Прижавшись к стене, Вадим шепнул Ивану Дмитриевичу:
— Дальше я пойду один. Жди меня тут полчаса, а если я не вернусь, то… В общем, действуй тогда по своему усмотрению…
«А ведь он надеется, что если с ним что-то случится, то я спасу его, — мелькнуло в голове Ивана Дмитриевича. — Не отца родного он во мне видит, а этакую палочку-выручалочку для подстраховки…
Хотя, если вдуматься, почему это я обязан подстраховывать его? Он, понимаете ли, сам кладет башку в пасть тигру, а я должен торчать тут, как желторотый мудак, рискуя не только своей репутацией, но и жизнью? В конце концов, прибор-то его, и он сам виноват, что так лопухнулся, оставив его на хранение шефу… наивный, самоуверенный сопляк!.. Так пусть теперь сам и выцарапывает его из лап этой мафии — а меня от этого удовольствия увольте!.. Тем более что я не могу, не имею права теперь рисковать — он же сам признал, что я выполняю очень важную общественную функцию…»
— Послушай, Вадим, — тихо, но решительно произнес он, подавшись к сыну. — Ты извини, но я… мне надо идти…
Вадим резко повернул к нему голову, явно собираясь что-то сказать, но тут же глаза его расширились.
— Что — зовут? — спросил он.
— Да, — ухватился Иван Дмитриевич за спасительную соломинку. — И я не могу ЭТОМУ сопротивляться… Ты… вот что… Может, вернемся сюда в другой раз вместе, а? Созвонимся предварительно, договоримся…
Но Вадим покачал головой:
— Нет-нет, другого такого случая уже не будет. Да и фактор внезапности будет утрачен… Ну, ладно, иди, а я тут как-нибудь сам… Только скажи, где и когда мы с тобой встретимся… если дело выгорит…
Секунду Иван Дмитриевич колебался. А стоит ли вообще иметь с Вадимом какие-то дела? Нужен ему, что ли, его сомнительный, до конца не испытанный прибор?
— Давай сделаем так, — сказал он вслух. — Я буду ждать тебя завтра в полдень на Центральной площади… там, где фонтаны, знаешь?.. Ну, счастливо.
Не оглядываясь, перешел на другую сторону улицы и быстро зашагал в направлении ближайшей станции монорельса.
Метров через пятьдесят он все-таки не выдержал и оглянулся, но Вадима у арки уже не было.
Иван Дмитриевич вздохнул и двинулся дальше. Во рту он ощущал неприятный горький привкус.
* * *
На следующий день была суббота, но выспаться как следует Ивану Дмитриевичу не дал ранний вызов.
На этот раз дело оказалось совсем скверным. На одной из автозаправочных станций произошел пожар, который завершился грандиозным взрывом. При этом погибли сразу три человека: дежурная по станции, парень-уборщик и водитель машины, имевший несчастье заливать бензин в бак как раз в тот момент, когда где-то в недрах бензоколонки пробежала электрическая искра.
