Она не знала, что цикады были для нее благословением, иначе она не встретила бы свою любовь. Вскоре она стала его женой.
Я подскочила: что-то ударило меня по ноге. Я села, недоуменно посмотрела по сторонам. Сад стал другим — темным. Солнце ушло. Оказывается, я задремала. В моем сне спасителем оказался Джейсон. Это он унес девушку. Его рубашка была распахнута у ворота. Он нес ее и шептал на ухо что-то грубое и соблазнительное, отчего она краснела и закрывала лицо. Что-то ударило меня по руке, в испуге я соскочила с шезлонга и уронила книжки. На земле появилось множество ямок, пыль взлетала, словно при обстреле. Дождь. Это был всего лишь дождь, но я до сих пор не отошла от сказки с японской девушкой. Мне казалось, что из пыли выскочили миллионы насекомых и вцепились ей в волосы. Капли на голой коже казались мне ядовитыми. Я быстро собрала книжки — сколько могла — и понеслась по саду к коридору из глициний.
Отодвинула створку двери. На лестнице было прохладно, в щелях между ступенями лежали сухие листья. Позади меня дождь лупил в окно, затянутое рисовой бумагой. Мне казалось, что в саду становится все темнее, жуки раскачивают ветви, сливаются в колонию, угрожают разбить крышу. В темноте скинула туфли и заторопилась по ступеням.
Джейсон стоял в коридоре, словно поджидал меня. Он был одет для выхода в город, но босиком. Я остановилась, уронила на пол книги.
— Что такое?
— Я порезалась, — сказала я, проведя ладонями по рукам. Мне казалось, что крылья цикад порезали мне кожу. — Кажется, порезалась о кусты.
Он наклонился и взялся за мои лодыжки большим и указательным пальцами. Я невольно отдернула ногу.
— Что ты…
Он приложил палец к губам.
— Что я… — передразнил он меня и поднял брови. — А что я?
Я стояла, будто парализованная, слегка расставив ноги. Молча смотрела на него, а он спокойно водил руками по моим икрам, словно конюх, отыскивающий изъяны у лошади. Задержал руки на моих коленях и закрыл глаза, словно бы пальцы были стетоскопом и он прислушивался к сбоям в организме. На моих плечах и затылке выступила испарина. Он выпрямился и провел ладонями по моим рукам, взял за локти, провел большим пальцем по тонкой коже на запястье. На улице шумел дождь, в хлипких коридорах завывало. Джейсон положил руку мне на плечо, поднял волосы, собрал их в пучок. Я чувствовала, как мой пульс стучит ему в ладонь.
— Пожалуйста…
Он криво улыбнулся, обнажив край обломанного зуба.
— Ты чистая, — сказал он. — Очень чистая.
Мне хотелось прижать пальцы к глазам, потому что перед зрачками плясали светлые точки. Я видела родинку на его шее, а под ней — легкое трепетание пульса.
— Ты знаешь, какое сейчас время? — спросил он.
— Нет. Какое?
— Настало время, чтобы мы сделали это. — Он взял мою руку, положил себе на ладонь. — Давай. Постараемся узнать, что ты скрываешь.
Я уперлась пятками в пол. Волоски на коже встали дыбом. Почувствовала, как между лопатками потекли ручейки пота.
— Эй! — он лукаво улыбнулся. — Это недолго.
— Пусти меня! — я вырвала свою руку, попятилась и едва не споткнулась. — Пожалуйста, оставь меня в покое.
Неловко собрала книги и, прижимая их к животу, побежала в свою комнату. Хлопнула дверью, прислонилась к ней спиной. Долгое время сердце стучало так громко, что я больше ничего не слышала.
В шесть часов вечера стемнело, сквозь шторы светил неоновый Микки Рурк. Зеркало в золоченой раме отражало мой силуэт. Я дрожа выпускала прерывистую струю дыма. Просидела так почти пять часов — ничего не делала, лишь курила одну сигарету за другой. Не могла успокоиться — испытывала эйфорию. Как только на ум приходили слова Джейсона: «Постараемся узнать, что ты скрываешь», — казалось, что по коже бегают пузырьки.
Наконец откинула со лба прядь волос и потушила сигарету. Пора готовиться к клубу. Встала, сняла одежду, открыла шкаф и вытащила мешки. Когда принимаешь ответственное решение, приходится затаить дыхание и прыгнуть.
