ДСТ, как вы догадываетесь, работает самостоятельно. Мы не посвящаем других в наши секреты. И я не могу гарантировать, что кто-нибудь — ну хоть префектура полиции — не разузнает про это дело, и уж они постараются поймать вас с поличным, прямо с документами. Вот что меня больше всего и беспокоит. И вот почему мне нужно ваше сотрудничество.
— Чего вы хотите?
— Чтобы вы помогли перехватить того, кто доставит документы. Сделать это можно только в здании редакции.
Сейнак не ответил. Они медленно проплывали как раз под древним Новым мостом и тихо покачивались на волнах, расходившихся от встречного судна.
— Я обязан посоветоваться с товарищами. Ваше предложение представляет определенную опасность.
— Прекрасно понимаю. Но, к сожалению, дело весьма срочное. Конверт может быть доставлен вам в любую минуту. Скорее всего в час пик, когда практически невозможно выследить посланца.
Теперь они плыли под мостом Нотр-Дам, собор сиял в солнечных лучах. Американские туристы в ослепительно белых майках толпились у огромных дверей. Сейнак поднялся.
— Я понимаю значение нашей встречи, — сказал он. — Позвоню через час. Но скажите еще одну вещь. Если кто-то будет арестован в здании редакции в момент передачи на мое имя конверта, а в конверте полным-полно государственных тайн, то ведь в этот момент я становлюсь уязвимым. Совершенно без всякой защиты, особенно если провокацию организовали вы сами.
— Вы правы, господин Сейнак, безусловно, правы. Вам следует самому решить, является ли наша встреча изощренным заговором или честной попыткой поймать коммунистическую партию на слове.
— Не понял.
— Вы ведь заявляете, будто вы истинно национальная партия, не зависящая ни от кого за рубежом. Так вот, требуется ваша помощь в деле, касающемся безопасности страны. В этом случае каждая национальная партия обязана помочь.
— В прошлом с нами не всегда обходились справедливо, поэтому мы так осторожны.
— Все, что я могу сейчас, — это пожелать вам сделать правильный выбор.
Баум встал, и они обменялись рукопожатием. «Не знаю, — сказал Баум про себя, глядя вслед уходящему. — Ну, не знаю — и все». — И покачал головой.
Рыжий Жан-Поль и его приятель Беранже, специалист по автомобилям, получили инструкции в понедельник: группа собралась в пассаже Сен-Дени примерно в то же время, когда Баум и Сейнак совершали свою странную прогулку по реке. Эти двое ушли с собрания группы порознь — Жан-Поль все в той же черной кожаной куртке, надетой прямо поверх майки, и в джинсах, и Беранже в помятом костюме, который сидел на нем свободно и позволял скрыть некоторую выпуклость — пистолет «берет-та» в кобуре. Их обоих разозлило, что срок операции перенесен.
Они встретились снова в половине шестого в хозяйственном отделе большого магазина Бон Марше на улице Севр, где купили веревку, нож и кое-какие инструменты. Когда в шесть вечера магазин закрылся, Жан-Поль лежал за рулонами линолеума в отделе ковров, а Беранже прятался наверху в пустой комнате, примыкающей к бухгалтерии. Сразу после полуночи — к этому времени закончили свою работу уборщицы — приятели встретились на первом этаже. Когда двое сторожей совершали свой очередной обход, Жан-Поль и Беранже напали на них сзади — их лица были скрыты масками из чулок. Один из сторожей оказал сопротивление и получил сокрушительный удар по затылку заранее купленным здесь же молотком. Второй поднял руки.
Сторожей с кляпами во рту и связанных по рукам и ногам оставили лежать за грудами коробок. Приятели направились в комнату охраны, расположенную возле служебного входа. Там они обнаружили третьего стража, который, глянув в дуло пистолета Беранже, мгновенно сообразил, что благоразумие — это та же доблесть. Его тоже связали — для того и была куплена веревка.
— Приступим к работе? — спросил Беранже. — Где тут что?
— Ступай за мной, я на прошлой неделе все разузнал…
Они вернулись в подвал, при тусклом свете фонариков отыскали дорогу к складу. Здесь громоздились товары для кухни: холодильники, плиты, серванты.