Когда Иван Дмитриевич примчался туда на своей «Пантере», место взрыва было уже оцеплено пожарными и спасателями, и ему так и не удалось убедить обез-овцев, стоявших в оцеплении, что на автозаправке должен находиться его родной сын. При этом Ивану Дмитриевичу пришлось, как актеру, натурально разыгрывать отцовское горе. Но все было напрасно. Между тем, Зов внутри него все нарастал, в глазах темнело от невидимого давления, а сердце билось с такой частотой, словно собиралось прямо через кожу выскочить из груди. Наверное, еще бы немного — и Ивана Дмитриевича хватил бы инфаркт… Мечась вдоль оцепления, он, наверное, представлял собой поистине жалкое зрелище, с лицом, перепачканным в копоти и саже, жирные хлопья которой продолжали падать сверху, как мутировавший до черноты снег… Толпа людей, которая собралась вокруг АЗС, искренне сочувствовала ему, и он боялся, как бы среди них не оказалось его знакомых, потому что тогда его фарс был бы разоблачен…
Выручило Ивана Дмитриевича прибытие машин Эмергенции — сразу трех, с разных сторон. Визжа тормозами, они остановились перед оцеплением, и санитары, выскочившие из них, скрылись за дымовой завесой. Вскоре они вернулись, таща на носилках обгоревшие до неузнаваемости человеческие тела. И тогда Иван Дмитриевич вполне естественно стал бегать от одних носилок к другим — якобы для того, чтобы опознать своего «единственного сыночка, которого растил, кормил и ставил на ноги»… Никто не посмел помешать ему поднять край брезента, которым было наспех прикрыто каждое тело, и дотронуться до тех смердящих головешек, что там лежали…
А потом ему оставалось лишь отшатнуться, когда под брезентом обозначилось шевеление, и, дико заорав: «Там нет моего сына!.. Там — оборотни!», пуститься наутек сквозь толпу. Санитары чуть не уронили носилки на асфальт, когда первый из спасенных, целый и невредимый, спустил ноги с носилок, как с больничной койки, и очумело огляделся вокруг. В толпе началась паника. Кому-то из самых впечатлительных стало плохо, и, испугавшись, что кто-нибудь из зевак не дай бог откинет копыта от произведенного им чуда и тогда придется воскрешать и его на глазах у всей публики, Иван Дмитриевич прыгнул в свою машину и как можно быстрее умчался…
Пролетев на предельной скорости несколько кварталов, он пришел в себя лишь от того, что неожиданно сам собой включился ранее не функционировавший автопилот, который тут же запросил задать цель поездки. Это было весьма кстати — сил на вождение машины уже не было.
— За город! — рявкнул Иван Дмитриевич.
— Куда именно? — равнодушно поинтересовался автопилот.
— Все равно, лишь бы подальше от этого мерзкого города!
Неизвестно, как комп-программа переварила это неточное целеполагание, но вскоре машина действительно вырулила на загородное шоссе и понеслась по нему, удаляясь от Инска.
Иван Дмитриевич откинулся на спинку сиденья и прикрыл глаза.
«А что, если действительно взять и рвануть куда глаза глядят, — обожгла его внезапная, соблазнительная своей бесшабашностью мысль. — Пусть они все катятся к черту! Пусть весь мир летит в тартарары! Зато я буду от них свободен и не надо будет никого спасать, лезть вон из кожи и врать на каждом шагу, чтобы не быть пойманным за руку — в буквальном смысле этого выражения!.. Пусть хоть все до единого передохнут, как тараканы, в этом гнилом городе — а я буду далеко от них, там, куда до меня не дотянется ни один мертвец!..»
Постепенно высотные здания сменились промышленными сооружениями, потом по обе стороны дороги потянулись ряды аккуратных пригородных домиков. Наконец закончились и они, и вокруг остались только поля, перелески и пологие холмы. Машин в этот утренний час было немного, и Иван Дмитриевич облегченно вздохнул и расслабился.
«Так, ну и куда теперь?.. В какую-нибудь глухую деревеньку, коих еще, слава богу, по стране сохранилось, немало? Или еще дальше, в тайгу, на побережье Северного Ледовитого океана, где уж точно никого за сто верст не встретишь? А может, наоборот, в пустыню? Выбирай, старый идиот, в твоем распоряжении полным-полно забытых богом уголков, куда еще не ступала нога человека… Только не забудь: денег у тебя с собой не так уж много, чтобы устроиться и безбедно существовать в какой-нибудь безлюдной дыре. Машину,, конечно, можно будет продать, но надолго ли хватит этих денег? Рыбалкой, охотой и прочими древними промыслами ты не проживешь, поскольку никогда не увлекался этим, и едва ли ты выживешь один в лесу, без связи, лекарств и комфортного жилья… Кстати, о жилье. Не забудь, что у тебя остается бесхозной квартира, которая, когда тебя хватятся и констатируют, что ты пропал без вести, отойдет государству. Сын-то в ней давно не числится, а приватизировать ее ты так и не удосужился… А в той квартире — вещи, много вещей. Нужных и не очень… Их ты, экономя каждый гольд, приобретал всю свою жизнь. И еще за твоей спиной осталась могила твоей жены и могилы твоих родителей… А са-. мое главное — сын. Способен ты его бросить окончательно и бесповоротно ради своего благополучия?
Думай, башка, думай, картуз куплю — как любил говаривать твой покойный отец. Стоит ли удирать, как заяц, без предварительной подготовки? Или есть другие варианты?..»
