— Репатриированное японское искусство.
— Так, так. Да. Ре-пат-ри-иро-ван-ное японское искусство.
— Не хотите ли мне его показать?
— Нет. — Он медленно опустил веки, словно древняя рептилия на отдыхе, приложил руку к глазам, давая понять, что разговор окончен. — Спасибо, не сейчас.
— Вы уверены?
Он открыл один глаз и подозрительно на меня посмотрел. Я начала было говорить, но что-то в его взгляде заставило меня остановиться. Уронила руки на колени. «Он ни в коем случае не должен узнать, — сказал Ши Чонгминг. — Не должен подозревать».
— Да, — я кашлянула и повертела салфетку. — Конечно. Сейчас не то время. Не тот момент.
Я зажгла сигарету и закурила, стала вертеть зажигалку, словно она меня заинтересовала. Фуйюки на несколько секунд задержал на мне взгляд. Затем, как будто успокоившись, снова закрыл глаза.
После я мало с ним говорила. Он несколько минут дремал, а когда проснулся, японская девушка, сидевшая от него по правую руку, рассказала ему длинную историю об американке, которая, бегая трусцой, не надевала лифчика. Этот рассказ его рассмешил, он с энтузиазмом затряс головой. Я сидела молча, курила одну сигарету за другой и думала, что дальше, что дальше, что дальше? Забрезжила неопределенная идея. Я старалась ее нащупать. Быстро выпила два бокала шампанского, погасила сигарету, глубоко вздохнула, наклонилась к японцу.
— Фуйюки-сан, — пробормотала я. — Мне необходимо воспользоваться ванной.
— Да, да, — рассеянно сказал он и махнул рукой назад, в направлении распашной стеклянной двери.
— Там.
Девушка справа демонстрировала ему фокус со спичечным коробком.
Я удивленно раскрыла глаза: неужели? А я-то думала, он будет возражать. Отодвинула стул, встала, посмотрела на маленький коричневый череп, предполагая, что Фуйюки отреагирует. Но он не пошевелился. Никто за столом не поднял на меня глаз: все были заняты разговором. Я подошла к стеклянным дверям, закрыла их за собой и постояла, держась за стекло. Обернулась. Никто не заметил, что я вышла из помещения. У стола в дальнем конце комнаты я видела затылок Джейсона между двумя девушками. Ближе ко мне сидел Фуйюки в той же позе, в которой я его оставила. Его плечи тряслись от смеха. Девушка поднесла зажигалку к спичечному коробку и стояла, держа его над головой, словно маяк. Гости аплодировали.
Я отошла от двери и оказалась в коридоре, точно таком, по какому мы все сюда пришли. Освещенных стеклянных витрин здесь было еще больше — я увидела костюм актера театра Ноnote 67, доспехи самурая. Вдаль уходили бесчисленные двери. Я глубоко вдохнула и пошла вперед.
Ковер заглушал шаги, шум кондиционеров напомнил мне замкнутую атмосферу аэроплана. Я принюхалась — что я предполагала учуять? Не ешь мясо… С этой стороны должна быть лестница. Я проходила мимо дверей, лестницы не было. В конце коридора повернула направо, вышла в другой коридор, почувствовала, как зачастил пульс. Вот она, лестница, двойные двери раскрыты.
Вдруг вдали, возле поворота, я увидела чью-то тень.
Замерла на месте. Медсестра. Это могла быть только она. Медсестра шла из следующего коридора. Должно быть, шла быстро, потому что тень, увеличиваясь в размерах, стремительно карабкалась по стене, пока не встретилась с потолком. Меня точно парализовало, сердце бешено колотилось. В следующую минуту она дойдет до угла и увидит меня. Послышался скрип кожаных туфель. Я нащупала ручку ближайшей двери. Она открылась. Внутри автоматически включился свет. Успела вовремя, потому что тень упала на пол и отклонилась к стене в мою сторону. Я закрыла за собой дверь с тихим щелчком.
