Фактически она должна признаться в том, что две недели была в интимной связи с человеком, которого до этого не знала. И я не позволю ей сделать это, так как подобное признание разобьет сердце ее бедной матери. К тому же, я не могу забывать и о том, какое положение я занимаю в городе.
Коннорс открыл дверцу машины.
– Ваше предложение можете отправить туда, куда я думаю!
– Нет, подожди немного, Эд! – Элеана поймала его за рукав.
– Что ты собираешься делать?
– Вернусь в город и попрошу шерифа Томсона взять меня под стражу. Потом попрошу его телеграфировать начальству в Нью-Йорк и предам историю большой огласке.
– Нет, – возразил Хайс, – вы не сделаете этого.
– А почему бы и нет?
– Я буду лгать! – закричала Элеана. – Оторвите мне голову, но я буду лгать! Если ты заставишь меня выступать в суде, я буду свидетельствовать против тебя!
– Замолчи! – сухо оборвал ее Хайс. – Элеана, ты становишься истеричкой! – Он обратился к Коннорсу. – Вы не сделаете этого потому, что я не позволю вас сделать это. Элеана рассказала мне все, в том числе и про медальон, который вы видели в руке мертвеца. Нет никаких сомнений – это действительно медальон Дона. Селеста купила его незадолго до отъезда Дона в Калифорнию. Разве вы не понимаете, что произойдет, если Элеана предстанет перед судом? Будет испорчена не только ее собственная репутация, но ее спросят и про отца...
– ...который совершил по убийству по обе стороны границы, – закончил за него фразу Коннорс.
– Странный способ объясняться.
– Итак, чтобы спасти типа, который дважды совершил убийство, я должен служить козлом отпущения.
– Нет, от вас этого никто не требует, – запротестовал Хайс.
– Доверьтесь мне, мистер Коннорс, мы постараемся устроить это дело.
– Каким образом?
– Пока еще не знаю.
Коннорс поискал глазами пепельницу, чтобы выбросить в нее сигарету.
– Мистер Хайс, сколько времени вы не видели своего брата?
– Около двадцати лет.
– Вы в этом уверены?
– Совершенно уверен.
– Но вы его узнаете, если увидите?
– Естественно, узнаю.
– Не приехал ли он сейчас в Блу-Монд?
– Насколько я знаю, нет.
– К чему ты клонишь, Эд? – вмешалась Элеана. – Что заставляет тебя считать, что мой отец находится в Блу-Монде?
– Убийство Макмиллана, – ответил Коннорс. – Это меня хотели убить. Убийца принял Макмиллана за меня.
– Я не верю в это, – тяжело вздохнула Элеана.
– Потому что запрещаешь себе верить. – Коннорс постарался изгнать из своих слов горечь. – Элеана, разве я когда-нибудь лгал?
– По крайней мере, не при мне.
– Тогда ты должна верить тому, что я говорю. До того, как меня стал преследовать генерал Эстебан, я хорошо разобрался в твоей истории. Твой отец очень хитер. Он не питал никаких иллюзий, и предполагал, что именно я буду говорить в свою защиту. И он также знает, что, если я умру, мексиканская полиция закроет это дело и никто не вспомнит о сеньоре Дональде Хайсе.
Элеана тихо заплакала.
– Ты никогда не знала своего отца, – продолжал Коннорс. – Этот человек способен сделать то, что уже причинил Селесте и мне, способен на все... Но скажите мне, мистер Хайс...
– Нет, скажите вы мне – разве у вас есть какие-нибудь причины предполагать, что Макмиллана действительно убил мой брат, приняв его за вас? И вы не знаете никого из ваших недругов, который мог бы оказаться в Блу-Монде?
– Никого.
После некоторого размышления Хайс нарушил молчание, глубоко вздохнув:
– Ну что ж, мистер Коннорс, вы должны решить. Учитывая то, что вы мне сказали, весьма вероятно, что мой брат находится в Блу-Монде. Совершить третье преступление, чтобы скрыть два первых, – на это он способен. Естественно, он не рискнет попасться на глаза мне или Селесте. – Джон некоторое время сосредоточенно вглядывался в окружающий мрак. – Я надеялся, что мне никогда больше не придется беседовать о Доне после стольких лет молчания. А теперь приходится. – Он включил мотор. – Ну что ж, тем хуже, придется пережить. Если хотите, я отвезу вас в город. Вы можете поступить согласно своему желанию и рассказать шерифу Томсону о всех подозрениях. Вы найдете в нем надежного союзника, несмотря на то, что он так охотно исполнил мое желание.
