к горлу подкатывает истерический смех. Я с трудом сдержался. Посмотрел на нее.
— И что же — вы ничего не знаете? Никаких предположений?.. Вы же наверняка встречались с этими… Ну, кому поручили всех нас порешить. Не так ли?
— Да я действительно ничего не успела придумать, поверьте мне! — зачастила она. — И я ничего не знаю. Я просто ему заплатила — заплатила за то, чтобы они сделали вам…ну, плохо. Но я не просила кого-нибудь из вас убивать!
— И на том спасибо большое, человеческое, — пробормотал я. — А карабин-то зачем?
— Заигралась я слегка, — устало вздохнула она.
— Так остановитесь.
— Не могу… Я не знаю, где он…они. Кого я наняла, — теперь она говорила медленно, с трудом подыскивая слова. — Как его найти, я тоже теперь не знаю… Я с ним, вернее с его человеком, встречалась сегодня вечером. Я отдала все деньги, которые должна была заплатить. Но я попросила больше ничего не делать, попросила, чтобы больше никого не трогали! Хватит Игоря и…
Она испуганно замолчала, поняв, что проговорилась. Отвернулась к огню, медленно опустилась на маленькую скамеечку.
— А кого еще…"тронули"? — осторожно спросил я, заранее зная ответ: наверняка «тронули» Пухлого.
Кажется, она просто не услышала моего вопроса. Или не захотела услышать. Она монотонно бормотала, слегка раскачиваясь из стороны в сторону:
— Я ничего не знаю, ничего… Кто следит, где, как… Кто все это делает. И в милиции я ничего не сказала, никаких заявлений не писала… Я у него на поводке… Я знаю, он хочет меня, он звонит мне, вылавливает! Но зачем ему я, зачем?.. Что же делать?.. Может, он и сам ничего уже не может изменить? Он ведь предупреждал меня, дуру…
— Кто — он? — спросил я резко.
Она вздрогнула, приходя в себя. Настороженно посмотрела на меня из-под челки. Встала, бросила окурок в огонь, подвигала кочергой пылающие поленья. Подошла к дивану, села у меня в ногах и уже спокойно сказала, разливая недрогнувшей рукой чай по чашкам:
— Человек, которому я заказала акции.
— Отто Скорцени? — попытался пошутить я и, — судя по ее реакции, — крайне неудачно.
— Называйте это как угодно, — буркнула она. — Наезды, месть… Я наняла его за деньги…
Она внезапно усмехнулась:
— Хотя потом деньги вернулись…считай, все…даже больше…
— Вернулись? Как это? — не понял я.
— А теперь ему что-то от меня надо, — продолжила она, не отвечая на мой вопрос. — Хотя понятно, что надо, но… И теперь он преследует меня так же как и вас. Вот так-то, Андрюша…
Она вдруг резко сменила тему, не дав мне среагировать на «Андрюшу»:
— Как ваша спина?
— Нормально. Уже почти не болит. Оля, а если не секрет — сколько вы ему заплатили? Ну, в частности, за меня?
Она помолчала. Я ясно видел по ее сосредоточенному выражению лица: решает — говорить или нет?
— За каждого одинаково, — наконец вымолвила она с мрачным видом. — По четыре тысячи долларов.
— Действительно, деньги приличные, — согласился я. — А почему число не круглое, не пять тысяч, скажем? — Я улыбнулся. — Тарифы нынче у мафии такие?
— У меня в тот момент больше не было свободных денег, — легко сказала она. — А долги — были.
Я не понимал, что это — бессердечный цинизм или простота, которая хуже воровства? Но чувствовал, что завожусь со страшной силой.
— А было бы больше денег — нас бы, наверное, живьем в доменной печи сожгли? — зло спросил я.
— Идите к черту!
Она вскочила, но я успел поймать ее за руку, хотя стоило мне это жгучей боли в спине.
— Ну, простите, — сказал я. — Неудачно пошутил. Простите.
Она медленно высвободила свои пальцы из моих. Снова склонилась над чашками.
— Можно, я от вас позвоню? — спросил я.
— Разумеется.
Она протянула мне мобильный. Я взял трубку и сказал ей:
— Я хочу сейчас дозвониться Саше. И сказать ему, чтобы он куда-нибудь уехал из города. На время. Пока я не придумаю, как разрешить эту ситуацию. Вы не против, Оля? Я ведь ему все расскажу.
Она спокойно смотрела на меня. И так же спокойно ответила:
— Пусть он приезжает сюда.
Я почти ждал от нее такого, или схожего ответа и поэтому он меня не удивил, скорее — обрадовал.
Я попросил ее принести мою куртку.
Она вернулась и протянула ее мне. В карманах все было аккуратно разложено по своим, привычным для меня места: ключи, зажигалка, бумажник. Я достал записную книжку, нашел номер Сашиной мамы и набрал номер.