Оказалось, что я вошла в ванную, в комнату без окон, облицованную мрамором цвета крови. Прожилки напоминали жир в говядине. Ванну окружали зеркала, на полке лежали безукоризненно накрахмаленные полотенца. Я несколько минут стояла, безудержно дрожа. Прислонила ухо к двери, прислушивалась к звукам в коридоре. Если она меня увидела, скажу ей то же, что сказала Фуйюки: я искала ванную комнату. Чуть дыша, пыталась уловить звуки за дверью. Но проходили минуты, а я ничего не слышала. Может, она вошла в другую комнату? Щелкнул замок. Почувствовав, что ноги меня не держат, я опустилась на крышку унитаза. Это невозможно, невозможно. Неужели Ши Чонгминг думает, что я смогу с этим справиться? За кого он меня принимает?
Прошло еще несколько минут. Ничего не случилось — ни звука, ни дыхания. Я вытащила из сумки сигарету, поднесла зажигалку. Молча курила, кусала ногти и смотрела на дверь. Глянула на наручные часы, желая узнать, сколько времени я здесь провела. Может, медсестра уже ушла? Постепенно дрожь прошла. Докурила сигарету, бросила ее в унитаз, зажгла еще одну, медленно курила. Потом встала, провела пальцами по краям зеркал: может, здесь установлена камера наблюдения? Открыла ящики, там лежали куски мыла и туалетные принадлежности с логотипом сингапурских авиалиний. Когда, казалось, прошла вечность, я спустила воду, сделала глубокий вдох, открыла дверь и высунула голову. В коридоре пусто. Медсестра ушла, и двойные двери на лестницу закрыты. Я прокралась по коридору, тронула ручку и обнаружила, что они заперты на ключ.
Небо было чистым, лишь облачко, подсвеченное городской рекламой, двигалось среди звезд; мне чудилось, что это дыхание великана в холодный день. Пока я была в коридоре, гости вышли из-за стола, расселись в полосатых креслах возле складных столиков и приступили к игре в маджонnote 68. Официанты убрали тарелки. Моего возвращения никто не заметил. Я села в шезлонг рядом с бассейном.
Фуйюки переместился в дальний конец патио, с ним была медсестра. Она наклонилась над ним и заботливо поправила меховую накидку, наброшенную на его колени. На медсестре была очень тесная юбка, жакет с высоким воротником и туфли на высоких каблуках. Волосы, убранные за уши, открывали белые впалые щеки. Губы накрашены такой темной помадой, что узкий рот казался почти синим. Мужчины за соседними столиками сидели, повернувшись к ней спиной. Они разговаривали, притворяясь, будто не замечают ее присутствия.
Она на меня и не взглянула. Вероятно, те двери она заперла бы в любом случае, подумала я. Не было причины думать, будто она знает, что я там была. Фуйюки что-то ей пробормотал, слабой рукой взял ее за рукав. Она наклонила голову к его рту. Затаив дыхание, я смотрела на ее ногти — каждый овал аккуратно покрашен матовым красным лаком. Ноготь на мизинце очень длинный и загнутый. Китайские торговцы традиционно так отращивали ногти, чтобы показать, что они не занимаются ручным трудом. Интересно, что ей говорит Фуйюки? Может, рассказывает, что я требовала показать ему квартиру? Через несколько минут она распрямилась. Не взглянув на меня, ушла через противоположные двери.
Я была напряжена, держалась за подокотники. Мысленно представляла себе, как она идет по коридору, возможно, спускается по лестнице. Я знала, что она намерена сделать, знала инстинктивно. Шум вечеринки для меня не существовал, все, что я слышала, был пульс ночи, шлепанье воды о фильтр бассейна. Мои уши расширились вместе с сердцем, все слабые звуки усилились в тысячу раз. Казалось, я слышу все, что происходит в квартире. Слышу, как в кухне кто-то моет посуду, слышу мягкие шаги медсестры, спускающейся по ступенькам. Я была уверена, что слышу громыхание замков, слышу, как открываются металлические двери. Она пошла за лекарством для Фуйюки.
И вдруг что-то произошло. Оказалось, что в бассейне, на глубине около восьми футов, есть два подводных окна, закрытых жалюзи. Я не заметила их прежде, потому что за ними было темно. Но сейчас в комнате зажегся свет, и в воде появились вертикальные желтые полосы. Я пошарила в сумочке, зажгла сигарету и встала. Обошла толпу и небрежно приблизилась к краю бассейна. Встала, положив руку на талию, сделала несколько затяжек, стараясь успокоиться. Затем, убедившись, что никто за мной не следит, заглянула в воду. Гость, стоявший по соседству, затянул песню, одна из девушек громко хихикала, но я не обращала на них внимания. Я полностью отключилась от мира, для меня существовали лишь светлые полосы в воде.