– А какова альтернатива?
– Поехать ко мне в качестве приглашенного на свадьбу. Тогда мы сможем более подробно и более продолжительно поговорить об этом деле.
– Но только не вместе с мамой и Алланом, – добавила Элеана.
Коннорс начал размышлять. У него снова сложилась такая же ситуация, как и в Урапане, – борьба с тенью. Близость Элеаны и ее обнаженные плечи делали всю ситуацию еще более нереальной. Он колебался.
– Вы хотите сказать...
Элеана взяла его за руку.
– Пожалуйста, Эд, поедем к нам.
Он пожал плечами.
– Хорошо, поедем к вам.
Глава 11
Этот дом очень подходил своему хозяину – разбогатевшему владельцу цирка. Гостиная была огромна, с каменными стенами и простыми балками потолка, видневшимися на высоте двух этажей. С трех сторон гостиную окружала галерея шириной метра в полтора, на которую выходили двери комнат. Около четвертой стены находился камин, верхняя часть которого уходила в темноту потолка, высокого, как в соборе. Сделанный из широких досок пол был частично покрыт двумя коврами, каждый из которых был слишком велик для обыкновенной гостиной.
Хайс устроил широкую галерею, которая напоминала ему цирк. Стены были увешаны афишами и программами цирка братьев Хайс, а между программами висели портреты артистов, теперь уже пожилых или умерших, – акробатов на трапеции, жонглеров, укротителей, людей-змей, глотателей огня и шпаг, клоунов, танцовщиц, музыкантов, уродов. Там же находились изображения колесниц, висела шкура льва и портрет маленького слона по имени Хэппи. Одна стена была полностью завешана фотографиями матери Элеаны. Ее можно было увидеть выполняющей пируэт на спине белого коня и одновременно натягивающей поводья шестерых других лошадей, прыгающих через огромное огненное кольцо.
Селеста вошла в комнату одновременно с Джоном Хайсом. Эд Коннорс в этот момент рассматривал ее изображения на фото. В сорок два года бывшая наездница была все еще хороша. Ее лицо без морщин выглядело молодо, а фигура казалась такой же стройной, как и у ее дочери. В ней, казалось, было еще больше огня, чем в Элеане. Коннорс не понимал, как мужчина мог бросить Селесту, да еще двадцать лет назад. Хотя в ее волосах виднелись серебряные нити, а руки огрубели от работы, Селеста вполне могла сойти за сестру своей дочери.
Элеана тяжело вздохнула.
– Мама, представляю тебе Эда Коннорса, моего старого друга из Чикаго, приехавшего на свадьбу.
– Рада с вами познакомиться, мистер Коннорс. – Легкий французский акцент в речи Селесты чувствовался не более, чем у ее дочери. – Элеана много рассказывала мне о вас. – Она ущипнула дочь за щеку и прошла в комнату, приказав служанке принести вазу для цветов, которые держала в руках.
Коннорс с насмешливой улыбкой посмотрел на Элеану.
– Как тебе это могло прийти в голову! – шепнула Элеана.
– Я никогда при ней не произносила твоего имени и рассказала о тебе только дяде Джону. Селеста говорит так всем приглашенным, это ее манера быть любезной и доставлять людям приятное.
– А, понятно, – протянул Коннорс.
– Прошу тебя, Эд! – Пальцы Элеаны сжали его руку. – Мама столько пережила и так счастлива видеть, что я делаю, по ее словам, хорошую партию... Не надо причинять ей беспокойство. Я имею в виду твои соображения относительно моего отца... Во всяком случае, пока мы не будем в этом абсолютно уверены.
– Думаю, что это благоразумно, – согласился Коннорс. – Нет никакой необходимости огорчать Селесту. Почему бы не дать возможность шерифу Томсону провести следствие и не подождать, пока он найдет что-нибудь конкретное. В этом городе и сейчас еще проживает свыше тридцати человек, работавших в свое время у Донами, если это он стрелял, если Дон в Блу-Монде, кто-нибудь из этих людей обязательно узнает его.
