Корнилов обратил внимание на табличку, прибитую над дверью "Адолии Роде Сад "Аркадия". Табличка была самая настоящая "всамделишная" сохранившаяся невесть каким образом с незапамятных времен.
- Мило, не правда ли? - Валентина Олеговна уловила интерес во взгляде Корнилова. - У нас есть один знакомый который словно маг раздобывает такие потешные вещи из прошлого. Представьте себе плакат. - Она не закончила фразы. Дверь веранды открылась на пороге стоял сухой подтянутый улыбающийся, именно такой, каким обрисовал его Семен Бугаев, Павел Лаврентьевич. Только глаза были не безразличные, а тревожные.
- Валентина требует сменить "Аркадию" на "Виллу Валентина", - сказал он, энергично пожимая руку полковника. Наверное, слышал их разговор в открытые окна веранды. - Я бы и рад, но где найдешь такую табличку? Не просить же мастеров у себя на заводе? Неэтично. Разговор с милицией, наверное, требует уединения? - Он посмотрел на Корнилова с хитрой улыбкой. - Валентина мы пойдем в кабинет, а ты готовь чай.
- Что ты командуешь? - кокетливо возразила жена. Может быть, Игорь Васильевич не возражает против моего присутствия?
Корнилов промолчал.
- Вас позовут, мадам, - так же шутливо ответил Плотский и, взяв полковника под локоть, повел по коридору.
Открытые окна кабинета выходили прямо на запад, и лучи вечернего солнца, пробившись сквозь густые заросли сирени, причудливо трепетали на стекле. Корнилов сразу обратил внимание на большой мраморный камин. В топке лежали ольховые поленья и даже несколько завитков бересты - поднеси спичку, и побежит теплое, живое пламя.
- У меня уже побывал ваш сотрудник, - сказал Павел Лаврентьевич, показывая полковнику на большое удобное кресло. Сам он сел в кресло-качалку напротив Корнилова и привычно оттолкнулся. - Очень симпатичный молодой человек. По фамилии... - Директор наморщил лоб, но, так и не вспомнив фамилии, махнул рукой... - Впрочем, это не так важно! Значит, происшествие на волейболе не разъяснилось?
- Возникли новые вопросы, - сказал Корнилов.
Павел Лаврентьевич улыбнулся.
- Осторожничаете. Интересная у вас профессия, Игорь Васильевич! Я в детстве мечтал стать сыщиком, а судьба по-иному распорядилась - стал директором завода.
- Судьба прекрасно распорядилась...
- Эх, Игорь Васильевич! - вздохнул Плотский и опять качнул кресло. - Это так кажется - директор, руководитель большого коллектива, почет, уважение, оклад, машина. - А что стоят для директорского здоровья такие понятия, как план, вал, номенклатура, соцобязательства?!
- У нас тоже есть свои трудности, - сказал Корнилов. Иначе я не тревожил бы вас в неурочное время.
- Да, понимаю. Готов помочь, если это в моих силах. Вас интересует мой шофер?
- Да, Антон Лазуткин.
- После вашего звонка я стал вспоминать: что же я знаю про Антона? - задумчиво сказал директор. - И ужаснулся! Почти ничего. Работает человек с тобой рядом, кажется, что знаешь о нем все - улицы, по которым он предпочитает ездить, любимые присказки и словечки, а когда вопрос встает серьезно - оказывается, этот человек для тебя совсем чужой. Да, я ничего не знаю о нем! По-настоящему. Чем живет, о чем думает...
- Он давно вас возит?
- Пять лет. Водитель прекрасный. Характер, правда...
Корнилов посмотрел на Плотского вопросительно.
- Антон - человек скрытный, себе на уме. - Он поморщился. - По-моему, умеет устраивать свои дела - всюду у него знакомые, друзья. Я имею в виду магазины, мастерские... - Директор широко развел руки. - И вообще. Я о нем ничего не знаю! Это плохо, но не станешь же насильно лезть к человеку в душу!
- Вам его кто-нибудь рекомендовал?
- Да. Мой помощник Сеславин. Он, знаете ли, всю мелочевку берет на себя. Предшественник Лазуткина ушел на пенсию. Сеславин нашел Антона. Если не ошибаюсь, в "Скорой помощи". Там ведь классные водители.
- Он знал Лазуткина раньше?
Плотский снова развел руками.