— Алло?.. — послышался в трубке дребезжащий старческий голос.
— Елена Константиновна? Извините, ради Бога, за поздний звонок. Это Андрей Арсентьев вас беспокоит, Сашин друг. Вы меня узнали?..
— Андрюшенька! Саша вас так разыскивает! Просто с ума сходит! — зачастила старуха.
Я видел, что Ольга, сидящая рядом, прекрасно слышит все ее слова.
— Что с вами случилось, Андрюшенька?
— Я приболел, потом остался у друзей, ничего страшного. А где Саша? У него в квартире почему-то телефон не отвечает.
— А он последние дни остается в мастерской, у уехавшего в отпуск товарища. Там и работает, там и живет. Он просил вас, если объявитесь, сразу же позвонить туда. Вы меня слышите, Андрюша?
— А номер? Номер телефона мастерской?
— Сейчас… подождите…
Передо мной на столик легла ручка и лист бумаги. Я благодарно кивнул Ольге.
— Вы меня слушаете, Андрюшенька?
— Да-да!
— Он как-то странно про номер телефона мне рассказал… И кроме вас не велел его никому давать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37
Она не взяла — кажется, она вообще не понимала, что я говорю и делаю. Я засунула доллары ей в карман халатика.
— Завтра же уезжай, — продолжала я шептать. — Никому не звони, никому не отвечай на звонки, никому не открывай дверь. Ты поняла? Ты меня поняла?!
— Поняла, Оля, — слабо икнула она. — Никому. А что случилось…еще?
Я промолчала.
— Я боюсь, Оля…
Рот у нее скривился, она беззвучно и некрасиво заплакала.
— Не бойся. И уезжай завтра же. Исчезни из Питера на месяц. Через месяц я обязательно найду тебя, помогу. Когда доберешься до места, позвонишь моей маме, чтобы я знала — где ты. Ты меня поняла, Света?
— Ага-а… — пробормотала она сквозь всхлипывания. — Но я все равно боюсь… Ты ведь тоже уезжаешь, да?.. Возьми меня с собой, а, Оля? Возьми, я все для тебя сделаю… Я тебе отслужу, Оля, а?..
Она смотрела на меня снизу вверх: зареванная, жалкая, донельзя перепуганная. И я, не выдержав, обняла ее, стала молча гладить по растрепанным волосам, а она, прижавшись ко мне, тихо и безостановочно плакала.
Глава 29. СВИДЕТЕЛЬ.
Вразнобой лениво брехали собаки.
В поселке царила темень — хоть глаз выколи. Кое-где только маячили хилые огоньки фонарей. В дачах же — темно. Уже заколоченные на зиму, без света и привычных летом дымов из труб они маячили черными силуэтами среди переплетения лысых яблоневых веток. До моего слуха донесся отдаленный посвист проходящей мимо электрички.
Она загнала машину в гараж. Закрыла заскрипевшие жестяно ворота и повернула ключ в замке. Я стоял возле сумок и рюкзака. К рюкзаку был прислонен карабин.
— Пошли, — сказала она, беря в одну руку фонарик, а в другую — карабин. И добавила раздраженно, когда я попытался взять маленькую сумку. — Да не трогайте вы ничего! Я сама потом все принесу.
Мы поднялись по ступеням на крыльцо дачи. Она зажала карабин подмышкой, включила фонарик и посветила на дверь. Провела пальцем по дверной ручке, поднесла палец к свету. Палец весь был в грязной пыли. Но и на этом она не успокоилась: я заметил, что она незаметно сняла карабин с предохранителя и только после этого открыла входную дверь. Надеюсь, она понимала, что делает.
— Оставайтесь пока что здесь, — сказала она негромко.
Стоя на крыльце, я услышал, как она щелкнула в прихожей рубильником. Потом включила там свет. Прошла с карабином наизготовку в глубину дачи и там — везде — тоже включила свет. Вернулась ко мне на крыльцо уже без карабина.
— Проходите.
Входя в дом, я оглянулся: она шла к оставшимися на улице вещам.
Дача была большая, каменная, двухэтажная. Я уселся на диван в просторном то ли холле, то ли гостиной напротив камина. Возле дивана стоял ее карабин. Я взял его, осмотрел. Он снова стоял на предохранителе. И был заряжен.
Послышались ее легкие шаги. Я быстро поставил карабин на прежнее место. Она вернулась с рюкзаком и сумками, поставила их рядом со мной. Закрыла входную дверь на засов и без лишних слов скрылась где-то в глубине первого этажа. Двигалась она стремительно и почти бесшумно, как большая кошка. Спустя какое-то время вышла ко мне, неся в охапке несколько пледов и подушек. Шмякнула их на диван.
— Встаньте, я постелю, — приказала она.