Неизвестно, к какому выводу пришел бы Иван Дмитриевич в своих размышлениях, но за очередным поворотом шоссе ему открылась панорама крупного кладбища, подступавшего к самой дороге, и он истошно завопил автопилоту:
— Стой! Тормози, я тебе сказал!..
Он испугался, что еще немного — и его притянет сотнями, тысячами магнитов к этим старым и свежим могилам. Что под влиянием множества властных призывов в противоположных направлениях он будет метаться между могильными крестами и надгробиями, пытаясь раскопать останки тех, кто под ними покоится. Что в конце концов его либо задержат кладбищенские сторожа, либо сердце его просто не выдержит и захлебнется кровью…
От резкого торможения машину занесло на сыром асфальте. Переведя дух, Иван Дмитриевич скомандовал:
— Давай обратно в город!
— Уточните маршрут, — попросил автопилот, и Ивану Дмитриевичу показалось, что в бесстрастной интонации автомата проскользнули удивленные нотки.
— На Центральную площадь, — устало проронил Иван Дмитриевич.
* * *
Машину он поставил в таком месте, откуда хорошо просматривалось пространство возле фонтана. Таким образом он надеялся подстраховаться на тот случай, если Вадим явится (если, разумеется, он вообще явится) на встречу не один, а под конвоем мордоворотов с бритыми затылками.
Из этих же соображений он решил раньше времени не вылезать из кабины и турбину не стал глушить, а лишь перевел ее в режим ожидания.
«До двенадцати оставалось около четверти часа. Ничего, подождем. Лишь бы только очередной труп не вызвал меня в столь неподходящий момент.
Интересно, придет Вадим или нет? Странный все-таки я тип. Давно пора бы усвоить, что людям нельзя верить. Вот и вчера поддался сопливым отцовским чувствам, а сынок-то чуть было не втянул меня в авантюру… Жив ли он вообще сейчас? Ведь, опомнившись от шока, вызванного его явлением, шеф наверняка распорядился бы повязать его и убить надежнее, чем в прошлый раз. Хотя, если бы это произошло, я бы почувствовал… Впрочем, они могли отвезти его куда-нибудь подальше за город, а там подвергнуть изощренным пыткам, чтобы выбить из него признание, как это ему удалось ожить… Эх, Вадик, Вадик… Вот ведь, казалось бы, знаю я тебя как облупленного — все-таки сын-то родной, не от соседа… А все равно однозначно не могу сказать: способен ли он выдержать любые пытки и не выдать мою тайну бандитам?..
Что ж, это тебе хороший урок на будущее, седой болван. Отныне следуй известному принципу, давным давно сформулированному какими-то мудрыми уголовниками: «Не верь, не бойся, не проси»… Только вторая часть для тебя не подходит. Тебе-то как раз надо бояться пуще огня. Всех людей без разбора. От мала до велика. Родных и чужих… Потому что это самые мерзкие твари на Земле. Вот они идут по городу — живые, смердящие трупы. Каждый из них заслуживает смерти, потому что хоть раз в жизни совершил подлый поступок. А я их спасаю… марионетка на ниточке. Безмозглое орудие в руках какого-то могущественного извращенца…
Нет-нет, ты взгляни только на этих уродов. Ни одного достойного и приличного человека среди них нет. Бабы просто омерзительны. Те, что помоложе, распускают чуть ли не до задницы волосы, тысячу раз крашенные и перекрашенные в серо-буро-малиновый цвет. Физиономии размалеваны, как у чучела. Расфуфырились и вышагивают, виляя задом, с таким высокомерием на морде, будто весь мир должен валяться у их ног. А копни поглубже — ни черта нет в их черепе. Ни одной достойной мысли, кроме того, как бы повкуснее пожрать и с кем бы трахнуться!.. У-у, шалавы!..
А те, что старше, — еще отвратительнее. Бесформенные горы жира и дряблой плоти, едва переставляющие конечности и тупо пялящиеся на витрины. Или тощие палки с претензией на вечную молодость, изнуряющие себя бессмысленной диетой и по три раза в день посещающие косметологов и парикмахерские… Никак не могут понять, что на них никто уже не клюнет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66