А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  

 

Как и сын, он ничего примечательного внутри не заметил, да и не смотрел особенно по сторонам. Не на экскурсию ведь пришел и не на слет пограничников. Проходная, лифт, коридор… Все обычное, без особых примет. Но как-то поганенько себя чувствуешь, сжимаешься как-то, усыхаешь, как бабочка, проколотая юным натуралистом для коллекции насекомых. В кабинет Алексей Петрович хотел войти свободно, то ли постучав, то ли не постучав, как и подобает «красному директору». Но не получилось, то ли двери у них такие, специальные, то ли давление у него подскочило. Не постучал, а поскребся, как Поскребышев к Сталину, и вошел как-то боком.
Следователь приветливо улыбнулся, вышел из-за стола, пожал руку, усадил не на стул, а в кресло возле журнального столика. Сам сел на такое же рядышком. Приятный парень на вид, а что у него внутри, никому не интересно. Что, Алексею Петровичу с ним чаи распивать, что ли?
— Может быть, чаю или кофе, Алексей Петрович?
«Мысли-то они точно умеют считывать, — подумал Марков. — Или не умеют? Ну-ка попробуй сейчас прочитай. Синхрофазотрон… Инсинуация…»
— Нет, спасибо. Особенно некогда рассиживаться, — заметил он.
— Жаль, жаль…
— Чего же вам жаль?
— Не всякий раз выпадает случай с самим Марковым чайку попить, — засмеялся гэбэшник.
«Рассказывай, рассказывай… В свое время первым лицам государства морду били. А теперь чайку ему не выпало попить…»
— Давайте перейдем к делу, — сказал за следователя Марков.
— Извините, Алексей Петрович. Понимаю, производственные дела, показатели, планов громадье… А я хотел поговорить о том о сем, о семье вашей, например.
«Нет, улыбочка у парня неприятная и голосок слащавый. Поговоришь с таким, потом год сладкого в рот не возьмешь. Противно…»
— А что вам моя семья?
— Из вежливости. Не про погоду же нам говорить? Как, вообще, жена, дети?
— Дети… У меня, слава богу, один.
— Вот именно, слава богу, — засмеялся следователь. — Как, между прочим, Кирилл Алексеевич поживает? Как его учеба в институте? По стопам отца, наверное, пойдет? Может быть, сменит у штурвала своего отца? Не собираетесь создавать династию?
«Значит, из-за Кирилла вызывали. Что же он там натворил? Неужели, действительно, в диссиденты подался? Этого еще не хватало!»
— Рано еще об этом думать. У парня сейчас ветер в голове.
— Вы уверены?
— В чем?
— В том, что у него в голове?
Да что это за разговор такой идиотский! Что он, на родительском собрании, что ли? Мальчишка, наверное, и не капитан еще, а валяет с ним дурака. А он по военному званию был бы не меньше… Жаль, отменили табели о рангах, а то он тут бы их живо построил!
— Вот что, — Алексей Петрович стукнул широкой ладонью по подлокотнику кресла, — давайте без этих ваших штучек-дрючек, не к барышне подлезаете. Кирилл ушел из института, дома не живет, где он, я не знаю. Думал, на даче, его там не оказалось. А теперь ответьте, пожалуйста, вы — что он там натворил? Прочитал что-нибудь антисоветское, анекдот рассказал какому-нибудь стукачу?
— Хуже, Алексей Петрович, — ответил следователь, при этом мило улыбаясь. — «Ромео и Джульетту» читали?
— В школе… Так что он сделал? Зарезал этого.., принца Гамлета?
— Вы — остроумный человек, — рассмеялся следователь. — А насчет принца Гамлета вы в самую точку.
В этот момент дверь распахнулась. «Вот как мне надо было заходить в этот кабинет!» — восхитился Марков. В кабинет ворвался седой, плотный мужчина в сером костюме, но с красным лицом. Он быстро прошел через кабинет, сел за стол, но тут же вскочил и заорал, широко раскрывая рот и суживая глаза:
— Ты директор секретного предприятия или синюшный алкаш?! Ты руководишь стратегическими разработками или бутылки собираешь?!