– Коннорс обратился к Джону Хайсу: – Существует ли вероятность того, что Дон появится в этом доме?
– В этом доме? Дон появится здесь? После того, что он устроил? – возмутился Джон Хайс. – Молодой человек, я не ради забавы владею фабрикой и банком. Это был мой цирк. – Джон Хайс жестом указал на афиши и программы. – Это была моя жизнь. И Дон все пустил на ветер из-за какой-то цыганки и мизерной суммы денег, которую мы часто выручали за два удачных представления.
С этими словами Хайс, занятый какими-то делами, оставил их и поднялся по лестнице на галерею. Коннорс взял за локоть Элеану.
– Дорогая, прошу тебя, ты должна меня выслушать. Ты не можешь за него выйти замуж...
Эд попробовал поцеловать Элеану, но получил пощечину.
– Я уже сказала тебе, что тебе нечего делать в моей жизни.
Она вырвалась и пошла к матери в столовую.
Обед состоялся в девять часов вечера. Селеста поддерживала разговор. Из посторонних присутствовали только Коннорс и Лаутенбах. Приезд друзей семьи ожидался в конце недели. Окна столовой выходили на очаровательную лужайку, спускавшуюся к реке. Во время еды Джон Хайс время от времени бросал взгляд на большие застекленные окна двери. Однажды, когда он уронил салфетку и нагнулся, чтобы поднять ее, Коннорс заметил у него под пиджаком черный ствол пистолета, засунутого в кобуру, висевшую под мышкой.
– А чем вы занимаетесь, мистер Коннорс? – спросил Лаутенбах.
– Я пишу.
– Приключенческие и детективные романы, – добавила Элеана. – У мистера Коннорса замечательное воображение.
Коннорс решил ничего больше не объяснять. Его разговор с Шадом, прекрасный контракт с "Таннер Пресс" – все это так далеко... Эд ждал дальнейших вопросов Лаутенбаха, но тот молчал. Если Лаутенбаха и интересовали причины появления Коннорса в Блу-Монде, то он был слишком хорошо воспитан, чтобы расспрашивать Эда. Худой, с маленькой рыжей бородкой, сорокапятилетний Лаутенбах казался совершенно инертным. В нем все потухло. Время от времени он смотрел на Элеану, но при этом его взгляд не вспыхивал огнем. Коннорс сомневался, что замужество Элеаны будет удачным. Этому человеку нечего дать. Лаутенбах просто женился на матери своего будущего наследника. Этот человек уже растратил все, кроме денег.
Они пили кофе и ликер в гостиной, когда в десять часов зазвонил телефон. К аппарату подошел Джон Хайс. Вернувшись, он сел на софу рядом с Коннорсом.
– Звонил шериф Томсон. На оружии нашли отпечатки пальцев. Это старое охотничье ружье, которое обычно хранилось в запертом шкафу на нижнем этаже отеля. Томсон считает, что ружье некогда принадлежало мне и что это именно то ружье, которое я пять лет назад дал бедняге Макмиллану, когда он вздумал поохотиться на зайцев.
Он говорил тихим голосом, и Коннорс отвечал тоже тихо.
– Следовательно, его мог взять любой?
– Совершенно верно.
– Вы сообщили ему, что существует подозрение, что ваш брат вернулся?
– Нет, – сухо сказал Хайс, – я не говорил ему об этом.
На другом конце комнаты Аллан Лаутенбах монотонно рассказывал детали игры в поло, участником которой он был. Только Селеста делала вид, что слушает. Элеана, развалившись в кресле, откровенно зевала. Спустя некоторое время после телефонного звонка она объявила, что они с Алланом поедут немного прогуляться. Они уехали, не пригласив с собой Коннорса. После их отъезда разговор почти совсем иссяк. Коннорс понимал, что его присутствие в доме и интриговало, и вместе с тем беспокоило мать Элеаны, но она, так же как и Лаутенбах, была слишком хорошо воспитана, чтобы задавать вопросы. В десять тридцать она встала и пожелала всем спокойной ночи.
Джон Хайс смотрел, как она поднимается по лестнице, а Коннорс наблюдал за Хайсом. Если какой-либо мужчина и был увлечен женщиной, то таковым являлся именно Джон Хайс.
