Его как раз не было в кабинете, и она попросила, чтобы его вызвали. Ей велели подождать, она села на один из стульев, стоявших вдоль стены. При себе у нее были сумочка и небольшой портфель.
Через несколько минут дежурная подозвала ее, и она подошла, оставив портфель возле стула в таком месте, что увидеть его мог только тот, кто сел бы на этот стул.
— Господина Моранжа не будет, он уже ушел.
— Спасибо, позвоню ему домой.
Женщина вышла из здания, завернула за угол на улицу Ренуар, там села в машину, сняла темные очки и уехала по направлению к центру.
В десять уборщица, осматривая, как обычно, помещение, обнаружила портфель и отдала его дежурной:
— Смотри, какой-то растяпа забыл. Спрячь его, Жанин.
Дежурная удивилась: надо же! Портфель оказался на удивление тяжелым.
— Похоже, там книги. Если только не…
В этот миг стрелка часового механизма, запрятанного в портфеле, коснулась заданной точки, замкнув простую электрическую схему и включив детонатор. Страшная начинка сработала: уборщица и дежурная были убиты на месте, буквально разорваны на куски. В холле, кроме них, никого не было, но пострадали четверо прохожих, когда рухнула стеклянная стена фасада здания со стороны улицы. В холле, полностью разрушенном, выключился свет.
…В 22.15 к дому № 18 на улице Жасмен подъехал «фольксваген». Двое в машине остались сидеть, будто не замечая на стене дома табличку «Стоянка запрещена». Здесь, в десяти минутах езды от телецентра, был отчетливо слышен истошный вой полицейских и пожарных машин, спешивших на площадь Клеман Адер.
В 22.28 какая-то машина заехала на улицу Жасмен, водитель намеревался свернуть во двор дома № 18, но, обнаружив, что дорога загорожена «фольксвагеном», включил фары. Однако тот не двинулся с места. Водитель нетерпеливо посигналил — никакой реакции. Тогда он вылез, не выключая мотор, и направился к чужой машине. Серж, выставив ствол «Калашникова» в открытое окно, прошил его очередью, целясь в грудь и в голову. Тот упал, «фольксваген» рванул с места и на полной скорости скрылся.
— Конец ублюдку, — проговорил Серж. Он улыбался в темноте, пока Виктор, сидевший за рулем, выкручивал руль на поворотах. — Мне понравилось.
Он слегка дрожал, и, как всегда, после акции ему срочно требовалось опорожниться. Хоть бы на этот раз не обделаться. Он старался переключиться мыслями на какую-нибудь постороннюю тему, но не получалось.
Миновав еще два перекрестка, «фольксваген» остановился на улице Базен, его пассажиры, пряча под локоть завернутые в тряпки автоматы, пересели в «рено», заблаговременно оставленный незапертым, и двинулись к реке. Было 22.30. Спустя несколько минут, когда соседи выбежали посмотреть, что случилось, человек на улице Жасмен умер: две пули в легком, одна в горле, еще одна — в голове.
В тот же вечер взорвались бомбы в Бресте и Дуэ. Первый взрыв произошел в дорогом ресторане, где часто ужинали семьями местные богачи. Четырнадцать человек было убито и ранено…
Около полуночи президент республики позвонил домой префекту полиции. Не такое у него было расположение духа чтобы соблюдать протокол, — он действовал через голову премьер-министра и Ги Маллара.
— Новости слышали? — спросил он, не тратя времени на приветствия.
Префект весь вечер провел с женой, выполняя светские обязанности, по поводу которых у нее было множество амбиций, и вернулся только что. Дежурный из префектуры весь вечер безуспешно звонил ему и собирался набрать номер еще раз, но тут к префекту дозвонился президент.
— Какие новости вы имеете в виду, господин президент?
— В телецентре взрыв, Аристид Лаборд убит, а вы спрашиваете, какие новости!