Я вынула французские панталоны. Они были из полупрозрачного шелка, а центральная вставка из бархата с узором из сотен восточных цветов. Натянула их до талии. Повернулась, посмотрела в зеркало. Мой живот был полностью прикрыт — от пупка до начала бедер. Невозможно ничего рассмотреть.
С другой стороны дома доносились крики. Двойняшки ссорились, как и обычно, перед работой. Стены коридора отражали эхо, но я едва их слышала. Сунула палец в клин панталон, отодвинула кружево. Можно было проникнуть внутрь, не сдвинув при этом верхнюю часть. В этом случае и не поймешь, что что-то не так. Может, жизнь изменится, подумала я. Может, я ошибалась и смогу ее изменить.
Глубоко задумавшись, надела узкое черное бархатное платье. Села на табурет, слегка развела ноги и опустила голову между коленей, так, как это делали русские девушки. Попрыскала лаком волосы. Теперь они стали блестящими и очень черными на фоне моей белой кожи. Бархатное платье плотно прилегало в тех местах, где я успела поправиться, и мне хотелось его оттянуть.
Русские по-прежнему орали. Я тщательно накрасила губы, взяла под мышку маленькую кожаную сумочку, надела туфли-лодочки и вышла из комнаты в коридор. Шла не слишком уверенно на высоких каблуках. Отвела назад плечи, вскинула голову.
В комнате горел свет. Джейсон стоял там спиной к двери. Тихонько подпевая сам себе, старался заглушить визгливые голоса. Он заглянул в шкафы, в холодильник, налил мартини.
— Глупые русские, — пел он, — глупые сварливые девчонки. — Услышав мои шаги, он перестал петь.
Я по-прежнему шагала по коридору, когда он громко меня окликнул:
— Грей!
Я остановилась, сжала руки в кулаки, закрыла глаза. Подождала, пока дыхание успокоится, и повернулась. Он стоял в коридоре и смотрел так, словно увидел привидение.
— Да? — сказала я.
Он разглядывал мой макияж, волосы, блестящие черные туфли.
— Да? — повторила я, чувствуя, что краснею.
— Что-то новое, — сказал он. — Платье. Да?
Я не ответила. Уставилась в потолок. В голове стучало.
— Я знал это, — сказал он, и в его голосе было заметно удовлетворение. — Всегда знал, что внутри ты — секс. Чистый секс.
27
Джейсон редко с нами разговаривал, но в тот вечер по пути в клуб трещал без умолку.
— Признайся, — говорил он, не вынимая сигареты изо рта и сунув пальцы под лямку сумки, которую надел на шею, — это ты для меня постаралась? Ну, скажи.
Русских такой разговор страшно забавлял, а я не знала, что ему ответить. Чувствовала, что щеки мои залились краской, а французские панталоны крутились под платьем, словно жили собственной, не зависящей от меня жизнью, и хотели заявить о своем присутствии Джейсону: «Да, она надела их для тебя».
Наконец он утомился, и остальная часть пути прошла в молчании. Впрочем, лицо его сохраняло довольное и в то же время задумчивое выражение. Когда мы все вошли в стеклянный лифт, он повернулся к нам спиной, сунул руки в карманы и, глядя на Токио, переступал с носков на пятки. Я смотрела ему в затылок и думала: «Ты в самом деле так думаешь? Ты меня не дразнишь? Пожалуйста, не дразни меня. Это будет слишком…»
В клубе было людно — группа из Хитачи заняла четыре столика, и мама была в хорошем настроении. Все обратили на меня внимание: должно быть, из-за бархатного платья. Удивительно, какими соблазнительными могут быть лесть и секс. Только когда группа Фуйюки вошла в клуб, я удивилась, что за целый вечер и не вспомнила о Ши Чонгминге и его лекарстве. Увидев их в дверях, выпрямилась на стуле и оживилась.