— Вот эта подойдет, — сказал Жан-Поль.
Они сняли с одного из холодильников картонную коробку и, стараясь ее не повредить, поднялись с нею на первый этаж, а оттуда вышли в крытый двор, где обычно разгружали товар. Здесь бок о бок стояли пять автомобилей, принадлежащих магазину.
— Ключи где?
— Висят в конторе. — Жан-Поль действительно все разузнал.
Беранже погрузил картонную коробку в кузов одной из машин, Жан-Поль ловко включил зажигание проволочкой, которую вынул из кармана куртки. Машина ожила, в ночи звук мотора казался опасно громким.
— Давай побыстрей!
Беранже отомкнул замок раздвижных ворот, машина медленно выехала на боковую улицу. Он закрыл и запер ворота, сунул ключи в карман, забрался в кабину, и они не спеша двинулись в сторону Менильмонтан.
— Порядок, без проблем, — одобрительно сказал Беранже.
— Говна пирога, — согласился Жан-Поль. — Только сторожей, мне сдается, надо было прикончить — просто ради безопасности. Завтра-то крупное дельце предстоит.
Они ехали по опустевшим улицам, углубляясь в лабиринт переулков одного из самых бедных кварталов Парижа, мимо обветшавших домов, магазинчиков и гаражей. За авеню Гамбетта и вовсе пошли пустыри, какие-то будки и лачуги. Наконец остановились. Беранже вышел, отомкнул висячий замок на дверях гаража и отступил в сторону, пока Жан-Поль заезжал внутрь.
В течение следующего часа приятели трудились не покладая рук: меняли номерные знаки и закрашивали номера на дверцах кабины. С помощью подходящего трафарета Беранже нарисовал другие цифры. Жан-Поль отыскал в своей коллекции ключей подходящий, чтобы включать зажигание. Еще он проверил уровень воды и масла, состояние аккумулятора и покрышек.
В углу гаража был спрятан ящик с табличкой «Pomodori iscatoli Tomates en boites», на ней значилось еще название консервного завода в Висенца и адрес в пригороде Парижа. Ящик осторожно втащили в кузов и, соорудив себе освещение с помощью лампы на длинном гибком шнуре, принялись за дело: надо было переложить его содержимое, которое представляло собой отнюдь не консервированные помидоры, в картонную коробку, привезенную из Бон Марше.
Закончив, они заклеили коробку скотчем. Потом протерли весь грузовик, чтобы уничтожить отпечатки пальцев, вышли из гаража, заперли его и отправились по домам. Это было в половине пятого утра. Светало, но Париж еще толком не проснулся.
В тот же понедельник в потайной комнате позади химчистки в пассаже Сен-Дени Ингрид целых полчаса набирала номера из телефонной книги, а потом звонила по очереди каждому из жильцов дома № 88 на улице Фобур Сент-Оноре. И каждый раз делала вид, будто ошиблась номером. Из двенадцати четверо не ответили вообще, и по этим номерам она звонила в течение дня снова и снова до самого вечера, пока число неотвечающих не сократилось до двух. Имена этих жильцов она записала.
Днем она — в темном парике и темных очках — вышла вместе с Сержем. Автобусом добрались до улицы Фобур Сент-Оноре и зашагали мимо фешенебельных магазинов, пока не дошли до дома № 88, стоящего как раз напротив входа в президентский дворец. У Ингрид была с собой папка и пачка квитанций. Серж прошел мимо дома и свернул в первую же улицу.
Ингрид постучалась к консьержке.
— Я от газовой компании. Мне надо узнать, какие приборы используются чаще всего. Могу я опросить ваших жильцов?
— А что вы хотите узнать? — Консьержка была португалка. Ее инструктировали при приеме на работу, как отвечать на подобные вопросы. Но она еще плохо знала французский, и это помешало ей спросить у посетительницы удостоверение или даже просто не пустить ее в дом.
Ингрид прочитала список жильцов, спрашивая, какую квартиру кто из них занимает, и делая пометки в списке.
— Спасибо, — сказала она. — Я поднимусь и с некоторыми поговорю.