Я почему-то была уверена, что за этими жалюзи находится комната, в которой Фуйюки хранит лекарство. Расстояния между пластинками жалюзи было достаточно, чтобы разглядеть часть пола. Я видела тень медсестры. Время от времени она подходила к окну довольно близко, видны были ее ноги в твердых блестящих лодочках. Я сосредоточилась. В комнате было что-то квадратное, сделанное из стекла, похожее на коробку или…
— Что ты делаешь?
Я подскочила. Рядом со мной стоял Джейсон. Он держал в руке бокал и смотрел в воду. И снова ко мне вернулся мир, с его звуками и красками. Поющий гость допевал последние слова своей песни, официанты открывали бутылки с бренди, раздавали гостям бокалы.
— На что ты смотришь?
— Ни на что.
Я быстро глянула в бассейн. Свет погас. Вода снова стала темной.
— Я просто смотрела на воду. Она такая… чистая.
— Будь осторожна, — пробормотал Джейсон. — Будь очень осторожна.
— Да, — сказала я, отступив от края бассейна. — Конечно.
— Ты здесь неспроста, верно?
Я встретилась с ним взглядом.
— Что?
— Ты что-то ищешь.
— Нет… Что за странное предположение. Он коротко рассмеялся.
— Не забывай, я всегда вижу, когда ты врешь.
Он глянул на мое лицо, затем на волосы и шею, словно они задали ему сложный вопрос. Легко дотронулся до моего плеча. Его ударил разряд статического электричества. Он улыбнулся своей медленной улыбкой.
— Я намерен войти в тебя, — сказал он спокойно. — До самого дна. Но не бойся, я сделаю это очень осторожно.
29
Нанкин, 18 декабря 1937, восемь часов (шестнадцатый день одиннадцатого месяца)
Наконец я могу писать. Наконец я немного успокоился. Много часов меня не было дома. Когда вечером я решился выйти на улицу, ничто не могло меня остановить. Прицепил к одежде карточку беженца и вышел из дома. С тринадцатого числа впервые появился на улице в светлое время суток. Было холодно, снег слежался. Я шел по переулкам, сокращая путь, добрался до дома Лю. Входная дверь была открыта, и он сидел сразу за ней, словно не двинулся с тех пор, как я его оставил. Лю курил трубку, взгляд его был рассеянным.
— Лю Рунде, — сказал я, войдя в переднюю, — вы чувствуете запах? Чувствуете запах жареного мяса?
Он наклонился вперед, высунул нос, понюхал холодный воздух, склонив набок голову и задумчиво глядя на небо.
— Возможно, это еда, которую у нас украли, — сказал я. — И эти наглецы ее готовят.
— Может быть.
— Я намерен их найти. Шуджин требуется еда.
— Вы уверены? А как же японцы?
Я не ответил. Мне вспомнилось, как он уверял, что мы будем в безопасности. Подумал о примере, который мы должны подать остальным. После долгой паузы похлопал по пришпиленной к груди карточке.
— У вас есть такая карточка, старина?
Он пожал плечами, поднялся, положил трубку.
— Подождите здесь, — сказал он, — пойду возьму. Слышно было, как он шепотом переговаривается с женой. Они стояли в слабо освещенной комнате в задней половине дома. Отсюда был виден выцветший голубой шелк ее рукава, она то и дело поднимала руку, стараясь, по-видимому, убедить в чем-то мужа. Вскоре он вышел ко мне, осторожно закрыл за собой дверь и осмотрел переулок. К его одежде была пришпилена карточка беженца. Лицо Лю было озабоченным и усталым.
— Никогда не думал, что дойдет до этого, — прошептал он и поднял воротник, спасаясь от холода. — Не мог себе такого представить. Иногда думаю, кто из нас с женой глупее…
Мы прокрались по переулку и выглянули на улицу. Она была пуста — ни звука, ни движения. Не было даже собак. Только ряды заколоченных домов, черных от сажи, возле дома — тележка, поставленная на попа. Вдоль дороги горели небольшие костры, и небо над рекой было красным от зарева.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49
— Так, так. Да. Ре-пат-ри-иро-ван-ное японское искусство.