— Да, ничего, я как-нибудь…
Она жестом согнала меня с дивана, постелила один плед, бросила подушки. Заставила улечься и укрыла сверху еще двумя пледами. Я, откровенно говоря, не очень-то и сопротивлялся — меня слегка познабливало.
— В доме — плюс десять. Пока что, — сказала она, заметив, как я лязгнул зубами. — Скоро будет теплее.
Достала из сумки градусник, молча сунула мне подмышку. Потом еще немного пошустрила в сумке, побренчала и протянула мне стакан тонкого стекла, наполовину наполненный коричневато-золотистой жидкостью. Я принюхался: коньяк. Я заколебался — уж больно смущала такая неслабая доза. Да еще в моем-то состоянии.
— Пейте. До дна, — опять приказала она.
Я чуть не задохнулся, залпом проглотив коньяк. Перед носом у меня возникло большое зеленое яблоко.
И я лежал, лениво жуя антоновку, от которой сводило скулы. Она погасила верхний свет, оставив включенным только торшер в изголовье дивана. Окна в холле были снаружи закрыты ставнями — все до единого.
— Отдыхайте, — бросила она через плечо, удаляясь из холла. — А я пока что тут разберусь.
Я доел яблоко и закрыл глаза. Мне уже стало тепло и уютно. Мне не хотелось ни о чем думать, ни о чем не беспокоиться. Все осталось там, в ее питерской квартире. Я понимал, что засыпаю. Сквозь необоримо наваливающийся сон я почувствовал, как у меня забирают градусник; как на ухо мне легла маленькая мягкая подушка — но глаз я уже не был в силах открыть.
И еще мне показалось, что она поцеловала меня в щеку легким скользящим поцелуем.
* * *
В камине трещали, полыхали ярким пламенем здоровенные поленья. Я полулежал на диване, сонно щурясь спросонья на огонь. В доме было уже тепло, я с трудом, но самостоятельно стащил свитер — ее свитер, который она заставила меня надеть перед нашим поспешным бегством из города. Она вошла в холл, держа на вытянутых руках поднос с едой. Поставила его перед диваном на журнальный столик. Я покосился на заставленный поднос. Посмотрел на нее. Она очень изменилась за эти дни. Похудела и я бы сказал — явно и заметно помолодела. Хотя куде еше?.. Кстати, я до сих пор не знал, сколько ей лет.
— Вам надо поесть, — сказала она сухо.
— Зачем вы меня сюда привезли, Оля? — спросил я. — И вообще — что происходит?
Она не ответила. Отошла к огню, взяла с мраморной каминной полки сигареты, закурила. Карабин стоял уже рядом с камином возле двери, ведущей в коридор — к выходу с дачи.
Диана-охотница. В джинсах и свитере.
— Они — ваши друзья? — вместо ответа спросила она.
Я думал недолго.
— Нет. Скорее, просто приятели. Хотя мы и давно знакомы. Разве что Саша… Да и то….
— Скульптор?
— Да… Я не могу ему дозвониться. Ни ему, ни Виктору… Ни Игорю. Телефоны не отвечают. Что с ними, Оля?
— Я не знаю.
— Как это — не знаете? — я почувствовал нарастающее раздражение. — Вы же… Это ведь вы придумали всем нам, четверым…достойные наказания?.. Вы же наш…палач?
— Никакой я не палач! И ничего я не придумывала, — повысила она голос. — То есть я придумала, но только для этого, номера первого… Игоря! Это он первый тогда…начал… Его это была идея насчет меня, его, — я знаю, — мне Светка потом все рассказала!..
— А для остальных?
— Я не успела, — как-то виновато сказала она. — Правда. Времени было мало…
Я почувствовал, что к горлу подкатывает истерический смех. Я с трудом сдержался. Посмотрел на нее.
— И что же — вы ничего не знаете? Никаких предположений?.. Вы же наверняка встречались с этими… Ну, кому поручили всех нас порешить. Не так ли?
— Да я действительно ничего не успела придумать, поверьте мне! — зачастила она. — И я ничего не знаю. Я просто ему заплатила — заплатила за то, чтобы они сделали вам…ну, плохо. Но я не просила кого-нибудь из вас убивать!
— И на том спасибо большое, человеческое, — пробормотал я. — А карабин-то зачем?
— Заигралась я слегка, — устало вздохнула она.
— Так остановитесь.
— Не могу… Я не знаю, где он…они. Кого я наняла, — теперь она говорила медленно, с трудом подыскивая слова. — Как его найти, я тоже теперь не знаю… Я с ним, вернее с его человеком, встречалась сегодня вечером. Я отдала все деньги, которые должна была заплатить. Но я попросила больше ничего не делать, попросила, чтобы больше никого не трогали! Хватит Игоря и…
Она испуганно замолчала, поняв, что проговорилась. Отвернулась к огню, медленно опустилась на маленькую скамеечку.