На каждом этаже было по две квартиры: одна окнами на улицу, другая — в закрытый со всех сторон двор. Поднимаясь с этажа на этаж, она проверяла фамилии тех, кто живет окнами на улицу. Квартиры, в которых хозяева, по ее мнению, отсутствовали, выходили окнами во двор. Ни в одну из них она не позвонила.
Спустившись снова на первый этаж, она проскользнула во двор и толкнула дверь черного хода. Здесь на последнем этаже, где находились только кладовки и комнаты для прислуги, она провела несколько минут, прикидывая, как отсюда попасть на крышу. Потом поспешила к выходу.
— Благодарю вас, — вежливо сказала она консьержке. — Я узнала все, что хотела.
За углом, на улице Дюра, они встретились: Серж вышел ей навстречу из подъезда многоквартирного дома, примыкающего к дому № 88. И парочка быстрым шагом удалилась, оживленно беседуя на ходу.
— Выглядит все о'кей, — высказался Серж. — Но вообще такие операции нельзя проводить в спешке, их надо как следует готовить.
— Феликс приказал операцию перенести на вторник, — возразила его дама.
— Почему? Что-нибудь произошло?
— Понятия не имею, да и тебе знать не надо.
В тот же понедельник около пяти Альфреду Бауму позвонили по прямому телефону.
— Насчет сегодняшнего разговора. — Это был голос Сейнака. — Мы готовы сотрудничать с вами.
— Рад слышать.
Наступила пауза, словно телефон внезапно отключили. Затем Баум услышал несколько искаженный, но хорошо различимый голос: «Расскажу вам одну странную историю. Вас, наверно, удивит, почему я решил вам довериться…» Это был его собственный голос и его слова, сказанные Сейнаку во время прогулки по Сене.
В трубке щелкнуло, вновь заговорил Сейнак:
— Вы, конечно, не ожидали, что я приму меры предосторожности. Но вы не хуже меня знаете — за секретными службами числится немало провокаций. Я удивился, что вы не спросили, нет ли у меня с собой магнитофона.
— А зачем? Чтобы вы насторожились? Если уж на то пошло, ваши коллеги не против того, чтобы вы приняли мое предложение?
— Жду конкретных распоряжений.
— К вам явятся двое наших сотрудников. Пусть один займет место в холле, рядом с дежурным, а второй потолкается среди тех, кто разносит корреспонденцию или ожидает разрешения подняться наверх. Снаружи тоже будут наши люди, но их вы и не заметите.
— Ладно. Скажите вашим людям, пусть обратятся к администратору, а я его предупрежу.
В тот же день после обеда префект полиции, предприняв меры, чтобы разговор не подслушали, позвонил тому, кого называли Феликсом.
— Наш приятель не смог сообщить последние новости о том, что они там делают в ДСТ, — сказал префект. — Такая незадача: Вавр и его заместитель никому ничего не говорят.
— Надо постараться: должны же мы знать, какие меры приняты против террористов!
— Разумеется. А как насчет этого Баума? Пора что-то предпринять?
— Пока не надо, будет еще время. Теперь об этом деле с бумагами Комитета обороны. Я распорядился доставить конверт по адресу.
— Когда?
— Послезавтра в шесть. Вы получите конфиденциальную информацию, на которую, если понадобится, можете потом сослаться. Ее доставят открыто, за час до того, как будет передан конверт, и отдадут дежурному на вахте. А вы организуйте рейд в редакцию. Пошлите людей из бригады борьбы с коммунистами. Это по их части, они уж поусердствуют. Пошлите народу побольше, пусть обыск будет быстрым и тщательным. Ну, не мне вам объяснять…
— А как с прессой?
— Назначьте пресс-конференцию в префектуре, проведите ее лично. Выберите парочку особо щекотливых страниц для факсимильного воспроизведения в газетах. Максимум шума, ясно? Только поспешите, а то кто-нибудь из правительства захочет все дело прикрыть.
— Понял.
— Пусть газеты поднимут вой, заголовки покрупнее. «Юманите», конечно, завопит насчет провокации. Ну и пусть.