Ты хоть знаешь, что твой сынок спутался с англичанкой? Не с болгаркой, не с вьетнамкой, а с англичанкой! Гражданкой страны, которая является нашим военным противником! Из кресла своего мягкого полетишь к чертовой матери!
Партийный билет на стол положишь! Я тебе устрою любовь между народами!..
«Вот это я понимаю! Наконец нашелся нормальный человек, который все объяснил. Сразу виден и опыт, и чин. Такому и ответить приятно!»
Алексей Петрович попробовал встать с кресла, но оно было глубокое, видимо, со смещенным центром тяжести. Марков не стал повторять попытку подняться, просто сжал кулаки и заговорил:
— Партийный билет не ты мне давал, не тебе и забирать. Не за кресло свое держусь, а за производство родное. Что же касается сына моего…
Когда он рос в семье под моим присмотром, то был и комсомольцем, и пионером. Со знаменем ходил под ваши барабаны. А как вышел в большую жизнь, которую вы курируете, поучился в ваших институтах, почитал ваши книги, сразу стал оболтусом и бездельником. Ваша это работа! Ваша работа возвращается бумерангом! Молодежь мы теряем из-за таких, как вы.
А моя работа хорошо видна. По всем показателям мое производство впереди и по городу, и по стране! Пока мы бьемся на передовой, вы уже весь тыл разложили!..
Плотный мужчина в сером костюме побагровел, напрягся, но не стал вступать в полемику.
Так же порывисто он выскочил из-за стола, прошел через кабинет и, хлопнув дверью, удалился.
— Из вас отличный военачальник бы получился, Алексей Петрович, — тихо проговорил следователь.
— Я и так партией мобилизованный и призванный. Да и звание у меня немаленькое, уж поболе вашего. У меня же, считай, в подчинении армия.
— Вот я и говорю. Смотрели фильм «Освобождение»? Мне, например, там один эпизод нравится. Когда Сталину предлагают обменять пленного сына на маршала Паулюса. Помните, что он отвечает? «Я солдата на маршала не меняю»…
— Правильно сказал.
— А вы бы поменяли своего сына на Паулюса?
— Давайте по делу, — раздраженно ответил Марков. — Теперь все уже ясно. Что тут пустой психологией заниматься?
— А ведь это по делу. Речь идет о вас и вашем сыне.
— На кого же я его должен менять?
— На себя, Алексей Петрович, ведь маршал это вы. На свое директорское кресло, на свое производство, на работу, которую вы любите и делаете лучше многих других. На то, что было всей страной с таким трудом завоевано… Все стоит на карте, Алексей Петрович. Мне ли вам это объяснять? Я только что вас слушал и восторгался, как школьник. Правильно вы сказали и про молодежь, и про нашу работу, что уж тут греха таить. Многое мы пустили в стране на самотек, устранились от многих проблем. А что в стране теперь происходит? Думаете, мы не видим? Не понимаем? Все это вы верно заметили, Алексей Петрович. А другого я от вас и не ожидал. Потому решать судьбу своего сына должны вы… Меняете солдата на маршала, Алексей Петрович?
— Нэт, — твердо ответил Марков-старший, с легким кавказским акцентом. — Нэ мэняю…
— Очень хорошо! — Следователь сжал губы и так сосредоточенно уставился на неистертый ковер, будто и там наблюдались некие процессы, угрожавшие социалистическому строю. — Очень хорошо! Значит, договорились!
Марков кивнул, и следователь, хотя и смотрел по-прежнему в пол, кивок этот углядел. Мучить больше не стал. Но ни о чем они тогда еще не договорились…
Алексей Петрович провел два дня в какой-то наивной детской надежде, что все произошедшее было только проверкой его собственной лояльности, и комитету на самом деле нет никакого дела до его сына. Все из-за этой проклятой англичанки! Чертова мисс, которая и не подозревает, поди, что знакомство с ней в этом государстве может быть приравнено к государственной измене! И чего их только сюда пускают, гражданок стран — вероятных противников?!
Шагов Командора за дверью не было слышно. И секретарша не успела предупредить о появлении незваного гостя. Стук в дверь, три ровных удара, и Марков уже знал, кто в следующий момент появится на пороге его кабинета.
Начальник первого отдела предприятия Григорий Лемехов был, как и положено — гэбистом.