— Не хотите ли мне его показать?
— Нет. — Он медленно опустил веки, словно древняя рептилия на отдыхе, приложил руку к глазам, давая понять, что разговор окончен. — Спасибо, не сейчас.
— Вы уверены?
Он открыл один глаз и подозрительно на меня посмотрел. Я начала было говорить, но что-то в его взгляде заставило меня остановиться. Уронила руки на колени. «Он ни в коем случае не должен узнать, — сказал Ши Чонгминг. — Не должен подозревать».
— Да, — я кашлянула и повертела салфетку. — Конечно. Сейчас не то время. Не тот момент.
Я зажгла сигарету и закурила, стала вертеть зажигалку, словно она меня заинтересовала. Фуйюки на несколько секунд задержал на мне взгляд. Затем, как будто успокоившись, снова закрыл глаза.
После я мало с ним говорила. Он несколько минут дремал, а когда проснулся, японская девушка, сидевшая от него по правую руку, рассказала ему длинную историю об американке, которая, бегая трусцой, не надевала лифчика. Этот рассказ его рассмешил, он с энтузиазмом затряс головой. Я сидела молча, курила одну сигарету за другой и думала, что дальше, что дальше, что дальше? Забрезжила неопределенная идея. Я старалась ее нащупать. Быстро выпила два бокала шампанского, погасила сигарету, глубоко вздохнула, наклонилась к японцу.
— Фуйюки-сан, — пробормотала я. — Мне необходимо воспользоваться ванной.
— Да, да, — рассеянно сказал он и махнул рукой назад, в направлении распашной стеклянной двери.
— Там.
Девушка справа демонстрировала ему фокус со спичечным коробком.
Я удивленно раскрыла глаза: неужели? А я-то думала, он будет возражать. Отодвинула стул, встала, посмотрела на маленький коричневый череп, предполагая, что Фуйюки отреагирует. Но он не пошевелился. Никто за столом не поднял на меня глаз: все были заняты разговором. Я подошла к стеклянным дверям, закрыла их за собой и постояла, держась за стекло. Обернулась. Никто не заметил, что я вышла из помещения. У стола в дальнем конце комнаты я видела затылок Джейсона между двумя девушками. Ближе ко мне сидел Фуйюки в той же позе, в которой я его оставила. Его плечи тряслись от смеха. Девушка поднесла зажигалку к спичечному коробку и стояла, держа его над головой, словно маяк. Гости аплодировали.
Я отошла от двери и оказалась в коридоре, точно таком, по какому мы все сюда пришли. Освещенных стеклянных витрин здесь было еще больше — я увидела костюм актера театра Ноnote 67, доспехи самурая. Вдаль уходили бесчисленные двери. Я глубоко вдохнула и пошла вперед.
Ковер заглушал шаги, шум кондиционеров напомнил мне замкнутую атмосферу аэроплана. Я принюхалась — что я предполагала учуять? Не ешь мясо… С этой стороны должна быть лестница. Я проходила мимо дверей, лестницы не было. В конце коридора повернула направо, вышла в другой коридор, почувствовала, как зачастил пульс. Вот она, лестница, двойные двери раскрыты.
Вдруг вдали, возле поворота, я увидела чью-то тень.
Замерла на месте. Медсестра. Это могла быть только она. Медсестра шла из следующего коридора. Должно быть, шла быстро, потому что тень, увеличиваясь в размерах, стремительно карабкалась по стене, пока не встретилась с потолком. Меня точно парализовало, сердце бешено колотилось. В следующую минуту она дойдет до угла и увидит меня. Послышался скрип кожаных туфель. Я нащупала ручку ближайшей двери. Она открылась. Внутри автоматически включился свет. Успела вовремя, потому что тень упала на пол и отклонилась к стене в мою сторону. Я закрыла за собой дверь с тихим щелчком.