Глава 9
Адмирал Кент Брубек тридцать пять лет прослужил в военно-морских силах США, и ничего удивительного, что, имея за плечами такое прошлое, он относился к Генри Киссинджеру с некоторой неприязнью и весьма подозрительно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37
— Чего вы хотите?
— Чтобы вы помогли перехватить того, кто доставит документы. Сделать это можно только в здании редакции.
Сейнак не ответил. Они медленно проплывали как раз под древним Новым мостом и тихо покачивались на волнах, расходившихся от встречного судна.
— Я обязан посоветоваться с товарищами. Ваше предложение представляет определенную опасность.
— Прекрасно понимаю. Но, к сожалению, дело весьма срочное. Конверт может быть доставлен вам в любую минуту. Скорее всего в час пик, когда практически невозможно выследить посланца.
Теперь они плыли под мостом Нотр-Дам, собор сиял в солнечных лучах. Американские туристы в ослепительно белых майках толпились у огромных дверей. Сейнак поднялся.
— Я понимаю значение нашей встречи, — сказал он. — Позвоню через час. Но скажите еще одну вещь. Если кто-то будет арестован в здании редакции в момент передачи на мое имя конверта, а в конверте полным-полно государственных тайн, то ведь в этот момент я становлюсь уязвимым. Совершенно без всякой защиты, особенно если провокацию организовали вы сами.
— Вы правы, господин Сейнак, безусловно, правы. Вам следует самому решить, является ли наша встреча изощренным заговором или честной попыткой поймать коммунистическую партию на слове.
— Не понял.
— Вы ведь заявляете, будто вы истинно национальная партия, не зависящая ни от кого за рубежом. Так вот, требуется ваша помощь в деле, касающемся безопасности страны. В этом случае каждая национальная партия обязана помочь.
— В прошлом с нами не всегда обходились справедливо, поэтому мы так осторожны.
— Все, что я могу сейчас, — это пожелать вам сделать правильный выбор.
Баум встал, и они обменялись рукопожатием. «Не знаю, — сказал Баум про себя, глядя вслед уходящему. — Ну, не знаю — и все». — И покачал головой.
Рыжий Жан-Поль и его приятель Беранже, специалист по автомобилям, получили инструкции в понедельник: группа собралась в пассаже Сен-Дени примерно в то же время, когда Баум и Сейнак совершали свою странную прогулку по реке. Эти двое ушли с собрания группы порознь — Жан-Поль все в той же черной кожаной куртке, надетой прямо поверх майки, и в джинсах, и Беранже в помятом костюме, который сидел на нем свободно и позволял скрыть некоторую выпуклость — пистолет «берет-та» в кобуре. Их обоих разозлило, что срок операции перенесен.
Они встретились снова в половине шестого в хозяйственном отделе большого магазина Бон Марше на улице Севр, где купили веревку, нож и кое-какие инструменты. Когда в шесть вечера магазин закрылся, Жан-Поль лежал за рулонами линолеума в отделе ковров, а Беранже прятался наверху в пустой комнате, примыкающей к бухгалтерии. Сразу после полуночи — к этому времени закончили свою работу уборщицы — приятели встретились на первом этаже. Когда двое сторожей совершали свой очередной обход, Жан-Поль и Беранже напали на них сзади — их лица были скрыты масками из чулок. Один из сторожей оказал сопротивление и получил сокрушительный удар по затылку заранее купленным здесь же молотком. Второй поднял руки.
Сторожей с кляпами во рту и связанных по рукам и ногам оставили лежать за грудами коробок. Приятели направились в комнату охраны, расположенную возле служебного входа. Там они обнаружили третьего стража, который, глянув в дуло пистолета Беранже, мгновенно сообразил, что благоразумие — это та же доблесть. Его тоже связали — для того и была куплена веревка.
— Приступим к работе? — спросил Беранже. — Где тут что?
— Ступай за мной, я на прошлой неделе все разузнал…
Они вернулись в подвал, при тусклом свете фонариков отыскали дорогу к складу. Здесь громоздились товары для кухни: холодильники, плиты, серванты.
— Вот эта подойдет, — сказал Жан-Поль.