Стол был накрыт. Строберри послала официантов, чтобы те оборвали засохшие листья в цветочных композициях, раздали господам полотенца и проследили, чтобы бутылки виски для Фуйюки сверкали, как положено. Меня, вместе с шестью другими девушками, направили обслуживать дорогих гостей. Группа делала ставки в тотализаторе на соревнованиях быстроходных катеров в Айтиnote 62, и теперь все были в прекрасном настроении. Медсестра в этот раз не пошла в альков, а осталась в вестибюле. Она сидела в шезлонге, скрестив ноги. Я бросала взгляды на ее ноги, обутые в лодочки, каждый раз, когда алюминиевые двери отворялись, и каждый раз забывала, о чем говорю. Из головы не шла фотография. Зверь Сай-тамы. На память пришло лицо Ши Чонгминга, когда он рассказывал об украшательстве. Какой же нужно быть сильной, чтобы убить мужчину! И досконально знать анатомию, чтобы вынуть внутренние органы, не оставив снаружи следов. А что, если Ши Чонгминг сделал фотомонтаж, чтобы напугать меня?
Фуйюки был говорлив. Он много выиграл и поздно вечером собрался устроить у себя дома вечеринку. Вскоре все узнали: в клуб он пришел специально — пригласить девушек в гости. Вот и Ши Чонгминг говорил мне, что время от времени он это проделывает. Оправляя волосы и приглаживая чулки, я думала, что секрет лекарства, скорее всего, хранится в его доме. Расправила платье. Скажи, в Англии все такие хорошенькие!
Удивительно, но Бизон тоже пришел. По-прежнему самоуверенный, с синим подбородком, похожий на телохранителя. Он закатал рукава пиджака, демонстрируя мощные предплечья, и положил руки на стол. Снова развлекал гостей своими рассказами: о переделке, в которую угодил, об акциях несуществующего гольф-клуба. Истории следовали одна за другой, но выражение лица у него было не таким, как прежде: напору поубавилось, и улыбка была не столь победительной. Мне показалось, что он исполняет обязанность придворного шута. Притворилась, что слушаю — курила и задумчиво кивала, но на самом деле наблюдала за Фуйюки, старалась придумать, как обратить на себя его внимание.
— Они продали почти все акции, — сказал Бизон, качая головой. — Представьте только. Когда Боб Хоуп услышал, что японский клуб создан от его имени, то чуть не совершил убийство.
— Простите, — сказала я, потушила сигарету и обошла стул. — Вернусь через несколько минут.
Туалеты находились рядом с вестибюлем. Нужно было обойти кресло Фуйюки, чтобы туда попасть. Я огладила платье, распрямила плечи и пошла. Дрожала, но усилием воли заставила себя идти медленно, сексуально, при этом лицо мое горело, а ноги ослабели. Даже музыка и разговор не заглушили шуршание нейлона на моих бедрах. Маленькая голова Фуйюки была всего в нескольких футах от меня. Я приблизилась и задела бедром спинку инвалидного кресла. Он вздрогнул.
— Прошу прощения. — Я положила руки на кресло. — Извините.
Он вывернул старческую шею, чтобы взглянуть на меня. Я его успокоила, прижала пальцы к его плечам и снова нарочно задела кресло ногой. Раздался треск статического электричества, старика обдало теплой телесной волной.
— Еще раз извините, — повторила я и подвинула кресло на прежнее место. — Этого больше не повторится.
Телохранители уставились на меня. И в этот момент я увидела в баре Джейсона. Он застыл на месте с бокалом шампанского у рта. Ждать я не стала. Оправила платье и пошла в дамскую комнату, заперлась там. Дрожа, уставилась в зеркало, на свое раскрасневшееся лицо. Просто невероятно. Я превращаюсь в вампира. Разве я похожа на себя прежнюю, приехавшую в Токио два месяца назад?
— Послушай моего совета, не ходи, — сказала Строберри. — Фуйюки приглашает тебя в свой дом, но Строберри считает — это плохая идея.
При появлении банды она накрыла стол и, своенравно пожав плечами, удалилась к себе, где и пробыла весь вечер. Пила шампанское и наблюдала за нами подозрительными узкими глазами. Когда клуб опустел, кресла перевернули на столы, и между ними пошел человек с полировальным устройством. Строберри страшно напилась. Из-под макияжа Мэрилин проглядывала ее собственная кожа, красная на шее, вокруг линии волос и ноздрей.
— Ты не понимаешь. — Она ткнула в воздух мундштуком. — Ты не похожа на японских девушек. Японские девушки понимают таких людей, как господин Фуйюки.
