- спросил он.
- Да кто ж ее знает?! Она там, по-моему, несколько лет висит.
- Ну а кто ее вешает?
- Эту - никто. Висит и висит. Однажды, правда, порезали ее. Может быть, ночью какой-нибудь пьяница в нашу сеть попал. - Казаков улыбнулся.
- Не этой женщине принадлежит сетка? - Бугаев вынул из кармана фоторобот своей "знакомой" и показал Казакову.
- Интересно, - удивился Виктор Николаевич. - Смахивает на Лену, но ведь это, наверное, фоторобот?
Бугаев кивнул.
- Чего ради фоторобот? И почему милиция ею интересуется? Она приличная баба. Приходите в субботу - познакомлю.
- Уже знаком. - В голосе Бугаева прозвучала легкая нотка неприязни, и Казаков вопросительно поднял брови.
- Нет, правда, она приличная баба. В чем ее обвиняют!
- В легкомыслии, - сказал Семен. - Вы ее фамилию знаете?
- Нет. Мы все по именам, реже - по имени-отчеству.
- У меня к вам, Виктор Николаевич, просьба: все, что я теперь вам скажу, - строго секретно. Ладно?
- Конечно.
- Эту вашу Елену я встретил во вторник около площадки...
Казаков слушал, время от времени с недоумением пожимая плечами и приговаривая:
- Ну что за глупость! Абракадабра!
Наконец, он не выдержал:
- Дайте-ка мне, Семен Иванович, еще раз на картинку взглянуть. Может быть, я ошибся? - но, повертев в руках фоторобот, сказал: - Она. Никаких сомнений. У меня зрительная память хорошая.
Бугаев спрятал карточку в карман и достал фотографию Гоги. Протянул Казакову.
- Если у вас феноменальная память на лица, может быть, и этого человека вспомните?
- Вы как фокусник с картами, - засмеялся Казаков и тут же воскликнул: - Да, и этого парня я знаю! Даже играл как-то в одной команде.
- Он тоже приличный парень? Удар сильный? Виктор Николаевич, почувствовав иронию в голосе Бугаева, усмехнулся.
- С ударом у него все в порядке. Но быстро выдыхается, бывает у нас редко, от случая к случаю. Поэтому что он за человек - сказать не могу. Как я понимаю, он и Лена главные герои трагедии?
- Он - да! Ножом ударили его... А Елена или Марина, как она мне назвалась, случайно в наши сети попала. Но повела себя странно. Вы, Виктор Николаевич, что о ней знаете?
- Да ничего, собственно, - развел руками Казаков. Играет прекрасно. Удар у нее, действительно, сильный. Мы ведь там, на площадке, почти никогда не знакомимся по-настоящему. Так, ни к чему не обязывающие разговоры. В этом и прелесть. Поиграли и разошлись. Никаких чинов, званий... Никто ни к кому не навязывается. Кроме Плотского, - он покачал головой. - Но этот не в счет!
Бугаев вспомнил, что директор рассказал, как Казаков представился ему доктором наук. "Соврал, конечно, Плотский. Знал о Казакове заранее и сам познакомился с нужным человеком".
- Ну хоть что-нибудь вы о Лене знаете? - спросил он собеседника.
- Если вас заинтересуют мои ощущения, увы, не основанные на фактах...
- Заинтересуют, заинтересуют! - Бугаев был готов зацепиться за любую возможность.
- С паршивой овцы - хоть шерсти клок? - весело сказал Казаков. - Я с Леной раза три в метро ехал...
- Где она выходила? - перебил Бугаев.
- Она живет на Петроградской, а где точно - не знаю. Так вот, у меня создалось впечатление, что женщина она одинокая, неустроенная. Зарплата маленькая. Она мне про зарплату ничего не говорила, но догадаться нетрудно. В театр она часто ходит, на концерты - всегда на галерке, по входным билетам. Ездит на юг - по "горящим" путевкам, почти бесплатно. Ну и еще кой-какие детали. Только о чужой жизни рассказывать как-то неудобно. Вы уж сами ее порасспрашивайте.
- Ее сначала найти нужно, - хмуро бросил Бугаев.
- А куда она денется? В субботу наверняка придет играть.
- Зачем же ей тогда от меня бегать? Называться чужим именем? А потом, как ни в чем не бывало, приходить туда, где ее сразу найдут.