— О Господи! Меня не было дома, я как раз…
— Не имеет значения. — Президент его не дослушал. — Немедленно приезжайте сюда, в Елисейский дворец. Жду от вас объяснений, почему мы не можем защитить парижан от этих маньяков.
— Еду.
Префект обернулся к жене:
— Это президент. Снова взрывы — чертовы эти обезьяны вышли на военную тропу.
Он позвонил дежурному, выслушал краткий отчет о происшествиях и спустился к своей машине.
Тем временем президент вызвал премьер-министра, который, явившись, застал его в отвратительном настроении. Он был убежден в полной, мягко выражаясь, некомпетентности министра внутренних дел и префекта полиции и решил возложить ответственность за случившееся на них. Для официальной версии это вполне сойдет и поможет объяснить обществу, почему столь слабо ведется борьба с террористами, которые держат в страхе и напряжении всю страну.
Те, кто нападал, будто задумали разрушить истеблишмент — бомбы взрывались в конторах предпринимателей, в банках, престижных ночных клубах, телевизионных центрах, в полицейских участках и даже однажды в дорогом парикмахерском салоне, услугами которого пользовалась жена президента. Правда, нынешнее убийство известного коммунистического деятеля вроде бы смазывало картину, но общая тенденция, без сомнения, прослеживалась. Похоже, что левые экстремисты с их презрением ко всему, что исходит от властей, вернулись к политике физического уничтожения, столь любимой их итальянскими и западногерманскими единомышленниками. Больше всего беспокоило президента не то, что разрозненные группы юнцов, чьи головы напичканы дурацкой идеологией, добьются успеха, а то, что их действия могут спровоцировать классическую реакцию: откат вправо, ужесточение власти, стремление любой ценой добиться порядка, усиление полиции, церкви — все эти силы только того и ждут.
Сам президент был истинным республиканцем — как всякий политик, он не был свободен от амбиций, от стремления блюсти собственную выгоду, но при этом всегда оставался республиканцем и французским патриотом. Он доказал это еще в молодости, во время нацистской оккупации. И он не отдаст страну во власть маньяков — будь то правые или левые. Сохранит нынешний — пусть шаткий, пусть нескладный, но все-таки разумный и цивилизованный центристский режим. Но пока против террористов не предпринято ничего, абсолютно ничего.
Когда префект полиции вошел в приемную Вэллата, там уже собрались министр внутренних дел, мэр Парижа и министр связи и информации. Все молчали, чувствуя себя нашкодившими юнцами, которым сейчас предстоит взбучка от учителя.
— Пройдите к президенту, господа. — Вэллат проводил их в соседнюю комнату. Президент уже сидел за столом. Он не поднимал глаз, будто ему неловко было находиться здесь. На чьей он все-таки стороне? Ветхая конституция Франции постоянно требовала ответа на этот вопрос.
— Полагаю, нет смысла спрашивать префекта полиции относительно сегодняшних событий, — начал президент недовольным голосом. — Он ничего не знал, пока я ему сам не рассказал по телефону.
Это было несправедливо, но префект счел за лучшее промолчать.
— Может, вы, Маллар, в курсе? Все-таки вы министр внутренних дел.
Ги Маллар был не просто в курсе: он прочел сводки о вечерних событиях, весь вечер пытался дозвониться префекту, разыскивал по телефону директора радио и телевидения и решил отложить все до утра. Звонок президента застал его за шахматной партией с приятелем. Он полагал, что префект уже занялся всем этим делом. И ошибся, выходит.
— Я не в курсе, — признался он. — Был занят весь вечер.
— Я тоже, — язвительно сказал президент. — Но все же сообщу вам, господа, то, что должен был бы услышать от вас.
Перед ним уже лежали сведения из префектуры, пожарного управления Парижа и из отдела новостей телевидения, которые собрал по телефону неутомимый Вэллат.