- Понятия не имею. Водит он хорошо, не ворчит, когда надо задержаться, остальное - вопросы отдела кадров, моего помощника. А почему вас так заинтересовал Антон? Если не секрет. - Он поднял ладонь с растопыренными пальцами. Ради бога, я секретами не интересуюсь.
- Какие у меня от вас секреты? - успокоил Корнилов Павла Лаврентьевича. - Ваш Лазуткин...
- Не мой, - покачал головой директор. - Не мой личный, заводской, принятый на работу отделом кадров.
- Лазуткин, - продолжал Корнилов, - возил вас иногда на волейбол. И многие видели его в обществе потерпевшего Терехова. Даже видели их ссорящимися.
Плотский удивленно смотрел на полковника.
- А кто такой Терехов?
- Один из игроков. Бугаев показывал вам его фото, вы сказали, что не знаете этого человека.
- Да, да. Показывал. Я действительно его не знаю.
- И никогда с ним не разговаривали? Не ссорились?
- Помилуй бог? Я ссорюсь только со своей женой. И то очень редко.
- Ну если не ссорились, то громко разговаривали?! Кто-то из игроков мог слышать ваш разговор.
- Нет! - Плотский говорил без всякого смущения. - Я не знаю этого человека. Может быть, и видел когда-то, но разве всех упомнишь?
Корнилов понял, что настаивать бесполезно. Даже если устроить очную ставку с Травкиной, директор разведет руками и скажет "Вы ошибаетесь, Еленочка. Я никогда не разговаривал с этим человеком!" Да если и ссорился, мало ли что бывает!
- Вы предполагаете, что ссора этого человека с Лазуткиным зашла так далеко? - спросил Плотский с любопытством.
- Сейчас трудно сказать.
- Постойте, постойте. - Павел Лаврентьевич поднял руку. - Когда убили Терехова?
- Тяжело ранили, - поправил Корнилов. - В прошлое воскресенье двадцатого.
- Двадцатого я ездил на волейбол с другим водителем.
- Лазуткин отпросился?
- Да. Какие-то домашние дела. Но время от времени мы ездим на волейбол с Сеславиным. Он хороший волейболист. И хороший водитель. И Антон получает выходной. А двадцатого и Сеславин был занят.
- И в то воскресенье Лазуткина на волейбольной поляне не было?
- Я же говорю, он отпросился!
- Лазуткина видели в тот день на поляне, - сказал Корнилов и внимательно посмотрел на Павла Лаврентьевича.
- Не может быть! Зачем? - Плотский недоумевал. - Он ко мне не подходил.
- Павел Лаврентьевич в последние дни вы никаких перемен в вашем Антоне не заметили?
Корнилов опять назвал Лазуткина "вашим Антоном", но на этот раз Плотский никак не среагировал.
- Нет. Не заметил, - рассеянно ответил директор и тут же спросил. - Что он делал на поляне в воскресенье? Может быть это ошибка? Кто-то обознался? Да и откуда его знают? В волейбол он не играет, лежит себе загорает.
- Зато вас знают. И знают что он - ваш шофер. Павел Лаврентьевич он никогда не предлагал вам купить старинный камин? - Полковник показал на камин, красующийся в кабинете. - Старинные бронзовые ручки панели красного дерева?
- Ну что вы! Во-первых, откуда у него могут быть такие вещи? А потом - покупать у своего шофера?!
- А этот камин у вас давно?
- Год. Нам купил его в комиссионном Сеславин. Мой помощник.
- Вы его об этом просили?
- Он знал, что жена мечтает о камине для дачи...
- Дорогой?
- Охо-хо! - вздохнул Плотский. - Зато какой то редкий мрамор. Посмотрите на рисунок! А вся эта бронза? Решетки украшения. Девятьсот рублей! И для директора, справляющегося с планом, деньги немалые.
- А ваш помощник давно работает с вами?
- Давно. Лет десять. Или двенадцать. Прекрасный помощник, эрудит...
Корнилов встал.
- Спасибо, Павел Лаврентьевич.
- А чаи? Жена обидится. - Директор тоже поднялся со своей качалки.
- С удовольствием бы выпил, но мне еще надо успеть на службу. - Они опять пошли узким коридорчиком к веранде. А у Лазуткина есть свой автомобиль? - спросил Корнилов.
- "Москвич". По-моему, он собрался его продавать. Подошла очередь на "Жигули"...
- Как вы уходите? - искренне огорчилась Валентина Олеговна, сидевшая с книгой на веранде. - У меня жасминовый чай.
Корнилов развел руками.