- Немотивированный поступок.
- Мне уже не первый человек об этом говорит, - покачал головой майор.
- А кто первый? Плотский?
- Нет, мой начальник. Только ему простительно. Он вашу Марину-Елену в глаза не видел, но вы?! Нет, не похожа она на истеричку.
- Не похожа, - согласился Казаков Бугаев посмотрел на него с недоумением.
- Не похожа, - повторил Казаков. - Но она женщина, а женщины способны на алогичные поступки.
"Тоже мне, знаток женщин!" - недовольно подумал Бугаев. Он уже начал раздражаться оттого, что разговор принял затяжной характер. Все вокруг да около и ничего конкретного. Казалось, что волейболисты, приезжавшие на поляну, гордились тем, что ничего друг о друге не знают.
- А кто мог бы знать Елену... поближе? - спросил он.
- Представления не имею. К ней все очень хорошо относятся, считают старожилкой поляны. Лена очень контактная, всегда готова оказать какую-нибудь помощь, мелкую услугу...
- Например?
- Да всякие мелочи! Поделиться едой, сходить за водой к реке. Сам видел, как она помогала шоферу Плотского мыть машину. - Казаков вдруг задумался, потом окинул Бугаева оценивающим взглядом: - И вообще, мне кажется, что Лена в него влюблена.
- В шофера?
- Нет, в самого директора.
Бугаев встал со скамеечки.
- Спасибо. На всякий случай запишите мой телефон. Вдруг вспомните фамилию, место работы кого-то из своих партнеров позвоните. - И глядя, как Виктор Николаевич записывает телефон, добавил. - А план, который вы нарисовали, я реквизирую. С вашего разрешения.
Казаков вырвал листок, протянул Бугаеву. Когда майор подходил к проходной, Казаков его окликнул. Он бежал следом, легко и пружинисто.
- Семен Иванович! Вспомнил. - Виктор Николаевич, довольный, улыбался. - Такая простая фамилия - Травкина. Я пошел в другой корпус, а там на газоне траву косят. Вот и вспомнил.
- Спасибо, - улыбнулся в ответ Бугаев. - Это уже что-то!
- Только вы про сигареты... - Казаков прижал палец к губам. - Ни-ко-му.
9
К концу рабочего дня в кабинет полковника заглянул Белянчиков, молча положил на стол старенькую, выцветшую папку, на которой было написано: "Дело № 880". И еще: "Военный трибунал г. Ленинграда. Хранить постоянно. Начало 12/VII 43 г.".
- Всю надо читать или ты изложишь самую суть?
- Начни, - многообещающе сказал Белянчиков. - Тебе это будет интересно вдвойне. А если о сути - так это папочка про хозяина комнаты с камином. Он же, если я не ошибаюсь, хозяин шкатулки с драгоценностями...
Полковник заинтересованно раскрыл папку. Маленький желтый листок выпал оттуда. Корнилов взял его в руки. Это была полуистлевшая записочка, торопливо написанная карандашом: "Сходи к Вере в Гостиный двор вход с Невского ф-ка медучнаглядных пособий внутри двора. Пусть она срочно сходит к Максу пусть тот все бросит и поможет меня спасти надо нанять защитника нет ли кого знакомого у Сережи милицейской шишки, словом спасайте иначе я погибну умоляю во имя всего святого все надо сделать быстро примите все возможные меры нет ли у Миши связи в судебном мире. Целую вас".
Крик о помощи.
"Наверное, записку перехватила охрана при попытке передать из тюрьмы", - подумал Игорь Васильевич.
А дело в синенькой папке на первый взгляд заключалось банальное. Но в своей банальности страшное. Один мужчина директор продовольственного магазина и две женщины продавщицы "путем обвешивания и обмана потребителей экономили и расхищали продукты" в блокадном Ленинграде. Воровали у людей, умиравших с голода. Протоколы допросов, очных ставок, показания, описи имущества. И новые показания: "На первом допросе я дал следствию ложные показания, но сейчас я прочувствовал, что, скрывая основных виновников преступления, я делаю вред государству. Хочу рассказать всю правду." А через несколько страниц еще более полное, более "искреннее" признание...