Коннорс вспомнил, как он описал историю этой семьи, и начал размышлять.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24
Коннорс открыл дверцу машины.
– Ваше предложение можете отправить туда, куда я думаю!
– Нет, подожди немного, Эд! – Элеана поймала его за рукав.
– Что ты собираешься делать?
– Вернусь в город и попрошу шерифа Томсона взять меня под стражу. Потом попрошу его телеграфировать начальству в Нью-Йорк и предам историю большой огласке.
– Нет, – возразил Хайс, – вы не сделаете этого.
– А почему бы и нет?
– Я буду лгать! – закричала Элеана. – Оторвите мне голову, но я буду лгать! Если ты заставишь меня выступать в суде, я буду свидетельствовать против тебя!
– Замолчи! – сухо оборвал ее Хайс. – Элеана, ты становишься истеричкой! – Он обратился к Коннорсу. – Вы не сделаете этого потому, что я не позволю вас сделать это. Элеана рассказала мне все, в том числе и про медальон, который вы видели в руке мертвеца. Нет никаких сомнений – это действительно медальон Дона. Селеста купила его незадолго до отъезда Дона в Калифорнию. Разве вы не понимаете, что произойдет, если Элеана предстанет перед судом? Будет испорчена не только ее собственная репутация, но ее спросят и про отца...
– ...который совершил по убийству по обе стороны границы, – закончил за него фразу Коннорс.
– Странный способ объясняться.
– Итак, чтобы спасти типа, который дважды совершил убийство, я должен служить козлом отпущения.
– Нет, от вас этого никто не требует, – запротестовал Хайс.
– Доверьтесь мне, мистер Коннорс, мы постараемся устроить это дело.
– Каким образом?
– Пока еще не знаю.
Коннорс поискал глазами пепельницу, чтобы выбросить в нее сигарету.
– Мистер Хайс, сколько времени вы не видели своего брата?
– Около двадцати лет.
– Вы в этом уверены?
– Совершенно уверен.
– Но вы его узнаете, если увидите?
– Естественно, узнаю.
– Не приехал ли он сейчас в Блу-Монд?
– Насколько я знаю, нет.
– К чему ты клонишь, Эд? – вмешалась Элеана. – Что заставляет тебя считать, что мой отец находится в Блу-Монде?
– Убийство Макмиллана, – ответил Коннорс. – Это меня хотели убить. Убийца принял Макмиллана за меня.
– Я не верю в это, – тяжело вздохнула Элеана.
– Потому что запрещаешь себе верить. – Коннорс постарался изгнать из своих слов горечь. – Элеана, разве я когда-нибудь лгал?
– По крайней мере, не при мне.
– Тогда ты должна верить тому, что я говорю. До того, как меня стал преследовать генерал Эстебан, я хорошо разобрался в твоей истории. Твой отец очень хитер. Он не питал никаких иллюзий, и предполагал, что именно я буду говорить в свою защиту. И он также знает, что, если я умру, мексиканская полиция закроет это дело и никто не вспомнит о сеньоре Дональде Хайсе.
Элеана тихо заплакала.
– Ты никогда не знала своего отца, – продолжал Коннорс. – Этот человек способен сделать то, что уже причинил Селесте и мне, способен на все... Но скажите мне, мистер Хайс...
– Нет, скажите вы мне – разве у вас есть какие-нибудь причины предполагать, что Макмиллана действительно убил мой брат, приняв его за вас? И вы не знаете никого из ваших недругов, который мог бы оказаться в Блу-Монде?
– Никого.
После некоторого размышления Хайс нарушил молчание, глубоко вздохнув:
– Ну что ж, мистер Коннорс, вы должны решить. Учитывая то, что вы мне сказали, весьма вероятно, что мой брат находится в Блу-Монде. Совершить третье преступление, чтобы скрыть два первых, – на это он способен. Естественно, он не рискнет попасться на глаза мне или Селесте. – Джон некоторое время сосредоточенно вглядывался в окружающий мрак. – Я надеялся, что мне никогда больше не придется беседовать о Доне после стольких лет молчания. А теперь приходится. – Он включил мотор. – Ну что ж, тем хуже, придется пережить. Если хотите, я отвезу вас в город. Вы можете поступить согласно своему желанию и рассказать шерифу Томсону о всех подозрениях. Вы найдете в нем надежного союзника, несмотря на то, что он так охотно исполнил мое желание.