Они сняли с одного из холодильников картонную коробку и, стараясь ее не повредить, поднялись с нею на первый этаж, а оттуда вышли в крытый двор, где обычно разгружали товар. Здесь бок о бок стояли пять автомобилей, принадлежащих магазину.
— Ключи где?
— Висят в конторе. — Жан-Поль действительно все разузнал.
Беранже погрузил картонную коробку в кузов одной из машин, Жан-Поль ловко включил зажигание проволочкой, которую вынул из кармана куртки. Машина ожила, в ночи звук мотора казался опасно громким.
— Давай побыстрей!
Беранже отомкнул замок раздвижных ворот, машина медленно выехала на боковую улицу. Он закрыл и запер ворота, сунул ключи в карман, забрался в кабину, и они не спеша двинулись в сторону Менильмонтан.
— Порядок, без проблем, — одобрительно сказал Беранже.
— Говна пирога, — согласился Жан-Поль. — Только сторожей, мне сдается, надо было прикончить — просто ради безопасности. Завтра-то крупное дельце предстоит.
Они ехали по опустевшим улицам, углубляясь в лабиринт переулков одного из самых бедных кварталов Парижа, мимо обветшавших домов, магазинчиков и гаражей. За авеню Гамбетта и вовсе пошли пустыри, какие-то будки и лачуги. Наконец остановились. Беранже вышел, отомкнул висячий замок на дверях гаража и отступил в сторону, пока Жан-Поль заезжал внутрь.
В течение следующего часа приятели трудились не покладая рук: меняли номерные знаки и закрашивали номера на дверцах кабины. С помощью подходящего трафарета Беранже нарисовал другие цифры. Жан-Поль отыскал в своей коллекции ключей подходящий, чтобы включать зажигание. Еще он проверил уровень воды и масла, состояние аккумулятора и покрышек.
В углу гаража был спрятан ящик с табличкой «Pomodori iscatoli Tomates en boites», на ней значилось еще название консервного завода в Висенца и адрес в пригороде Парижа. Ящик осторожно втащили в кузов и, соорудив себе освещение с помощью лампы на длинном гибком шнуре, принялись за дело: надо было переложить его содержимое, которое представляло собой отнюдь не консервированные помидоры, в картонную коробку, привезенную из Бон Марше.
Закончив, они заклеили коробку скотчем. Потом протерли весь грузовик, чтобы уничтожить отпечатки пальцев, вышли из гаража, заперли его и отправились по домам. Это было в половине пятого утра. Светало, но Париж еще толком не проснулся.
В тот же понедельник в потайной комнате позади химчистки в пассаже Сен-Дени Ингрид целых полчаса набирала номера из телефонной книги, а потом звонила по очереди каждому из жильцов дома № 88 на улице Фобур Сент-Оноре. И каждый раз делала вид, будто ошиблась номером. Из двенадцати четверо не ответили вообще, и по этим номерам она звонила в течение дня снова и снова до самого вечера, пока число неотвечающих не сократилось до двух. Имена этих жильцов она записала.
Днем она — в темном парике и темных очках — вышла вместе с Сержем. Автобусом добрались до улицы Фобур Сент-Оноре и зашагали мимо фешенебельных магазинов, пока не дошли до дома № 88, стоящего как раз напротив входа в президентский дворец. У Ингрид была с собой папка и пачка квитанций. Серж прошел мимо дома и свернул в первую же улицу.
Ингрид постучалась к консьержке.
— Я от газовой компании. Мне надо узнать, какие приборы используются чаще всего. Могу я опросить ваших жильцов?
— А что вы хотите узнать? — Консьержка была португалка. Ее инструктировали при приеме на работу, как отвечать на подобные вопросы. Но она еще плохо знала французский, и это помешало ей спросить у посетительницы удостоверение или даже просто не пустить ее в дом.
Ингрид прочитала список жильцов, спрашивая, какую квартиру кто из них занимает, и делая пометки в списке.
— Спасибо, — сказала она. — Я поднимусь и с некоторыми поговорю.
На каждом этаже было по две квартиры: одна окнами на улицу, другая — в закрытый со всех сторон двор. Поднимаясь с этажа на этаж, она проверяла фамилии тех, кто живет окнами на улицу. Квартиры, в которых хозяева, по ее мнению, отсутствовали, выходили окнами во двор. Ни в одну из них она не позвонила.