Корнилову стало не по себе. Он почувствовал смутное раздражение на Белянчикова, подсунувшего ему эту папку, на себя - за то, что принялся ее листать! Ему не раз приходилось листать похожие синие папочки. И за обесцвеченными, выгоревшими от времени строчками всегда вставали такие яркие, такие горькие воспоминания, что он надолго терял душевное равновесие Белянчикову было интересно читать синие папки. Он узнавал из них о том, как много лет назад в его родном городе рядом с героизмом уживались стяжательство и подлость. А Корнилов узнавал среди обманутых и обвешенных себя и никак не мог отделаться от привычки подсчитывать украденные килограммы хлеба и масла, обозначенные в протоколах, и прикидывать, сколько ребят из его класса можно было бы кормить этим хлебом и маслом. И как долго. Вдобавок к жидкому соевому супу, который стали давать весной 1942-го. Для него события, описанные сухим языком судопроизводства, были частью его жизни. Со стяжателями и ворами у него были старые счеты.
...В мае ему принесли повестку, приглашали прийти в 30-ю школу на Среднем проспекте. Игорь пришел. Оказалось, что собрали всех учеников школы, оставшихся в городе и переживших самое тяжелое блокадное время. Собрали не для учебы, а немножко подкормить.
Ребята с трудом узнавали друг друга. Подходили, спрашивали "Ты такой-то?" Похожий на тень человек улыбался и кивал. И происходило словно бы новое знакомство со старыми друзьями. Только осталось-то их совсем немного...
Незнакомая учительница, сверившись с классным журналом их третьего "Б", выдала талоны на обед. Обед состоял из тарелки соевого супа. Но не столько этот суп, сколько возможность опять быть вместе, в коллективе, преобразила ребят. Очень быстро они оттаяли, у большинства исчезла засевшая, казалось, навечно печаль в глазах. И уже слышался смех, и хоть и робко, но они пытались играть.
Очень недолго кормили ребят супами в какой-то столовой на Среднем проспекте. Потом, явившись в один прекрасный день к этой столовой, они нашли ее закрытой. Пришла учительница, объявила, что сегодня обеда не будет, а завтра чтобы все приходили на 10-ю линию, в дом 4. Кормить теперь будут там. И никаких объяснений. В новой столовой тот же суп оказался и гуще, и вкуснее. Мальчики радостно удивились - почему бы это? Соя-то везде одинаковая. А потом узнали - повара и официантки в той столовой воровали. "Гады! - говорили ребята между собой. - Взгрели бы их хорошенько!"
В новую столовую Корнилов ходил до самой осени, до отъезда в эвакуацию. И только один раз остался без супа официантки едва успели расставить тарелки, как рядом со столовой разорвался снаряд. Осколками повыбивало окна, в суп полетели стекла, известка. Кое-кого из ребят поцарапало. Хорошо, что столовая была в полуподвальном помещении. Перепуганная учительница металась от стола к столу, проверяя, не ранен ли кто всерьез. Потом, обессиленная, села на стул и, улыбнувшись, сказала.
- Ну вот, ребятки, без супа, но зато живые.
Уж сколько воронок от снарядов и бомб видели ребята за это время, сколько разрушенных домов, погибших людей, а не утерпели - побежали собирать осколки. Игорь нашел осколок, похожий на всадника с лошадью. Он был еще теплый, с острыми, словно бритва, краями. Корнилов даже увез его в эвакуацию, в пермское село Сива. И там сменялся с одним местным мальчиком на две шаньги.
Белянчиков заметил, что полковник перестал листать папку и задумчиво смотрит в окно. Сказал:
- Ну, не сволочи ли?!
Корнилов ничего не ответил, стал ожесточенно листать страницу за страницей. Задержался на листке с просьбой о помиловании- "30 декабря я приговорен военным трибуналом города Ленинграда к расстрелу. Я виноват в использовании поддельных талонов на хлеб, отоваренных в находящемся в моем ведении магазине, и признаю свою вину. Это первое и единственное преступление за всю мою трудовую жизнь. Во имя двух моих братьев, находящихся в РККА, и моей больной жены прошу пощадить меня и даровать мне жизнь, которую я готов отдать на борьбу с жестоким врагом Родины на фронте, и прошу дать мне возможность доказать глубокое мое раскаяние. Грачев".
Дальше шли документы из Верховного суда с сообщением о помиловании и замене высшей меры пятнадцатью годами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14