— А кого еще…"тронули"? — осторожно спросил я, заранее зная ответ: наверняка «тронули» Пухлого.
Кажется, она просто не услышала моего вопроса. Или не захотела услышать. Она монотонно бормотала, слегка раскачиваясь из стороны в сторону:
— Я ничего не знаю, ничего… Кто следит, где, как… Кто все это делает. И в милиции я ничего не сказала, никаких заявлений не писала… Я у него на поводке… Я знаю, он хочет меня, он звонит мне, вылавливает! Но зачем ему я, зачем?.. Что же делать?.. Может, он и сам ничего уже не может изменить? Он ведь предупреждал меня, дуру…
— Кто — он? — спросил я резко.
Она вздрогнула, приходя в себя. Настороженно посмотрела на меня из-под челки. Встала, бросила окурок в огонь, подвигала кочергой пылающие поленья. Подошла к дивану, села у меня в ногах и уже спокойно сказала, разливая недрогнувшей рукой чай по чашкам:
— Человек, которому я заказала акции.
— Отто Скорцени? — попытался пошутить я и, — судя по ее реакции, — крайне неудачно.
— Называйте это как угодно, — буркнула она. — Наезды, месть… Я наняла его за деньги…
Она внезапно усмехнулась:
— Хотя потом деньги вернулись…считай, все…даже больше…
— Вернулись? Как это? — не понял я.
— А теперь ему что-то от меня надо, — продолжила она, не отвечая на мой вопрос. — Хотя понятно, что надо, но… И теперь он преследует меня так же как и вас. Вот так-то, Андрюша…
Она вдруг резко сменила тему, не дав мне среагировать на «Андрюшу»:
— Как ваша спина?
— Нормально. Уже почти не болит. Оля, а если не секрет — сколько вы ему заплатили? Ну, в частности, за меня?
Она помолчала. Я ясно видел по ее сосредоточенному выражению лица: решает — говорить или нет?
— За каждого одинаково, — наконец вымолвила она с мрачным видом. — По четыре тысячи долларов.
— Действительно, деньги приличные, — согласился я. — А почему число не круглое, не пять тысяч, скажем? — Я улыбнулся. — Тарифы нынче у мафии такие?
— У меня в тот момент больше не было свободных денег, — легко сказала она. — А долги — были.
Я не понимал, что это — бессердечный цинизм или простота, которая хуже воровства? Но чувствовал, что завожусь со страшной силой.
— А было бы больше денег — нас бы, наверное, живьем в доменной печи сожгли? — зло спросил я.
— Идите к черту!
Она вскочила, но я успел поймать ее за руку, хотя стоило мне это жгучей боли в спине.
— Ну, простите, — сказал я. — Неудачно пошутил. Простите.
Она медленно высвободила свои пальцы из моих. Снова склонилась над чашками.
— Можно, я от вас позвоню? — спросил я.
— Разумеется.
Она протянула мне мобильный. Я взял трубку и сказал ей:
— Я хочу сейчас дозвониться Саше. И сказать ему, чтобы он куда-нибудь уехал из города. На время. Пока я не придумаю, как разрешить эту ситуацию. Вы не против, Оля? Я ведь ему все расскажу.
Она спокойно смотрела на меня. И так же спокойно ответила:
— Пусть он приезжает сюда.
Я почти ждал от нее такого, или схожего ответа и поэтому он меня не удивил, скорее — обрадовал.
Я попросил ее принести мою куртку.
Она вернулась и протянула ее мне. В карманах все было аккуратно разложено по своим, привычным для меня места: ключи, зажигалка, бумажник. Я достал записную книжку, нашел номер Сашиной мамы и набрал номер.
— Алло?.. — послышался в трубке дребезжащий старческий голос.
— Елена Константиновна? Извините, ради Бога, за поздний звонок. Это Андрей Арсентьев вас беспокоит, Сашин друг. Вы меня узнали?..
— Андрюшенька! Саша вас так разыскивает! Просто с ума сходит! — зачастила старуха.
Я видел, что Ольга, сидящая рядом, прекрасно слышит все ее слова.
— Что с вами случилось, Андрюшенька?
— Я приболел, потом остался у друзей, ничего страшного. А где Саша? У него в квартире почему-то телефон не отвечает.
— А он последние дни остается в мастерской, у уехавшего в отпуск товарища. Там и работает, там и живет. Он просил вас, если объявитесь, сразу же позвонить туда. Вы меня слышите, Андрюша?
— А номер? Номер телефона мастерской?
— Сейчас… подождите…
Передо мной на столик легла ручка и лист бумаги. Я благодарно кивнул Ольге.
— Вы меня слушаете, Андрюшенька?
— Да-да!
— Он как-то странно про номер телефона мне рассказал… И кроме вас не велел его никому давать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37