Оказалось, что я вошла в ванную, в комнату без окон, облицованную мрамором цвета крови. Прожилки напоминали жир в говядине. Ванну окружали зеркала, на полке лежали безукоризненно накрахмаленные полотенца. Я несколько минут стояла, безудержно дрожа. Прислонила ухо к двери, прислушивалась к звукам в коридоре. Если она меня увидела, скажу ей то же, что сказала Фуйюки: я искала ванную комнату. Чуть дыша, пыталась уловить звуки за дверью. Но проходили минуты, а я ничего не слышала. Может, она вошла в другую комнату? Щелкнул замок. Почувствовав, что ноги меня не держат, я опустилась на крышку унитаза. Это невозможно, невозможно. Неужели Ши Чонгминг думает, что я смогу с этим справиться? За кого он меня принимает?
Прошло еще несколько минут. Ничего не случилось — ни звука, ни дыхания. Я вытащила из сумки сигарету, поднесла зажигалку. Молча курила, кусала ногти и смотрела на дверь. Глянула на наручные часы, желая узнать, сколько времени я здесь провела. Может, медсестра уже ушла? Постепенно дрожь прошла. Докурила сигарету, бросила ее в унитаз, зажгла еще одну, медленно курила. Потом встала, провела пальцами по краям зеркал: может, здесь установлена камера наблюдения? Открыла ящики, там лежали куски мыла и туалетные принадлежности с логотипом сингапурских авиалиний. Когда, казалось, прошла вечность, я спустила воду, сделала глубокий вдох, открыла дверь и высунула голову. В коридоре пусто. Медсестра ушла, и двойные двери на лестницу закрыты. Я прокралась по коридору, тронула ручку и обнаружила, что они заперты на ключ.
Небо было чистым, лишь облачко, подсвеченное городской рекламой, двигалось среди звезд; мне чудилось, что это дыхание великана в холодный день. Пока я была в коридоре, гости вышли из-за стола, расселись в полосатых креслах возле складных столиков и приступили к игре в маджонnote 68. Официанты убрали тарелки. Моего возвращения никто не заметил. Я села в шезлонг рядом с бассейном.
Фуйюки переместился в дальний конец патио, с ним была медсестра. Она наклонилась над ним и заботливо поправила меховую накидку, наброшенную на его колени. На медсестре была очень тесная юбка, жакет с высоким воротником и туфли на высоких каблуках. Волосы, убранные за уши, открывали белые впалые щеки. Губы накрашены такой темной помадой, что узкий рот казался почти синим. Мужчины за соседними столиками сидели, повернувшись к ней спиной. Они разговаривали, притворяясь, будто не замечают ее присутствия.
Она на меня и не взглянула. Вероятно, те двери она заперла бы в любом случае, подумала я. Не было причины думать, будто она знает, что я там была. Фуйюки что-то ей пробормотал, слабой рукой взял ее за рукав. Она наклонила голову к его рту. Затаив дыхание, я смотрела на ее ногти — каждый овал аккуратно покрашен матовым красным лаком. Ноготь на мизинце очень длинный и загнутый. Китайские торговцы традиционно так отращивали ногти, чтобы показать, что они не занимаются ручным трудом. Интересно, что ей говорит Фуйюки? Может, рассказывает, что я требовала показать ему квартиру? Через несколько минут она распрямилась. Не взглянув на меня, ушла через противоположные двери.
Я была напряжена, держалась за подокотники. Мысленно представляла себе, как она идет по коридору, возможно, спускается по лестнице. Я знала, что она намерена сделать, знала инстинктивно. Шум вечеринки для меня не существовал, все, что я слышала, был пульс ночи, шлепанье воды о фильтр бассейна. Мои уши расширились вместе с сердцем, все слабые звуки усилились в тысячу раз. Казалось, я слышу все, что происходит в квартире. Слышу, как в кухне кто-то моет посуду, слышу мягкие шаги медсестры, спускающейся по ступенькам. Я была уверена, что слышу громыхание замков, слышу, как открываются металлические двери. Она пошла за лекарством для Фуйюки.
И вдруг что-то произошло. Оказалось, что в бассейне, на глубине около восьми футов, есть два подводных окна, закрытых жалюзи. Я не заметила их прежде, потому что за ними было темно. Но сейчас в комнате зажегся свет, и в воде появились вертикальные желтые полосы. Я пошарила в сумочке, зажгла сигарету и встала. Обошла толпу и небрежно приблизилась к краю бассейна. Встала, положив руку на талию, сделала несколько затяжек, стараясь успокоиться. Затем, убедившись, что никто за мной не следит, заглянула в воду. Гость, стоявший по соседству, затянул песню, одна из девушек громко хихикала, но я не обращала на них внимания. Я полностью отключилась от мира, для меня существовали лишь светлые полосы в воде.