- Игорю Васильевичу на службу, - сказал Плотский. - Нам остается только по дороге показать ему свой сад. И пригласить на воскресенье.
В это время зазвонил телефон.
- Послушай, Павлуша...
- Может быть, ты? - Плотский посмотрел на жену, но она взяла полковника под руку.
- Валентина Олеговна, вы за последнее время не заметили каких-нибудь перемен в Лазуткине?
- Конечно заметила. Сделал челку какой-то дурацкий зачес на уши. Ведь не мальчишка! Говорит - жене так нравится.
- Вам часто приходится с ним ездить?
Орешникова улыбнулась.
- Часто. Мне же надо кормить своего директора! Два раза в неделю на рынок. И на дачу. Но уже с мужем. Уж не расследуете ли вы как муж использует служебную машину?
- Нет. Это не моя компетенция. Вам Лазуткин никогда не предлагал купить старинное кольцо с крупным рубином?
- Старинное кольцо с крупным рубином? - Она секунду колебалась. - Предлагал. Но слишком дорого. И это было так давно...
Она открыла калитку, вышла с полковников к машине.
- Этот звонок, - Корнилов кивнул на калитку, - "Сад "Аркадия", старинные таблички - все Сеславин?
- Да, он известный коллекционер древностей. - Валентина Олеговна улыбнулась. - Дайте слово, что приедете к нам отдохнуть?
- Постараюсь. - Корнилов сел в машину Валентина Олеговна помахала рукой. В своем модном, цвета хаки, платье она почти сливалась с высоким зеленым забором.
19
Ночью Семена поднял с постели телефонный звонок. Дежурный врач сообщил, что состояние Терехова неожиданно ухудшилось, ему нужна срочная операция, а он требует встречи с Бугаевым.
- Недалеко от вашего дома "Скорая", - сказал врач. Если поторопитесь, они вас прихватят.
Когда Семен вышел из подъезда, "Скорая", тревожно мигая синим огоньком, вывернула со стороны Большого проспекта. Бугаева посадили рядом с носилками, на которых тихо стонал пожилой мужчина.
- Потерпите, потерпите, - уговаривала больного медсестра. - Сейчас наш коктейль подействует, и боль пройдет.
Оказалось, что у мужчины почечная колика и ему только что сделали обезболивающий укол.
Дежурный врач курил в ожидании Бугаева на лестничной площадке.
- Поздно вечером у Терехова подскочила температура, рассказывал он, помогая Семену надеть халат. - Хирург считает - перитонит. Нужно оперировать. Минуты на счету, а ваш подопечный - ни в какую!
В широком коридоре было темно, горела лишь настольная лампа на столике дежурной сестры, но сама сестра отсутствовала. Она оказалась в палате, где лежал Терехов, мерила температуру.
- Сорок, - шепнула она дежурному врачу. - В операционной бригада готова.
- Семен Иванович, - громко, срывающимся голосом сказал Терехов, узнав Бугаева. - Недолго музыка играла...
- Миша, без паники. - Семен старался говорить спокойно, но от взгляда на Гогу сердце сжалось - так обострились, истончились черты его красивого лица, такие густые тени залегли у глаз. - Мы еще наговоримся, а сейчас тобой займутся врачи.
Терехов поморщился.
- Не нужны мне там чужие грехи... Вертушку свою взяли? - Он оглядел Бугаева колючим взглядом, остановился на небольшом портфельчике, в котором у Семена был магнитофон.
- Ладно, - согласился майор. - Поговорим. По дороге в операционную. - Гога хотел возразить, но Бугаев сказал твердо: - Миша, прения закончены. - Он обернулся к врачу: - Вызывайте санитаров! Как это у вас делается? Давайте, давайте!
Врач исчез. Семен вынул магнитофон, включил. Протянул Терехову крошечный микрофон. Гога попытался взять его в руку, но пальцы бессильно разжались, и микрофон упал.
- Ничего, Миша! - прошептал Бугаев, подбирая микрофон. - Ничего! - Он взял микрофон, положил руку на одеяло. Даже через одеяло чувствовалось, какое горячее тело у Гоги.
- Его, падаль, трудно будет взять, - сказал Терехов. - У него еще и пушка есть.
- У кого, Миша?
- Лазуткин. Шоферит у одного босса... - Терехов помолчал немного, потом собрался с силами. - Это он меня... Исподтишка...
Раскрылась дверь, двое санитаров вкатили в палату носилки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14