— А русские?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49
Я подскочила: что-то ударило меня по ноге. Я села, недоуменно посмотрела по сторонам. Сад стал другим — темным. Солнце ушло. Оказывается, я задремала. В моем сне спасителем оказался Джейсон. Это он унес девушку. Его рубашка была распахнута у ворота. Он нес ее и шептал на ухо что-то грубое и соблазнительное, отчего она краснела и закрывала лицо. Что-то ударило меня по руке, в испуге я соскочила с шезлонга и уронила книжки. На земле появилось множество ямок, пыль взлетала, словно при обстреле. Дождь. Это был всего лишь дождь, но я до сих пор не отошла от сказки с японской девушкой. Мне казалось, что из пыли выскочили миллионы насекомых и вцепились ей в волосы. Капли на голой коже казались мне ядовитыми. Я быстро собрала книжки — сколько могла — и понеслась по саду к коридору из глициний.
Отодвинула створку двери. На лестнице было прохладно, в щелях между ступенями лежали сухие листья. Позади меня дождь лупил в окно, затянутое рисовой бумагой. Мне казалось, что в саду становится все темнее, жуки раскачивают ветви, сливаются в колонию, угрожают разбить крышу. В темноте скинула туфли и заторопилась по ступеням.
Джейсон стоял в коридоре, словно поджидал меня. Он был одет для выхода в город, но босиком. Я остановилась, уронила на пол книги.
— Что такое?
— Я порезалась, — сказала я, проведя ладонями по рукам. Мне казалось, что крылья цикад порезали мне кожу. — Кажется, порезалась о кусты.
Он наклонился и взялся за мои лодыжки большим и указательным пальцами. Я невольно отдернула ногу.
— Что ты…
Он приложил палец к губам.
— Что я… — передразнил он меня и поднял брови. — А что я?
Я стояла, будто парализованная, слегка расставив ноги. Молча смотрела на него, а он спокойно водил руками по моим икрам, словно конюх, отыскивающий изъяны у лошади. Задержал руки на моих коленях и закрыл глаза, словно бы пальцы были стетоскопом и он прислушивался к сбоям в организме. На моих плечах и затылке выступила испарина. Он выпрямился и провел ладонями по моим рукам, взял за локти, провел большим пальцем по тонкой коже на запястье. На улице шумел дождь, в хлипких коридорах завывало. Джейсон положил руку мне на плечо, поднял волосы, собрал их в пучок. Я чувствовала, как мой пульс стучит ему в ладонь.
— Пожалуйста…
Он криво улыбнулся, обнажив край обломанного зуба.
— Ты чистая, — сказал он. — Очень чистая.
Мне хотелось прижать пальцы к глазам, потому что перед зрачками плясали светлые точки. Я видела родинку на его шее, а под ней — легкое трепетание пульса.
— Ты знаешь, какое сейчас время? — спросил он.
— Нет. Какое?
— Настало время, чтобы мы сделали это. — Он взял мою руку, положил себе на ладонь. — Давай. Постараемся узнать, что ты скрываешь.
Я уперлась пятками в пол. Волоски на коже встали дыбом. Почувствовала, как между лопатками потекли ручейки пота.
— Эй! — он лукаво улыбнулся. — Это недолго.
— Пусти меня! — я вырвала свою руку, попятилась и едва не споткнулась. — Пожалуйста, оставь меня в покое.
Неловко собрала книги и, прижимая их к животу, побежала в свою комнату. Хлопнула дверью, прислонилась к ней спиной. Долгое время сердце стучало так громко, что я больше ничего не слышала.
В шесть часов вечера стемнело, сквозь шторы светил неоновый Микки Рурк. Зеркало в золоченой раме отражало мой силуэт. Я дрожа выпускала прерывистую струю дыма. Просидела так почти пять часов — ничего не делала, лишь курила одну сигарету за другой. Не могла успокоиться — испытывала эйфорию. Как только на ум приходили слова Джейсона: «Постараемся узнать, что ты скрываешь», — казалось, что по коже бегают пузырьки.
Наконец откинула со лба прядь волос и потушила сигарету. Пора готовиться к клубу. Встала, сняла одежду, открыла шкаф и вытащила мешки. Когда принимаешь ответственное решение, приходится затаить дыхание и прыгнуть.