— В телецентре двое убитых, четверо раненых. Через десять минут после этого взрыва возле своего дома застрелен Аристид Лаборд, убийцы скрылись. В двух кварталах от его дома обнаружена брошенная машина, — возможно, они приехали на ней. Больше никаких следов. Эти сведения я получил из вашего ведомства, господин префект, хотя можно и усомниться в их достоверности. Мне кажется очевидным, что эти события связаны между собой. Согласитесь, устроить взрыв за десять минут до тщательно спланированного убийства — неплохой способ отвлечь внимание полиции и предоставить убийцам шанс благополучно скрыться.
Он обвел глазами сидящих за столом. Наступило долгое молчание.
— Не собираюсь сейчас обсуждать то, что случилось в других местах, — я убежден, что все события носят политический характер, что это изощренная и хорошо продуманная кампания. Заняться этим должно все правительство. В данный момент мы говорим только о Париже — тут жить стало опасно, положение невыносимо, господа!
Президент грохнул по столу тяжелым кулаком и обвел присутствующих тем тяжелым взглядом, который, благодаря телевидению, был знаком не только членам правительства, но и всей стране.
— Полиция показала свою полную беспомощность, — продолжал он. — Министерство внутренних дел тоже. Правительству придется принять самые серьезные меры.
При слове «правительство» премьер-министр почувствовал, что пора ему что-то сказать. Свой пост он получил не без помощи президента республики, подразумевалось, что он станет его правой рукой, не претендуя при этом на самостоятельный образ мыслей, потому теперь он спешил поддержать президента. Но одновременно ему соте-лось сохранить видимость порядка и согласия в кабинете. Это было отнюдь не просто и не особенно удавалось раньше. Он с нетерпением ждал окончания срока своих полномочий, оставалось всего три месяца. Но жизнь продолжалась…
— Дорогие коллеги, невозможно не согласиться с оценкой событий, данной господином президентом, — вступил он. — Если бы я сегодня вечером не был на приеме у президента Габона, я счел бы своим долгом заняться этим делом сам. И однако…
Никто не перебивал его, президент не выказал никакого интереса к тому, что у премьер-министра имеется алиби… Он умолк.
— Я не идиот, чтобы предполагать, будто подобная встреча может чему-либо способствовать, да еще ночью, без надлежащей информации и подготовки. Но премьер-министр и я — мы созвали вас сейчас, чтобы провести утром, в девять, совещание, куда, я рассчитываю, вы придете с четкими, продуманными предложениями относительно того, как оживить борьбу с террористами, которая до сих пор велась кое-как. Разве не так, господин префект?
— Я бы этого не сказал, господин президент. — Вид у префекта был чрезвычайно расстроенный.
— Значит, меня неправильно информировали, — сказал президент. — И многих удалось арестовать?
— Нескольких. Но, правда, это ни к чему не привело.
— Вот я и говорю — кое-как.
Префект пожал плечами:
— Утром я представлю полный отчет.
— Я бы хотел получить также сведения о моральном состоянии общества в связи с происходящим.
Это относилось к министру информации и мэру. Премьер-министр сделал вид, будто записывает что-то на случай, если ему вдруг изменит память. Министр внутренних дел не присоединился ни к кому, как бы не желая петь с ними в унисон. Ни к чему поднимать волну. Грязь прилипчива, чуть двинулся — и испачкался.
— И следует принять незамедлительные меры для охраны наиболее уязвимых объектов, хотя, признаться, никогда бы не подумал, что в группе риска окажется Аристид Лаборд.
Остальные снова молча согласились, президент встал и вышел, оставив премьер-министра на растерзание.
— Итак, до завтра, господа, — произнес Вэллат.
Глава 6
В девять утра министры собрались снова. А Баум в это время уже сидел в кабинете своего шефа. Президент все еще пребывал в настроении, опасном для окружающих, душевное состояние Жоржа Вавра было не лучше: его терзали недоверие к эксцентрическим методам Баума и мрачные предчувствия относительно их последствий. Зато сам Альфред Баум, устроившись с папкой бумаг на краешке одного из неудобных стульев в начальственном кабинете, являл собой воплощенную самонадеянность и прекрасное расположение духа.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37
Через несколько минут дежурная подозвала ее, и она подошла, оставив портфель возле стула в таком месте, что увидеть его мог только тот, кто сел бы на этот стул.