Иногда по праздникам он щеголял в мундире полковника военно-воздушных сил, хотя ни для кого не было секретом, что к авиации Григорий Александрович никакого отношения не имеет.
Был он невысок, в самый раз для сотрудника невидимого фронта, и, казалось, мог легко поместиться в небольшом шкафчике. Иногда так и казалось Маркову, особенно после разговора на Литейном — что Лемехов притаился где-то в его кабинете и внимательно за ним наблюдает. Вот ведь, прожил всю жизнь, избегая по возможности общения с этими слугами народа, а на старости лет готов превратиться в параноика. И за это Кирилла нужно благодарить, кого же еще! Алексей Петрович, несмотря на волевой характер, подыскивал оправдания своему предательству. Только плохо получалось. С момента его визита в дом на Литейном прошло два дня.
— Ммм, — промурлыкав по-женски тоненько и томно. Лемехов сел без приглашения. Теперь их с Марковым разделяла только полированная светлая столешница с двумя телефонами. Гэбист потер руки. Он был похож на шахматиста, окидывающего поле битвы на клетчатой доске.
— С чем пожаловали?! — сделал первый ход Марков и, нажав на воображаемую клавишу, переключил часы на соперника.
— А как вы думаете?! — спросил в ответ боец невидимого фронта.
— Кирилл! — Алексей Петрович кивнул головой, сам себе отвечая утвердительно.
И подумал, глядя в честные глаза Лемехова это такая, видимо, особая порода людей, выводят их из коконов в темных подвалах на Литейном и сразу как созреют — по объектам.
— Кирилл, — согласился Лемехов, нацепив на мгновение маску сочувствия.
— Мне кажется, — выдохнул Марков, — мы обо всем уже говорили…
— Нет, Алексей Петрович, здесь нам без вашей помощи никак не обойтись. Вы ведь не думаете, что мы просто возьмем и изымем из общества вашего сына, как больную собачку. усыпим и зароем. Сейчас не тридцатые годы, Алексей Петрович…
— В самом деле?! — Марков нашел в себе силы криво усмехнуться.
Лемехов этого, впрочем, не заметил. Или, скорее, сделал вид, что не заметил. Все они замечают, все…
— Конечно, парень здорово заблудился. Все эти Лип Паплы, Пистолзы…
— Что?!
— Группы такие, модные в определенной среде. Но это не самое страшное, у самого, знаете, дети… А вот англичанка — это уже серьезно… Вообще, Алексей Петрович, попытались мы проследить тут биографию вашего отпрыска сызмальства, так сказать, и выудили еще несколько интересных фактов. Вот например, Евгений Невский…
— Невский?! — Марков был несколько сбит с толку неожиданным переходом и не сразу смог вспомнить о ком речь. — А, да, этот бедный мальчик, который покончил с собой… Только причем здесь-то Кирилл?!
— А почему вы говорите — «покончил с собой»?! Тела-то не нашли, Алексей Петрович, так что дело темное, очень темное… Может, он и в самом деле, того… — здесь Лемехов будто собирался провести себя пальцем по горлу, но, устыдившись бандитского жеста, вернул руку на стол. — А может быть, и нет! И сынок ваш был вроде бы с ним в близких отношениях…
— Ну, не в таких уж и близких.
— В достаточно близких, Алексей Петрович.
Он, кстати, ничего не говорил вам об этом случае?..
Марков отрицательно покачал головой.
— Кирилл никогда не обсуждал случившееся в семье.
— Вот видите, как интересно получается. Друг покончил с собой, а ваш сын об этом ни словом не обмолвился! Или он у вас статуя бесчувственная?! А может, просто знал что-то, чего не знаем мы с вами? А может быть, и жив сейчас Невский?! Тоже ведь темная лошадка был — все молчком, да молчком…
— У вас и по школам стукачи?! — неприязненно спросил Марков.
— Ну что вы, Алексей Петрович, есть ведь характеристики…
— Не понимаю, какое это имеет отношение к нынешней ситуации?!
— Да ведь все складывается вместе в одну неприглядную картину, Алексей Петрович. Это поведение, несовместимое с моральным обликом советского гражданина, связь с гражданкой капиталистической страны и, в нагрузочку — весьма подозрительная история в прошлом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47