Я почему-то была уверена, что за этими жалюзи находится комната, в которой Фуйюки хранит лекарство. Расстояния между пластинками жалюзи было достаточно, чтобы разглядеть часть пола. Я видела тень медсестры. Время от времени она подходила к окну довольно близко, видны были ее ноги в твердых блестящих лодочках. Я сосредоточилась. В комнате было что-то квадратное, сделанное из стекла, похожее на коробку или…
— Что ты делаешь?
Я подскочила. Рядом со мной стоял Джейсон. Он держал в руке бокал и смотрел в воду. И снова ко мне вернулся мир, с его звуками и красками. Поющий гость допевал последние слова своей песни, официанты открывали бутылки с бренди, раздавали гостям бокалы.
— На что ты смотришь?
— Ни на что.
Я быстро глянула в бассейн. Свет погас. Вода снова стала темной.
— Я просто смотрела на воду. Она такая… чистая.
— Будь осторожна, — пробормотал Джейсон. — Будь очень осторожна.
— Да, — сказала я, отступив от края бассейна. — Конечно.
— Ты здесь неспроста, верно?
Я встретилась с ним взглядом.
— Что?
— Ты что-то ищешь.
— Нет… Что за странное предположение. Он коротко рассмеялся.
— Не забывай, я всегда вижу, когда ты врешь.
Он глянул на мое лицо, затем на волосы и шею, словно они задали ему сложный вопрос. Легко дотронулся до моего плеча. Его ударил разряд статического электричества. Он улыбнулся своей медленной улыбкой.
— Я намерен войти в тебя, — сказал он спокойно. — До самого дна. Но не бойся, я сделаю это очень осторожно.
29
Нанкин, 18 декабря 1937, восемь часов (шестнадцатый день одиннадцатого месяца)
Наконец я могу писать. Наконец я немного успокоился. Много часов меня не было дома. Когда вечером я решился выйти на улицу, ничто не могло меня остановить. Прицепил к одежде карточку беженца и вышел из дома. С тринадцатого числа впервые появился на улице в светлое время суток. Было холодно, снег слежался. Я шел по переулкам, сокращая путь, добрался до дома Лю. Входная дверь была открыта, и он сидел сразу за ней, словно не двинулся с тех пор, как я его оставил. Лю курил трубку, взгляд его был рассеянным.
— Лю Рунде, — сказал я, войдя в переднюю, — вы чувствуете запах? Чувствуете запах жареного мяса?
Он наклонился вперед, высунул нос, понюхал холодный воздух, склонив набок голову и задумчиво глядя на небо.
— Возможно, это еда, которую у нас украли, — сказал я. — И эти наглецы ее готовят.
— Может быть.
— Я намерен их найти. Шуджин требуется еда.
— Вы уверены? А как же японцы?
Я не ответил. Мне вспомнилось, как он уверял, что мы будем в безопасности. Подумал о примере, который мы должны подать остальным. После долгой паузы похлопал по пришпиленной к груди карточке.
— У вас есть такая карточка, старина?
Он пожал плечами, поднялся, положил трубку.
— Подождите здесь, — сказал он, — пойду возьму. Слышно было, как он шепотом переговаривается с женой. Они стояли в слабо освещенной комнате в задней половине дома. Отсюда был виден выцветший голубой шелк ее рукава, она то и дело поднимала руку, стараясь, по-видимому, убедить в чем-то мужа. Вскоре он вышел ко мне, осторожно закрыл за собой дверь и осмотрел переулок. К его одежде была пришпилена карточка беженца. Лицо Лю было озабоченным и усталым.
— Никогда не думал, что дойдет до этого, — прошептал он и поднял воротник, спасаясь от холода. — Не мог себе такого представить. Иногда думаю, кто из нас с женой глупее…
Мы прокрались по переулку и выглянули на улицу. Она была пуста — ни звука, ни движения. Не было даже собак. Только ряды заколоченных домов, черных от сажи, возле дома — тележка, поставленная на попа. Вдоль дороги горели небольшие костры, и небо над рекой было красным от зарева.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49