– А какова альтернатива?
– Поехать ко мне в качестве приглашенного на свадьбу. Тогда мы сможем более подробно и более продолжительно поговорить об этом деле.
– Но только не вместе с мамой и Алланом, – добавила Элеана.
Коннорс начал размышлять. У него снова сложилась такая же ситуация, как и в Урапане, – борьба с тенью. Близость Элеаны и ее обнаженные плечи делали всю ситуацию еще более нереальной. Он колебался.
– Вы хотите сказать...
Элеана взяла его за руку.
– Пожалуйста, Эд, поедем к нам.
Он пожал плечами.
– Хорошо, поедем к вам.
Глава 11
Этот дом очень подходил своему хозяину – разбогатевшему владельцу цирка. Гостиная была огромна, с каменными стенами и простыми балками потолка, видневшимися на высоте двух этажей. С трех сторон гостиную окружала галерея шириной метра в полтора, на которую выходили двери комнат. Около четвертой стены находился камин, верхняя часть которого уходила в темноту потолка, высокого, как в соборе. Сделанный из широких досок пол был частично покрыт двумя коврами, каждый из которых был слишком велик для обыкновенной гостиной.
Хайс устроил широкую галерею, которая напоминала ему цирк. Стены были увешаны афишами и программами цирка братьев Хайс, а между программами висели портреты артистов, теперь уже пожилых или умерших, – акробатов на трапеции, жонглеров, укротителей, людей-змей, глотателей огня и шпаг, клоунов, танцовщиц, музыкантов, уродов. Там же находились изображения колесниц, висела шкура льва и портрет маленького слона по имени Хэппи. Одна стена была полностью завешана фотографиями матери Элеаны. Ее можно было увидеть выполняющей пируэт на спине белого коня и одновременно натягивающей поводья шестерых других лошадей, прыгающих через огромное огненное кольцо.
Селеста вошла в комнату одновременно с Джоном Хайсом. Эд Коннорс в этот момент рассматривал ее изображения на фото. В сорок два года бывшая наездница была все еще хороша. Ее лицо без морщин выглядело молодо, а фигура казалась такой же стройной, как и у ее дочери. В ней, казалось, было еще больше огня, чем в Элеане. Коннорс не понимал, как мужчина мог бросить Селесту, да еще двадцать лет назад. Хотя в ее волосах виднелись серебряные нити, а руки огрубели от работы, Селеста вполне могла сойти за сестру своей дочери.
Элеана тяжело вздохнула.
– Мама, представляю тебе Эда Коннорса, моего старого друга из Чикаго, приехавшего на свадьбу.
– Рада с вами познакомиться, мистер Коннорс. – Легкий французский акцент в речи Селесты чувствовался не более, чем у ее дочери. – Элеана много рассказывала мне о вас. – Она ущипнула дочь за щеку и прошла в комнату, приказав служанке принести вазу для цветов, которые держала в руках.
Коннорс с насмешливой улыбкой посмотрел на Элеану.
– Как тебе это могло прийти в голову! – шепнула Элеана.
– Я никогда при ней не произносила твоего имени и рассказала о тебе только дяде Джону. Селеста говорит так всем приглашенным, это ее манера быть любезной и доставлять людям приятное.
– А, понятно, – протянул Коннорс.
– Прошу тебя, Эд! – Пальцы Элеаны сжали его руку. – Мама столько пережила и так счастлива видеть, что я делаю, по ее словам, хорошую партию... Не надо причинять ей беспокойство. Я имею в виду твои соображения относительно моего отца... Во всяком случае, пока мы не будем в этом абсолютно уверены.
– Думаю, что это благоразумно, – согласился Коннорс. – Нет никакой необходимости огорчать Селесту. Почему бы не дать возможность шерифу Томсону провести следствие и не подождать, пока он найдет что-нибудь конкретное. В этом городе и сейчас еще проживает свыше тридцати человек, работавших в свое время у Донами, если это он стрелял, если Дон в Блу-Монде, кто-нибудь из этих людей обязательно узнает его.
– Коннорс обратился к Джону Хайсу: – Существует ли вероятность того, что Дон появится в этом доме?