Спустившись снова на первый этаж, она проскользнула во двор и толкнула дверь черного хода. Здесь на последнем этаже, где находились только кладовки и комнаты для прислуги, она провела несколько минут, прикидывая, как отсюда попасть на крышу. Потом поспешила к выходу.
— Благодарю вас, — вежливо сказала она консьержке. — Я узнала все, что хотела.
За углом, на улице Дюра, они встретились: Серж вышел ей навстречу из подъезда многоквартирного дома, примыкающего к дому № 88. И парочка быстрым шагом удалилась, оживленно беседуя на ходу.
— Выглядит все о'кей, — высказался Серж. — Но вообще такие операции нельзя проводить в спешке, их надо как следует готовить.
— Феликс приказал операцию перенести на вторник, — возразила его дама.
— Почему? Что-нибудь произошло?
— Понятия не имею, да и тебе знать не надо.
В тот же понедельник около пяти Альфреду Бауму позвонили по прямому телефону.
— Насчет сегодняшнего разговора. — Это был голос Сейнака. — Мы готовы сотрудничать с вами.
— Рад слышать.
Наступила пауза, словно телефон внезапно отключили. Затем Баум услышал несколько искаженный, но хорошо различимый голос: «Расскажу вам одну странную историю. Вас, наверно, удивит, почему я решил вам довериться…» Это был его собственный голос и его слова, сказанные Сейнаку во время прогулки по Сене.
В трубке щелкнуло, вновь заговорил Сейнак:
— Вы, конечно, не ожидали, что я приму меры предосторожности. Но вы не хуже меня знаете — за секретными службами числится немало провокаций. Я удивился, что вы не спросили, нет ли у меня с собой магнитофона.
— А зачем? Чтобы вы насторожились? Если уж на то пошло, ваши коллеги не против того, чтобы вы приняли мое предложение?
— Жду конкретных распоряжений.
— К вам явятся двое наших сотрудников. Пусть один займет место в холле, рядом с дежурным, а второй потолкается среди тех, кто разносит корреспонденцию или ожидает разрешения подняться наверх. Снаружи тоже будут наши люди, но их вы и не заметите.
— Ладно. Скажите вашим людям, пусть обратятся к администратору, а я его предупрежу.
В тот же день после обеда префект полиции, предприняв меры, чтобы разговор не подслушали, позвонил тому, кого называли Феликсом.
— Наш приятель не смог сообщить последние новости о том, что они там делают в ДСТ, — сказал префект. — Такая незадача: Вавр и его заместитель никому ничего не говорят.
— Надо постараться: должны же мы знать, какие меры приняты против террористов!
— Разумеется. А как насчет этого Баума? Пора что-то предпринять?
— Пока не надо, будет еще время. Теперь об этом деле с бумагами Комитета обороны. Я распорядился доставить конверт по адресу.
— Когда?
— Послезавтра в шесть. Вы получите конфиденциальную информацию, на которую, если понадобится, можете потом сослаться. Ее доставят открыто, за час до того, как будет передан конверт, и отдадут дежурному на вахте. А вы организуйте рейд в редакцию. Пошлите людей из бригады борьбы с коммунистами. Это по их части, они уж поусердствуют. Пошлите народу побольше, пусть обыск будет быстрым и тщательным. Ну, не мне вам объяснять…
— А как с прессой?
— Назначьте пресс-конференцию в префектуре, проведите ее лично. Выберите парочку особо щекотливых страниц для факсимильного воспроизведения в газетах. Максимум шума, ясно? Только поспешите, а то кто-нибудь из правительства захочет все дело прикрыть.
— Понял.
— Пусть газеты поднимут вой, заголовки покрупнее. «Юманите», конечно, завопит насчет провокации. Ну и пусть.
Глава 9
Адмирал Кент Брубек тридцать пять лет прослужил в военно-морских силах США, и ничего удивительного, что, имея за плечами такое прошлое, он относился к Генри Киссинджеру с некоторой неприязнью и весьма подозрительно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37