— Господина Моранжа не будет, он уже ушел.
— Спасибо, позвоню ему домой.
Женщина вышла из здания, завернула за угол на улицу Ренуар, там села в машину, сняла темные очки и уехала по направлению к центру.
В десять уборщица, осматривая, как обычно, помещение, обнаружила портфель и отдала его дежурной:
— Смотри, какой-то растяпа забыл. Спрячь его, Жанин.
Дежурная удивилась: надо же! Портфель оказался на удивление тяжелым.
— Похоже, там книги. Если только не…
В этот миг стрелка часового механизма, запрятанного в портфеле, коснулась заданной точки, замкнув простую электрическую схему и включив детонатор. Страшная начинка сработала: уборщица и дежурная были убиты на месте, буквально разорваны на куски. В холле, кроме них, никого не было, но пострадали четверо прохожих, когда рухнула стеклянная стена фасада здания со стороны улицы. В холле, полностью разрушенном, выключился свет.
…В 22.15 к дому № 18 на улице Жасмен подъехал «фольксваген». Двое в машине остались сидеть, будто не замечая на стене дома табличку «Стоянка запрещена». Здесь, в десяти минутах езды от телецентра, был отчетливо слышен истошный вой полицейских и пожарных машин, спешивших на площадь Клеман Адер.
В 22.28 какая-то машина заехала на улицу Жасмен, водитель намеревался свернуть во двор дома № 18, но, обнаружив, что дорога загорожена «фольксвагеном», включил фары. Однако тот не двинулся с места. Водитель нетерпеливо посигналил — никакой реакции. Тогда он вылез, не выключая мотор, и направился к чужой машине. Серж, выставив ствол «Калашникова» в открытое окно, прошил его очередью, целясь в грудь и в голову. Тот упал, «фольксваген» рванул с места и на полной скорости скрылся.
— Конец ублюдку, — проговорил Серж. Он улыбался в темноте, пока Виктор, сидевший за рулем, выкручивал руль на поворотах. — Мне понравилось.
Он слегка дрожал, и, как всегда, после акции ему срочно требовалось опорожниться. Хоть бы на этот раз не обделаться. Он старался переключиться мыслями на какую-нибудь постороннюю тему, но не получалось.
Миновав еще два перекрестка, «фольксваген» остановился на улице Базен, его пассажиры, пряча под локоть завернутые в тряпки автоматы, пересели в «рено», заблаговременно оставленный незапертым, и двинулись к реке. Было 22.30. Спустя несколько минут, когда соседи выбежали посмотреть, что случилось, человек на улице Жасмен умер: две пули в легком, одна в горле, еще одна — в голове.
В тот же вечер взорвались бомбы в Бресте и Дуэ. Первый взрыв произошел в дорогом ресторане, где часто ужинали семьями местные богачи. Четырнадцать человек было убито и ранено…
Около полуночи президент республики позвонил домой префекту полиции. Не такое у него было расположение духа чтобы соблюдать протокол, — он действовал через голову премьер-министра и Ги Маллара.
— Новости слышали? — спросил он, не тратя времени на приветствия.
Префект весь вечер провел с женой, выполняя светские обязанности, по поводу которых у нее было множество амбиций, и вернулся только что. Дежурный из префектуры весь вечер безуспешно звонил ему и собирался набрать номер еще раз, но тут к префекту дозвонился президент.
— Какие новости вы имеете в виду, господин президент?
— В телецентре взрыв, Аристид Лаборд убит, а вы спрашиваете, какие новости!
— О Господи! Меня не было дома, я как раз…
— Не имеет значения. — Президент его не дослушал. — Немедленно приезжайте сюда, в Елисейский дворец. Жду от вас объяснений, почему мы не можем защитить парижан от этих маньяков.