– В этом доме? Дон появится здесь? После того, что он устроил? – возмутился Джон Хайс. – Молодой человек, я не ради забавы владею фабрикой и банком. Это был мой цирк. – Джон Хайс жестом указал на афиши и программы. – Это была моя жизнь. И Дон все пустил на ветер из-за какой-то цыганки и мизерной суммы денег, которую мы часто выручали за два удачных представления.
С этими словами Хайс, занятый какими-то делами, оставил их и поднялся по лестнице на галерею. Коннорс взял за локоть Элеану.
– Дорогая, прошу тебя, ты должна меня выслушать. Ты не можешь за него выйти замуж...
Эд попробовал поцеловать Элеану, но получил пощечину.
– Я уже сказала тебе, что тебе нечего делать в моей жизни.
Она вырвалась и пошла к матери в столовую.
Обед состоялся в девять часов вечера. Селеста поддерживала разговор. Из посторонних присутствовали только Коннорс и Лаутенбах. Приезд друзей семьи ожидался в конце недели. Окна столовой выходили на очаровательную лужайку, спускавшуюся к реке. Во время еды Джон Хайс время от времени бросал взгляд на большие застекленные окна двери. Однажды, когда он уронил салфетку и нагнулся, чтобы поднять ее, Коннорс заметил у него под пиджаком черный ствол пистолета, засунутого в кобуру, висевшую под мышкой.
– А чем вы занимаетесь, мистер Коннорс? – спросил Лаутенбах.
– Я пишу.
– Приключенческие и детективные романы, – добавила Элеана. – У мистера Коннорса замечательное воображение.
Коннорс решил ничего больше не объяснять. Его разговор с Шадом, прекрасный контракт с "Таннер Пресс" – все это так далеко... Эд ждал дальнейших вопросов Лаутенбаха, но тот молчал. Если Лаутенбаха и интересовали причины появления Коннорса в Блу-Монде, то он был слишком хорошо воспитан, чтобы расспрашивать Эда. Худой, с маленькой рыжей бородкой, сорокапятилетний Лаутенбах казался совершенно инертным. В нем все потухло. Время от времени он смотрел на Элеану, но при этом его взгляд не вспыхивал огнем. Коннорс сомневался, что замужество Элеаны будет удачным. Этому человеку нечего дать. Лаутенбах просто женился на матери своего будущего наследника. Этот человек уже растратил все, кроме денег.
Они пили кофе и ликер в гостиной, когда в десять часов зазвонил телефон. К аппарату подошел Джон Хайс. Вернувшись, он сел на софу рядом с Коннорсом.
– Звонил шериф Томсон. На оружии нашли отпечатки пальцев. Это старое охотничье ружье, которое обычно хранилось в запертом шкафу на нижнем этаже отеля. Томсон считает, что ружье некогда принадлежало мне и что это именно то ружье, которое я пять лет назад дал бедняге Макмиллану, когда он вздумал поохотиться на зайцев.
Он говорил тихим голосом, и Коннорс отвечал тоже тихо.
– Следовательно, его мог взять любой?
– Совершенно верно.
– Вы сообщили ему, что существует подозрение, что ваш брат вернулся?
– Нет, – сухо сказал Хайс, – я не говорил ему об этом.
На другом конце комнаты Аллан Лаутенбах монотонно рассказывал детали игры в поло, участником которой он был. Только Селеста делала вид, что слушает. Элеана, развалившись в кресле, откровенно зевала. Спустя некоторое время после телефонного звонка она объявила, что они с Алланом поедут немного прогуляться. Они уехали, не пригласив с собой Коннорса. После их отъезда разговор почти совсем иссяк. Коннорс понимал, что его присутствие в доме и интриговало, и вместе с тем беспокоило мать Элеаны, но она, так же как и Лаутенбах, была слишком хорошо воспитана, чтобы задавать вопросы. В десять тридцать она встала и пожелала всем спокойной ночи.
Джон Хайс смотрел, как она поднимается по лестнице, а Коннорс наблюдал за Хайсом. Если какой-либо мужчина и был увлечен женщиной, то таковым являлся именно Джон Хайс.
Коннорс вспомнил, как он описал историю этой семьи, и начал размышлять.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24