Я вынула французские панталоны. Они были из полупрозрачного шелка, а центральная вставка из бархата с узором из сотен восточных цветов. Натянула их до талии. Повернулась, посмотрела в зеркало. Мой живот был полностью прикрыт — от пупка до начала бедер. Невозможно ничего рассмотреть.
С другой стороны дома доносились крики. Двойняшки ссорились, как и обычно, перед работой. Стены коридора отражали эхо, но я едва их слышала. Сунула палец в клин панталон, отодвинула кружево. Можно было проникнуть внутрь, не сдвинув при этом верхнюю часть. В этом случае и не поймешь, что что-то не так. Может, жизнь изменится, подумала я. Может, я ошибалась и смогу ее изменить.
Глубоко задумавшись, надела узкое черное бархатное платье. Села на табурет, слегка развела ноги и опустила голову между коленей, так, как это делали русские девушки. Попрыскала лаком волосы. Теперь они стали блестящими и очень черными на фоне моей белой кожи. Бархатное платье плотно прилегало в тех местах, где я успела поправиться, и мне хотелось его оттянуть.
Русские по-прежнему орали. Я тщательно накрасила губы, взяла под мышку маленькую кожаную сумочку, надела туфли-лодочки и вышла из комнаты в коридор. Шла не слишком уверенно на высоких каблуках. Отвела назад плечи, вскинула голову.
В комнате горел свет. Джейсон стоял там спиной к двери. Тихонько подпевая сам себе, старался заглушить визгливые голоса. Он заглянул в шкафы, в холодильник, налил мартини.
— Глупые русские, — пел он, — глупые сварливые девчонки. — Услышав мои шаги, он перестал петь.
Я по-прежнему шагала по коридору, когда он громко меня окликнул:
— Грей!
Я остановилась, сжала руки в кулаки, закрыла глаза. Подождала, пока дыхание успокоится, и повернулась. Он стоял в коридоре и смотрел так, словно увидел привидение.
— Да? — сказала я.
Он разглядывал мой макияж, волосы, блестящие черные туфли.
— Да? — повторила я, чувствуя, что краснею.
— Что-то новое, — сказал он. — Платье. Да?
Я не ответила. Уставилась в потолок. В голове стучало.
— Я знал это, — сказал он, и в его голосе было заметно удовлетворение. — Всегда знал, что внутри ты — секс. Чистый секс.
27
Джейсон редко с нами разговаривал, но в тот вечер по пути в клуб трещал без умолку.
— Признайся, — говорил он, не вынимая сигареты изо рта и сунув пальцы под лямку сумки, которую надел на шею, — это ты для меня постаралась? Ну, скажи.
Русских такой разговор страшно забавлял, а я не знала, что ему ответить. Чувствовала, что щеки мои залились краской, а французские панталоны крутились под платьем, словно жили собственной, не зависящей от меня жизнью, и хотели заявить о своем присутствии Джейсону: «Да, она надела их для тебя».
Наконец он утомился, и остальная часть пути прошла в молчании. Впрочем, лицо его сохраняло довольное и в то же время задумчивое выражение. Когда мы все вошли в стеклянный лифт, он повернулся к нам спиной, сунул руки в карманы и, глядя на Токио, переступал с носков на пятки. Я смотрела ему в затылок и думала: «Ты в самом деле так думаешь? Ты меня не дразнишь? Пожалуйста, не дразни меня. Это будет слишком…»
В клубе было людно — группа из Хитачи заняла четыре столика, и мама была в хорошем настроении. Все обратили на меня внимание: должно быть, из-за бархатного платья. Удивительно, какими соблазнительными могут быть лесть и секс. Только когда группа Фуйюки вошла в клуб, я удивилась, что за целый вечер и не вспомнила о Ши Чонгминге и его лекарстве. Увидев их в дверях, выпрямилась на стуле и оживилась.