— Еду.
Префект обернулся к жене:
— Это президент. Снова взрывы — чертовы эти обезьяны вышли на военную тропу.
Он позвонил дежурному, выслушал краткий отчет о происшествиях и спустился к своей машине.
Тем временем президент вызвал премьер-министра, который, явившись, застал его в отвратительном настроении. Он был убежден в полной, мягко выражаясь, некомпетентности министра внутренних дел и префекта полиции и решил возложить ответственность за случившееся на них. Для официальной версии это вполне сойдет и поможет объяснить обществу, почему столь слабо ведется борьба с террористами, которые держат в страхе и напряжении всю страну.
Те, кто нападал, будто задумали разрушить истеблишмент — бомбы взрывались в конторах предпринимателей, в банках, престижных ночных клубах, телевизионных центрах, в полицейских участках и даже однажды в дорогом парикмахерском салоне, услугами которого пользовалась жена президента. Правда, нынешнее убийство известного коммунистического деятеля вроде бы смазывало картину, но общая тенденция, без сомнения, прослеживалась. Похоже, что левые экстремисты с их презрением ко всему, что исходит от властей, вернулись к политике физического уничтожения, столь любимой их итальянскими и западногерманскими единомышленниками. Больше всего беспокоило президента не то, что разрозненные группы юнцов, чьи головы напичканы дурацкой идеологией, добьются успеха, а то, что их действия могут спровоцировать классическую реакцию: откат вправо, ужесточение власти, стремление любой ценой добиться порядка, усиление полиции, церкви — все эти силы только того и ждут.
Сам президент был истинным республиканцем — как всякий политик, он не был свободен от амбиций, от стремления блюсти собственную выгоду, но при этом всегда оставался республиканцем и французским патриотом. Он доказал это еще в молодости, во время нацистской оккупации. И он не отдаст страну во власть маньяков — будь то правые или левые. Сохранит нынешний — пусть шаткий, пусть нескладный, но все-таки разумный и цивилизованный центристский режим. Но пока против террористов не предпринято ничего, абсолютно ничего.
Когда префект полиции вошел в приемную Вэллата, там уже собрались министр внутренних дел, мэр Парижа и министр связи и информации. Все молчали, чувствуя себя нашкодившими юнцами, которым сейчас предстоит взбучка от учителя.
— Пройдите к президенту, господа. — Вэллат проводил их в соседнюю комнату. Президент уже сидел за столом. Он не поднимал глаз, будто ему неловко было находиться здесь. На чьей он все-таки стороне? Ветхая конституция Франции постоянно требовала ответа на этот вопрос.
— Полагаю, нет смысла спрашивать префекта полиции относительно сегодняшних событий, — начал президент недовольным голосом. — Он ничего не знал, пока я ему сам не рассказал по телефону.
Это было несправедливо, но префект счел за лучшее промолчать.
— Может, вы, Маллар, в курсе? Все-таки вы министр внутренних дел.
Ги Маллар был не просто в курсе: он прочел сводки о вечерних событиях, весь вечер пытался дозвониться префекту, разыскивал по телефону директора радио и телевидения и решил отложить все до утра. Звонок президента застал его за шахматной партией с приятелем. Он полагал, что префект уже занялся всем этим делом. И ошибся, выходит.
— Я не в курсе, — признался он. — Был занят весь вечер.
— Я тоже, — язвительно сказал президент. — Но все же сообщу вам, господа, то, что должен был бы услышать от вас.
Перед ним уже лежали сведения из префектуры, пожарного управления Парижа и из отдела новостей телевидения, которые собрал по телефону неутомимый Вэллат.