Стол был накрыт. Строберри послала официантов, чтобы те оборвали засохшие листья в цветочных композициях, раздали господам полотенца и проследили, чтобы бутылки виски для Фуйюки сверкали, как положено. Меня, вместе с шестью другими девушками, направили обслуживать дорогих гостей. Группа делала ставки в тотализаторе на соревнованиях быстроходных катеров в Айтиnote 62, и теперь все были в прекрасном настроении. Медсестра в этот раз не пошла в альков, а осталась в вестибюле. Она сидела в шезлонге, скрестив ноги. Я бросала взгляды на ее ноги, обутые в лодочки, каждый раз, когда алюминиевые двери отворялись, и каждый раз забывала, о чем говорю. Из головы не шла фотография. Зверь Сай-тамы. На память пришло лицо Ши Чонгминга, когда он рассказывал об украшательстве. Какой же нужно быть сильной, чтобы убить мужчину! И досконально знать анатомию, чтобы вынуть внутренние органы, не оставив снаружи следов. А что, если Ши Чонгминг сделал фотомонтаж, чтобы напугать меня?
Фуйюки был говорлив. Он много выиграл и поздно вечером собрался устроить у себя дома вечеринку. Вскоре все узнали: в клуб он пришел специально — пригласить девушек в гости. Вот и Ши Чонгминг говорил мне, что время от времени он это проделывает. Оправляя волосы и приглаживая чулки, я думала, что секрет лекарства, скорее всего, хранится в его доме. Расправила платье. Скажи, в Англии все такие хорошенькие!
Удивительно, но Бизон тоже пришел. По-прежнему самоуверенный, с синим подбородком, похожий на телохранителя. Он закатал рукава пиджака, демонстрируя мощные предплечья, и положил руки на стол. Снова развлекал гостей своими рассказами: о переделке, в которую угодил, об акциях несуществующего гольф-клуба. Истории следовали одна за другой, но выражение лица у него было не таким, как прежде: напору поубавилось, и улыбка была не столь победительной. Мне показалось, что он исполняет обязанность придворного шута. Притворилась, что слушаю — курила и задумчиво кивала, но на самом деле наблюдала за Фуйюки, старалась придумать, как обратить на себя его внимание.
— Они продали почти все акции, — сказал Бизон, качая головой. — Представьте только. Когда Боб Хоуп услышал, что японский клуб создан от его имени, то чуть не совершил убийство.
— Простите, — сказала я, потушила сигарету и обошла стул. — Вернусь через несколько минут.
Туалеты находились рядом с вестибюлем. Нужно было обойти кресло Фуйюки, чтобы туда попасть. Я огладила платье, распрямила плечи и пошла. Дрожала, но усилием воли заставила себя идти медленно, сексуально, при этом лицо мое горело, а ноги ослабели. Даже музыка и разговор не заглушили шуршание нейлона на моих бедрах. Маленькая голова Фуйюки была всего в нескольких футах от меня. Я приблизилась и задела бедром спинку инвалидного кресла. Он вздрогнул.
— Прошу прощения. — Я положила руки на кресло. — Извините.
Он вывернул старческую шею, чтобы взглянуть на меня. Я его успокоила, прижала пальцы к его плечам и снова нарочно задела кресло ногой. Раздался треск статического электричества, старика обдало теплой телесной волной.
— Еще раз извините, — повторила я и подвинула кресло на прежнее место. — Этого больше не повторится.
Телохранители уставились на меня. И в этот момент я увидела в баре Джейсона. Он застыл на месте с бокалом шампанского у рта. Ждать я не стала. Оправила платье и пошла в дамскую комнату, заперлась там. Дрожа, уставилась в зеркало, на свое раскрасневшееся лицо. Просто невероятно. Я превращаюсь в вампира. Разве я похожа на себя прежнюю, приехавшую в Токио два месяца назад?
— Послушай моего совета, не ходи, — сказала Строберри. — Фуйюки приглашает тебя в свой дом, но Строберри считает — это плохая идея.
При появлении банды она накрыла стол и, своенравно пожав плечами, удалилась к себе, где и пробыла весь вечер. Пила шампанское и наблюдала за нами подозрительными узкими глазами. Когда клуб опустел, кресла перевернули на столы, и между ними пошел человек с полировальным устройством. Строберри страшно напилась. Из-под макияжа Мэрилин проглядывала ее собственная кожа, красная на шее, вокруг линии волос и ноздрей.
— Ты не понимаешь. — Она ткнула в воздух мундштуком. — Ты не похожа на японских девушек. Японские девушки понимают таких людей, как господин Фуйюки.
— А русские?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49