— В телецентре двое убитых, четверо раненых. Через десять минут после этого взрыва возле своего дома застрелен Аристид Лаборд, убийцы скрылись. В двух кварталах от его дома обнаружена брошенная машина, — возможно, они приехали на ней. Больше никаких следов. Эти сведения я получил из вашего ведомства, господин префект, хотя можно и усомниться в их достоверности. Мне кажется очевидным, что эти события связаны между собой. Согласитесь, устроить взрыв за десять минут до тщательно спланированного убийства — неплохой способ отвлечь внимание полиции и предоставить убийцам шанс благополучно скрыться.
Он обвел глазами сидящих за столом. Наступило долгое молчание.
— Не собираюсь сейчас обсуждать то, что случилось в других местах, — я убежден, что все события носят политический характер, что это изощренная и хорошо продуманная кампания. Заняться этим должно все правительство. В данный момент мы говорим только о Париже — тут жить стало опасно, положение невыносимо, господа!
Президент грохнул по столу тяжелым кулаком и обвел присутствующих тем тяжелым взглядом, который, благодаря телевидению, был знаком не только членам правительства, но и всей стране.
— Полиция показала свою полную беспомощность, — продолжал он. — Министерство внутренних дел тоже. Правительству придется принять самые серьезные меры.
При слове «правительство» премьер-министр почувствовал, что пора ему что-то сказать. Свой пост он получил не без помощи президента республики, подразумевалось, что он станет его правой рукой, не претендуя при этом на самостоятельный образ мыслей, потому теперь он спешил поддержать президента. Но одновременно ему соте-лось сохранить видимость порядка и согласия в кабинете. Это было отнюдь не просто и не особенно удавалось раньше. Он с нетерпением ждал окончания срока своих полномочий, оставалось всего три месяца. Но жизнь продолжалась…
— Дорогие коллеги, невозможно не согласиться с оценкой событий, данной господином президентом, — вступил он. — Если бы я сегодня вечером не был на приеме у президента Габона, я счел бы своим долгом заняться этим делом сам. И однако…
Никто не перебивал его, президент не выказал никакого интереса к тому, что у премьер-министра имеется алиби… Он умолк.
— Я не идиот, чтобы предполагать, будто подобная встреча может чему-либо способствовать, да еще ночью, без надлежащей информации и подготовки. Но премьер-министр и я — мы созвали вас сейчас, чтобы провести утром, в девять, совещание, куда, я рассчитываю, вы придете с четкими, продуманными предложениями относительно того, как оживить борьбу с террористами, которая до сих пор велась кое-как. Разве не так, господин префект?
— Я бы этого не сказал, господин президент. — Вид у префекта был чрезвычайно расстроенный.
— Значит, меня неправильно информировали, — сказал президент. — И многих удалось арестовать?
— Нескольких. Но, правда, это ни к чему не привело.
— Вот я и говорю — кое-как.
Префект пожал плечами:
— Утром я представлю полный отчет.
— Я бы хотел получить также сведения о моральном состоянии общества в связи с происходящим.
Это относилось к министру информации и мэру. Премьер-министр сделал вид, будто записывает что-то на случай, если ему вдруг изменит память. Министр внутренних дел не присоединился ни к кому, как бы не желая петь с ними в унисон. Ни к чему поднимать волну. Грязь прилипчива, чуть двинулся — и испачкался.
— И следует принять незамедлительные меры для охраны наиболее уязвимых объектов, хотя, признаться, никогда бы не подумал, что в группе риска окажется Аристид Лаборд.
Остальные снова молча согласились, президент встал и вышел, оставив премьер-министра на растерзание.
— Итак, до завтра, господа, — произнес Вэллат.
Глава 6
В девять утра министры собрались снова. А Баум в это время уже сидел в кабинете своего шефа. Президент все еще пребывал в настроении, опасном для окружающих, душевное состояние Жоржа Вавра было не лучше: его терзали недоверие к эксцентрическим методам Баума и мрачные предчувствия относительно их последствий. Зато сам Альфред Баум, устроившись с папкой бумаг на краешке одного из неудобных стульев в начальственном кабинете, являл собой воплощенную самонадеянность и прекрасное расположение духа.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37